Отец и сын (окончание)
Начало тут http://duchelub.livejournal.com/78816.html#cutid1и тут http://duchelub.livejournal.com/78869.html
Отец, как все родители, хотел вырастить сына близким себе по духу, единомышленником. Сын же с раннего детства чувствовал, что он должен соответствовать неким требованиям отца , его представлениям о сыновьих качествах и достоинствах. Каким именно требованиям он не всегда улавливал. Но сама необходимость постоянно чему - то соответствовать, а не быть собой, угнетала. Его не покидали страх огорчить отца, ощущение виноватого без вины. Уже перешагнув за полвека, он рассказал сестре эпизод из детства.
Они с отцом возвращались домой после просмотра то ли высокохудожественного фильма, то ли спектакля ( детей в семье водили только на фильмы и спектакли высокой пробы, чем и сформировали неплохой вкус). Шли, не спеша, делясь впечатлениями. Проходили мимо цирка с красочной афишей, обещавшей интересное представление. Мальчик, которому в то время было никак не более 10 лет, воскликнул
- Папа, давай сходим в цирк на это представление! Мы давно не были в цирке.
Отец помрачнел лицом и грустно значительно произнёс:
- Ты меня очень огорчил. Я не ожидал этого от тебя.
И бедный мальчик мучился в догадках о том, что огорчительного в его просьбе пойти в цирк, почему он опять виноват. Много лет спустя он понял, что выказал себя недостаточно впечатлённым высоким искусством и прервал высокую беседу о прекрасном неуместным упоминанием о цирке.
От беспрестанного сравнивания своих поступков с « а что бы сказал о них отец» родилась неуверенность в себе, которую выдавала смущённая и несколько виноватая улыбка. А ведь отец мечтал видеть сына сильным человеком с высоко развитым чувством собственного достоинства, ни в коем случае не рабом. Вся семья постоянно выходила из Египта, особенно в пасхальные дни и особенно на словах. И прежде всего он старался, чтобы таким сын выглядел в глазах окружающих, всеми силами способствовал созданию этого иммиджа. Не допускал, чтобы мальчик имел оценку ниже «5» даже по рисованию, к которому тот был не способен, и лично подправлял его рисунки. Посещал родительские собрания и участвовал в школьных мероприятиях по просьбе учителей. Объяснялись ли его посещения желанием расположить к сыну учителей или сладостными для его отцовского уха похвалами, на которые учителя не скупились? Скорее всего - последним, ибо ребёнок не только прекрасно учился, но, что ещё важнее для учителей, был крайне дисциплинированным и скромным, т.е. не высовывался там, где не просят.
Мальчик был действительно чрезвычайно сдержан. Школа стала для него каторгой уже в младших классах. Время, проведённое в ней, он считал потерянным, так как мог использовать его гораздо полнее и знаний почерпнуть больше. Более всего раздражали бесполезные и бессмысленные многочисленные собрания и линейки с трескучим пафосом речей. Но ни учителя и, что ещё печальней, родители об этом не догадывались. Он оставался, к всеобщей радости, примерным учеником и послушным сыном, следующий советам отца. Отец не принуждал, а убеждал. Убедительными были его тембр голоса, интонации, значительное выражение лица и доказательства. За ним стоял опыт взрослого человека, преподавателя и учёного. Он советовал сыну заняться шахматами - тот записался в кружок и через года два получил первый разряд, хотя особой любви к этой игре не питал. Он нанял ему учительницу английского языка из репатрианток, совершенно не владеющую методикой преподавания, в чём сын быстро убедился, но продолжал беспрекословно с ней заниматься. Успехов же,по его собственным словам, достиг благодаря чтению книг на английском и прекрасной памяти.
«Опасный» возраст 14 - 16 лет никаких изменений в поведение сына не внёс. Характер отношений с отцом оставался прежним. Настало время получения паспорта - мучительный период для отца, период испытания его отцовской любви. Сын должен был определить свою национальность. Отец - еврей, мать - русская. Год 1973. СССР. Страна закрыта. Перестройкой не пахнет. Еврейство может испортить любимому сыну жизнь, но отказ от него продолжателя фамилии, признание себя русским - глубокая болезненная рана для отца ( он без сомнения знал, к какой национальности сын должен принадлежать по галахе, но в данных обстоятельствах ею пренебрегал). Душевные мучения были продолжительными и тяжёлыми. Наконец решение принято: в пятой графе будет записано «русский». Настоящее самопожертвование со стороны отца. Жертва его была огромна.
Миновал ещё год. Опять судьбоносный выбор, не столь трагический для отца, сколь важный своими последствиями для сына, - выбор профессии и вуза для поступления. Ко времени окончания школы сын чётко не определился в своих интересах. Успехи в точных науках, аналитическое мышление, умение зреть в корень и склонность к теоретичеким рассуждениям толкали к изучению физики, но теоретической. Практика в нём никто не видел. Стремления сломать паровозик, чтобы знать его устройство, у него и в детстве не наблюдалось. В то время, когда его шестилетний друг нечто мастерил, он стоял рядом и теоретизировал, размахивая руками. Мать твёрдо стояла за физический факультет университета. Отец, в теории проповедавший коммунистический принцип «от каждого по способностям», т.е дитё должно заниматься тем, к чему у него склонность, на деле задумался и о практической стороне вопроса применения знаний, решив, что профессия инженера надёжнее и перспективнее. А не подумать ли о политехе? В доме разгорелись словесные баталии. Мать была категорически против. Сын произносил невнятные фразы о физфаке.
- Ладно - сказал папа. - Но если физфак, то в московском вузе.
Однако поступление в университет столицы требовало иной, не школьной подготовки. После выпускных экзаменов взялись и за неё. Сомнения в выборе дальнейшего жизненого пути для сына продолжали грызть отца. Они достигли апогея в начале июля. Отец решил ехать с абитуриентом в столицу поездом. Взяли билеты. По дороге папаша не переставал выкладывать перед сыном все за и против их решения. У юноши голова шла кругом. Билеты сдали и вернулись домой. Пламя спора разгорелось с новой силой. Страсти кипели, ещё немного и в накалённой обстановке загорелись бы обои.
-Даёшь Москву! - С этим лозунгом кинулись в аэропорт, с билетами в руках оказались в самолёте, продолжая спорить, точнее, продолжал спорить сам с собой только отец. И если бы самолёт не взлетел или можно было бы выйти из него в полёте, мужчины, вероятно, в Москву не явились. Сын в университет не поступил. Он набрал проходной балл, годный для москвичей, но для иногородних балл был выше. Ему не хватило полбалла. Пришлось к явной радости отца, скрытой под маской огорчения, возвращаться домой.
Однако двери вузов не были закрыты перед мальчиком. Со своими результатами он мог быть зачислен в Минский университет на физфак и в политехнический на любой факультет. Отец проявил твёрдость: сын поступил в политех. Инженер - электрик, специалист по электроприводам - прекрасная, всегда и везде востребованная специальность. Юноша занимался успешно, сдавал экзамены на отлично. Участвовал в шахматных соревнованиях. Отец успокоился. А зря.
Плотину прорвало. Двадцатилетний сын наконец проявил характер. Восстал против авторитета отца? Нет, не против авторитета. Его авторитет как человека эрудированного, прекрасного преподавателя, творческого и независимо мыслящего, человека, который ввёл его в мир прекрасного,этот авторитет не исчез и остался навсегда с сыном. Он будет говорить своим детям: так говорил и рассказывал ваш дедушка. Он восстал против диктата отцовской воли. Перестал быть рабом. Отец мог гордиться. Но сыновье свободолюбие и самостоятельность обернулись против него. Сын не щадил отца в выражении своих суждений, не прощал ему ни одного неточного слова или высказывания, не принимал фантазий, к которыми нередко прибегал гуманитарий - отец, украшая свою речь, не выносил его пренебрежительного отношения к своим друзьям. За столом возникали яростные споры по любому поводу.
После окончания института сын получил работу в конструкторском бюро. И тут ему открылась страшная истина: он не любил свою работу, он ошибся в выборе профессии. Сознавая, что он не одинок, что есть миллионы людей, выполняющих свою работу усердно и аккуратно, но без души, однако довольных своей зарплатой и, следовательно, не видевших в жизни трагедии, сын тем не менее тяготился таким существованием. Начались запоздалые поиски себя. Он увлёкся психологией, сдал кандидатские экзамены и почти написал диссертацию, но вдруг разочаровался и забросил её. Занимался теорией изобретательства, опубликовал несколько статей по теме. Однако теория не помогла ему изобрести достаточно средств к существованию и содержанию образовавшейся семьи. Он стал искать себя в преподавании, вёл кружок в доме пионеров, получая нищенскую зарплату.
Обстановка в родительском доме, где он продолжал жить с женой и маленьким сыном, накалялась. Понимание он находил только у матери, которая терпеливо выслушивала его исповеди и философские рассуждения, не прерывая и не споря. Отец ревновал сына к своей жене и злился.
- Опять эти кухонные раговоры! Что за бабская болтовня!
С горечью замечал, что женское влияние на сына не только не устранено, но сердечная привязанность и единение матери и сына стали теснее. Свою неутолённую родительскую любовь он перенёс на внука. Дед и внук нежно любили друг друга, но дедушка не мог удержаться от замечаний родителям. Вновь разгорались споры, упрёки, в криках выплёскивалось накопленное раздражение, горькое неудовлетворение жизнью, её неустроенностью. Тон становился всё более резким, слова - жёсткими, и настал момент, когда отцу было брошено в лицо «дурак». Гордый, самолюбивый отец побледнел, мать охнула и застыла. Сын умолк. Отношения не восстанавливались долго. Ситуация требовала разрешения. Помогло время.
Год 1990. Массовая алия. Семья сына покинула страну уже в январе. Одна из причин, но не единственноя, - желание полной независимости.
В Израиле, блестяще овладев ивритом, сын, меняя одну работу за другой, рос профессионально, росла и его зарплата. Отец оказался прав: профессия инженера - электрика оказалась востребованной, но творческого удовлетворения она не приносит сыну и сейчас, хотя он занимается новым интересным проектом: устанавливает солнечные мини электростанции. Не лежит его душа к технике. Он живёт с ощущением нереализованности своих способностей, будто занимая чужое, не своё место. Пускаться в новые поиски и авантюры уже поздно. Но он всегда говорил сестре, что умеет учиться. Вот и теперь он учится, учится находить радость в реальной жизни, в том, что он имеет, а это, если подумать, не мало.
Отец, как все родители, хотел вырастить сына близким себе по духу, единомышленником. Сын же с раннего детства чувствовал, что он должен соответствовать неким требованиям отца , его представлениям о сыновьих качествах и достоинствах. Каким именно требованиям он не всегда улавливал. Но сама необходимость постоянно чему - то соответствовать, а не быть собой, угнетала. Его не покидали страх огорчить отца, ощущение виноватого без вины. Уже перешагнув за полвека, он рассказал сестре эпизод из детства.
Они с отцом возвращались домой после просмотра то ли высокохудожественного фильма, то ли спектакля ( детей в семье водили только на фильмы и спектакли высокой пробы, чем и сформировали неплохой вкус). Шли, не спеша, делясь впечатлениями. Проходили мимо цирка с красочной афишей, обещавшей интересное представление. Мальчик, которому в то время было никак не более 10 лет, воскликнул
- Папа, давай сходим в цирк на это представление! Мы давно не были в цирке.
Отец помрачнел лицом и грустно значительно произнёс:
- Ты меня очень огорчил. Я не ожидал этого от тебя.
И бедный мальчик мучился в догадках о том, что огорчительного в его просьбе пойти в цирк, почему он опять виноват. Много лет спустя он понял, что выказал себя недостаточно впечатлённым высоким искусством и прервал высокую беседу о прекрасном неуместным упоминанием о цирке.
От беспрестанного сравнивания своих поступков с « а что бы сказал о них отец» родилась неуверенность в себе, которую выдавала смущённая и несколько виноватая улыбка. А ведь отец мечтал видеть сына сильным человеком с высоко развитым чувством собственного достоинства, ни в коем случае не рабом. Вся семья постоянно выходила из Египта, особенно в пасхальные дни и особенно на словах. И прежде всего он старался, чтобы таким сын выглядел в глазах окружающих, всеми силами способствовал созданию этого иммиджа. Не допускал, чтобы мальчик имел оценку ниже «5» даже по рисованию, к которому тот был не способен, и лично подправлял его рисунки. Посещал родительские собрания и участвовал в школьных мероприятиях по просьбе учителей. Объяснялись ли его посещения желанием расположить к сыну учителей или сладостными для его отцовского уха похвалами, на которые учителя не скупились? Скорее всего - последним, ибо ребёнок не только прекрасно учился, но, что ещё важнее для учителей, был крайне дисциплинированным и скромным, т.е. не высовывался там, где не просят.
Мальчик был действительно чрезвычайно сдержан. Школа стала для него каторгой уже в младших классах. Время, проведённое в ней, он считал потерянным, так как мог использовать его гораздо полнее и знаний почерпнуть больше. Более всего раздражали бесполезные и бессмысленные многочисленные собрания и линейки с трескучим пафосом речей. Но ни учителя и, что ещё печальней, родители об этом не догадывались. Он оставался, к всеобщей радости, примерным учеником и послушным сыном, следующий советам отца. Отец не принуждал, а убеждал. Убедительными были его тембр голоса, интонации, значительное выражение лица и доказательства. За ним стоял опыт взрослого человека, преподавателя и учёного. Он советовал сыну заняться шахматами - тот записался в кружок и через года два получил первый разряд, хотя особой любви к этой игре не питал. Он нанял ему учительницу английского языка из репатрианток, совершенно не владеющую методикой преподавания, в чём сын быстро убедился, но продолжал беспрекословно с ней заниматься. Успехов же,по его собственным словам, достиг благодаря чтению книг на английском и прекрасной памяти.
«Опасный» возраст 14 - 16 лет никаких изменений в поведение сына не внёс. Характер отношений с отцом оставался прежним. Настало время получения паспорта - мучительный период для отца, период испытания его отцовской любви. Сын должен был определить свою национальность. Отец - еврей, мать - русская. Год 1973. СССР. Страна закрыта. Перестройкой не пахнет. Еврейство может испортить любимому сыну жизнь, но отказ от него продолжателя фамилии, признание себя русским - глубокая болезненная рана для отца ( он без сомнения знал, к какой национальности сын должен принадлежать по галахе, но в данных обстоятельствах ею пренебрегал). Душевные мучения были продолжительными и тяжёлыми. Наконец решение принято: в пятой графе будет записано «русский». Настоящее самопожертвование со стороны отца. Жертва его была огромна.
Миновал ещё год. Опять судьбоносный выбор, не столь трагический для отца, сколь важный своими последствиями для сына, - выбор профессии и вуза для поступления. Ко времени окончания школы сын чётко не определился в своих интересах. Успехи в точных науках, аналитическое мышление, умение зреть в корень и склонность к теоретичеким рассуждениям толкали к изучению физики, но теоретической. Практика в нём никто не видел. Стремления сломать паровозик, чтобы знать его устройство, у него и в детстве не наблюдалось. В то время, когда его шестилетний друг нечто мастерил, он стоял рядом и теоретизировал, размахивая руками. Мать твёрдо стояла за физический факультет университета. Отец, в теории проповедавший коммунистический принцип «от каждого по способностям», т.е дитё должно заниматься тем, к чему у него склонность, на деле задумался и о практической стороне вопроса применения знаний, решив, что профессия инженера надёжнее и перспективнее. А не подумать ли о политехе? В доме разгорелись словесные баталии. Мать была категорически против. Сын произносил невнятные фразы о физфаке.
- Ладно - сказал папа. - Но если физфак, то в московском вузе.
Однако поступление в университет столицы требовало иной, не школьной подготовки. После выпускных экзаменов взялись и за неё. Сомнения в выборе дальнейшего жизненого пути для сына продолжали грызть отца. Они достигли апогея в начале июля. Отец решил ехать с абитуриентом в столицу поездом. Взяли билеты. По дороге папаша не переставал выкладывать перед сыном все за и против их решения. У юноши голова шла кругом. Билеты сдали и вернулись домой. Пламя спора разгорелось с новой силой. Страсти кипели, ещё немного и в накалённой обстановке загорелись бы обои.
-Даёшь Москву! - С этим лозунгом кинулись в аэропорт, с билетами в руках оказались в самолёте, продолжая спорить, точнее, продолжал спорить сам с собой только отец. И если бы самолёт не взлетел или можно было бы выйти из него в полёте, мужчины, вероятно, в Москву не явились. Сын в университет не поступил. Он набрал проходной балл, годный для москвичей, но для иногородних балл был выше. Ему не хватило полбалла. Пришлось к явной радости отца, скрытой под маской огорчения, возвращаться домой.
Однако двери вузов не были закрыты перед мальчиком. Со своими результатами он мог быть зачислен в Минский университет на физфак и в политехнический на любой факультет. Отец проявил твёрдость: сын поступил в политех. Инженер - электрик, специалист по электроприводам - прекрасная, всегда и везде востребованная специальность. Юноша занимался успешно, сдавал экзамены на отлично. Участвовал в шахматных соревнованиях. Отец успокоился. А зря.
Плотину прорвало. Двадцатилетний сын наконец проявил характер. Восстал против авторитета отца? Нет, не против авторитета. Его авторитет как человека эрудированного, прекрасного преподавателя, творческого и независимо мыслящего, человека, который ввёл его в мир прекрасного,этот авторитет не исчез и остался навсегда с сыном. Он будет говорить своим детям: так говорил и рассказывал ваш дедушка. Он восстал против диктата отцовской воли. Перестал быть рабом. Отец мог гордиться. Но сыновье свободолюбие и самостоятельность обернулись против него. Сын не щадил отца в выражении своих суждений, не прощал ему ни одного неточного слова или высказывания, не принимал фантазий, к которыми нередко прибегал гуманитарий - отец, украшая свою речь, не выносил его пренебрежительного отношения к своим друзьям. За столом возникали яростные споры по любому поводу.
После окончания института сын получил работу в конструкторском бюро. И тут ему открылась страшная истина: он не любил свою работу, он ошибся в выборе профессии. Сознавая, что он не одинок, что есть миллионы людей, выполняющих свою работу усердно и аккуратно, но без души, однако довольных своей зарплатой и, следовательно, не видевших в жизни трагедии, сын тем не менее тяготился таким существованием. Начались запоздалые поиски себя. Он увлёкся психологией, сдал кандидатские экзамены и почти написал диссертацию, но вдруг разочаровался и забросил её. Занимался теорией изобретательства, опубликовал несколько статей по теме. Однако теория не помогла ему изобрести достаточно средств к существованию и содержанию образовавшейся семьи. Он стал искать себя в преподавании, вёл кружок в доме пионеров, получая нищенскую зарплату.
Обстановка в родительском доме, где он продолжал жить с женой и маленьким сыном, накалялась. Понимание он находил только у матери, которая терпеливо выслушивала его исповеди и философские рассуждения, не прерывая и не споря. Отец ревновал сына к своей жене и злился.
- Опять эти кухонные раговоры! Что за бабская болтовня!
С горечью замечал, что женское влияние на сына не только не устранено, но сердечная привязанность и единение матери и сына стали теснее. Свою неутолённую родительскую любовь он перенёс на внука. Дед и внук нежно любили друг друга, но дедушка не мог удержаться от замечаний родителям. Вновь разгорались споры, упрёки, в криках выплёскивалось накопленное раздражение, горькое неудовлетворение жизнью, её неустроенностью. Тон становился всё более резким, слова - жёсткими, и настал момент, когда отцу было брошено в лицо «дурак». Гордый, самолюбивый отец побледнел, мать охнула и застыла. Сын умолк. Отношения не восстанавливались долго. Ситуация требовала разрешения. Помогло время.
Год 1990. Массовая алия. Семья сына покинула страну уже в январе. Одна из причин, но не единственноя, - желание полной независимости.
В Израиле, блестяще овладев ивритом, сын, меняя одну работу за другой, рос профессионально, росла и его зарплата. Отец оказался прав: профессия инженера - электрика оказалась востребованной, но творческого удовлетворения она не приносит сыну и сейчас, хотя он занимается новым интересным проектом: устанавливает солнечные мини электростанции. Не лежит его душа к технике. Он живёт с ощущением нереализованности своих способностей, будто занимая чужое, не своё место. Пускаться в новые поиски и авантюры уже поздно. Но он всегда говорил сестре, что умеет учиться. Вот и теперь он учится, учится находить радость в реальной жизни, в том, что он имеет, а это, если подумать, не мало.