63. Мария Ботева. Сценарий (название пока "Митрополит"). Часть 3.
Первая часть: http://drama-talks.livejournal.com/169089.html
Вторая часть: http://drama-talks.livejournal.com/183806.html
UPD.
Изменила: добавила одну главку, она под номером 10. Соответственно, после неё изменились номера остальных отрывков.
9.
Воронелла открывает дверь. В подъезде стоит Виталик. В каждой руке у него по большой сумке.
- Ну? - встречает его Воронелла, - Чего ты?
Виталик протягивает ей этот пакет:
- Держи. Рябина. Варенье сваришь. Настойку. Я ещё могу принести. Ты любишь.
- Спасибо.
- Ну, я пойду? - спрашивает Виталик.
- Куда?
- Домой. По делам.
- А, - говорит Воронелла, - иди.
- Ага, - отвечает Виталик и уходит.
Воронелла возвращается в комнату. Смотрит в окно. Видит, как Виталик идёт по двору. У него в руках сумки. Воронелла стучит в окно, кричит:
- Эй! Эй! Виталик!
Виталик идёт. Воронелла стучит. Даниил открывает глаза. Воронелла перестала стучать, ушла на кухню. Звонок. Открывает дверь. Стоит Виталик. Одежда запачкана. Он говорит:
- Вот ведь. Забыл рябину.
- Я тебе стучала, стучала. Не слышал?
- Разве услышишь? Там улица. Я когда упал, в руках что-то есть, тогда и понял - рябину не отдал. Сумки мешаются, вставать неудобно. И вспомнил.
- В лужу?
- Ага.
- Промок?
- Ну.
- Ладно. Иди, хоть ототрись. Для вида, что ли, - говорит ему Воронелла, - Только в комнату не заходи.
Кухня. Воронелла разливает чай в кружки, достаёт варенье из-под подоконника, достаёт из сушилки маленькую пластмассовую чашку для варенья, но потом ставит обратно. Просто открывает банку. Слышит, что открывается дверь ванной. Идёт. Прикладывает палец к губам: тихо! Идёт с Виталиком на кухню. Она прикрывает дверь. Виталик говорит:
- Да ты чего?
- Чтобы ты его не напугал.
- Как он?
- Да получше, спасибо уж. Ты нормальный ли? Чего хотел-то тогда? - говорит Воронелла и размешивает чай в кружке, - сахару нет, варенье.
- Вот ничего нет у тебя, - Виталик накладывает варенье из банки в кружку, мешает, - а рябину как варить будешь?
- За окно повешу, замёрзнет, свежую всю зиму буду есть.
- Поклюют зимой, - сомневается Виталик.
- Не. Да завтра я куплю. Денег дал игумен на него. Он платит, что я сижу.
- Много?
- Ну, как много… Вообще, да, много. Вон Алёнке куртку купили новую, видел?
Молчат, пьют чай. Потом Виталик спрашивает:
- Трудно?
- Чего трудно?
- Трудно с монашеком сидеть?
- Да нормально. Главное, чтоб тепло было всегда. И чисто. Пойду посмотрю, как он.
Уходит. Виталик открывает дверь под подоконником - такой холодильник. Смотрит. Что-то считает там. Закрывает. Пришла Воронелла. Виталик спрашивает:
- Ну?
- Проснулся, - говорит Воронелла, - ты подсыхаешь?
- Так, немного.
- Я ведь, Воронелла Игоревна, не пью теперь. Ни водки, ни пива.
- А! Слыхали! - говорит Воронелла.
- Нет, я совсем не пью. С тех пор. Как последний раз. Ну, когда у тебя ещё был.
- Это сколько получается? - спрашивает Воронелла.
- Две недели. Почти.
- Чего это?
- А вот монашек тогда на меня так посмотрел - всё. Не хочу больше! И хотел бы - а не хочу!
- Тише, тише ты! Чего разорался-то?
Виталик говорит громким шёпотом:
- Это я от возбуждения. Согласись, не каждый день такое. Как это он так смог?
- Ну. Он же митрополит.
- Ну, да. Да. А митрополит - это кто?
- Это самый главный. В церкви. Он у нас восстановит церковь, дом культуры закроется, снова будет церковь. Колокола повесит, кресты поставит.
- Он?
- Он. Вот на ноги его поставлю - всё. Моментом.
- А-а, - говорит Виталик, - а зачем? А библиотека?
- Ты читаешь, что ли?
Пьют чай. Виталик наклоняется к Воронелле, говорит тише:
- Слушай, Ронь, а я вот слышал, Кирилл у них главный, или кто там…
- Правильно. Это так всем говорят, - Воронелла тоже к Виталику наклоняется, - а Даниил - тайный митрополит. Никто же не догадается, что он главный.
- Да уж. Я бы не понял.
В прихожей какой-то шум, потом топот, на кухню забегает Алёнка.
- Ой, чай! С вареньем! Ронь, я тоже буду! Есть ещё?
Воронелла наливает чай. Виталик показывает Алёне, чтобы говорила тише.
- Ты чего так громко?
- Привет, Виталик. А чо такого?
- Он Даниила боится, пить бросил, - объясняет Воронелла.
- А. Ладно, - громко отхлёбывает, - Надо же. А мамка?
- Нет. Мамка нет ещё, - говорит Виталик.
- Ты сюда её приведи, - советует Алёнка, - она тоже бросит, как ты. Данил её вылечит.
- Даниил, - поправляет Воронелла.
- Даниил, - говорит Алёнка, - он всё тут сделает. Видишь, как тепло стало. Тоже из-за него. Давай, иди за мамкой. Быстрее.
Виталик встаёт. Говорит:
-Да, пойду. Спасибо, Воронелла Игоревна, за тепло и свет.
Уходит.
- Да не придёт она, - говорит Воронелла.
10.
По улице идёт Воронелла, она в зелёном пальто, на голове берет. На плече висит старомодная женская сумочка. Идёт, ни на кого не смотрит, о чём-то думает. Её догоняет Виталик. Кричит:
- Эй, Воронелла! Эй! Постой!
Догнал, остановился, Воронелла тоже остановилась, говорит:
- Ну?
- Я чего хотел спросить, - мнётся Виталик, - как там монах?
Воронелла заулыбалась:
- Поправляется. На поправку пошёл. Глаз пока не каждый открывается, а так ничего, говорить хочет.
- О чём это?
- А я вот иду к председателю, передам. Про церковь, чтобы открывал, пора. Пришло время. Ты в Бога веруешь?
- Чего? - не понял Виталик.
- Надо, - говорит Воронелла.
- Я вот чего, я ведь по делу, - Виталик заглядывает в глаза Воронелле, - тебе, может, надо дров наколоть? Я быстро.
- А? - не поняла Воронелла.
- Я, видишь, пить теперь бросил, пошёл работу искать…
- У нас?
- К председателю пошёл. Он и говорит: работы нет. А чего: Рыжий бросил пить, Цугундер бросил, вместе с женой, заметь. Потом ещё, Толик неделю не пьёт почти. Да несколько нас. Кое-кого Денисыч пристроил, а мне говорит: работы нет. Пойдёшь, говорить, нашим женщинам одиноким помогать и старым. Вот к тебе отправил. Дрова колоть. Дрова колоть надо?
- Нет, - Воронелла говорит, - Не надо.
- Как это?
- Мне Рыжий поколол. Все расколол уж. А ты лучше иди подальше и хоронись от меня, понял? Прячься, говорю! Иди вон Антонине поколи, понял? Она мёрзнет, поди! Считаю до трёх! Раз!
- Ты чё? Да когда это было-то? Я ушёл уж от неё, неделю. Неделя, Воронелла! Ты меня знаешь! Воронелла!
- Иди, говорю! - замахивается на него сумкой. Два!
Виталик пятится, потом поворачивается и уходит быстрым шагом. На ходу продолжает кричать:
- Ты знаешь меня, Воронелла! Неделя! Ты меня знаешь! Я два раза не предлагаю! Будешь помнить!
11.
Алёна идёт в дом Антонины. Открывает калитку, потом долго не может закрыть - сначала ветер снова открывает её, а потом девочка не справляется с запором-вертушкой. Наконец, закрыла, идёт к дому. Во дворе после лета не убрано, к забору прислонены грабли, лежит лопата. Зато у крыльца стоят астры и бессмертники. Дверь в дом не заперта, Алёна толкает её, проходит в дом.
- Мама, - кричит она. Снимает обувь, проходит в комнату. В доме не прибрано, на полу ковровые дорожки, но лежат они кое-как, сборовлены, посреди большой комнаты стол, на нём кастрюля с картошкой, тарелки, ложки. Рядом со столом раскрытый диван с бельём, работает телевизор. Антонина сидит за столом, ест.
- Алёнка! Доченька! Вернулась! - радуется она.
- Мам, я уйду потом. Чего у тебя холодно?
- Конечно, как не холодно. Денег нет на дрова. Вот и холодно.
- Мам, у тебя цветы красивые. Стоят долго. Красиво.
- Не подлизывайся лучше. Есть хочешь?
- Давай! - Алёнка берёт тарелку, накладывает картошку, - масло есть? Соль?
Наливает масло, солит. Едят.
- А Виталька где? - спрашивает Алёнка.
- А носит его где-то, - отвечает Тоня, - нету у Воронеллы? Он чо-то всё про неё трещит.
- Я из школы. Каникулы начались. Надо расписаться за четверть. Дневник принесла.
- Ешь. Когда я ем… - начинает Тоня.
- Я глух и нем! - продолжает Алёна, - Ма-ам!
- Я глух и нем! - повторяет Антонина, - тебе что, Воронелла не говорила? Хорошо же она тебя воспитывает…
- Мам! Давай в каникулы к реке, за дровами. Пойдём!
- Ешь давай! Умная! Убери локти-то со стола! Никакой культуры! Как челдонка вся стала! Не чавкай!
- Чо ты злая такая?
Встаёт из-за стола, идёт на кухню, моет посуду. Ходит то в комнату, то на кухню, носит посуду со стола, моет. Тоня доела картошку, из тарелки Алёны всё высыпала обратно в кастрюлю. Пошла на кухню. Алёнка подметает там пол.
- Отошла бы, видишь, - говорит она.
Тоня садится на стул, поднимает ноги. Алёна подметает под стулом.
- Ладно, - говорит Антонина, - пойдём за дровами. Завтра.
Алёнка садится ей на колени, обнимает. Говорит:
- Я тебе пока наших принесу.
Вскакивает, одевается, убегает.
Антонина заметает мусор на совок, бормочет:
- Дров… Денег бы несла…
12.
В темноте Воронелла, Алёнка и Антонина идут к реке. Молчат. Встали у реки. Антонина говорит:
- Не видно.
Алёна зажигает фонарик, шарит светом по реке. По воде плывёт бревно, но далеко.
- Надо к бору идти, там всегда много, - Антонина говорит.
- Темно, - возражает Воронелла, - темно же ведь.
- Темно, - соглашается Антонина.
Они вдвоём идут выше по течению реки. Алёна ещё немного посветила на воду и побежала за ними. Упала, поднялась, побежала дальше.
- Надо было днём идти, - говорит Тоня.
- Надо, - отвечает ей Воронелла, - только я не могла. Шли бы пока с Алёнкой. Или с Виталиком, ещё лучше. Где он?
- Второй день где-то ходит, не знаю уже.
Подбегает Алёнка, берёт Антонину за руку.
- У меня днём дела, - объясняет Воронелла, - а тут вечером Валера согласился посидеть. Я сказала - к тебе идём, у тебя же день рожденья скоро, вот я и сказала.
- А… Скоро, да. Через месяц, - это Тоня говорит.
- Ну, вот. Я и сказала - надо помочь. Мороки с этим. Юбилей.
- Он сам хотел помочь, но Ронька ему говорит: женские дела, лучше с Даней сиди, мой, - объясняет Алёна.
- Алёна, как ты тётку называшь? Тётка! - прикрикнула Антонина.
- Мам, ты бы лучше суслика показала, ночь ведь!
Антонина свистит. Все смеются.
- Почему суслик, - сквозь смех спрашивает Воронелла.
- Ты чего, они же ночные! - объясняет ей Алёна.
- Алён, включай фонарик, скользко! - говорит Воронелла.
Алёна включает фонарик. В небольшой заводи столпились несколько брёвен. Спуск к воде крутой, трава блестит в свете фонаря.
- Да уж, - говорит Тоня и начинает спускаться вниз, - надо было днём идти всё же.
Все медленно идут к воде: сначала Тоня, за ней Алёна, а потом - Воронелла. Спустились. Воронелла достала из-под какого-то куста багор, подтянула им бревно - его выволокли на берег.
- Хватит, - говорит Антонина.
- Скоро замёрзнет, чего тогда? - спрашивает Воронелла и снова волочет багром бревно к берегу, - помогла бы.
Алёна и Тоня тянут бревно, выволакивают его, толкают перед собой.
- Собака! - ругается Антонина.
- Чё-то тяжелое, - говорит Алёна.
Вдруг она поскальзывается и катится по траве к воде. Кричит:
- А-а!
Потом слышно, как она плюхнулась в воду, забарахталась. Сёстры побежали её спасать, слышно, как кто-то ещё упал в воду.
- Вылазь-вылазь! Руку давай! - кричит Антонина, - Алёна! Давай руку! Вот! Ронька, ты как?
- Алёнку достала? - спрашивает уже с берега Воронелла, - Алёна!
Алёна не отвечает, она ревёт.
В доме у Воронеллы ярко горит свет, Алёна лежит на кровати, Валера склонился над ней, растирает спину. Воронелла принесла чай, мёд. Антонина сидит на кровати, смотрит на Алёну, гладит её по голове.
- Сама-то переоденься, - говорит она Воронелле, - сними мокрое.
- Да-да, - отвечает Роня, - Валер, ну как она?
- Жить будет, будет. Сама переоденься.
- Сейчас, - говорит Воронелла, открывает комод, - вот тут ещё ей носки, на.
Идёт на кухню, приносит какой-то фирменный бумажный пакетик, отдаёт Валере:
- Тут горчица порошком, смотри, это в носки.
- Воронелла Игоревна, не мешай работать, - говорит ей Валера, - какая это горчица, ты что? Написано же: разрыхлитель теста!
- Да? - удивляется Воронелла, несёт из кухни простой бумажный кулёк, - это горчица, я понюхала.
Валера берёт кулёк, открывает его, чихает. Говорит:
- Переоденься хоть сама иди, чего в мокром, капает!
- Я ещё в печку что-нибудь… - говорит Воронелла и уходит.
- Давай, я! - кричит Тоня, уходит в коридор тоже.
Валера, Алёна и Даниил одни в комнате. Даниил возится с горчицей и носками, Алёна смотрит на него, Даниил смотрит на всех, не улыбается.
Позже появляется Воронелла в халате. Валера говорит, не глядя на неё:
- Кофту надень. Носки. Голова высохла?
- Командир ещё тут. Всё сухое.
13.
На улице совсем холодно. Лужи под толстым слоем льда. Всё в инее. Кажется, Унже-Пальминск впал в зимнюю спячку. Но это только на первый взгляд. Если присмотреться, увидим, что из труб идёт дым, по улицам время от времени проходят люди.
У своего дома в старой телогрейке стоит Андрей с топором, смотрит на капусту. Капуста на него не смотрит, поникла, вся в инее. Мимо идёт Алёна, но его не видит, взгляд устремлён вперёд. Она в новой красной куртке с капюшоном, в шапке и варежках, на ногах - сапоги. Андрей увидел её, закричал:
- Алён, иди-ка сюда.
Алёна оглядывается, сначала не понимает, кто её зовёт, видит Андрея, машет рукой, идёт дальше. Андрей кричит снова:
- Алёна, не тормози! Сникерсни давай сюда!
Воронелла подошла, Андрей говорит:
- Слушай.
Смотрит на Алёну, молчит. Алёна молчит тоже.
- Слушай, - снова говорит Андрей, - как там Воронелла? Болеет?
- Лежит, ага. Сорок.
- Температура?
- Да. Вся болтает-болтает, всё чего-то рассказывает.
- Беда, - говорит Андрей, - помощь-то нужна?
- Да мамка помогает. Ты капусту убери лучше, - говорит Алёнка и идёт дальше.
- Погоди! Ну, иди сюда обратно!
Алёна подходит. Андрей говорит:
- А монашек её как? Очнулся?
Алёна немного возмущается:
- Чего он её? Он из церкви!
- Из церкви, из церкви, - соглашается Андрей, - Как он там?
- Да как… Молчит… Глазами туда-сюда глядит, вот и всё. Ты чего капусту не убираешь? Смотри, замёрзла, суп-то сладкий будет.
Андрей говорит:
- А я её в пироги да потом к тебе.
- Правда? Воронелла всё не печёт - печка не подходит, а духовка не работает. Председатель на месте?
- Слушай меня внимательно. Как зашёл сегодня в контору, так всё - не выходит. Говорит: жду сегодня Алёну Судакову! Никого не пускает к себе. А народу к нему - тьма! А он, нет, ни в какую. Первой, говорит, пустите Алёну Судакову, третьеклассницу. Ему жена обед в корзине принесла, чтобы он домой не шёл, тебя не проворонил.
- Ой! - говорит Алёна, убегает, а Андрей продолжает:
- А ты-то где ходишь? Уж он измаялся, уж исплакался, истоковался…
Алёна заходит в контору, она в том же доме, что и клуб с библиотекой, в бывшем здании церкви. Тут и правда много народу, все ходят туда-сюда. То в кабинет председателя, то обратно в коридор. Тут и курят, тут же кто-нибудь разговаривает по телефону, связь плохая, поэтому приходится кричать. Алёна подходит к двери кабинета председателя. Там тоже шумно. Она приоткрывает дверь. Председатель кричит:
- Ты слышишь меня? Ты меня слышишь? Всё, проехать не сможешь! Всё, говорю! Нет! Нет! Да что ты, нет! Слушай, ты слышишь меня? Всё! Всё! Всё, бывай, пока!
В кабинете накурено, людно, кроме председателя ещё его жена Зинаида, тёща Лидия Яковлевна, водитель Володя, директор магазина «Вегас». Все мужчины курят. Дым коромыслом.
Володя говорит:
- Да поймите, всё, всё. Не могу. Всё. Последний рейс. Теперь до зимника. Всё.
Председатель смотрит на директора магазина:
- Ну, ты ему хоть скажи.
- Да мне-то что, - говорит директор, - у меня всё закуплено. Я уж объявление дал - последний завоз, все берут, пока свежее. Мне что - снова писать? Ещё свежее?
- Ну и напишешь, рука-то не отвалится, - тёща говорит.
- Подожди, Лидия Яквлевна, пока подожди, - это председатель, - мужики говорят. У нас же местность, сама понимаешь, почва какая. Да ты знаешь.
- И говорить нечего, - вставляет жена, - поехали. Через два дня вернёмся.
- Да через два дня опять плюс! - кричит Володя, - машину ты будешь толкать? Ты? Всё! Снова плюс! Сегодня минус, потом плюс! Даже если и минус, тут такое будет! Я машине не враг. Сегодня минус, и то не всё замёрзло, еле пролез! У Товаркино вон трактором тянули!
- Володь, сдерживайся, сдерживайся, - говорит ему председатель, - хуже бабы трещишь.
- Тебе трещишь, потрещишь, когда плюс, - помедленнее заговорил Володя, - а мне чего делать? Когда такие дороги. Я говорю - если бы не Семён, остался бы ты, Павел Денисыч, без пряников! Без хлеба бы тут куковал!
- Ну, куковал бы! Куковал! - кричит председатель, - а ты сдерживайся. Ладно. Ладно. Понял.
Все помолчали. Председатель сказал:
- Видите, какое дело-то. Плюс. Ты, Зина, уедешь, а мне тут, Зина, без тебя плохо будет, несподручно. Ещё неизвестно, когда минус. Когда вернёшься, непонятно. Ты видишь, работы сколько? Вон люди за дверью ждут! Алёна! Ты откуда взялась ещё?
- Павел Денисыч, я по делу, - говорит Алёна.
- Что? С Воронеллой что-то? Тише вы! Как она?
- Она говорит, что надо восстановить церковь, - чётко говорит Алёна.
- Та-ак… - председатель достаёт из пачки новую сигарету, закуривает, - Какую церковь?
- Вот эту, - отвечает Алёна.
- А больше ничего она не говорит? - спрашивает он.
- Больше ничего.
- Угу, - говорит председатель.
Все молчат.
- Ладно, Алён, ты иди. Мы подумаем тут, вон как раз директор дома культуры тут, Лидия Яковлевна, библиотекарь тут тоже - на конференцию собралась… Мы подумаем. Иди.
- Ладно, - говорит Алёна, - Зинаида Петровна, вы в Таболяне собрались?
- С машиной плохо, - говорит Володя, - не получится.
- Вот, Валера сказал, надо лекарства, - она отдаёт Зинаиде сложенный листок бумаги, - Валера сказал, туда должны привезти, в первую аптеку. Тут деньги ещё.
- Мне обратно не проехать, - говорит Володя.
- На чём-нибудь другом проедете, вы же не на день?
- Это Воронелла тебе сказала? - спрашивает Зинаида, - или Валера?
- Это митрополит, - говорит Алёна и закрывает за собой дверь.
Вторая часть: http://drama-talks.livejournal.com/183806.html
UPD.
Изменила: добавила одну главку, она под номером 10. Соответственно, после неё изменились номера остальных отрывков.
9.
Воронелла открывает дверь. В подъезде стоит Виталик. В каждой руке у него по большой сумке.
- Ну? - встречает его Воронелла, - Чего ты?
Виталик протягивает ей этот пакет:
- Держи. Рябина. Варенье сваришь. Настойку. Я ещё могу принести. Ты любишь.
- Спасибо.
- Ну, я пойду? - спрашивает Виталик.
- Куда?
- Домой. По делам.
- А, - говорит Воронелла, - иди.
- Ага, - отвечает Виталик и уходит.
Воронелла возвращается в комнату. Смотрит в окно. Видит, как Виталик идёт по двору. У него в руках сумки. Воронелла стучит в окно, кричит:
- Эй! Эй! Виталик!
Виталик идёт. Воронелла стучит. Даниил открывает глаза. Воронелла перестала стучать, ушла на кухню. Звонок. Открывает дверь. Стоит Виталик. Одежда запачкана. Он говорит:
- Вот ведь. Забыл рябину.
- Я тебе стучала, стучала. Не слышал?
- Разве услышишь? Там улица. Я когда упал, в руках что-то есть, тогда и понял - рябину не отдал. Сумки мешаются, вставать неудобно. И вспомнил.
- В лужу?
- Ага.
- Промок?
- Ну.
- Ладно. Иди, хоть ототрись. Для вида, что ли, - говорит ему Воронелла, - Только в комнату не заходи.
Кухня. Воронелла разливает чай в кружки, достаёт варенье из-под подоконника, достаёт из сушилки маленькую пластмассовую чашку для варенья, но потом ставит обратно. Просто открывает банку. Слышит, что открывается дверь ванной. Идёт. Прикладывает палец к губам: тихо! Идёт с Виталиком на кухню. Она прикрывает дверь. Виталик говорит:
- Да ты чего?
- Чтобы ты его не напугал.
- Как он?
- Да получше, спасибо уж. Ты нормальный ли? Чего хотел-то тогда? - говорит Воронелла и размешивает чай в кружке, - сахару нет, варенье.
- Вот ничего нет у тебя, - Виталик накладывает варенье из банки в кружку, мешает, - а рябину как варить будешь?
- За окно повешу, замёрзнет, свежую всю зиму буду есть.
- Поклюют зимой, - сомневается Виталик.
- Не. Да завтра я куплю. Денег дал игумен на него. Он платит, что я сижу.
- Много?
- Ну, как много… Вообще, да, много. Вон Алёнке куртку купили новую, видел?
Молчат, пьют чай. Потом Виталик спрашивает:
- Трудно?
- Чего трудно?
- Трудно с монашеком сидеть?
- Да нормально. Главное, чтоб тепло было всегда. И чисто. Пойду посмотрю, как он.
Уходит. Виталик открывает дверь под подоконником - такой холодильник. Смотрит. Что-то считает там. Закрывает. Пришла Воронелла. Виталик спрашивает:
- Ну?
- Проснулся, - говорит Воронелла, - ты подсыхаешь?
- Так, немного.
- Я ведь, Воронелла Игоревна, не пью теперь. Ни водки, ни пива.
- А! Слыхали! - говорит Воронелла.
- Нет, я совсем не пью. С тех пор. Как последний раз. Ну, когда у тебя ещё был.
- Это сколько получается? - спрашивает Воронелла.
- Две недели. Почти.
- Чего это?
- А вот монашек тогда на меня так посмотрел - всё. Не хочу больше! И хотел бы - а не хочу!
- Тише, тише ты! Чего разорался-то?
Виталик говорит громким шёпотом:
- Это я от возбуждения. Согласись, не каждый день такое. Как это он так смог?
- Ну. Он же митрополит.
- Ну, да. Да. А митрополит - это кто?
- Это самый главный. В церкви. Он у нас восстановит церковь, дом культуры закроется, снова будет церковь. Колокола повесит, кресты поставит.
- Он?
- Он. Вот на ноги его поставлю - всё. Моментом.
- А-а, - говорит Виталик, - а зачем? А библиотека?
- Ты читаешь, что ли?
Пьют чай. Виталик наклоняется к Воронелле, говорит тише:
- Слушай, Ронь, а я вот слышал, Кирилл у них главный, или кто там…
- Правильно. Это так всем говорят, - Воронелла тоже к Виталику наклоняется, - а Даниил - тайный митрополит. Никто же не догадается, что он главный.
- Да уж. Я бы не понял.
В прихожей какой-то шум, потом топот, на кухню забегает Алёнка.
- Ой, чай! С вареньем! Ронь, я тоже буду! Есть ещё?
Воронелла наливает чай. Виталик показывает Алёне, чтобы говорила тише.
- Ты чего так громко?
- Привет, Виталик. А чо такого?
- Он Даниила боится, пить бросил, - объясняет Воронелла.
- А. Ладно, - громко отхлёбывает, - Надо же. А мамка?
- Нет. Мамка нет ещё, - говорит Виталик.
- Ты сюда её приведи, - советует Алёнка, - она тоже бросит, как ты. Данил её вылечит.
- Даниил, - поправляет Воронелла.
- Даниил, - говорит Алёнка, - он всё тут сделает. Видишь, как тепло стало. Тоже из-за него. Давай, иди за мамкой. Быстрее.
Виталик встаёт. Говорит:
-Да, пойду. Спасибо, Воронелла Игоревна, за тепло и свет.
Уходит.
- Да не придёт она, - говорит Воронелла.
10.
По улице идёт Воронелла, она в зелёном пальто, на голове берет. На плече висит старомодная женская сумочка. Идёт, ни на кого не смотрит, о чём-то думает. Её догоняет Виталик. Кричит:
- Эй, Воронелла! Эй! Постой!
Догнал, остановился, Воронелла тоже остановилась, говорит:
- Ну?
- Я чего хотел спросить, - мнётся Виталик, - как там монах?
Воронелла заулыбалась:
- Поправляется. На поправку пошёл. Глаз пока не каждый открывается, а так ничего, говорить хочет.
- О чём это?
- А я вот иду к председателю, передам. Про церковь, чтобы открывал, пора. Пришло время. Ты в Бога веруешь?
- Чего? - не понял Виталик.
- Надо, - говорит Воронелла.
- Я вот чего, я ведь по делу, - Виталик заглядывает в глаза Воронелле, - тебе, может, надо дров наколоть? Я быстро.
- А? - не поняла Воронелла.
- Я, видишь, пить теперь бросил, пошёл работу искать…
- У нас?
- К председателю пошёл. Он и говорит: работы нет. А чего: Рыжий бросил пить, Цугундер бросил, вместе с женой, заметь. Потом ещё, Толик неделю не пьёт почти. Да несколько нас. Кое-кого Денисыч пристроил, а мне говорит: работы нет. Пойдёшь, говорить, нашим женщинам одиноким помогать и старым. Вот к тебе отправил. Дрова колоть. Дрова колоть надо?
- Нет, - Воронелла говорит, - Не надо.
- Как это?
- Мне Рыжий поколол. Все расколол уж. А ты лучше иди подальше и хоронись от меня, понял? Прячься, говорю! Иди вон Антонине поколи, понял? Она мёрзнет, поди! Считаю до трёх! Раз!
- Ты чё? Да когда это было-то? Я ушёл уж от неё, неделю. Неделя, Воронелла! Ты меня знаешь! Воронелла!
- Иди, говорю! - замахивается на него сумкой. Два!
Виталик пятится, потом поворачивается и уходит быстрым шагом. На ходу продолжает кричать:
- Ты знаешь меня, Воронелла! Неделя! Ты меня знаешь! Я два раза не предлагаю! Будешь помнить!
11.
Алёна идёт в дом Антонины. Открывает калитку, потом долго не может закрыть - сначала ветер снова открывает её, а потом девочка не справляется с запором-вертушкой. Наконец, закрыла, идёт к дому. Во дворе после лета не убрано, к забору прислонены грабли, лежит лопата. Зато у крыльца стоят астры и бессмертники. Дверь в дом не заперта, Алёна толкает её, проходит в дом.
- Мама, - кричит она. Снимает обувь, проходит в комнату. В доме не прибрано, на полу ковровые дорожки, но лежат они кое-как, сборовлены, посреди большой комнаты стол, на нём кастрюля с картошкой, тарелки, ложки. Рядом со столом раскрытый диван с бельём, работает телевизор. Антонина сидит за столом, ест.
- Алёнка! Доченька! Вернулась! - радуется она.
- Мам, я уйду потом. Чего у тебя холодно?
- Конечно, как не холодно. Денег нет на дрова. Вот и холодно.
- Мам, у тебя цветы красивые. Стоят долго. Красиво.
- Не подлизывайся лучше. Есть хочешь?
- Давай! - Алёнка берёт тарелку, накладывает картошку, - масло есть? Соль?
Наливает масло, солит. Едят.
- А Виталька где? - спрашивает Алёнка.
- А носит его где-то, - отвечает Тоня, - нету у Воронеллы? Он чо-то всё про неё трещит.
- Я из школы. Каникулы начались. Надо расписаться за четверть. Дневник принесла.
- Ешь. Когда я ем… - начинает Тоня.
- Я глух и нем! - продолжает Алёна, - Ма-ам!
- Я глух и нем! - повторяет Антонина, - тебе что, Воронелла не говорила? Хорошо же она тебя воспитывает…
- Мам! Давай в каникулы к реке, за дровами. Пойдём!
- Ешь давай! Умная! Убери локти-то со стола! Никакой культуры! Как челдонка вся стала! Не чавкай!
- Чо ты злая такая?
Встаёт из-за стола, идёт на кухню, моет посуду. Ходит то в комнату, то на кухню, носит посуду со стола, моет. Тоня доела картошку, из тарелки Алёны всё высыпала обратно в кастрюлю. Пошла на кухню. Алёнка подметает там пол.
- Отошла бы, видишь, - говорит она.
Тоня садится на стул, поднимает ноги. Алёна подметает под стулом.
- Ладно, - говорит Антонина, - пойдём за дровами. Завтра.
Алёнка садится ей на колени, обнимает. Говорит:
- Я тебе пока наших принесу.
Вскакивает, одевается, убегает.
Антонина заметает мусор на совок, бормочет:
- Дров… Денег бы несла…
12.
В темноте Воронелла, Алёнка и Антонина идут к реке. Молчат. Встали у реки. Антонина говорит:
- Не видно.
Алёна зажигает фонарик, шарит светом по реке. По воде плывёт бревно, но далеко.
- Надо к бору идти, там всегда много, - Антонина говорит.
- Темно, - возражает Воронелла, - темно же ведь.
- Темно, - соглашается Антонина.
Они вдвоём идут выше по течению реки. Алёна ещё немного посветила на воду и побежала за ними. Упала, поднялась, побежала дальше.
- Надо было днём идти, - говорит Тоня.
- Надо, - отвечает ей Воронелла, - только я не могла. Шли бы пока с Алёнкой. Или с Виталиком, ещё лучше. Где он?
- Второй день где-то ходит, не знаю уже.
Подбегает Алёнка, берёт Антонину за руку.
- У меня днём дела, - объясняет Воронелла, - а тут вечером Валера согласился посидеть. Я сказала - к тебе идём, у тебя же день рожденья скоро, вот я и сказала.
- А… Скоро, да. Через месяц, - это Тоня говорит.
- Ну, вот. Я и сказала - надо помочь. Мороки с этим. Юбилей.
- Он сам хотел помочь, но Ронька ему говорит: женские дела, лучше с Даней сиди, мой, - объясняет Алёна.
- Алёна, как ты тётку называшь? Тётка! - прикрикнула Антонина.
- Мам, ты бы лучше суслика показала, ночь ведь!
Антонина свистит. Все смеются.
- Почему суслик, - сквозь смех спрашивает Воронелла.
- Ты чего, они же ночные! - объясняет ей Алёна.
- Алён, включай фонарик, скользко! - говорит Воронелла.
Алёна включает фонарик. В небольшой заводи столпились несколько брёвен. Спуск к воде крутой, трава блестит в свете фонаря.
- Да уж, - говорит Тоня и начинает спускаться вниз, - надо было днём идти всё же.
Все медленно идут к воде: сначала Тоня, за ней Алёна, а потом - Воронелла. Спустились. Воронелла достала из-под какого-то куста багор, подтянула им бревно - его выволокли на берег.
- Хватит, - говорит Антонина.
- Скоро замёрзнет, чего тогда? - спрашивает Воронелла и снова волочет багром бревно к берегу, - помогла бы.
Алёна и Тоня тянут бревно, выволакивают его, толкают перед собой.
- Собака! - ругается Антонина.
- Чё-то тяжелое, - говорит Алёна.
Вдруг она поскальзывается и катится по траве к воде. Кричит:
- А-а!
Потом слышно, как она плюхнулась в воду, забарахталась. Сёстры побежали её спасать, слышно, как кто-то ещё упал в воду.
- Вылазь-вылазь! Руку давай! - кричит Антонина, - Алёна! Давай руку! Вот! Ронька, ты как?
- Алёнку достала? - спрашивает уже с берега Воронелла, - Алёна!
Алёна не отвечает, она ревёт.
В доме у Воронеллы ярко горит свет, Алёна лежит на кровати, Валера склонился над ней, растирает спину. Воронелла принесла чай, мёд. Антонина сидит на кровати, смотрит на Алёну, гладит её по голове.
- Сама-то переоденься, - говорит она Воронелле, - сними мокрое.
- Да-да, - отвечает Роня, - Валер, ну как она?
- Жить будет, будет. Сама переоденься.
- Сейчас, - говорит Воронелла, открывает комод, - вот тут ещё ей носки, на.
Идёт на кухню, приносит какой-то фирменный бумажный пакетик, отдаёт Валере:
- Тут горчица порошком, смотри, это в носки.
- Воронелла Игоревна, не мешай работать, - говорит ей Валера, - какая это горчица, ты что? Написано же: разрыхлитель теста!
- Да? - удивляется Воронелла, несёт из кухни простой бумажный кулёк, - это горчица, я понюхала.
Валера берёт кулёк, открывает его, чихает. Говорит:
- Переоденься хоть сама иди, чего в мокром, капает!
- Я ещё в печку что-нибудь… - говорит Воронелла и уходит.
- Давай, я! - кричит Тоня, уходит в коридор тоже.
Валера, Алёна и Даниил одни в комнате. Даниил возится с горчицей и носками, Алёна смотрит на него, Даниил смотрит на всех, не улыбается.
Позже появляется Воронелла в халате. Валера говорит, не глядя на неё:
- Кофту надень. Носки. Голова высохла?
- Командир ещё тут. Всё сухое.
13.
На улице совсем холодно. Лужи под толстым слоем льда. Всё в инее. Кажется, Унже-Пальминск впал в зимнюю спячку. Но это только на первый взгляд. Если присмотреться, увидим, что из труб идёт дым, по улицам время от времени проходят люди.
У своего дома в старой телогрейке стоит Андрей с топором, смотрит на капусту. Капуста на него не смотрит, поникла, вся в инее. Мимо идёт Алёна, но его не видит, взгляд устремлён вперёд. Она в новой красной куртке с капюшоном, в шапке и варежках, на ногах - сапоги. Андрей увидел её, закричал:
- Алён, иди-ка сюда.
Алёна оглядывается, сначала не понимает, кто её зовёт, видит Андрея, машет рукой, идёт дальше. Андрей кричит снова:
- Алёна, не тормози! Сникерсни давай сюда!
Воронелла подошла, Андрей говорит:
- Слушай.
Смотрит на Алёну, молчит. Алёна молчит тоже.
- Слушай, - снова говорит Андрей, - как там Воронелла? Болеет?
- Лежит, ага. Сорок.
- Температура?
- Да. Вся болтает-болтает, всё чего-то рассказывает.
- Беда, - говорит Андрей, - помощь-то нужна?
- Да мамка помогает. Ты капусту убери лучше, - говорит Алёнка и идёт дальше.
- Погоди! Ну, иди сюда обратно!
Алёна подходит. Андрей говорит:
- А монашек её как? Очнулся?
Алёна немного возмущается:
- Чего он её? Он из церкви!
- Из церкви, из церкви, - соглашается Андрей, - Как он там?
- Да как… Молчит… Глазами туда-сюда глядит, вот и всё. Ты чего капусту не убираешь? Смотри, замёрзла, суп-то сладкий будет.
Андрей говорит:
- А я её в пироги да потом к тебе.
- Правда? Воронелла всё не печёт - печка не подходит, а духовка не работает. Председатель на месте?
- Слушай меня внимательно. Как зашёл сегодня в контору, так всё - не выходит. Говорит: жду сегодня Алёну Судакову! Никого не пускает к себе. А народу к нему - тьма! А он, нет, ни в какую. Первой, говорит, пустите Алёну Судакову, третьеклассницу. Ему жена обед в корзине принесла, чтобы он домой не шёл, тебя не проворонил.
- Ой! - говорит Алёна, убегает, а Андрей продолжает:
- А ты-то где ходишь? Уж он измаялся, уж исплакался, истоковался…
Алёна заходит в контору, она в том же доме, что и клуб с библиотекой, в бывшем здании церкви. Тут и правда много народу, все ходят туда-сюда. То в кабинет председателя, то обратно в коридор. Тут и курят, тут же кто-нибудь разговаривает по телефону, связь плохая, поэтому приходится кричать. Алёна подходит к двери кабинета председателя. Там тоже шумно. Она приоткрывает дверь. Председатель кричит:
- Ты слышишь меня? Ты меня слышишь? Всё, проехать не сможешь! Всё, говорю! Нет! Нет! Да что ты, нет! Слушай, ты слышишь меня? Всё! Всё! Всё, бывай, пока!
В кабинете накурено, людно, кроме председателя ещё его жена Зинаида, тёща Лидия Яковлевна, водитель Володя, директор магазина «Вегас». Все мужчины курят. Дым коромыслом.
Володя говорит:
- Да поймите, всё, всё. Не могу. Всё. Последний рейс. Теперь до зимника. Всё.
Председатель смотрит на директора магазина:
- Ну, ты ему хоть скажи.
- Да мне-то что, - говорит директор, - у меня всё закуплено. Я уж объявление дал - последний завоз, все берут, пока свежее. Мне что - снова писать? Ещё свежее?
- Ну и напишешь, рука-то не отвалится, - тёща говорит.
- Подожди, Лидия Яквлевна, пока подожди, - это председатель, - мужики говорят. У нас же местность, сама понимаешь, почва какая. Да ты знаешь.
- И говорить нечего, - вставляет жена, - поехали. Через два дня вернёмся.
- Да через два дня опять плюс! - кричит Володя, - машину ты будешь толкать? Ты? Всё! Снова плюс! Сегодня минус, потом плюс! Даже если и минус, тут такое будет! Я машине не враг. Сегодня минус, и то не всё замёрзло, еле пролез! У Товаркино вон трактором тянули!
- Володь, сдерживайся, сдерживайся, - говорит ему председатель, - хуже бабы трещишь.
- Тебе трещишь, потрещишь, когда плюс, - помедленнее заговорил Володя, - а мне чего делать? Когда такие дороги. Я говорю - если бы не Семён, остался бы ты, Павел Денисыч, без пряников! Без хлеба бы тут куковал!
- Ну, куковал бы! Куковал! - кричит председатель, - а ты сдерживайся. Ладно. Ладно. Понял.
Все помолчали. Председатель сказал:
- Видите, какое дело-то. Плюс. Ты, Зина, уедешь, а мне тут, Зина, без тебя плохо будет, несподручно. Ещё неизвестно, когда минус. Когда вернёшься, непонятно. Ты видишь, работы сколько? Вон люди за дверью ждут! Алёна! Ты откуда взялась ещё?
- Павел Денисыч, я по делу, - говорит Алёна.
- Что? С Воронеллой что-то? Тише вы! Как она?
- Она говорит, что надо восстановить церковь, - чётко говорит Алёна.
- Та-ак… - председатель достаёт из пачки новую сигарету, закуривает, - Какую церковь?
- Вот эту, - отвечает Алёна.
- А больше ничего она не говорит? - спрашивает он.
- Больше ничего.
- Угу, - говорит председатель.
Все молчат.
- Ладно, Алён, ты иди. Мы подумаем тут, вон как раз директор дома культуры тут, Лидия Яковлевна, библиотекарь тут тоже - на конференцию собралась… Мы подумаем. Иди.
- Ладно, - говорит Алёна, - Зинаида Петровна, вы в Таболяне собрались?
- С машиной плохо, - говорит Володя, - не получится.
- Вот, Валера сказал, надо лекарства, - она отдаёт Зинаиде сложенный листок бумаги, - Валера сказал, туда должны привезти, в первую аптеку. Тут деньги ещё.
- Мне обратно не проехать, - говорит Володя.
- На чём-нибудь другом проедете, вы же не на день?
- Это Воронелла тебе сказала? - спрашивает Зинаида, - или Валера?
- Это митрополит, - говорит Алёна и закрывает за собой дверь.