Герильеро научных конференций. Полемика с А. Тарасовым. Начало.

Feb 28, 2012 12:22


По команде «отбой!» начинается тёмное время суток.
Телесериал «Солдаты».

Тёмное время суток - промежуток между
 вечерними и утренними сумерками.
Правила дорожного движения.

Ругать российских левых - одно сплошное удовольствие. Поле деятельности здесь - и огромно, и непахано. Самые пошлые банальности, самые заскорузлые догмы здесь произносят (и перевирают) с такой академической напыщенностью, полное практическое бессилие компенсируется таким обилием «р-революционной» риторики, что порой, прочитывая очередную статью для очередного богом забытого журнала на очередной богом забытой страничке в Сети, невольно задаёшься вопросом: имеешь ли ты дело с творением просто сноба, или прирождённого кретина?

В то же время, наблюдать за левацкими междоусобицами (которые лишь по вине какого-то недоразумения называются «дискуссиями»)  изнутри - занятие и малоприятное, и практически бесполезное. Как говорил товарищ Сталин, оппонент каждый раз обращается к вымышленному образу своего противника, опровергая его вывернутые наизнанку, а то и просто вымышленные аргументы - упорно не замечая, что в сущности повторяет его. Здесь поневоле вспомнишь и Энгельса, рассказывающего про дюринговское понимание закона диалектики: «…ясно, что при отрицании отрицания, сводящемся к ребяческому занятию - попеременно ставить a и затем вычёркивать его, или попеременно утверждать о розе, что она есть роза и что она не есть роза, - не получится и не обнаружится ничего, кроме глупости того, кто предпринимает подобную скучную процедуру». Скучная процедура? Не скажите: ведь некоторые люди посвящают ей лучшие десятилетия своей жизни: утверждая в начале каждого очередного творения, что «роза не есть роза» - а в конце блестяще опровергая эту галиматью!

Самоопровержение и самоповтор, чередующиеся в российской левой прессе на протяжении нескольких десятилетий, могли бы быть действительно невинным ребячеством. Проблема тут, однако, состоит в том, что этим занимаются вовсе не только и не столько «вьюноши бледные со взором горящим» - поначитавшись разных модных книжек. У них, порой, и на чтение модных книжек недостаёт времени - не говоря уже о подобной графомании. Проблема в том, что когда этим делом занимаются взрослые, бородатые зачастую люди, наделённые фантастической эрудицией вкупе с фантастическим же зазнайством - в этого рода «дискуссиях» забалтываются, перевираются до неузнаваемости, а часто и попросту исчезают те рациональные зёрна, которые могли быть рождены самими авторами или продуктивно позаимствованы ими откуда-то. А умные мысли для сегодняшних российских левых важнее не только хлеба насущного - но и практических рецептов выживания в условиях, когда одна и та же кастрюля используется и для приготовления Rumfordsuppe a-la «Das Kapital» - субстанции столь же питательной, сколь дешёвой и омерзительной, - и для собственных изысканий в области оптимального соотношения аммиачной селитры, алюминиевой пудры и сахара в аммонале.

Полемика вокруг статьи «Мировая революция - 2», развернувшаяся между её автором - хорошо известным в левых кругах публицистом А. Н. Тарасовым - и представителем троцкистской группы «Вперёд» (ныне - «антикапиталистической партии России», РСД) - Марком Васильевым, - именно такого рода. Доходит до курьёзов: в докладах на научных конференциях Александр Николаевич расточает упрёки как западным, так и российским левым в том, что они организуют научные конференции, а не вооружённое подполье; призывает их бойкотировать языки метрополии, в обязательном порядке - английский… со страниц сначала венгерского, потом русского, украинского, а затем и английского левого журнала. Громогласный герильеро на поверку оказывается графоманом, который компенсирует тотальную бессодержательность  своих статей, состоящих из выхваченных отовсюду и изрядно затасканных общих мест - цветистой, по-революционному развесистой клюквой. Благо знания в области истории самых различных общественных движений крайне обширны, а градус мирового пожара в крови тем выше - чем скучнее мероприятия, завсегдатаем которых он является. Марк Васильев в полемической статье пытается восстановить «языки метрополии» и «научные конференции» в правах, но - тщетно. Через очень непродолжительное время он получает от Александра Николаевича решительный отпор, представляющий обычный для этого деятеля поток снобизма, фамильярностей и прямых оскорблений.

Дискуссия эта не стоила бы малейшего внимания, если бы не одно «но»: в её ходе оппонентами полностью утрачено то, что я считаю важным (если не важнейшим) теоретическим достижением как европейских, так и российских левых периода 60-90-х годов. Достижение это - критический взгляд на природу обществ, возникших во время революций первой половины XX века - в некоторой мере принадлежит и самому Тарасову. Вернёмся же назад на десяток-другой лет, чтобы разобраться внимательнее: что же конкретного, ценного было тогда сказано по существу этого вопроса?

1. Что же такое, всё-таки, «суперэтатизм» А. Н. Тарасова?

Распад СССР поставил левых в тупик. Ещё бы: первое и крупнейшее в мире государство рабочих и крестьян уничтожено руками самих рабочих и крестьян! А в первых рядах разрушителей - классовый авангард, шахтёры Кузбасса. Тут было над чем призадуматься. В условиях же абсолютного хаоса, царящего и по сей день в общественной мысли, новые теории: от иудео-масонских заговоров до реставрации феодализма (а то и «азиатского способа производства») большевиками - росли как грибы после дождя. Не отставали и истмат-диаматовские догматики, переписавшие известные места о двух фазах коммунизма из «Критики Готской программы» Маркса и «Государства и революции» Ленина столько раз, сколько потребовалось им для заполнения полос своих газет.

Большая часть «критических» теорий тех лет создана по общей схеме. Автор формулирует ряд признаков, которые были характерны для существовавшего в СССР общества, сравнивает их с некими «признаками» коммунизма - взятыми, чаще всего, из расхожих представлений самых разных людей о нём - приходит к выводу о несовпадении (или неполном совпадении) первого и второго и, как это говорится, «вводит в научный оборот» некий новый термин для обозначения общественного строя СССР. Обрамляется это священнодейство в более или менее интересные исторические параллели, указания на те или иные ошибки Маркса (чаще всего - его ориентация на пролетариат), и - вуаля! - небольшая статейка готова. Нелепость подобной формы изложения бросается в глаза. Автор лишь выхватывает те «признаки» общества, которые почему-то показались важными ему, делая это более или менее произвольно. В результате введённый в научный обиход термин (как правило, крайне неуклюжий) оказывается применимым лишь к существующей в голове автора совокупности признаков - а вовсе не к самому предмету его исследований. В то время как сам объект продолжает двигаться сообразно своим внутренним законам и установкам, не обращая никакого внимания на то, какие внешние проявления этого движения (на том или другом его этапе) заметил тот или иной исследователь, и насколько вычурным и длинным словом он их назвал. Общественное развитие идёт своим чередом, и исследователю - чтобы его творение могло произвести впечатление чего-то стоящего, чтобы установить хоть какую-то связь между этапами этого развития (смена которых очевидна каждому) - приходится прибегать к помощи внешних сил: будь то провиденье Божье, жидомасонский заговор, гений тех или иных участников процесса или наоборот - их незадачливые ошибки. Нет ничего удивительного в том, что столь непрочные связи легко рвутся - и нелепое здание очередной социологической теории разваливается на отдельные кирпичики.

В то же время, трудно поставить этот ворох противоречащих одна другой теорий в вину их авторам. Научные инструменты постижения общественной реальности, разработанные поколениями марксистов, лишь повторяют свои азбучные положения о существовании «двух фаз коммунизма», что СССР был «первой фазой, обладающей родимыми пятнами» и т.д. - и не говорят ничего по существу волновавших общество вопросов. В этом нет ничего удивительного: старый марксистский метод разрабатывался в условиях старого общества для его практического преобразования, и зашёл в тупик бесконечного самоповтора тогда, когда его попытались напрямую применить к обществу, пережившему «отрицание отрицания» - революцию и реставрацию - несмотря на то, что очень многие внешние признаки роднят конечный результат такого сальто-мортале с его исходной предпосылкой. «Измерительные приборы», которые обществоведы использовали в течение целого столетия, требуют где-то капитальной чистки, а где-то и полной реконструкции. Без этого они настолько искажают реальность - что и легче, и продуктивнее отложить их на время в сторону, взглянуть на мир невооружённым взглядом, записать результаты наблюдений и лишь после этого, исходя из этих непосредственных результатов, начать доработку и поверку своих приборов.

Опубликованная в 1996 году статья Александра Тарасова «Суперэтатизм и социализм», на которую он же ссылается в своей «Мировой революции - 2» не слишком выделяется на фоне остальных статей подобного рода. За скиданными в одну кучу некими «основными признаками социализма» («бесклассовый безгосударственный нетоварный строй прямой демократии (демократии участия), преодолевший эксплуатацию и отчуждение, основанный на общественной собственности на средства производства и порожденный социалистическим (коммунистическим) способом производства»), за списком из семи признаков «того, что мы имели при “реальном социализме”» делается вывод: «“реальный социализм” этим основным (выделенное в оригинале прописными буквами я буду выделять здесь курсивом) характеристикам социализма не соответствовал». Поэтому нужно придумать «реальному социализму» другое название. За неимением лучшего - пусть это будет «суперэтатизм». Поскольку этот общественный строй, называвший себя «социализм» существовал одновременно с неким другим строем, называвшимся «капитализм» на одном производственно-технологическом базисе - то, кажется логичным развернуть мудрёное французское слово в дефиницию, стремящуюся указать на главные признаки. Согласно Тарасову суперэтатизм - строй, парный капитализму в рамках одного способа производства: индустриального…

Дефиниция эта (нелепая настолько же, насколько нелеп определяемый термин) - фактически единственное, что мы узнали о «суперэтатизме» за те 15 с лишним лет, что прошли с момента публикации этой статьи. Расхожие байки про «ликвидацию конкуренции» - знакомые каждому, кто учился в постсоветской средней школе (и позже в «заборостроительных академиях», как любит выражаться Тарасов про современную школу высшую) едва ли стоит рассматривать как нечто, придающее статье научную новизну. Хотя то, что Александр Николаевич приходит в ярость и негодование всякий раз, когда встречает упоминание о «ликвидации конкуренции» в учебниках для этих «заборостроительных академий» без ссылки на свой «суперэтатизм» - вовсе не исключено. И всё же, всеми нормальными людьми практического склада ума подобные побасенки вставляются в научные труды для того, чтобы увеличить их стоимость - при вполне осознанной неспособности к увеличению потребительной стоимости - и поэтому едва ли могут служить источником страданий для них даже и в том случае, если цитирующий такое общее место не даст ссылку на «первоисточник». А как Александру Тарасову должно быть известно из курса политической экономии, издатели толстых журналов платят авторам не за новизну их творений (так могут подумать лишь те, кто учился по «экономической теории» Самуэльсона, в СССР не издаваемой), а за количество написанных букв и формальное соответствие результата нормам научной стилистики того или иного языка. (Скандальная публикация в “Science” псевдонаучного текста, созданного с помощью программы-генератора, полностью подтверждает вывод почтенной экономической науки). Да и название журнала, в котором была опубликована эта статья, говорит прямо: мысль исследователя здесь может быть свободна не только от всякого соответствия реальности (от этого она была здесь свободна задолго до переименования «Коммуниста» в «Свободную мысль») - но и от малейшей внутренней согласованности, не говоря уже об идеологических и методологических оковах. По-видимому, некие статьи неких членкоров, завёрнутые редакцией, по признанию Тарасова, прямо у него на глазах - не соответствовали либо этому духу свободомыслия, либо нормам русского научного языка.

Сформулированная автором цель публикации (к постановке проблемы), казалось бы, снимает с него все вопросы. Претензии автора, казалось бы, очень скромны: мол, соберу кое-какой материал (скорее всего очень обрывочный), приду к некоторым первоначальным обобщениям и выводам (пусть и к таким, от которых можно будет совершенно спокойно отказаться) - в общем, с меня, как с паршивой овцы, хоть шерсти клок. Казалось бы - стоило мне из-за этой пары страниц разводить сыр-бор на десятки?.. Беда в том, что в своих последующих статьях Тарасов ссылается на эту так обильно, отстаивает её научную новизну с таким упорством (если не сказать - безрассудством) - как если бы здесь, вопреки заглавию, был не маленький шажок к постановке проблемы, а правильно поставленная научная проблема (о природе «реального социализма») с полным и исчерпывающим её разрешением. Ведь как трогательно-противно наблюдать за тем, с каким тщеславием Александр Николаевич сообщает своему догматическому оппоненту с лефт.ру: его «суперэтатизм» медленно но верно завоёвывает популярность… его цитируют… перед ним извиняются товарищи за цитаты без ссылок… На мой же взгляд то, что подобный воляпюк «завоёвывает популярность» в кругах русских академических левых - это лишь следствие их непроходимой изолированности (равно как и просто непроходимости), а вовсе не заслуга автора.

Тем временем, годы идут, седины Александра Николаевича умножаются и борода увеличивается в размерах… а мир так и не знает о его «суперэтатизме» ничего, кроме достаточно тощей дефиниции. Прошло 15 лет с тех пор, как была написана эта статья - полтора десятилетия натужных призывов к созданию то ли Общей Теории Освобождения, то ли Общей Теории Восстания… а о концепции «суперэтатизма» (верность которому Александр Николаевич хранит в своём трепетном сердце столь трепетно, что даже изобретает очередные «суперэтатистские революции») русское революционное движение не узнало ничего - сверх того, что открылось ему в 1996 году. А ведь пятнадцать лет - срок очень немаленький. Заключённые, отмотавшие такой срок в колонии - как правило, не могут социализироваться в изменившемся обществе. Для российских же левых оно, судя по видимому, остановилось. Зюганов всё также баллотируется в президенты, Тарасов всё также пишет очередной призыв к городской герилье - всё также леча за государственный счёт, совместно с большинством леворадикалов 80-х, свой отравленный в спецпсихлечебницах организм, и сочиняя в своём «Центре новой социологии и изучения практической политики “Феникс”» про леворадикалов современных статейки и целые монографии. Всё также вызывающие у этих леворадикалов лишь унылую отрыжку, а у оперов из ЦПЭ - неподдельный интерес. Развитие российской левой мысли способно опровергнуть все слухи об «ускорении времени» благодаря Интернету и скоростным электропоездам. Ведь с момента написания Марксом в 1844 году своих «Экономическо-философских рукописей» (до этого с наукой экономикой он был незнаком совершенно) до публикации им книги «К критике политической экономии» (пусть и довольно тонкой) прошло не 15, а 13 лет. Большая часть которых прошла в разъездах по «научным конференциям»… разе что с клопами в лондонских углах, похоронам своих детей и нервных срывах жены, урождённой баронессы фон Вестфален - вынужденной есть тот самый хлеб с квасцами и тот самый картофель, что так красочно описан на страницах «Капитала» как удел нищих, а вовсе не аристократических жён гениальных учёных. И если Александр Тарасов способен дать что-то - о чём каждый раз заявляет с апломбом, которого бы хватило на один «Капитал», десяток «Что такое “друзья народа”…» и сотню-другую «Что делать?»; если он не только считает себя отличным от бесплодных догматиков из КПРФ и РКРП, но и действительно отличается от них чем-то существенным - то пусть даёт, и поскорее.

продолжение
Previous post Next post
Up