Нуждается ли научная картина мира в Боге?
Вчера мы читали яркий текст писателя-историка Д.М. Балашова, в котором он с болью вопрошает и не может ответить на вопрос, почему на Руси в XV веке не возникли университеты, хотя для этого были все условия. Более общо, отчего у нас постоянно отставание в науках (которое пошло как раз с того времени).
Если уж такой тонкий знаток русского средневековья, как Балашов, не смог найти ответ... То лично я отчаиваюсь искать ответ в конкретных исторических условиях. Может, какой специалист-историк ответит, но я - точно нет. Зато причина может быть в том, в чём Балашов мог и не разбираться. В природе самой науки.
В самом деле, наука почему-то не развилась не только на Руси, но и в Византии. Ромеи сохранили математическое и философское наследие Античности (Евклид, Аристотель и др.), но нисколько не продвинули его. Что наводит на мысль, что причина - в некоторой несоединимости православия и науки. Об этом мы уже как-то говорили. Есть ещё один, наверное, более важный момент.
Опишу собственные ощущения (вполне допускаю, что они могут не совпадать с ощущениями других верующих учёных, интересно услышать их мнения). Бывают моменты, когда молитва (дома или в храме) бывает глубже, чем обычно. И в эти моменты мне не нужна никакая наука. И наоборот, в иной момент (во время научного доклада, чтения научной или научно-популярной литературы, собственных занятий) во всей красе и величественности встаёт научная картина мира. И тогда, как это ни страшно, мне не нужна никакая религия и никакая молитва.
Первая ситуация совершенно нормальна (и святые отцы, и современные святители постоянно говорят, что в молитве надо отставить в сторону не то что науку, а даже и сведения о Боге из догматического богословия, ибо всё это ставит преграду "чистому общению" человека и Бога). А вот вторая ситуация ненормальна. Как мы недавно рассуждали, наука должна подводить человека к Солнцу Правды, а не отводить от Него. Может, потому среди учёных и меньше верующих, чем в среднем по населению (в процентном соотношении): научная картина мира великолепна, завораживающа и, главное, самодостаточна.
С этим, может быть, и было связано неприятие науки православным миром. Наука - это не просто ремесло (как, например, литейное дело), это целое мировоззрение. И оно параллельно христианскому мировоззрению. Это и было недопустимым. В центре жизни православного человека находится Литургия, существование какого-то другого, параллельного фундаментального начала неприемлемо (подробнее об этом - в последнем письме нашей переписки).
Осмелюсь предположить (похожее мнение высказывает В.О. Ключевский), что именно поэтому Россия в XVI-XVII веках старалась заимствовать от Запада его технологии без заимствования научного мировоззрения. Но это оказалось невозможным: технологии сильно опирались на порождавшую их науку. Тогда Пётр I силой оторвал дворянство от народной среды и народного православия, чтобы привить ему западные ценности. Отрыв элиты от народа привёл в конечном счёте к Революции. А одним из её лейтмотивов был тезис: "Раз православие и традиционное мировоззрение нам мешают развиваться, давайте их выбросим и уничтожим, построим нормальную промышленную страну с развитой наукой". Уничтожение религии и уничтожение традиционного крестьянства - реализация первой части этой программы. Реализовать вторую часть - построить страну с мощной мирового уровня наукой - тоже удалось. Но ненадолго: всего лишь на 70 лет. Оказалось невозможным народу совсем уж забыть самого себя, свою "генетическую память", стать тем, кем он не является.
Сейчас наука в России разрушается. Потому что так и не разрешено фундаментальное противоречие между научным мировоззрением и мироощущением русского человека (которое мы тоже почти потеряли, но как-то нутром ещё чувствуем). Ну не вдохновить нас холодной научной картиной и техническим прогрессом самими по себе! Только если они вписаны в нечто более значительное. А это творческая задача. Её-то и надо было решить в XV-XVII веках. Не пытаться заимствовать технологии, не заимствуя саму науку, и не пытаться привить себе чужие ценности, а усвоить научное знание, но каким-то образом творчески переработать его, вписать в православную картину мира. Подобно тому как византийские богословы переработали и вписали античную философию, астрономию, а с последней и математику.
Эта творческая задача не была решена, что, как можно сделать вывод, и стало одной из ключевых причин потрясений, постигших нашу страну в XX веке. Возможно, в то время она и не могла быть решена. Уж слишком наука того времени была "механистической", "хищнической". Сейчас время другое, наука развилась, стала гибче, накопила множество результатов и создала в своих рамках средства, с которыми её можно сделать человечнее и духовнее.
Например, на днях ознакомился с трудом академика А.Н. Паршина (сотрудника, между прочим, нашего МИАН, заведующего отделом алгебры) "Средневековая космология и проблема времени". В первой части работы автор анализирует текст библейского Шестоднева, а во второй - вводит математические структуры циклического времени. По его замыслу они должны лучше соответствовать библейскому, христианскому представлению о времени, нежели концепция линейного времени, принятая в современной науке. Его построения красивы, завораживающи и одновременно с этим они непосредственно связаны с библейским описанием творения мира и с православным богослужением. Поэтому через эти построения явно просвечивает свет Божий. Изучение таких построений не уводит ум от молитвы, а возводит к ней!
Если уж такой тонкий знаток русского средневековья, как Балашов, не смог найти ответ... То лично я отчаиваюсь искать ответ в конкретных исторических условиях. Может, какой специалист-историк ответит, но я - точно нет. Зато причина может быть в том, в чём Балашов мог и не разбираться. В природе самой науки.
В самом деле, наука почему-то не развилась не только на Руси, но и в Византии. Ромеи сохранили математическое и философское наследие Античности (Евклид, Аристотель и др.), но нисколько не продвинули его. Что наводит на мысль, что причина - в некоторой несоединимости православия и науки. Об этом мы уже как-то говорили. Есть ещё один, наверное, более важный момент.
Опишу собственные ощущения (вполне допускаю, что они могут не совпадать с ощущениями других верующих учёных, интересно услышать их мнения). Бывают моменты, когда молитва (дома или в храме) бывает глубже, чем обычно. И в эти моменты мне не нужна никакая наука. И наоборот, в иной момент (во время научного доклада, чтения научной или научно-популярной литературы, собственных занятий) во всей красе и величественности встаёт научная картина мира. И тогда, как это ни страшно, мне не нужна никакая религия и никакая молитва.
Первая ситуация совершенно нормальна (и святые отцы, и современные святители постоянно говорят, что в молитве надо отставить в сторону не то что науку, а даже и сведения о Боге из догматического богословия, ибо всё это ставит преграду "чистому общению" человека и Бога). А вот вторая ситуация ненормальна. Как мы недавно рассуждали, наука должна подводить человека к Солнцу Правды, а не отводить от Него. Может, потому среди учёных и меньше верующих, чем в среднем по населению (в процентном соотношении): научная картина мира великолепна, завораживающа и, главное, самодостаточна.
С этим, может быть, и было связано неприятие науки православным миром. Наука - это не просто ремесло (как, например, литейное дело), это целое мировоззрение. И оно параллельно христианскому мировоззрению. Это и было недопустимым. В центре жизни православного человека находится Литургия, существование какого-то другого, параллельного фундаментального начала неприемлемо (подробнее об этом - в последнем письме нашей переписки).
Осмелюсь предположить (похожее мнение высказывает В.О. Ключевский), что именно поэтому Россия в XVI-XVII веках старалась заимствовать от Запада его технологии без заимствования научного мировоззрения. Но это оказалось невозможным: технологии сильно опирались на порождавшую их науку. Тогда Пётр I силой оторвал дворянство от народной среды и народного православия, чтобы привить ему западные ценности. Отрыв элиты от народа привёл в конечном счёте к Революции. А одним из её лейтмотивов был тезис: "Раз православие и традиционное мировоззрение нам мешают развиваться, давайте их выбросим и уничтожим, построим нормальную промышленную страну с развитой наукой". Уничтожение религии и уничтожение традиционного крестьянства - реализация первой части этой программы. Реализовать вторую часть - построить страну с мощной мирового уровня наукой - тоже удалось. Но ненадолго: всего лишь на 70 лет. Оказалось невозможным народу совсем уж забыть самого себя, свою "генетическую память", стать тем, кем он не является.
Сейчас наука в России разрушается. Потому что так и не разрешено фундаментальное противоречие между научным мировоззрением и мироощущением русского человека (которое мы тоже почти потеряли, но как-то нутром ещё чувствуем). Ну не вдохновить нас холодной научной картиной и техническим прогрессом самими по себе! Только если они вписаны в нечто более значительное. А это творческая задача. Её-то и надо было решить в XV-XVII веках. Не пытаться заимствовать технологии, не заимствуя саму науку, и не пытаться привить себе чужие ценности, а усвоить научное знание, но каким-то образом творчески переработать его, вписать в православную картину мира. Подобно тому как византийские богословы переработали и вписали античную философию, астрономию, а с последней и математику.
Эта творческая задача не была решена, что, как можно сделать вывод, и стало одной из ключевых причин потрясений, постигших нашу страну в XX веке. Возможно, в то время она и не могла быть решена. Уж слишком наука того времени была "механистической", "хищнической". Сейчас время другое, наука развилась, стала гибче, накопила множество результатов и создала в своих рамках средства, с которыми её можно сделать человечнее и духовнее.
Например, на днях ознакомился с трудом академика А.Н. Паршина (сотрудника, между прочим, нашего МИАН, заведующего отделом алгебры) "Средневековая космология и проблема времени". В первой части работы автор анализирует текст библейского Шестоднева, а во второй - вводит математические структуры циклического времени. По его замыслу они должны лучше соответствовать библейскому, христианскому представлению о времени, нежели концепция линейного времени, принятая в современной науке. Его построения красивы, завораживающи и одновременно с этим они непосредственно связаны с библейским описанием творения мира и с православным богослужением. Поэтому через эти построения явно просвечивает свет Божий. Изучение таких построений не уводит ум от молитвы, а возводит к ней!