Что мне рассказали о войне и оккупации, 2
Продолжение. Начало здесь - http://dv-g.livejournal.com/54250.html
В первые дни немцы арестовали (интернировали) всех мужчин призывного возраста. Чтобы их не отправили в лагерь военнопленных, надо было доказывать их местное происхождение. Арестовали и дядю Борю - жениха (или уже мужа?) моей тети Гали - маминой старшей сестры. Ей пришлось добиваться приема у каких-то немецких начальников. К счастью, дядю Борю отпустили.
Немцы приказали всем вернуться на свои рабочие места и приступить к работе. По словам бабушки, она сходила в Ботанический сад, но там ей не понравилось: стояли немецкие части, деревья рубили на дрова для полевых кухонь. И она устроилась машинисткой в регистратуре больницы и поликлиники в клиническом городке. Бабушка хорошо печатала на машинке еще с гимназических времен и это позволяло ей всегда находить работу, где требовался этот навык. По-видимому, требование вернуться именно на прежнее место работы соблюдалось не очень строго, к тому же и Ботанический сад был явно не самым стратегически важным объектом.
В больнице бабушка познакомилась с женщинами, которые стали ее лучшими подругами - Марией Константиновной ( о ней я как-то рассказывал) и Евгенией Константиновной. Директором больницы был прислан какой-то белоэмигрант. Он сквозь пальцы смотрел на то, что выписывались подозрительно большие количества йода и бинтов, которые затем уходили партизанам.
Бабушка верила, что немцев прогонят, хотя и понимала, что это займет немало времени. Поэтому для своих старших дочек старалась найти работу (а ее надо было найти - иначе высылали в Германию), которую нельзя было бы квалифицировать как сотрудничество с врагом - уборка, стирка или что-то похожее. А маме надо было ходить в школу. На мои вопросы на этот счет она отвечала, что почти не ходила, так как бабушка, «пользуясь служебным положением», постоянно доставала ей фальшивые справки о болезни. По ее рассказам, в классе висел портрет Гитлера, а при появлении учителя надо было произнести хором «Жыве Беларусь!». Как я сейчас понимаю, в школу она, по-видимому ходила не так уж мало - иначе как тогда бы она могла через 3 года без проблем учиться на отлично в 7 классе советской школы сразу после освобождения.
А дочь одной из бабушкиных подруг даже училась в техникуме. Аргументация была: «Наши придут все равно, нельзя год терять, да и преподаватели все свои». Только вот эту девушку в техникуме записали в СБМ (Саюз беларускай моладзi) и потом, после освобождения, у нее были большие проблемы.
Потом бабушка из поликлиники перешла работать на болотную станцию, которая восстановила свою деятельность, как сейчас пишут, при содействии Вацлава Ивановского - бургомистра Минска. Хорошо помню справку о работе с угловым штампом на немецком и белорусском языках - к сожалению, не сохранилась. А другая справка был датирована чуть ли не 1945 г. - т.е. после освобождения вполне себе какое-то время пользовались старыми «оккупационными» штампами.
Выжить помогали огород и корова, которыми занимался мамин отец - мой дед Иван. Как я понимаю, каких-то особых ограничений для огородничества не было, а земли было, по городским меркам, достаточно. Урожаем с огорода можно было рассчитываться и за разные услуги. Так, мама рассказывала, что в годы оккупации она обучалась музыке, и с преподавателем рассчитывались именно овощами с огорода. Это рассказывалось мне в назидание, как важно учиться музыке.
Но все-таки в Минске было голодно. У мамы это ощущение угрозы голода осталось на всю жизнь. Она же нередко по разным поводам повторяла строки из «Новай зямлi» Коласа: «А для дзяцей найбольша свята - абы наесцiся багата». Поэтому в конце 1943 г. или в начале 1944 г. бабушка с дочерьми переехала в Клецк в Западной Белоруссии, где жизнь была куда спокойней и сытнее.
Где там работали - не знаю. Жили у войта, который страшно боялся партизан. С этим была связана такая легенда. На окраине Клецка была какая-то перестрелка. Войт подумал, что партизаны берут город и забрался в погреб. Все стихло, послали мою маму сказать об этом войту. Тот вылез из погреба со словами: «Хлопцы, здаюся!». Не знаю, насколько это верно, но такой рассказ помню с самого раннего детства.
В Клецке всех и арестовали за связь с партизанами - но это отдельная тема.
(продолжение здесь - http://dv-g.livejournal.com/54553.html)
В первые дни немцы арестовали (интернировали) всех мужчин призывного возраста. Чтобы их не отправили в лагерь военнопленных, надо было доказывать их местное происхождение. Арестовали и дядю Борю - жениха (или уже мужа?) моей тети Гали - маминой старшей сестры. Ей пришлось добиваться приема у каких-то немецких начальников. К счастью, дядю Борю отпустили.
Немцы приказали всем вернуться на свои рабочие места и приступить к работе. По словам бабушки, она сходила в Ботанический сад, но там ей не понравилось: стояли немецкие части, деревья рубили на дрова для полевых кухонь. И она устроилась машинисткой в регистратуре больницы и поликлиники в клиническом городке. Бабушка хорошо печатала на машинке еще с гимназических времен и это позволяло ей всегда находить работу, где требовался этот навык. По-видимому, требование вернуться именно на прежнее место работы соблюдалось не очень строго, к тому же и Ботанический сад был явно не самым стратегически важным объектом.
В больнице бабушка познакомилась с женщинами, которые стали ее лучшими подругами - Марией Константиновной ( о ней я как-то рассказывал) и Евгенией Константиновной. Директором больницы был прислан какой-то белоэмигрант. Он сквозь пальцы смотрел на то, что выписывались подозрительно большие количества йода и бинтов, которые затем уходили партизанам.
Бабушка верила, что немцев прогонят, хотя и понимала, что это займет немало времени. Поэтому для своих старших дочек старалась найти работу (а ее надо было найти - иначе высылали в Германию), которую нельзя было бы квалифицировать как сотрудничество с врагом - уборка, стирка или что-то похожее. А маме надо было ходить в школу. На мои вопросы на этот счет она отвечала, что почти не ходила, так как бабушка, «пользуясь служебным положением», постоянно доставала ей фальшивые справки о болезни. По ее рассказам, в классе висел портрет Гитлера, а при появлении учителя надо было произнести хором «Жыве Беларусь!». Как я сейчас понимаю, в школу она, по-видимому ходила не так уж мало - иначе как тогда бы она могла через 3 года без проблем учиться на отлично в 7 классе советской школы сразу после освобождения.
А дочь одной из бабушкиных подруг даже училась в техникуме. Аргументация была: «Наши придут все равно, нельзя год терять, да и преподаватели все свои». Только вот эту девушку в техникуме записали в СБМ (Саюз беларускай моладзi) и потом, после освобождения, у нее были большие проблемы.
Потом бабушка из поликлиники перешла работать на болотную станцию, которая восстановила свою деятельность, как сейчас пишут, при содействии Вацлава Ивановского - бургомистра Минска. Хорошо помню справку о работе с угловым штампом на немецком и белорусском языках - к сожалению, не сохранилась. А другая справка был датирована чуть ли не 1945 г. - т.е. после освобождения вполне себе какое-то время пользовались старыми «оккупационными» штампами.
Выжить помогали огород и корова, которыми занимался мамин отец - мой дед Иван. Как я понимаю, каких-то особых ограничений для огородничества не было, а земли было, по городским меркам, достаточно. Урожаем с огорода можно было рассчитываться и за разные услуги. Так, мама рассказывала, что в годы оккупации она обучалась музыке, и с преподавателем рассчитывались именно овощами с огорода. Это рассказывалось мне в назидание, как важно учиться музыке.
Но все-таки в Минске было голодно. У мамы это ощущение угрозы голода осталось на всю жизнь. Она же нередко по разным поводам повторяла строки из «Новай зямлi» Коласа: «А для дзяцей найбольша свята - абы наесцiся багата». Поэтому в конце 1943 г. или в начале 1944 г. бабушка с дочерьми переехала в Клецк в Западной Белоруссии, где жизнь была куда спокойней и сытнее.
Где там работали - не знаю. Жили у войта, который страшно боялся партизан. С этим была связана такая легенда. На окраине Клецка была какая-то перестрелка. Войт подумал, что партизаны берут город и забрался в погреб. Все стихло, послали мою маму сказать об этом войту. Тот вылез из погреба со словами: «Хлопцы, здаюся!». Не знаю, насколько это верно, но такой рассказ помню с самого раннего детства.
В Клецке всех и арестовали за связь с партизанами - но это отдельная тема.
(продолжение здесь - http://dv-g.livejournal.com/54553.html)