БУНТ, КОТОРОГО НЕ БЫЛО. Часть первая.
Из моего исторического расследования (основанного на недавно рассекреченных архивных документах) вы узнаете, что:
1) Отставка Ельцина была сугубо добровольной.
2) Сама отставка явилась следствием его банальной неспособности сработаться с Егором Лигачевым, а не бунтарского заступничества за беды народные.
3) Никаких кадровых решений в отношении Ельцина на октябрьском Пленуме принято не было.
4) Речь Ельцина, распространявшаяся в виде листовок, не имеет ничего общего с его реальным выступлением на Пленуме.
5) После октябрьского Пленума Ельцин оставался членом ЦК КПСС, занимал номенклатурные должности министра (без портфеля) и заместителя председателя Госстроя СССР. При этом за Ельциным оставались все причитающееся его высоким постам привилегии.
Полная версия тут:
Глава 1 : "Взаимодействие противоположностей".
https://ed-glezin.livejournal.com/867539.html
Глава 2 : "Разрыв".
https://ed-glezin.livejournal.com/867620.html
Глава 3 : "И видел я, как становится взлётом паденье".
https://ed-glezin.livejournal.com/867911.html
Эдуард Глезин
Бунт, которого не было
20 лет назад 21 октября 1987 года взошла политическая звезда Ельцина и началась (в широком смысле этого слова) его эпоха. На проходившем Октябрьском пленуме ЦК КПСС, где в повестке дня был один вопрос - о докладе Генерального секретаря по случаю 70-й годовщины Октябрьской революции, произошло ЧП. Тогдашний глава московской парторганизации поднялся на трибуну и попросил о своей отставке.
Но обо всем по порядку…
Взаимодействие противоположностей
Путь Ельцину в большую московскую политику открыл не кто иной, как его будущий враг номер один - Егор Лигачев (позднее он назовёт это своей главной ошибкой). Произошло это ещё при Андропове, который подбирал команду технократов - прагматиков (вроде Рыжкова и Вольского) для осуществления своего плана преобразований. По воспоминаниям Лигачева, Юрий Владимирович в конце 1983 года позвонил ему из больницы "и попросил при случае побывать в Свердловске и "посмотреть" на Ельцина. Вскоре такой случай представился, я посетил Свердловск (январь 1984 года), принял участие в областной партконференции побывал с Борисом Николаевичем в трудовых коллективах, не скрою, меня привлекали в Ельцине живость общения с людьми, энергия и решительность..." [Лигачев Е.К. "Предостережение" с.410]
Кстати о решимости. По старой номенклатурной традиции о кандидате на какой-либо ответственный пост обязательно спрашивали: «Он умный или энергичный?» С началом проведения политики ускорения повысился спрос на энергичных, и Ельцин начал своё восхождение на кремлёвский Олимп. 4 апреля 1985 года Лигачев звонит Ельцину и настаивает на его переезде в Москву в качестве заведующего отделом строительства ЦК КПСС. Уже в июне того же года на Пленуме ЦК его избирают секретарём Центрального Комитета опять же по вопросам строительства. А 24 декабря - руководителем московской парторганизации. И, наконец, в феврале 1986 года Ельцин становится кандидатом в члены Политбюро, достигая вершины своей партийной карьеры.
В первое время Борис Николаевич пользовался полной и всесторонней поддержкой Горбачева. Сложился своего рода политический тандем: Горбачев был нужен Ельцину как щит, а Ельцин Горбачеву - как меч. Ельцин вёл своеобразную разведку боем и его рвение в продвижении перестройки должно было стимулировать других. По воспоминаниям помощника Генерального секретаря, Анатолия Черняева "Горбачев не раз - и на Политбюро, и по другим случаям хвалил Ельцина, говорил о том, что ему достался трудный и запущенный "объект - Москва, развращенная Гришиным и Промысловым". [А.С. Черняев "Шесть лет с Горбачевым" с. 174] О степени доверия к первому секретарю МГК говорит и тот факт, что ему дважды (в апреле 1986 и 1987 годов) поручалось председательствовать на торжественных заседаниях во Дворце съездов, приуроченных ко дню рождения Ленина.
Пользуясь надёжным прикрытием, Ельцин развернул в Москве бурную деятельность. Копируя новый стиль генсека, он регулярно проводил свои "хождения в народ", ведя с москвичами откровенный диалог на злободневные темы. Чтобы лучше узнать столичные проблемы Ельцин сам объехал наиболее значимые промышленные предприятия и строительные объекты, иногда добираясь до них на троллейбусе или метро. Ельцин быстро становится в Москве притчей во языцах. Западная пресса начинает проявлять к нему живой интерес. Для борьбы с "торговой мафией" он практиковал еженедельные и внезапные рейды по магазинам. В результате за неполные два года его градоначальствования, было арестовано свыше двух тысяч работников торговли.
Однако очень скоро в деятельности Ельцина стала проявляться непродуманность его шагов наряду со стремлением всё доводить до крайности. Так инициатива с проведением продуктовых ярмарок обернулась тем, что по выходным закрывались все овощные магазины и людям приходилось отстаивать многочасовые очереди за той же картошкой, перевезённой из магазина в нарядный теремок. Безуспешная борьба с привилегиями завершилась требованиями закрыть "английские" спецшколы. Далеко не всем пришлось по душе и другое его нововведение: устраивать в Москве "санитарные пятницы", сгоняя высококвалифицированных специалистов на уборку города.
Вопреки расхожему мнению речи Ельцина, произносимые им тогда со всевозможных трибун, не отличались особым радикализмом: " Социализм не силой оружия, а силой примера доказывает и докажет свои преимущества над обществом, построенным на эксплуатации человека человеком. Мы в этом убеждены! Мы в это твёрдо верим!" ["Московская правда" 04.05.86]
"Мы в своей работе по перестройке не должны забывать - речь идёт о судьбе социализма. На волне демократизации нередко образуется пена социальной демагогии. Появились различного рода группки и объединения, которые под флагом перестройки жонглируют лозунгами партии, спекулируют на реальных и вымышленных трудностях и проблемах". ["Московская правда" 09.08.87]
"Весь мир смотрит, получится перестройка у Советов или нет. Запад, конечно, надеется, что у нас не получится". ["Московская правда" 05.10.86]
Тему "комплиментов" в сторону Запада Ельцин продолжил на XIII съезде ГКП во время своего визита в ФРГ в мае 1986 года: "Мы с вами не можем отдавать судьбы мира в руки американского империализма и идущего послушно в его фарватере правительства ФРГ. ФРГ хочет иметь своё лицо во внешне политике, но его нет. Это просто двойник лица Вашингтона". ["Московская правда" 04.05.86] Друзья Гельмут и Билл появятся у Бориса Николаевича позже.
И там же: "Много небылиц выдаёт буржуазная пропаганда вокруг аварии на ЧАЭС. И всё для того, чтобы в очередной раз раскрутить спираль антисоветской истерии в надежде вбить клин в отношения Советского Союза с другими странами. Но этого сделать не удастся. Я могу ответственно заявить, что правительством делается всё необходимое, чтобы устранить последствия аварии". ["Московская правда" 04.05.86]
Не менее принципиальным был первый секретарь МГК КПСС и в отстаивании генеральной линии партии во внутренней политике, в частности, по проведению антиалкогольной компании: "Настойчиво, не отступая ни на шаг, продолжаем борьбу с пьянством. Линия на ограничение доступности алкогольных напитков, сокращение продажи, будет бескомпромиссной и впредь" ["Московская правда" 23.02.87] - рапортовал он на одном из партийных форумов.
Позднее, уже опальный Ельцин любил говорить о том, что на заседаниях Политбюро он нередко «высказывал ряд критических замечаний» по обсуждавшимся вопросам. Но при этом Борис Николаевич скромно умалчивал о сути его претензий. Между тем непосредственные свидетели собраний на высшем партийном уровне говорят о том, что тогда его высказывания не слишком подходили к будущему образу главного демократа России. Московский градоначальник возмущался принижением роли партийных органов при проведении перестройки, сомневался в своевременности реабилитации Бухарина и т.д.
Полемизировал он в основном со своим недавним покровителем - Лигачевым. Особенно ожесточёнными их стычки становились во время отсутствия Горбачева в Москве, когда Егору Кузьмичу поручалось вести заседания Секретариата и Политбюро.
В последнем органе власти Ельцин работал на положении фактического заместителя Лигачева. Он постоянно ощущал свою обречённость на прозябание в качестве "вечного зама" при втором человеке в партии. В отличии, например, от своего более удачливого коллеги - А.Н. Яковлева, который прошёл путь от кандидата до полноправного члена Политбюро за неполных шесть месяцев (с января по июнь 1987 года). Кстати говоря, такое положение непосредственного подчинённого не было характерным для биографии будущего президента России и было для него психологически дискомфортным. Позже Ельцин сам с удивлением вспоминал, что до этого никогда не был "замом". "Пусть начальник участка, но не заместитель начальника управления, пусть начальник управления, но не заместитель управляющего трестом" [В.Соловьев, Е.Клепикова "Борис Ельцин. Политические метаморфозы" с. 178] - напишет он позднее.
Забегая немного вперёд, надо сказать, что, видимо, этим объясняется то, что подавая в отставку на Октябрьском (1987 год) Пленуме он особо подчеркнул двусмысленность своего положения: "Я перед вами должен поставить вопрос об освобождении меня от должности, обязанностей кандидата в члены политбюро. Соответствующее заявление я подал, а как будет в отношении первого секретаря городского комитета партии, это будет решать уже, видимо, пленум городского комитета партии". ["Известия ЦК КПСС" № 2, 1989 г., с.241] То есть быть первым в Москве для него было важнее, чем занимать второстепенный пост в Политбюро.
Продолжая тему межличностных взаимоотношений высокопоставленных "заклятых друзей" можно привести любопытное замечание Андрея Грачева - последнего пресс-секретаря президента СССР. "Несмотря на глубокую взаимную неприязнь, у Лигачева с Ельциным много общего в чисто психологическом плане (...). Оба - ярко выраженные властные натуры обкомовских "хозяев", жёстких в общении с подчинёнными, нетерпеливых и подозрительных к тем людям из внешнего круга, кто не разделял их взглядов. Оба свято верящие в то, что эффективность политики измеряется решительностью предпринимаемых организационных мер и обеспечивается незыблемостью авторитета руководителя". [А.Грачев "Кремлёвская хроника" с. 119]
Как учил товарищ Сталин: "Кадры решают всё". Возглавив московскую парторганизацию, Ельцин сразу же заменил всех помощников, членов бюро и секретарей МГК, а так же руководство Моссовета. Из тридцати трех первых секретарей "уцелело" только десять. "Многих из них действительно следовало снять, - вспоминает бывший соратник Бориса Ельцина Михаил Полторанин. - Но кем Ельцин их заменял? Ставил вторых первыми, черпал кадры из той же колоды. Какой-то взвешенной идеи или цели не было - просто у него такая манера. Подбирал по принципу личной преданности, а это порождало наушничество, доносы на соперников. Он взрывался, начинал убирать только что назначенных". ["Комсомольская правда " 05.02.1999]
Всего было проведено три круга чистки аппаратчиков среднего звена. Попавшие под них переживали, попадали в больницы с инфарктами, но первый секретарь продолжал менять подчинённых с маниакальным упорством. Подобную кадровую чехарду, дезорганизующую работу государственного аппарата, мы наиболее зримо наблюдали и в последние годы его правления. Ельцин видел корень всех бед не в порочности системы, а в плохом исполнении его распоряжений. Впрочем, довольно быстро руководитель московских коммунистов сам оказался в положении изгоя. Хотя в 1986 году он, конечно, не мог и в страшном сне себе представить, что апробированный им способ отстранения от власти первого секретаря Ленинградского райкома, на пленуме партии, будет повторен на нём самом со стопроцентной точностью. Ирония ситуации заключается и в схожести их стилей работы. "Московская правда" напишет, что выступившие на пленуме обвинили В.Д. Шахманова в стремлении решать вопросы единолично, в духе своего командного характера. Отмечалось его "неразборчивость и поспешность в решении кадровых вопросов", а так же "болезненная реакция на критику в свой адрес". "Состоявшийся разговор, - сказал Виктор Дмитриевич, - стал для меня уроком жизни, уроком правды". ["Московская правда" 16.11.86]
Интересно, что Ельцин с воодушевлением отнёсся к такому "товарищескому разговору". "Вы, наверное, читали в "Московской правде" отчёт о пленуме Ленинградского райкома партии, - обращался он к аудитории очередной конференции Московского метрополитена. На нём члены райкома, пожалуй, впервые в полной мере осознали и проявили свою коллективную роль в процессе демократизации общественной, в том числе партийной жизни. Крепко досталось первому секретарю райкома. Пять часов выслушивал он критику, замечания, высказываемые прямо в лицо. И, думаю, урок правды, урок коллективной принципиальности запомнится ему надолго". ["Московская правда" 23.11.86]
Правда через год, самому Борису Николаевичу хватит и трёх часов подобного "урока" для того, чтобы запомниться на всю жизнь, но и, к сожалению, серьёзно подорвать его здоровье.
Как говорится, история повторяется.
Популярность же тогдашнего первого секретаря МГК во многом объяснялась именно такими разборами, "ударами по штабам". В массах кадровая свистопляска воспринималась как борьба былинного богатыря с изворотливым драконом, у которого на месте отрубленных голов тут же отрастают новые.
Впрочем, уже в мае 1987 года произошёл эпизод, подмочивший репутацию московского градоначальника, особенно среди интеллигенции. Речь идёт о его встрече с представителями скандально известного общества "Память". Манифестанты, устроившие несанкционированное шествие к Моссовету, были радушно приняты в его Мраморном зале первым секретарём МГК КПСС. Выступавшие "памятники" требовали прекратить строительство Мемориального комплекса на Поклонной горе (что вскоре и было сделано), а так же "пресечь гнилую либерализацию" и покончить с бюрократией - "этой гидрой мирового масонства, сионизма и империализма». Сам лидер "Памяти" - Дмитрий Васильев, призвал к прекращению "использования гласности для пропаганды образцов культуры космополитического Запада". Как это ни странно, будущий демократ номер один не то что не осудил подобные высказывания, но даже не попытался как-то поспорить, заявить о необоснованности такого рода псевдопатриотических тезисов, сильно отдающих национализмом. Наоборот, в своей заключительной речи Ельцин выразил удовлетворение состоявшимся разговором и, посетовав на то, что "вокруг вас много спекуляций, многие вас охаивают", обещал "рассмотреть вопрос о регистрации "Памяти" и закончил: "Как говорится, до новых встреч!" [В.Соловьев, Е.Клепикова "Борис Ельцин. Политические метаморфозы" с.62]
Конечно, он мог поручить провести эту встречу кому-нибудь из своих помощников. Но Ельцин этого не сделал и за два часа милой беседы с "коричневыми" скомпрометировал себя в глазах многих на долгие годы.
Таким образом, Горбачев с 1985 года дал, Ельцину карт-бланш на наведение порядка в Москве, практически полностью развязав ему руки. Однако, пустясь в открытое плавание по морю власти, первый секретарь московского городского комитета партии очень скоро обнаружил и продемонстрировал несовместимость своего авторитарного характера (со ставкой на чисто административные подходы к разрешению любых проблем) с либеральными замыслами генсека по коренному преобразованию общества.
Одновременно с этим первые же годы пребывания Ельцина на партийном Олимпе были отмечены небывалым ростом его популярности среди москвичей. Основную массу населения буквально завораживало сочетание неискушённой наивности в его речах и откровенной простоты в поведении. И с ухудшением дел в стране всё отчетливее проявлялась такая двойственность его положения. Чем больше росло недовольство Ельциным сверху, тем мощнее становилась его поддержка снизу.
Эдуард Глезин
Бунт, которого не было
20 лет назад 21 октября 1987 года взошла политическая звезда Ельцина и началась (в широком смысле этого слова) его эпоха. На проходившем Октябрьском пленуме ЦК КПСС, где в повестке дня был один вопрос - о докладе Генерального секретаря по случаю 70-й годовщины Октябрьской революции, произошло ЧП. Тогдашний глава московской парторганизации поднялся на трибуну и попросил о своей отставке.
Но обо всем по порядку…
Взаимодействие противоположностей
Путь Ельцину в большую московскую политику открыл не кто иной, как его будущий враг номер один - Егор Лигачев (позднее он назовёт это своей главной ошибкой). Произошло это ещё при Андропове, который подбирал команду технократов - прагматиков (вроде Рыжкова и Вольского) для осуществления своего плана преобразований. По воспоминаниям Лигачева, Юрий Владимирович в конце 1983 года позвонил ему из больницы "и попросил при случае побывать в Свердловске и "посмотреть" на Ельцина. Вскоре такой случай представился, я посетил Свердловск (январь 1984 года), принял участие в областной партконференции побывал с Борисом Николаевичем в трудовых коллективах, не скрою, меня привлекали в Ельцине живость общения с людьми, энергия и решительность..." [Лигачев Е.К. "Предостережение" с.410]
Кстати о решимости. По старой номенклатурной традиции о кандидате на какой-либо ответственный пост обязательно спрашивали: «Он умный или энергичный?» С началом проведения политики ускорения повысился спрос на энергичных, и Ельцин начал своё восхождение на кремлёвский Олимп. 4 апреля 1985 года Лигачев звонит Ельцину и настаивает на его переезде в Москву в качестве заведующего отделом строительства ЦК КПСС. Уже в июне того же года на Пленуме ЦК его избирают секретарём Центрального Комитета опять же по вопросам строительства. А 24 декабря - руководителем московской парторганизации. И, наконец, в феврале 1986 года Ельцин становится кандидатом в члены Политбюро, достигая вершины своей партийной карьеры.
В первое время Борис Николаевич пользовался полной и всесторонней поддержкой Горбачева. Сложился своего рода политический тандем: Горбачев был нужен Ельцину как щит, а Ельцин Горбачеву - как меч. Ельцин вёл своеобразную разведку боем и его рвение в продвижении перестройки должно было стимулировать других. По воспоминаниям помощника Генерального секретаря, Анатолия Черняева "Горбачев не раз - и на Политбюро, и по другим случаям хвалил Ельцина, говорил о том, что ему достался трудный и запущенный "объект - Москва, развращенная Гришиным и Промысловым". [А.С. Черняев "Шесть лет с Горбачевым" с. 174] О степени доверия к первому секретарю МГК говорит и тот факт, что ему дважды (в апреле 1986 и 1987 годов) поручалось председательствовать на торжественных заседаниях во Дворце съездов, приуроченных ко дню рождения Ленина.
Пользуясь надёжным прикрытием, Ельцин развернул в Москве бурную деятельность. Копируя новый стиль генсека, он регулярно проводил свои "хождения в народ", ведя с москвичами откровенный диалог на злободневные темы. Чтобы лучше узнать столичные проблемы Ельцин сам объехал наиболее значимые промышленные предприятия и строительные объекты, иногда добираясь до них на троллейбусе или метро. Ельцин быстро становится в Москве притчей во языцах. Западная пресса начинает проявлять к нему живой интерес. Для борьбы с "торговой мафией" он практиковал еженедельные и внезапные рейды по магазинам. В результате за неполные два года его градоначальствования, было арестовано свыше двух тысяч работников торговли.
Однако очень скоро в деятельности Ельцина стала проявляться непродуманность его шагов наряду со стремлением всё доводить до крайности. Так инициатива с проведением продуктовых ярмарок обернулась тем, что по выходным закрывались все овощные магазины и людям приходилось отстаивать многочасовые очереди за той же картошкой, перевезённой из магазина в нарядный теремок. Безуспешная борьба с привилегиями завершилась требованиями закрыть "английские" спецшколы. Далеко не всем пришлось по душе и другое его нововведение: устраивать в Москве "санитарные пятницы", сгоняя высококвалифицированных специалистов на уборку города.
Вопреки расхожему мнению речи Ельцина, произносимые им тогда со всевозможных трибун, не отличались особым радикализмом: " Социализм не силой оружия, а силой примера доказывает и докажет свои преимущества над обществом, построенным на эксплуатации человека человеком. Мы в этом убеждены! Мы в это твёрдо верим!" ["Московская правда" 04.05.86]
"Мы в своей работе по перестройке не должны забывать - речь идёт о судьбе социализма. На волне демократизации нередко образуется пена социальной демагогии. Появились различного рода группки и объединения, которые под флагом перестройки жонглируют лозунгами партии, спекулируют на реальных и вымышленных трудностях и проблемах". ["Московская правда" 09.08.87]
"Весь мир смотрит, получится перестройка у Советов или нет. Запад, конечно, надеется, что у нас не получится". ["Московская правда" 05.10.86]
Тему "комплиментов" в сторону Запада Ельцин продолжил на XIII съезде ГКП во время своего визита в ФРГ в мае 1986 года: "Мы с вами не можем отдавать судьбы мира в руки американского империализма и идущего послушно в его фарватере правительства ФРГ. ФРГ хочет иметь своё лицо во внешне политике, но его нет. Это просто двойник лица Вашингтона". ["Московская правда" 04.05.86] Друзья Гельмут и Билл появятся у Бориса Николаевича позже.
И там же: "Много небылиц выдаёт буржуазная пропаганда вокруг аварии на ЧАЭС. И всё для того, чтобы в очередной раз раскрутить спираль антисоветской истерии в надежде вбить клин в отношения Советского Союза с другими странами. Но этого сделать не удастся. Я могу ответственно заявить, что правительством делается всё необходимое, чтобы устранить последствия аварии". ["Московская правда" 04.05.86]
Не менее принципиальным был первый секретарь МГК КПСС и в отстаивании генеральной линии партии во внутренней политике, в частности, по проведению антиалкогольной компании: "Настойчиво, не отступая ни на шаг, продолжаем борьбу с пьянством. Линия на ограничение доступности алкогольных напитков, сокращение продажи, будет бескомпромиссной и впредь" ["Московская правда" 23.02.87] - рапортовал он на одном из партийных форумов.
Позднее, уже опальный Ельцин любил говорить о том, что на заседаниях Политбюро он нередко «высказывал ряд критических замечаний» по обсуждавшимся вопросам. Но при этом Борис Николаевич скромно умалчивал о сути его претензий. Между тем непосредственные свидетели собраний на высшем партийном уровне говорят о том, что тогда его высказывания не слишком подходили к будущему образу главного демократа России. Московский градоначальник возмущался принижением роли партийных органов при проведении перестройки, сомневался в своевременности реабилитации Бухарина и т.д.
Полемизировал он в основном со своим недавним покровителем - Лигачевым. Особенно ожесточёнными их стычки становились во время отсутствия Горбачева в Москве, когда Егору Кузьмичу поручалось вести заседания Секретариата и Политбюро.
В последнем органе власти Ельцин работал на положении фактического заместителя Лигачева. Он постоянно ощущал свою обречённость на прозябание в качестве "вечного зама" при втором человеке в партии. В отличии, например, от своего более удачливого коллеги - А.Н. Яковлева, который прошёл путь от кандидата до полноправного члена Политбюро за неполных шесть месяцев (с января по июнь 1987 года). Кстати говоря, такое положение непосредственного подчинённого не было характерным для биографии будущего президента России и было для него психологически дискомфортным. Позже Ельцин сам с удивлением вспоминал, что до этого никогда не был "замом". "Пусть начальник участка, но не заместитель начальника управления, пусть начальник управления, но не заместитель управляющего трестом" [В.Соловьев, Е.Клепикова "Борис Ельцин. Политические метаморфозы" с. 178] - напишет он позднее.
Забегая немного вперёд, надо сказать, что, видимо, этим объясняется то, что подавая в отставку на Октябрьском (1987 год) Пленуме он особо подчеркнул двусмысленность своего положения: "Я перед вами должен поставить вопрос об освобождении меня от должности, обязанностей кандидата в члены политбюро. Соответствующее заявление я подал, а как будет в отношении первого секретаря городского комитета партии, это будет решать уже, видимо, пленум городского комитета партии". ["Известия ЦК КПСС" № 2, 1989 г., с.241] То есть быть первым в Москве для него было важнее, чем занимать второстепенный пост в Политбюро.
Продолжая тему межличностных взаимоотношений высокопоставленных "заклятых друзей" можно привести любопытное замечание Андрея Грачева - последнего пресс-секретаря президента СССР. "Несмотря на глубокую взаимную неприязнь, у Лигачева с Ельциным много общего в чисто психологическом плане (...). Оба - ярко выраженные властные натуры обкомовских "хозяев", жёстких в общении с подчинёнными, нетерпеливых и подозрительных к тем людям из внешнего круга, кто не разделял их взглядов. Оба свято верящие в то, что эффективность политики измеряется решительностью предпринимаемых организационных мер и обеспечивается незыблемостью авторитета руководителя". [А.Грачев "Кремлёвская хроника" с. 119]
Как учил товарищ Сталин: "Кадры решают всё". Возглавив московскую парторганизацию, Ельцин сразу же заменил всех помощников, членов бюро и секретарей МГК, а так же руководство Моссовета. Из тридцати трех первых секретарей "уцелело" только десять. "Многих из них действительно следовало снять, - вспоминает бывший соратник Бориса Ельцина Михаил Полторанин. - Но кем Ельцин их заменял? Ставил вторых первыми, черпал кадры из той же колоды. Какой-то взвешенной идеи или цели не было - просто у него такая манера. Подбирал по принципу личной преданности, а это порождало наушничество, доносы на соперников. Он взрывался, начинал убирать только что назначенных". ["Комсомольская правда " 05.02.1999]
Всего было проведено три круга чистки аппаратчиков среднего звена. Попавшие под них переживали, попадали в больницы с инфарктами, но первый секретарь продолжал менять подчинённых с маниакальным упорством. Подобную кадровую чехарду, дезорганизующую работу государственного аппарата, мы наиболее зримо наблюдали и в последние годы его правления. Ельцин видел корень всех бед не в порочности системы, а в плохом исполнении его распоряжений. Впрочем, довольно быстро руководитель московских коммунистов сам оказался в положении изгоя. Хотя в 1986 году он, конечно, не мог и в страшном сне себе представить, что апробированный им способ отстранения от власти первого секретаря Ленинградского райкома, на пленуме партии, будет повторен на нём самом со стопроцентной точностью. Ирония ситуации заключается и в схожести их стилей работы. "Московская правда" напишет, что выступившие на пленуме обвинили В.Д. Шахманова в стремлении решать вопросы единолично, в духе своего командного характера. Отмечалось его "неразборчивость и поспешность в решении кадровых вопросов", а так же "болезненная реакция на критику в свой адрес". "Состоявшийся разговор, - сказал Виктор Дмитриевич, - стал для меня уроком жизни, уроком правды". ["Московская правда" 16.11.86]
Интересно, что Ельцин с воодушевлением отнёсся к такому "товарищескому разговору". "Вы, наверное, читали в "Московской правде" отчёт о пленуме Ленинградского райкома партии, - обращался он к аудитории очередной конференции Московского метрополитена. На нём члены райкома, пожалуй, впервые в полной мере осознали и проявили свою коллективную роль в процессе демократизации общественной, в том числе партийной жизни. Крепко досталось первому секретарю райкома. Пять часов выслушивал он критику, замечания, высказываемые прямо в лицо. И, думаю, урок правды, урок коллективной принципиальности запомнится ему надолго". ["Московская правда" 23.11.86]
Правда через год, самому Борису Николаевичу хватит и трёх часов подобного "урока" для того, чтобы запомниться на всю жизнь, но и, к сожалению, серьёзно подорвать его здоровье.
Как говорится, история повторяется.
Популярность же тогдашнего первого секретаря МГК во многом объяснялась именно такими разборами, "ударами по штабам". В массах кадровая свистопляска воспринималась как борьба былинного богатыря с изворотливым драконом, у которого на месте отрубленных голов тут же отрастают новые.
Впрочем, уже в мае 1987 года произошёл эпизод, подмочивший репутацию московского градоначальника, особенно среди интеллигенции. Речь идёт о его встрече с представителями скандально известного общества "Память". Манифестанты, устроившие несанкционированное шествие к Моссовету, были радушно приняты в его Мраморном зале первым секретарём МГК КПСС. Выступавшие "памятники" требовали прекратить строительство Мемориального комплекса на Поклонной горе (что вскоре и было сделано), а так же "пресечь гнилую либерализацию" и покончить с бюрократией - "этой гидрой мирового масонства, сионизма и империализма». Сам лидер "Памяти" - Дмитрий Васильев, призвал к прекращению "использования гласности для пропаганды образцов культуры космополитического Запада". Как это ни странно, будущий демократ номер один не то что не осудил подобные высказывания, но даже не попытался как-то поспорить, заявить о необоснованности такого рода псевдопатриотических тезисов, сильно отдающих национализмом. Наоборот, в своей заключительной речи Ельцин выразил удовлетворение состоявшимся разговором и, посетовав на то, что "вокруг вас много спекуляций, многие вас охаивают", обещал "рассмотреть вопрос о регистрации "Памяти" и закончил: "Как говорится, до новых встреч!" [В.Соловьев, Е.Клепикова "Борис Ельцин. Политические метаморфозы" с.62]
Конечно, он мог поручить провести эту встречу кому-нибудь из своих помощников. Но Ельцин этого не сделал и за два часа милой беседы с "коричневыми" скомпрометировал себя в глазах многих на долгие годы.
Таким образом, Горбачев с 1985 года дал, Ельцину карт-бланш на наведение порядка в Москве, практически полностью развязав ему руки. Однако, пустясь в открытое плавание по морю власти, первый секретарь московского городского комитета партии очень скоро обнаружил и продемонстрировал несовместимость своего авторитарного характера (со ставкой на чисто административные подходы к разрешению любых проблем) с либеральными замыслами генсека по коренному преобразованию общества.
Одновременно с этим первые же годы пребывания Ельцина на партийном Олимпе были отмечены небывалым ростом его популярности среди москвичей. Основную массу населения буквально завораживало сочетание неискушённой наивности в его речах и откровенной простоты в поведении. И с ухудшением дел в стране всё отчетливее проявлялась такая двойственность его положения. Чем больше росло недовольство Ельциным сверху, тем мощнее становилась его поддержка снизу.