Еще про красавиц (заметки на обочине)
Пока писал про красавиц, почему-то вспоминалось:
Прости мне, Париж, невоспетых красавиц.
Россия,
прости незамятые тропки.
Как ни странно, это из поэме о Ленине «Лонжюмо». Мне эту книжку подарили в 9-м классе - за 2-е место на олимпиаде по русскому языку в Тарту - «третье место в стиле баттерфляй».
У меня всегда почему-то произносилось наоборот:
Париж - незамятых красавиц
Россия - невоспетые тропки
И еще - того же поэта:
Бани! Бани! Двери - хлоп!
Бабы прыгают в сугроб.
Прямо с пылу, прямо с жару -
Ну и ну!
Слабовато Ренуару
до таких сибирских "ню"!
Что мадонны! Эти плечи,
эти спины наповал,
будто доменною печью
запрокинутый металл.
Задыхаясь от разбега,
здесь на ты, на ты, на ты
чистота огня и снега
с чистотою наготы.
Это стихотворение было в спектакле «Таганки» «Антимиры», но мне очень не понравилось - читали как-то с прихихикиваниями, перемигиваниями. Я его воспринимаю совсем по-другому.
Я уже делился школьными впечатлениями - как неправильно подсказал однокласснику:
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой наготы.
И еще почему-то вспомнил Вадима Степанцова - командора ордена куртуазных маньеристов:
Я блондинка приятной наружности
Я блондинка приятной наружности,
У меня голубые глаза,
Бедра сто сантиметров в окружности
И наколочки возле туза.
Если джентльмен сорвет с меня трусики,
Обнаружит на попке коллаж:
Лысый черт трет копытами усики
И готовится на абордаж.
А правей, на другом полушарии -
Там сюжет из античных времен:
Толстый карлик и негр в лупанарии
Избивают двух римских матрон.
Вот такие на теле художества
Развела я по младости лет.
Кавалеров сменила я множество,
А приличного парня все нет.
Был один аспирант из Мичуринска,
Не смеялся, как все дурачье,
Но умильно и пристально щурился
На веселое тело мое.
Он пытался скрестить умозрительно
Карлу с негром и черта с бабьем,
Стал болтать сам с собой,и стремительно
Повредился в умишке своем,
Окатил себя черною краскою
И рога нацепил на башку
Вместе с черной эсэсовской каскою,
И детей стал гонять по снежку.
Тут его и накрыли, болезного,
Отметелили, в дурку свезли.
И житьишко мое бесполезное
Вместе с милым затухло вдали.
Грудь опала и щеки ввалилися,
А седалище вдруг разнесло,
Черти с бабами силой налилися,
Пламя адское задницу жгло.
Ни спасали ни секс, ни вибраторы,
Ни пиявки и ни кокаин.
И лишь обер-шаман Улан-Батора
Нечто вытворил с телом моим.
Нежной лаской, молитвой и святостью
Усладил он мои телеса -
И над синей наколотой пакостью
Закудрявились вдруг волоса.
Я была расписною картиною,
Стала вдруг я курдючной овцой,
Безответной жующей скотиною
С человеческим лысым лицом.
И меня больше черти не мучают,
Щечки пухлые, вымечко есть.
Лишь монгол мой от случая к случаю
Обстригает на заднице шерсть.
Мы в последние пару дней много о блондинках говорили:
Лидия, вспомнил из книжки - кажется, "Русский литературный анекдот":
Лицом он черняв, но по сравнению со своей душой он блондинка.
У Клэнси в его романах про Райана была блондинка Мэри-Пэт Фоули - как ее звали советские/российские разведчики, Фолиева - с выдающимися аналитическими способностями. Потом она стала замдиректора ЦРУ по аналитической работе. Одно время ее муж - под прикрытием собкора - был резидентом в Москве, а она старательно изображала американскую мамашу-наседку - голубоглазую блондинку.
Американца звали Эд Фоули, и он служил пресс-атташе в посольстве США
на улице Чайковского. Он и его жена, Мэри-Пэт, тоже агент ЦРУ, жили в
Москве вот уже почти четыре года, и оба предвкушали, что скоро уедут из
этого серого мрачного города, покинут его раз и навсегда. У них было двое
детей, которые вот уже длительное время находились вдали от "хот доге" и
игры в бейсбол.
Это не означало, однако, что их пребывание в Москве не было успешным.
Русские знали, что у ЦРУ имеется несколько разведывательных групп,
состоящих из мужа и жены. Такие группы успешно занимаются оперативной
работой, но русские с трудом воспринимают вероятность того, что разведчики
могут брать с собой и детей. В тщательной разработке нуждается и прикрытие
оперативников. Перед тем как перейти на работу в Государственный
департамент, Эл Фоули был репортером в "Нью-Йорк тайме". Служба в Госдепе
соблазнила его, потому что, объяснил он, жалованье примерно одинаковое, а
полицейский репортер никогда не выезжает дальше Ютики в штате Нью-Йорк.
Его жена обычно оставалась дома с детьми, хотя иногда заменяла
преподавателей, когда возникала такая необходимость, в англо-американской
школе на Ленинском проспекте в доме 78 и часто ездила с ними на вечерние
представления. Ее старший сын играл в детской хоккейной команде, и
сотрудники КГБ, сопровождавшие их в разъездах по городу, писали в своих
отчетах, что Эдвард Фоули-младший отлично для семилетнего мальчишки играет
на месте крайнего нападающего. Единственное, что вызывало раздражение
советского правительства, - это излишний интерес Фоули-старшего к проблеме
уличной преступности в Москве, которая, несмотря на заметный рост,
все-таки никак не могла сравниться с масштабом преступности, о которой
писал в Нью-Йорке Эд Фоули. Впрочем, это только доказывало, что
американский пресс-атташе - относительно безобидный человек. Он был
слишком любопытен, чтобы оказаться сотрудником разведывательной службы,
ведь разведчики, в конце концов, прилагали все усилия, чтобы не выделяться.
...............................
Я сделаю это во время хоккейного матча, решила Мэри-Пэт Фоули. На нем
будет присутствовать "Кардинал", которого предупредили об этом звонком из
телефона-автомата - якобы набранным по ошибке номером. Я сама передам ему
пакет. В сумочке у Мэри-Пэт лежали три кассеты, передать их можно при
простом рукопожатии. Ее сын играл в хоккейной команде младшей юношеской
лиги, так же как и внук Филитова, и она присутствовала на каждом матче.
Если бы по какой-то причине Мэри-Пэт пропустила матч, это сочли бы
необычным, а русские любят, когда все протекает раз навсегда заведенным
образом. Она знала, что за ней следят. По-видимому, слежку за иностранцами
ужесточили, однако "тень", следовавшая за ней, была не такой уж
эффективной - по крайней мере за ней следил один и тот же мужчина, и
Мэри-Пэт видела его лицо каждый день.
Мэри Патриция Камински-Фоули относилась к числу типично американских
семей, генеалогия которых - весьма запутанная - уходила во тьму веков,
причем некоторые подробности не попали в анкетные данные. Ее дед при дворе
последнего императора России учил наследника престола Алексея Романова
верховой езде, что было совсем непросто, поскольку мальчик страдал
гемофилией и требовалась чрезвычайная осторожность. Это было вершиной его
карьеры, которая ничем другим не выделялась. Дед Мэри-Пэт не сумел
выдвинуться как армейский офицер, хотя покровительство двора помогло ему
стать полковником. В результате его полк потерпел сокрушительное поражение
при Танненберге, а сам командир попал в плен к немцам и потому остался
жив, когда к власти в России пришли большевики. Узнав, что его жена
погибла во время революционных беспорядков, последовавших после первой
мировой войны, он не вернулся в Россию, поселился в конце концов в
пригороде Нью-Йорка, основал небольшое предприятие и снова женился, Он
умер в преклонном возрасте девяноста семи лет от роду, пережив даже свою
вторую жену, которая была моложе его на двадцать лет, и Мэри-Пэт на всю
жизнь запомнила его несвязные рассказы о России. Поступив в колледж, где
ее специальностью была история, она, конечно, узнала, как все обстояло на
самом деле. Ей стало известно, что император Николай Романов оказался
плохим правителем, а его двор был насквозь продажным и коррумпированным,
Но она навсегда запомнила, как плакал ее дед, рассказывая о расстреле
большевиками царевича Алексея - смелого и решительного мальчика - и всей
царской семьи, о том, как их всех убили, словно бродячих собак. Эта
история, слышанная Мэри-Пэт сотни раз, создала у нее представление о
Советском Союзе, которое оказались не в силах стереть годы обучения в
колледже или требования политического реализма. Ее отношение к
правительству, управляющему страной, где родился и жил ее дед, оказалось
навсегда оформившимся под влиянием убийства Николая II, его жены и пятерых
детей. Рассудок, говорила она себе, когда задумывалась над этим, не имеет
ничего общего с человеческими чувствами.
Работа в Москве, направленная против того же правительства, стала для
нее величайшим наслаждением. Она нравилась Мэри-Пэт даже больше, чем ее
мужу, которого она встретила во время учебы в Колумбийском университете.
Эд начал работать в ЦРУ, потому что она еще в детстве решила работать там.
Он блестяще проявил себя, Мэри-Пэт знала это, у него оказались отличные
способности, но ему недоставало страсти, которую вкладывала в работу она.
Не хватало у него и генов. Мэри-Пэт овладела русским языком на коленях
своего деда - богатым и элегантным русским языком, столь отличным от
современного, испорченного и засоренного за десятилетия советской власти,
- но, что еще важнее, она понимала русский народ так, как никогда нельзя
понять с помощью книг. Ей были знакомы и понятны грусть, составляющая
неотъемлемую часть русского характера, поразительная откровенность и
полная открытость души русских людей, заметная лишь очень близким друзьям
и скрытая под внешней замкнутостью и даже враждебностью. Используя свои
способности и понимание русских, Мэри-Пэт сумела завербовать пять
осведомленных агентов - всего лишь на одного меньше рекорда,
установленного одним из ее предшественников. В оперативном управлении ЦРУ
ее иногда называли "супердевушкой". Это прозвище ей не нравилось - в конце
концов, Мэри-Пэт была матерью двух детей со следами материнства на теле,
доказывающими это. Она посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. Тебе
многого удалось добиться, милая, сказала она себе. Дедушка гордился бы
тобой.
Однако самое лучшее заключалось в другом: ни у кого не было ни
малейших оснований заподозрить ее. Мзри-Пэт поправила свою одежду. В
Москве считалось, что западные женщины обращают больше внимания на одежду,
чем западные мужчины. Мэри-Пэт всегда старалась выглядеть излишне хорошо
одетой. Впечатление, которое ей хотелось произвести на окружающих, было
тщательно обдумано и воплощалось с крайней последовательностью.
Образованная, но неглубокая, красивая лишь на первый взгляд, хорошая мать,
но не более, склонная к демонстрации эмоций, что вообще свойственно
женщинам, приехавшим с Запада, но такую не воспринимают всерьез. Всегда
спешащая, готовая заменить заболевшего учителя в школе, не пропускающая
дипломатические приемы, постоянно расхаживающая по улицам подобно вечной
туристке, Мэри-Пэт идеально соответствовала сложившемуся в Советском Союзе
образу пустоголовой американки. Она еще раз улыбнулась своему отражению:
если бы только эти идиоты знали...
- Вратарь сыграл превосходно, - заметил Язов.
- Пусть играет превосходно с кем-нибудь другим! - разгоряченно
воскликнула Мэри-Пэт, наблюдая за тем, как игра начала смещаться к воротам
команды Эдди.
- Неужели все американские болельщики походят на вас? - спросил
Филитов.
Она снова повернулась, и на ее лице отразилось смущение.
- Правда ужасно, а? Родители должны вести себя...
- Как родители? - рассмеялся Язов.
- Действительно, я превращаюсь в типичную маму хоккеиста детской
команды, - призналась Мэри-Пэт. Затем ей пришлось объяснить, что она имеет
в виду.
..........
- Кто эта женщина?
- Американка. Муж у нее - пресс-атташе посольства США. В команде
играет ее сын. У нас досье на нее и на мужа. Ничего особенного.
- Привлекательная. Я и не знал, что Язов такой бабник.
- Ты считаешь, что он пытается завербовать ее? - высказал
предположение фотограф, делая один снимок за другим.
- Я и сам бы не прочь.
.............................
- Отличный пас в центр, - заметил Язов с искренним восхищением и
ворчливым голосом продолжил:
- Теперь вы понимаете, что ваш сын владеет важной государственной
тайной и мы не можем позволить ему выезд из России.
Глаза Мэри-Пэт на мгновение тревожно расширились, подтверждая мнение
Язова, что она действительно пустоголовая иностранка, хотя, по-видимому,
неплохой партнер в постели. Жаль, что мне никогда не удастся выяснить это,
подумал маршал.
- Вы шутите? - растерянно спросила она. Оба военных расхохотались.
- Разумеется, товарищ маршал просто шутит, - через мгновение
подтвердил Филитов.
- Я так и думала, - заметила Мэри-Пэт без должной уверенности в
голосе и повернулась к катку. - Отлично, забивай еще!
На звук ее пронзительного голоса с улыбками на лицах обернулись
стоящие рядом зрители. Эта американка всегда вызывала у них смех. Эмоции
американцев казались русским такими забавными.
***
- Если она шпионка, я согласен съесть свою камеру.
- Думай, о чем говоришь, дружище, - прошептал офицер, руководивший
группой. Веселье в голосе шутника мгновенно исчезло. Подумай о том, что
тебе только что сказано, напомнил он себе. Ее муж, Эдвард Фоули, является,
по мнению американских журналистов, просто олухом, не способным исполнять
обязанности хорошего репортера, и, уж конечно, он не может работать в
редакции "Нью-Йорк таймс". Дело заключалось, однако, в том, что о таком
прикрытии мечтает каждый разведчик, и все-таки на подобных должностях
служат олухи, которых почему-то притягивает правительственная служба всех
стран мира. Офицер, к примеру, ничуть не сомневался, что его двоюродный
брат - кретин, а его взяли в Министерство иностранных дел!
- Ты уверен что у тебя хватит пленки?
***
До конца матча оставалось сорок секунд, и Эдди получил наконец
долгожданную возможность. Защитник бросился под шайбу, и она запрыгала по
льду, катясь к центральному кругу. Нападающий отпасовал ее направо в тот
момент, когда ход игры вдруг изменился. Команда противника собиралась
снять вратаря и заменить его полевым игроком, так что мальчик, стоявший в
воротах, уже катился к своей скамейке. Эдди принял шайбу от своего
центрального нападающего и устремился к воротам, обходя вратаря по его
левому флангу, развернулся и бросил шайбу за спиной уже беспомощного
голкипера. Шайба ударилась о стойку и покатилась по линии ворот, медленно
пересекая ее.
- Г-о-о-л! - завизжала Мэри-Пэт, прыгая от восторга. В следующее
мгновение она обняла маршала Язова, приведя в замешательство его
телохранителей. На лице министра обороны появилась улыбка, ставшая тут же
натянутой, когда он вспомнил, что теперь ему придется завтра утром
написать отчет о контакте с иностранкой. Ничего страшного, Михаил
Семенович будет свидетелем, что мы не обсуждали ничего серьезного. Затем
она обняла Филитова.
- Я ведь говорила, что вы приносите удачу!
- Господи, неужели все американские болельщики похожи на вас? -
спросил Филитов, освобождаясь от объятий. Ее рука коснулась его руки на
какую-то долю секунды, и три крошечных кассеты оказались внутри перчатки
полковника. Он почувствовал их и был поражен, что все было сделано так
искусно. Неужели она еще и профессиональный фокусник?
- А почему все русские всегда такие мрачные - разве вы никогда не
веселитесь?
- Может быть, нам не помешало бы больше общаться с американцами, -
согласился маршал Язов. Хорошо бы моя жена была такой темпераментной,
промелькнула у него мысль. - У вас хороший сын, и, если он будет играть
против нас на Олимпиаде, я прощу его. - Сияющая улыбка была ему ответом.
- Как это любезно с вашей стороны, - ответила Мэри-Пэт. Надеюсь, мой
Эдди загонит ваших игроков обратно в Москву пинками по их коммунистическим
задницам, подумала она. Чего-чего, а снисходительного отношения Мэри-Пэт
не выносила. - Сегодня Эдди набрал еще два очка, а этот "иван" - как его
там - не набрал ни одного!
- Вы всегда относитесь с таким пылом к спорту, даже когда играют
дети? - спросил маршал Язов.
И тут Мэри-Пэт допустила ошибку, ответив настолько быстро, что не
успела проконтролировать свои слова:
- Покажите мне человека, умеющего проигрывать, и я покажу вам
человека, всегда проигрывающего. - Она сделала паузу и тут же исправила
оговорку:
- Так говорил Вине Ломбарди, знаменитый американский тренер.
Извините, но вы, наверно, считаете меня плохо воспитанной. Вы правы, это
всего лишь детская игра. - Она широко улыбнулась. Вот тебе!
Прости мне, Париж, невоспетых красавиц.
Россия,
прости незамятые тропки.
Как ни странно, это из поэме о Ленине «Лонжюмо». Мне эту книжку подарили в 9-м классе - за 2-е место на олимпиаде по русскому языку в Тарту - «третье место в стиле баттерфляй».
У меня всегда почему-то произносилось наоборот:
Париж - незамятых красавиц
Россия - невоспетые тропки
И еще - того же поэта:
Бани! Бани! Двери - хлоп!
Бабы прыгают в сугроб.
Прямо с пылу, прямо с жару -
Ну и ну!
Слабовато Ренуару
до таких сибирских "ню"!
Что мадонны! Эти плечи,
эти спины наповал,
будто доменною печью
запрокинутый металл.
Задыхаясь от разбега,
здесь на ты, на ты, на ты
чистота огня и снега
с чистотою наготы.
Это стихотворение было в спектакле «Таганки» «Антимиры», но мне очень не понравилось - читали как-то с прихихикиваниями, перемигиваниями. Я его воспринимаю совсем по-другому.
Я уже делился школьными впечатлениями - как неправильно подсказал однокласснику:
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой наготы.
И еще почему-то вспомнил Вадима Степанцова - командора ордена куртуазных маньеристов:
Я блондинка приятной наружности
Я блондинка приятной наружности,
У меня голубые глаза,
Бедра сто сантиметров в окружности
И наколочки возле туза.
Если джентльмен сорвет с меня трусики,
Обнаружит на попке коллаж:
Лысый черт трет копытами усики
И готовится на абордаж.
А правей, на другом полушарии -
Там сюжет из античных времен:
Толстый карлик и негр в лупанарии
Избивают двух римских матрон.
Вот такие на теле художества
Развела я по младости лет.
Кавалеров сменила я множество,
А приличного парня все нет.
Был один аспирант из Мичуринска,
Не смеялся, как все дурачье,
Но умильно и пристально щурился
На веселое тело мое.
Он пытался скрестить умозрительно
Карлу с негром и черта с бабьем,
Стал болтать сам с собой,и стремительно
Повредился в умишке своем,
Окатил себя черною краскою
И рога нацепил на башку
Вместе с черной эсэсовской каскою,
И детей стал гонять по снежку.
Тут его и накрыли, болезного,
Отметелили, в дурку свезли.
И житьишко мое бесполезное
Вместе с милым затухло вдали.
Грудь опала и щеки ввалилися,
А седалище вдруг разнесло,
Черти с бабами силой налилися,
Пламя адское задницу жгло.
Ни спасали ни секс, ни вибраторы,
Ни пиявки и ни кокаин.
И лишь обер-шаман Улан-Батора
Нечто вытворил с телом моим.
Нежной лаской, молитвой и святостью
Усладил он мои телеса -
И над синей наколотой пакостью
Закудрявились вдруг волоса.
Я была расписною картиною,
Стала вдруг я курдючной овцой,
Безответной жующей скотиною
С человеческим лысым лицом.
И меня больше черти не мучают,
Щечки пухлые, вымечко есть.
Лишь монгол мой от случая к случаю
Обстригает на заднице шерсть.
Мы в последние пару дней много о блондинках говорили:
Лидия, вспомнил из книжки - кажется, "Русский литературный анекдот":
Лицом он черняв, но по сравнению со своей душой он блондинка.
У Клэнси в его романах про Райана была блондинка Мэри-Пэт Фоули - как ее звали советские/российские разведчики, Фолиева - с выдающимися аналитическими способностями. Потом она стала замдиректора ЦРУ по аналитической работе. Одно время ее муж - под прикрытием собкора - был резидентом в Москве, а она старательно изображала американскую мамашу-наседку - голубоглазую блондинку.
Американца звали Эд Фоули, и он служил пресс-атташе в посольстве США
на улице Чайковского. Он и его жена, Мэри-Пэт, тоже агент ЦРУ, жили в
Москве вот уже почти четыре года, и оба предвкушали, что скоро уедут из
этого серого мрачного города, покинут его раз и навсегда. У них было двое
детей, которые вот уже длительное время находились вдали от "хот доге" и
игры в бейсбол.
Это не означало, однако, что их пребывание в Москве не было успешным.
Русские знали, что у ЦРУ имеется несколько разведывательных групп,
состоящих из мужа и жены. Такие группы успешно занимаются оперативной
работой, но русские с трудом воспринимают вероятность того, что разведчики
могут брать с собой и детей. В тщательной разработке нуждается и прикрытие
оперативников. Перед тем как перейти на работу в Государственный
департамент, Эл Фоули был репортером в "Нью-Йорк тайме". Служба в Госдепе
соблазнила его, потому что, объяснил он, жалованье примерно одинаковое, а
полицейский репортер никогда не выезжает дальше Ютики в штате Нью-Йорк.
Его жена обычно оставалась дома с детьми, хотя иногда заменяла
преподавателей, когда возникала такая необходимость, в англо-американской
школе на Ленинском проспекте в доме 78 и часто ездила с ними на вечерние
представления. Ее старший сын играл в детской хоккейной команде, и
сотрудники КГБ, сопровождавшие их в разъездах по городу, писали в своих
отчетах, что Эдвард Фоули-младший отлично для семилетнего мальчишки играет
на месте крайнего нападающего. Единственное, что вызывало раздражение
советского правительства, - это излишний интерес Фоули-старшего к проблеме
уличной преступности в Москве, которая, несмотря на заметный рост,
все-таки никак не могла сравниться с масштабом преступности, о которой
писал в Нью-Йорке Эд Фоули. Впрочем, это только доказывало, что
американский пресс-атташе - относительно безобидный человек. Он был
слишком любопытен, чтобы оказаться сотрудником разведывательной службы,
ведь разведчики, в конце концов, прилагали все усилия, чтобы не выделяться.
...............................
Я сделаю это во время хоккейного матча, решила Мэри-Пэт Фоули. На нем
будет присутствовать "Кардинал", которого предупредили об этом звонком из
телефона-автомата - якобы набранным по ошибке номером. Я сама передам ему
пакет. В сумочке у Мэри-Пэт лежали три кассеты, передать их можно при
простом рукопожатии. Ее сын играл в хоккейной команде младшей юношеской
лиги, так же как и внук Филитова, и она присутствовала на каждом матче.
Если бы по какой-то причине Мэри-Пэт пропустила матч, это сочли бы
необычным, а русские любят, когда все протекает раз навсегда заведенным
образом. Она знала, что за ней следят. По-видимому, слежку за иностранцами
ужесточили, однако "тень", следовавшая за ней, была не такой уж
эффективной - по крайней мере за ней следил один и тот же мужчина, и
Мэри-Пэт видела его лицо каждый день.
Мэри Патриция Камински-Фоули относилась к числу типично американских
семей, генеалогия которых - весьма запутанная - уходила во тьму веков,
причем некоторые подробности не попали в анкетные данные. Ее дед при дворе
последнего императора России учил наследника престола Алексея Романова
верховой езде, что было совсем непросто, поскольку мальчик страдал
гемофилией и требовалась чрезвычайная осторожность. Это было вершиной его
карьеры, которая ничем другим не выделялась. Дед Мэри-Пэт не сумел
выдвинуться как армейский офицер, хотя покровительство двора помогло ему
стать полковником. В результате его полк потерпел сокрушительное поражение
при Танненберге, а сам командир попал в плен к немцам и потому остался
жив, когда к власти в России пришли большевики. Узнав, что его жена
погибла во время революционных беспорядков, последовавших после первой
мировой войны, он не вернулся в Россию, поселился в конце концов в
пригороде Нью-Йорка, основал небольшое предприятие и снова женился, Он
умер в преклонном возрасте девяноста семи лет от роду, пережив даже свою
вторую жену, которая была моложе его на двадцать лет, и Мэри-Пэт на всю
жизнь запомнила его несвязные рассказы о России. Поступив в колледж, где
ее специальностью была история, она, конечно, узнала, как все обстояло на
самом деле. Ей стало известно, что император Николай Романов оказался
плохим правителем, а его двор был насквозь продажным и коррумпированным,
Но она навсегда запомнила, как плакал ее дед, рассказывая о расстреле
большевиками царевича Алексея - смелого и решительного мальчика - и всей
царской семьи, о том, как их всех убили, словно бродячих собак. Эта
история, слышанная Мэри-Пэт сотни раз, создала у нее представление о
Советском Союзе, которое оказались не в силах стереть годы обучения в
колледже или требования политического реализма. Ее отношение к
правительству, управляющему страной, где родился и жил ее дед, оказалось
навсегда оформившимся под влиянием убийства Николая II, его жены и пятерых
детей. Рассудок, говорила она себе, когда задумывалась над этим, не имеет
ничего общего с человеческими чувствами.
Работа в Москве, направленная против того же правительства, стала для
нее величайшим наслаждением. Она нравилась Мэри-Пэт даже больше, чем ее
мужу, которого она встретила во время учебы в Колумбийском университете.
Эд начал работать в ЦРУ, потому что она еще в детстве решила работать там.
Он блестяще проявил себя, Мэри-Пэт знала это, у него оказались отличные
способности, но ему недоставало страсти, которую вкладывала в работу она.
Не хватало у него и генов. Мэри-Пэт овладела русским языком на коленях
своего деда - богатым и элегантным русским языком, столь отличным от
современного, испорченного и засоренного за десятилетия советской власти,
- но, что еще важнее, она понимала русский народ так, как никогда нельзя
понять с помощью книг. Ей были знакомы и понятны грусть, составляющая
неотъемлемую часть русского характера, поразительная откровенность и
полная открытость души русских людей, заметная лишь очень близким друзьям
и скрытая под внешней замкнутостью и даже враждебностью. Используя свои
способности и понимание русских, Мэри-Пэт сумела завербовать пять
осведомленных агентов - всего лишь на одного меньше рекорда,
установленного одним из ее предшественников. В оперативном управлении ЦРУ
ее иногда называли "супердевушкой". Это прозвище ей не нравилось - в конце
концов, Мэри-Пэт была матерью двух детей со следами материнства на теле,
доказывающими это. Она посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. Тебе
многого удалось добиться, милая, сказала она себе. Дедушка гордился бы
тобой.
Однако самое лучшее заключалось в другом: ни у кого не было ни
малейших оснований заподозрить ее. Мзри-Пэт поправила свою одежду. В
Москве считалось, что западные женщины обращают больше внимания на одежду,
чем западные мужчины. Мэри-Пэт всегда старалась выглядеть излишне хорошо
одетой. Впечатление, которое ей хотелось произвести на окружающих, было
тщательно обдумано и воплощалось с крайней последовательностью.
Образованная, но неглубокая, красивая лишь на первый взгляд, хорошая мать,
но не более, склонная к демонстрации эмоций, что вообще свойственно
женщинам, приехавшим с Запада, но такую не воспринимают всерьез. Всегда
спешащая, готовая заменить заболевшего учителя в школе, не пропускающая
дипломатические приемы, постоянно расхаживающая по улицам подобно вечной
туристке, Мэри-Пэт идеально соответствовала сложившемуся в Советском Союзе
образу пустоголовой американки. Она еще раз улыбнулась своему отражению:
если бы только эти идиоты знали...
- Вратарь сыграл превосходно, - заметил Язов.
- Пусть играет превосходно с кем-нибудь другим! - разгоряченно
воскликнула Мэри-Пэт, наблюдая за тем, как игра начала смещаться к воротам
команды Эдди.
- Неужели все американские болельщики походят на вас? - спросил
Филитов.
Она снова повернулась, и на ее лице отразилось смущение.
- Правда ужасно, а? Родители должны вести себя...
- Как родители? - рассмеялся Язов.
- Действительно, я превращаюсь в типичную маму хоккеиста детской
команды, - призналась Мэри-Пэт. Затем ей пришлось объяснить, что она имеет
в виду.
..........
- Кто эта женщина?
- Американка. Муж у нее - пресс-атташе посольства США. В команде
играет ее сын. У нас досье на нее и на мужа. Ничего особенного.
- Привлекательная. Я и не знал, что Язов такой бабник.
- Ты считаешь, что он пытается завербовать ее? - высказал
предположение фотограф, делая один снимок за другим.
- Я и сам бы не прочь.
.............................
- Отличный пас в центр, - заметил Язов с искренним восхищением и
ворчливым голосом продолжил:
- Теперь вы понимаете, что ваш сын владеет важной государственной
тайной и мы не можем позволить ему выезд из России.
Глаза Мэри-Пэт на мгновение тревожно расширились, подтверждая мнение
Язова, что она действительно пустоголовая иностранка, хотя, по-видимому,
неплохой партнер в постели. Жаль, что мне никогда не удастся выяснить это,
подумал маршал.
- Вы шутите? - растерянно спросила она. Оба военных расхохотались.
- Разумеется, товарищ маршал просто шутит, - через мгновение
подтвердил Филитов.
- Я так и думала, - заметила Мэри-Пэт без должной уверенности в
голосе и повернулась к катку. - Отлично, забивай еще!
На звук ее пронзительного голоса с улыбками на лицах обернулись
стоящие рядом зрители. Эта американка всегда вызывала у них смех. Эмоции
американцев казались русским такими забавными.
***
- Если она шпионка, я согласен съесть свою камеру.
- Думай, о чем говоришь, дружище, - прошептал офицер, руководивший
группой. Веселье в голосе шутника мгновенно исчезло. Подумай о том, что
тебе только что сказано, напомнил он себе. Ее муж, Эдвард Фоули, является,
по мнению американских журналистов, просто олухом, не способным исполнять
обязанности хорошего репортера, и, уж конечно, он не может работать в
редакции "Нью-Йорк таймс". Дело заключалось, однако, в том, что о таком
прикрытии мечтает каждый разведчик, и все-таки на подобных должностях
служат олухи, которых почему-то притягивает правительственная служба всех
стран мира. Офицер, к примеру, ничуть не сомневался, что его двоюродный
брат - кретин, а его взяли в Министерство иностранных дел!
- Ты уверен что у тебя хватит пленки?
***
До конца матча оставалось сорок секунд, и Эдди получил наконец
долгожданную возможность. Защитник бросился под шайбу, и она запрыгала по
льду, катясь к центральному кругу. Нападающий отпасовал ее направо в тот
момент, когда ход игры вдруг изменился. Команда противника собиралась
снять вратаря и заменить его полевым игроком, так что мальчик, стоявший в
воротах, уже катился к своей скамейке. Эдди принял шайбу от своего
центрального нападающего и устремился к воротам, обходя вратаря по его
левому флангу, развернулся и бросил шайбу за спиной уже беспомощного
голкипера. Шайба ударилась о стойку и покатилась по линии ворот, медленно
пересекая ее.
- Г-о-о-л! - завизжала Мэри-Пэт, прыгая от восторга. В следующее
мгновение она обняла маршала Язова, приведя в замешательство его
телохранителей. На лице министра обороны появилась улыбка, ставшая тут же
натянутой, когда он вспомнил, что теперь ему придется завтра утром
написать отчет о контакте с иностранкой. Ничего страшного, Михаил
Семенович будет свидетелем, что мы не обсуждали ничего серьезного. Затем
она обняла Филитова.
- Я ведь говорила, что вы приносите удачу!
- Господи, неужели все американские болельщики похожи на вас? -
спросил Филитов, освобождаясь от объятий. Ее рука коснулась его руки на
какую-то долю секунды, и три крошечных кассеты оказались внутри перчатки
полковника. Он почувствовал их и был поражен, что все было сделано так
искусно. Неужели она еще и профессиональный фокусник?
- А почему все русские всегда такие мрачные - разве вы никогда не
веселитесь?
- Может быть, нам не помешало бы больше общаться с американцами, -
согласился маршал Язов. Хорошо бы моя жена была такой темпераментной,
промелькнула у него мысль. - У вас хороший сын, и, если он будет играть
против нас на Олимпиаде, я прощу его. - Сияющая улыбка была ему ответом.
- Как это любезно с вашей стороны, - ответила Мэри-Пэт. Надеюсь, мой
Эдди загонит ваших игроков обратно в Москву пинками по их коммунистическим
задницам, подумала она. Чего-чего, а снисходительного отношения Мэри-Пэт
не выносила. - Сегодня Эдди набрал еще два очка, а этот "иван" - как его
там - не набрал ни одного!
- Вы всегда относитесь с таким пылом к спорту, даже когда играют
дети? - спросил маршал Язов.
И тут Мэри-Пэт допустила ошибку, ответив настолько быстро, что не
успела проконтролировать свои слова:
- Покажите мне человека, умеющего проигрывать, и я покажу вам
человека, всегда проигрывающего. - Она сделала паузу и тут же исправила
оговорку:
- Так говорил Вине Ломбарди, знаменитый американский тренер.
Извините, но вы, наверно, считаете меня плохо воспитанной. Вы правы, это
всего лишь детская игра. - Она широко улыбнулась. Вот тебе!