МОЛОДЫЕ
МОЛОДЫЕ
На Украине завершается так называемое «Одесское дело»,
в рамках которого приговорены к длительным срокам заключения
молодые коммунисты - наши соотечественники, ныне граждане «разных стран».
До рассмотрения дела в кассационных инстанциях приговор
в законную силу не вступил.
Редакция имеет возможность ближе познакомить читателей
с некоторыми из молодых людей.
Сергей
Моя первая встреча с Сережей Бердюгиным произошла на квартире старой коммунистки Гладкой Лидии Всеволодовны. Это было в апреле 2002 года. У Гладкой был видеомагнитофон, мы просматривали фильм по истории Комсомола, затем обменивались мнениями. Сергей производил впечатление грамотного, интеллигентного, хорошо воспитанного мальчика. Он показался мне очень молодым, выглядел даже моложе своих лет. Я думал, он ещё школьник. На самом деле он уже учился в Одесском политехническом университете.
В первый раз ни о каких совместных действиях речи не было и даже фамилии его я не спросил. Разговор был общий. Оказалось, что Сергей родом из Кишинева, по национальности молдаванин, но давно уже живет с родителями в Одессе. Узнав, что я долго жил в Молдавии и в Приднестровье, Сергей расспрашивал меня о политической обстановке в обеих этих республиках.
Вторая наша встреча была уже связана с распространением листовок, обращённых к солдатам и офицерам армии Украины. Там были такие слова: «Солдаты и офицеры! Вы служите в самой нищей армии Европы. Украину хотят насильно, против воли народа, втянуть в НАТО, а вас сделать пушечным мясом и использовать во всех войнах, которые ведет на земле эта преступная организация». И только много позже, уже после трагической гибели Сергея, я узнал, что он был одним из авторов этой листовки...
Листовки мы клеили ночью на заборы воинских частей, перебрасывали через заборы на территорию, а несколько листовок даже вручили постовому солдату на КПП. Не знаю, сохранил ли он их. И знает ли, что Бердюгин заплатил жизнью за эту попытку донести до людей хотя бы крупицу истины... Ведь именно это и происходит сегодня - Украину уже втянули в НАТО! И украинцы уже воюют в Ираке за чуждые Украине интересы, против народа, не сделавшего нам ничего плохого. И гибнут. И даже стреляются, осознав, в какую грязь окунули их, бывших бойцов Советской Армии, которую когда-то называли армией-освободительницей.
Сергей говорил мало. Словам он предпочитал действие, практическую работу. Я не могу сейчас привести никаких красивых фраз, якобы им произнесенных той ночью, когда мы кидали листовки, как семена, не ведая, взойдут ли они или падут на бесплодную почву. Придумывать не хочу. Он просто делал то, что поручено, точнее то, что он сам счёл нужным, делал молча и добросовестно. Вот и всё.
Последняя встреча с Сергеем на свободе произошла незадолго до нашего ареста. Листовки мы распространяли летом 2002 года, а встретились после этого в начале зимы. Бердюгин зашел ко мне на квартиру, где я временно жил в Одессе, и попросил помочь ему подыскать жилье для наших товарищей. Если бы я знал, куда он потом поедет, я бы его туда не пустил. Все-таки он был ещё слишком молод для того, чтобы сложить голову в самом начале пути. Но о своих планах он, как всегда, ничего не говорил.
Мне было известно только, что после этого разговора он куда-то исчез из города и его искали родители.
Об аресте Бердюгина я узнал, когда сам уже находился за решеткой - в конце декабря 2002 года в Николаевском РОВД. Один из работников РОВД спросил: «Бердюгина знаешь?» - и я понял, что Сергей тоже у них в руках. Но тогда я ещё не знал, что они с ним сделали.
Сергей Бердюгин, не оказавший, кстати, сопротивления при аресте, был зверски избит и находился в ИВС в районе «Лесков», где содержался в нечеловеческих условиях - в грязной, переполненной камере, без медицинской помощи. Впрочем, все мы содержались в Николаеве без медицинской помощи. Даже в баню не водили. В камерах было холодно, иногда вовсе отсутствовали стекла.
Потом мы содержались в Николаевском СИЗО, естественно, в разных камерах, видел я Бердюгина всего раз и поговорить с ним не мог. Успел только поздороваться, когда его проводили мимо по коридору. Он старался держаться твердо, даже мне улыбнулся при встрече. Немного позже в камеру, где я содержался, привели новых арестантов. Как выяснилось, это были бывшие сокамерники Сергея, уголовники. Они многое о нем рассказали. Я узнал, что в той «хате», то есть в камере, где сидел Сергей, была нормальная обстановка - в том смысле, что арестанты неплохо относились друг к другу. Там содержались так называемые «первоходы», то есть ранее не судимые, попавшие в первый раз. Но до этого Сергея, по их словам, держали в «пресс-хате». Что такое «пресс-хата»? Это камера, куда работники правоохранительных органов специально сгоняют самых жестоких и наглых уголовников, к тому же - зависимых по разным причинам от администрации СИЗО. И специально науськивают их на того арестанта, которого надо «запрессовать». Этого арестанта избивают, запугивают, подвергают различным унижениям - а администрация не только не пресекает такие действия, а даже благословляет. Суки из «пресс-хаты» за то, что терроризируют товарища по заключению, имеют чай, сахар, сигареты, а также предметы, запрещенные в камерах другим зекам, - ножи, ножницы, спиртное, наркотики... Кстати, слово «суки» - это в данном случае не ругательство, а просто тюремный термин, которым обозначают зеков, выполняющих роль цепных собак, стукачей и палачей для правоохранителей.
Как мне рассказали, избивал Сережу в камере некий Гном, имя и фамилия которого, к сожалению, мне не известны. Сообщник Гнома сам не бил, но уговаривал дать признательные показания.
С Бердюгиным мы прибыли в Одессу, в ОСИ-21, по этапу в один день - 23 февраля 2003 года. Везли нас в «столыпинском вагоне», в разных купе-клетках. Я успел его поздравить с Днём Советской Армии. Конвой отреагировал нормально - возможно, они ещё не совсем забыли, что 23 февраля - это всё-таки праздник.
В ОСИ-21 Сергей находился на 3-м корпусе, а я - на 4-м*. Я его видел только один раз в прогулочном дворике. Знаю, что рядом с Сергеем, в соседней камере, сидел Артём.
Насколько мне известно, в Одесском следственном изоляторе Сергея не били. По некоторым данным, опер даже говорил уголовным, сидящим в одной камере с Бердюгиным, чтобы Сергея никто не вздумал трогать. Очевидно, его здоровье внушало опасения даже тюремщикам.
Затем я видел Сергея в воронке летом 2003 года, когда нас везли на следственные действия в СБУ. Бердюгин чувствовал себя очень плохо, хотя старался держаться... Я мог только морально его поддержать. Вот тогда между нами и состоялся разговор, который я запомню на всю жизнь. В ответ на мои слова о том, что мы с Сергеем освободимся раньше других, потому что у нас всего несколько эпизодов распространения агитационной литературы и что мы еще сходим вместе к Лидии Всеволодовне, посмотрим кино и попьём чаю, Сергей ответил: «Я, наверное, уже никогда отсюда не выйду. А ты, когда освободишься, передай Лидии Всеволодовне от меня большой привет». Глядя на конвоиров, Сергей добавил: «Вокруг одни враги». И еще он сказал по поводу страданий наших товарищей, что ему всех их жалко.
Я, действительно, передал Гладкой Лидии Всеволодовне привет от Сережи, когда летом 2004 года вышел на свободу. Самого его уже не было в живых.
В последний раз мы встречались на первых двух судебных заседаниях 24 сентября и 13 октября 2003 года. Сергей жаловался на сильную боль в печени, у него была высокая температура и, кроме всего прочего, воспаление легких. В таком состоянии его привезли на суд и он ещё успел увидеть, сколько самых разных людей, с которыми мы раньше не были знакомы, стремятся в зал. Успел почувствовать поддержку единомышленников... Второе судебное заседание закончилось, фактически не начавшись, - Сергея привезли в таком состоянии, что участвовать в судебном заседании он не мог, а показывать его людям было просто опасно - и без того информация о пытках, которым подвергаются политзаключенные, давно просочилась на волю сквозь тюремные стены и граждане откровенно называли работников милиции, СБУ и судей палачами. Кстати, Ленинский РОВД города Николаева, где к нашим товарищам применялись самые жестокие пытки, мы между собой переименовали в «Гитлеровский». Данный райотдел не достоин носить имя вождя мирового пролетариата.
Нас увезли обратно в следственный изолятор. Только в начале ноября от сокамерника, которого вывозили на суд, я узнал о смерти Сергея; эту печальную весть он услышал, сидя в пересыльном боксике с другими арестантами.
О последних днях жизни Сергея я узнал от его мамы - Бердюгиной Ларисы - уже после своего освобождения летом 2004 года. Родители долго добивались разрешения поместить Серёжу в городскую больницу, потому что в санчасти изолятора ему не могли оказать необходимую помощь. Разрешение было получено слишком поздно... Умирающего юношу доставили в Еврейскую больницу г. Одессы под усиленным конвоем. Медсестер правоохранители напугали, сообщив им, будто Серёжа «убил очень много людей». В палате держали тоже под охраной, приковав наручниками к кровати. Он был в сознании. Маму не пускали к нему в палату, она сидела в больничном коридоре, где ей передали его записку: «Мама, у меня всё в порядке». Он просто пожалел мать. На самом деле он знал, что умирает.
Надо сказать, что одесский адвокат Бердюгина на протяжении всего следствия и судебного процесса добивалась для своего подзащитного изменения меры пресечения в связи с тяжелым состоянием здоровья. Но ей отказывали, мотивируя это тем, что «подсудимый Бердюгин обвиняется в совершении особо тяжких преступлений». Лишь к моменту его смерти адвокат добилась освобождения Бердюгина из-под стражи. Но это было уже излишне. Смерть освободила его.
Полагаю, что прокурор Одесской области, подписывая постановление об освобождении Сергея Бердюгина под подписку о невыезде, знал, что делает. Бумага пришла через двое суток после гибели подсудимого.
Мать убеждена, что никаких «естественных причин» смерти Серёжи быть не могло. Они его убили. У нее осталась дочь Лена восемнадцати лет. Быть может, именно из страха за последнего своего ребенка родители Бердюгина не дали согласия, когда товарищи хотели нести гроб на руках через всю Одессу мимо здания СБУ. Их можно понять...
Сергей Бердюгин похоронен на кладбище Западном, на окраине Одессы. В кладбищенской конторе каждый, кто захочет посетить его могилу, легко сможет узнать последний адрес погибшего комсомольца. Он погиб за нас с вами, за восстановление СССР, за торжество идей социализма. Хотя он и немногое успел сделать. Но он все-таки сделал.
Саня Воронежский
Саню Воронежского на свободе я почти не знал. Видел его в Николаеве один раз, когда приезжал туда в конце ноября 2002 года по партийным делам. Мы тогда с ним только поздоровались, и Саша сразу уехал в другой город.
Более основательно я с ним познакомился уже в местах лишения свободы. Его полное имя - Смирнов Александр Владимирович, 1981 года рождения - я узнал от следователя СБУ из Полтавы Пилипенко А.П., когда тот приехал в Николаевский СИЗО ознакомить нас с результатами экспертизы. К Пилипенко нас с Сашей вызвали вместе. В следственном кабинете СИЗО я увидел бритого молодого человека, в котором узнал того самого Сашу из Николаева, вернее, из Воронежа, откуда он родом. В тот раз поговорить с Сашей я не успел.
Через несколько дней после моего этапирования в Одесский следственный изолятор сокамерники мне сообщили, что видели, как из камеры третьего этажа выводили моего «подельника». Как потом выяснилось, мы с Сашей Смирновым попали на один корпус*.
При выездах на следственные действия в УСБУ и в суд я узнал его историю и имел возможность изучить личные качества Воронежского. Саня приехал на Украину осенью 2002 года с целью поучаствовать в проводившейся тогда оппозиционными политическими силами акции протеста «Повстань, Украина!». Он действовал в качестве корреспондента российской газеты «Совет рабочих депутатов». Саня собирал информацию по текущим событиям в Киеве, а также развозил номера газеты «СРД» по комсомольским организациям других городов Украины с целью их распространения. Газета, кстати, вполне легальная, зарегистрирована в Министерстве информации РФ.
Как мне стало известно, через две недели после мимолетной встречи со мной в Николаеве Сашу незаконно задержали на Одесском автовокзале сотрудники ГУВД. Случилось это 5 декабря 2002 года, т.е. его раньше, чем всех остальных, лишили свободы. После этого Саню еще две недели «катали» по спецприемникам, не предъявляя конкретного обвинения. От него требовали признания в соучастии в «теракте» в Киеве, о котором Саша узнал только после своего задержания от самих милицейских дознавателей.
К Саше были применены пытки, его постоянно сильно избивали. В настоящее время он страдает от сильных головных болей - кошмар той страшной зимы до сих пор дает о себе знать. Очень скоро ему стало ясно, что это незаконное задержание произведено работниками милиции с подачи СБУ. Налицо был факт обыкновенного политического преследования инакомыслящего молодого человека со стороны правящего режима после провала акции «Повстань, Украина!», ставившей своей основной задачей отстранение от власти президента Кучмы. Только в конце декабря 2002 года Саню привезли в Николаев, где в УСБУ ему было предъявлено официальное обвинение по ст. 258 ч.4 УК Украины «Соучастие в деятельности террористической организации». Трудно придумать что-то более абсурдное, чем это обвинение. Саша даже не отслужил в армии и не умел пользоваться оружием. Но их это не касалось! Они исполняли черный заказ правящего режима…
В Одесском УСБУ уже весной 2003 года Саня наотрез отказался давать какие-либо показания и заявил, что по существу предъявленного обвинения он будет вести свою юридическую защиту в зале суда. Следователи СБУ, в свою очередь, пообещали Смирнову, что любыми способами они не дадут ему выйти на свободу.
В суде Саня упорно продолжал придерживаться избранной позиции защиты. Он принял участие в двух голодовках протеста. Первый раз - успешно. Сане удалось добиться разрешения на переписку с волей.
Из предъявленного судом обвинения Саня признал только факт распространения газеты «СРД», который вменялся ему как уголовно наказуемое деяние. Он также сделал заявление о том, что является коммунистом по убеждениям, хотя сам - беспартийный.
Я рассчитывал выйти на свободу вместе с Воронежским. Насколько мне потом стало известно, судьи вначале действительно собирались приговорить парня к условному сроку наказания за распространение газеты и на том успокоиться (тем более, что газета «СРД» выпускается в России легально). Но возможность выхода на свободу прямо из зала суда двух или трех человек «политических» вместо одного показалась судьям слишком большой милостью по отношению к комсомольцам-революционерам. Саня остался в тюрьме и продолжает борьбу за свободу.
Евгений СЕМЁНОВ,
Движение за освобождение политзаключённых,
против госэкстремизма
* Такова особенность тюремного жаргона: не «в корпусе», а «на корпусе».
(Продолжение следует)
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200448/?48_3_1