Картина "Пинель силой харизмы рвёт цепи на пациентах Бисетра". Холст, масло, лития карбонат.
Продолжу знакомить вас с историей психиатрии - и с дальнейшей судьбой Филиппа Пинеля. Будучи назначен декретом от 25 августа 1793 года на должность главврача Бисетра, Пинель отправился знакомиться с вверенным ему дурдомом поближе.
Помните сцену из «Собаки Баскервилей» Артура Конан Дойла? Ту, где над болотами раздаётся вой, и Генри спрашивает: что это было, Берримор? Ну так представьте изрядно побитый временем и людьми замок кардинала Винчестера, угвазданную брусчатку, по которой в сторону Тулона уходит очередной этап уголовников и политических, чтобы отправится морем в Кайенну (сухая гильотина - так называли эту каторгу: из-за особенностей местного климата и массы тропических болезней в Французской Гвиане выживало не более 3% ссыльнокаторжных), стены со следами пушечной картечи - память об Анрио ещё очень даже жива. И вдруг откуда-то из подземелий замка раздаётся леденящий душу вопль, переходящий в завывания. Проходят минуты, а вопль всё длится и длится, то стихая до невнятных рыданий, то вновь набирая силу; такое впечатление, что его слышно и на том берегу Сены.
-- Боже мой, Пюссен, что это было? - вздрогнув, спрашивает Пинель у невозмутимого больничного надзирателя.
-- Это plainte de l'hopital, месье Пинель, - меланхолично отвечает Пюссен, - «вопль больницы». Кажется, на этот раз наш англичанин орёт. Да, точно он - слышите эти характерные факи в начале очередной фуги? Ну что, пойдёмте познакомимся поближе?
Более близкое знакомство оказывает сильное впечатление - а ведь Пинель знаком с многими больницами не понаслышке. Сырой полумрак «спокойных» палат-казематов с крохотными окошками под самым потолком, который сменяется кромешной темнотой палат для буйных пациентов - вернее, каменных мешков-карцеров, где, стоит стихнуть воплю больницы, слышно, как капает вода с потолка да шуршат в гнилой соломе крысы. И запах - густой, тяжёлый, способный придавить и вывернуть наизнанку даже самого закалённого клошара.
А Пюссен, взяв на себя роль гида и ходячего архива историй болезней, показывает обитателей очередной палаты: вот этот бедолага у нас тут недавно, всего пару лет, никак не привыкнет. Так долго, говорите? Нет, месье доктор, долго - это тот, которого вы слышали, когда мы были там, наверху. Верно, англичанин. Целый британский офицер, не просто так! Сорок лет на цепи сидит, вот это - действительно долго. Но и это ещё не рекорд, нет, сударь.
По тем временам держать душевнобольных, особенно беспокойных, на цепи, в кандалах, наручниках, ножных колодках, а то и вовсе прикованными за шею было делом настолько обыденным и общепринятым (для тех, естественно, кто знал эту кухню изнутри), что, вопреки легендам, Пинель не стал прямо с порога махать шашкой и звать слесаря с болгаркой... пардон, кузнеца с молотом и зубилом. Нет, поначалу были долгие беседы с Пюссеном: а кто и как себя ведёт, а что именно вызывает такие вопли и припадки ярости, а каков тот или иной пациент сам по себе, если отвлечься от его странностей. И только составив довольно чёткий план предполагаемых реформ, Филипп представил его Больничной комиссии и Национальному Конвенту.
Прослышав о том, что в Бисетре собираются расковать помешанных, Пинеля вызвал к себе Жорж Огюст Кутон, председатель Парижской коммуны и большой поклонник гильотины в качестве средства от головной боли у противников революции. "Гражданин, я приду навестить тебя в Бисетре, и горе тебе, если ты нас обманываешь, и между твоими помешанными скрыты враги народа", - предупредил он доктора. И ведь не обманул, примчался на следующий день. Ну как примчался... принесли его. В портшезе: к тому времени обе ноги его парализовало окончательно, но не проверить, с кого там доктор собрался оковы снимать, он просто не мог. И собирался лично и с пристрастием допросить каждого кандидата на изменение режима.
-- А кто это так страшно там орёт? - вздрогнув, спросил Кутон, едва приступив к знакомству с пациентами.
-- О, это наш особый гость, - нимало не изменившись в лице, просветил Пинель. - Англичанин, сумасшедший офицер. Да, точно он - слышите эти характерные факи в начале очередной фуги? И так сорок лет.
-- А это, изволите ли слышать... - спустя некоторое время от начала совместного осмотра больных продолжал доктор, но был прерван:
-- Довольно! - опасно подёргивая глазом, прорычал Кутон. - Несите меня на выход!
Поговаривают, что простился Жорж Огюст следующей фразой:
"Сам, ты, вероятно, помешан, если собираешься спустить с цепи этих зверей. Делай с ними, что хочешь, но я боюсь, что ты будешь первой жертвой собственного сумасбродства".
Люди любят красивые легенды. И французы в этом отношении вовсе не аутсайдеры, чтобы не сказать больше. Одна из парижских городских легенд тех времён гласит, что, едва портшез с Кутоном скрылся из виду, доктор сжал кулак, энергичным жестом согнул руку в локте и воскликнул: «Oui!». А потом велел Пюссену звать кузнеца, на что тот (да-да, всё так же невозмутимо, будто ещё у кардинала Винчестера дворецким работал) ответствовал: дескать, зачем нам кузнец? Кузнец нам не нужен. Что? Не было такого? А как там рассказывают? В общем, если верить легенде, Пинель в тот же день освободил от цепей и кандалов несколько десятков сумасшедших. И первым был тот самый английский офицер, который, будучи раскован и выведен на свет, воскликнул: «OH FFFFFUUUUU...».... ой, тут толкают под руку и напоминают, что это же легенда. Ну хорошо, выйдя на свет и щурясь от солнечных лучей, он протянул руки к солнцу и воскликнул: «Как хорошо, как давно я не видел его!»
А вторым, по той же легенде, был писатель. И настолько он одичал за годы своего заточения в Бисетре, что поначалу пытался спрятаться от Пинеля сотоварищи: мол, а чего это у вас лица такие добрые-добрые? Уж не маньяки ли вы, господа? Уж не содомиты ли? Руки прочь, я сказал! Но ничего, отловили, цепи сняли - так человек прямо на глазах поумнел и весь покрылся налётом цивилизованности. Пришлось выписать через несколько недель, а то больно умный оказался.
Третьим оказался гориллоподобный громила с большим добрым сердцем. Плакал навзрыд, когда его освободили. И наотрез отказался покидать Бисетр, когда выяснилось, что человек успел выздороветь за десять лет заточения. Мол, по-настоящему страшно там, за воротами. Там - настоящий дурдом. А тут - Бисетр, который усилиями доктора стремительно превращается в приличное заведение. Опять же, кормят регулярно. Так и устроился служить в одном из отделений. А позже, когда Пинеля на улице окружила толпа в революционном угаре и с криками «а lа lanterne!» - то бишь, на фонарь его! - вздумала повесить, приняв за недобитую контру, спас доктора. Мол, кого это вы тут вешать удумали, бастарды? Это же сам Пинель! Да я за него вас сейчас самих по фонарям развешаю! Что, не хватит столбов? Так я сбегаю, принесу, никуда не уходите!
На самом же деле (нет, персонажи имели место в истории, этого не отнять) всё происходило не так быстро. И предварялось долгим наблюдением за состоянием пациентов. Сам Пинель так описывает процесс в своём «Трактате о душевных болезнях»:
"§190, II. О способах укрощения душевнобольных. Пользование цепями в домах для умалишенных, по-видимому, введено только с той целью, чтобы сделать непрерывным крайнее возбуждение маниакальных больных, скрыть небрежность невежественного смотрителя и поддерживать шум и беспорядок. Эти неудобства были главным предметом моих забот, когда я был врачом в Бисетре в первые годы революции; к сожалению, я не успел добиться уничтожения этого варварского и грубого обычая, несмотря на удовлетворение, которое я находил в деятельности смотрителя этой больницы, Пюссена, заинтересованного наравне со мной в осуществлении принципов человечности. Два года спустя ему удалось успешно достичь этой цели, и никогда ни одна мера не оказала такого благодетельного эффекта. 40 несчастных душевнобольных, многие годы стонавших под бременем железных оков, были выпущены во двор, на свободу, стесненные только длинными рукавами рубашек; по ночам в камерах им предоставлялась полная свобода. С этого момента служащие избавились от всех тех несчастных случайностей, каким они подвергались, в виде ударов и побоев со стороны закованных в цепи и в силу этого всегда раздраженных больных. Один из таких несчастных находился в этом ужасном положении 33, а другой 43 лет; теперь на свободе они спокойно разгуливают по больнице".
Справедливости ради стоит сказать, что кое-кого из пациентов в цепях всё же так и оставили, вплоть до момента, когда ввели смирительные рубашки. Но легенда, согласитесь, красивая. По ней и картину не грех написать. Что, собственно, и сделал Шарль Луи Люсьен Мюллер полувеком позже, назвав произведение «Пинель освобождает от оков пациентов Бисетра» (она в самом верху поста). Пюссен на той картине, кстати, рядом, с записной книгой в руке. Есть картина со схожим сюжетом, и тоже написанная уже в следующем веке... но о ней позже.
P.S. Мой проект « Найди своего психиатра» продолжает работать и расширяет свою географию. Если так случилось, что нужен грамотный, опытный, а главное - внимательный и корректный психиатр - обращайтесь. Кроме команды коллег, в проекте работает опытный юрист, готовый дать консультацию и оказать помощь по целому ряду вопросов, есть коллеги, которые могут помочь с решением ряда экспертных моментов. Есть сеть пансионатов для пожилых пациентов с деменцией. Что ценно в сложившейся ситуации - большинство коллег ведут онлайн-приём.
P.P.S. Статьи по психиатрии, психологии и всему, что касается этого направления, мы решили дублировать в Яндекс Дзене - вдруг кому удобно смотреть их там