Что мне рассказали о войне и оккупации, 3
Часть 1
Часть 2
В годы войны в Минске действовал театр. В нем работал уже упоминавшийся дядя Боря - член известной в Минске актерской династии. Ставили в основном белорусскую и русскую классику, было много музыкальных спектаклей. По понятной причине наша семья в театре бывала довольно часто, это помогало хотя бы ненадолго отвлечься от трагической повседневности. Помню, мама как-то при обсуждении репертуара Купаловского театра заметила: «Что-то они водевилей совсем не ставят, вот, помню, был один такой веселый в оккупацию…»
Дядя Боря чуть не погиб по время взрыва, устроенного подпольщиками в театре 22 июня 1943 г. Как вспоминала бабушка, прибежал он с окровавленным лицом. Как я сейчас понимаю, начиналась охота на гауляйтера Кубе.
Основная часть Купаловского театра была на гастролях. Дядя Борю, как сына известного актера, хотели вывезти «на Большую землю» - к нему приходила партизанская связная. Он не согласился, сочтя это за провокацию СД. За что и поплатился - после освобождения получил 5 лет за сотрудничество с оккупантами. Говорили, что больше всего к такому повороту событий приложила руку та самая связная.
Кое-что рассказывали мне и о бытовых взаимоотношениях с немцами. Один из них был в какой-то хозяйственной структуре - то ли располагался неподалеку от «пожарища», то ли служил в том месте, куда мама и сестры ходили на работу. Немец был ярко-рыжий и его звали Медный Чайник. Он вполне себе откликался на эту кличку.
Как-то сидели в квартире родственников и играли на пианино. Постучали, вошел немец. Попросил разрешения сесть за инструмент. Долго играл, потом объяснил, что до армии был музыкантом. Уходя, сказал: «Мне стыдно, что я немец»…
Бургомистром Минска был Вацлав Ивановский. Бабушка была с ним немного знакома еще с давних времен - возможно, по работе в обществе помощи жертвам войны (первой мировой). О том, как по приказу Ивановского в дом моих родных провели электричество, я уже рассказывал. Впрочем, возможно, этому помогло и то, что электростанция была совсем рядом.
В Минске в годы войны работал Болеслав Берут - в будущем видный деятель народной Польши. Он служил в каком-то управлении в магистрате и, как сейчас пишут, выполнял какие-то задания Москвы. Бабушка рассказывала, как ей приходилось получать у него какие-то документы.
Минск довольно часто бомбили советские самолеты - что было объяснимо. Старались бомбить железную дорогу и здание дома правительства - в нем, как мне говорила бабушка, располагалось управление железных дорог или что-то в этом роде. Но то ли ПВО у немцев работала хорошо, то ли здание это какое-то заколдованное (ему ведь и немцы не нанесли заметного ущерба), но бомбы в него не попадали и падали по соседству, примерно в районе ул. Берсона. А все тот же дядя Боря, мог, выпив, во время бомбежки выбежать на улицу и кричать хорошо поставленным актерским голосом: «Бомбите их, сволочей, бомбите!»
Надо сказать, что очень мало рассказывали о еврейском гетто. Видимо, людям свойственно, в силу каких-то защитных реакций, стараться не вспоминать совсем уж страшные события. Помню какие-то разговоры-воспоминания взрослых, что в первые месяцы оккупации евреи ходили почти без охраны, и «если бы знали, что дальше будет» вполне могли бы и бежать. Но это, пожалуй, и все. И еще: сейчас мне кажется, что мама избегала посещения тех районов города, где было гетто и даже не хотела говорить на тему «что там было до войны».
О связи с подпольем речь пойдет в другой части, здесь же стоит вспомнить полукомичный эпизод. У нас был родственник (кажется, двоюродный брат деда Ивана), которого звали Зыгмусь (я его чуть-чуть помню). У него было какое-то психическое заболевание, но не очень серьезное - мог работать грузчиком или чернорабочим. В оккупацию он одно время работал грузчиком на продовольственном складе и грузил соль. Подошла машина, сказали грузить побольше. Сели и поехали, но не по обычному маршруту, а за город, в лес. По-видимому, эта соль предназначалась партизанам. Бедного Зыгмуся высадили и ему пришлось добираться в город пешком.
Еще одно воспоминание. У нашей семьи была очень хорошая знакомая, так сказать, на правах родственницы - Эмма Карловна, немка. Она жила в Александрово под Минском - на родине деда Ивана. До войны на лето к ней отправляли маму и ее сестер - своих детей у нее не было. Мама много рассказывала про Эмму Карловну, а на мой вопрос, что с ней стало, отвечала, что во время войны «угнали в Германию». Потом я узнал, что не совсем «угнали» - немцы перед уходом вывозили «фольксдойч» и Эмма Карловна сочла за лучшее уехать. Потом, как мне говорили, от нее даже приходили какие-то открытки из Западной Германии, но, наши, по понятным причинам, контакты старались не поддерживать.
(Продолжение здесь - http://dv-g.livejournal.com/54933.html)