Разрушительная коммуникация. Как уничтожить отношения.
Основное занятие в жизни - общение. Думаю, это не только у меня так. С одной стороны, конечно, профессия требует, и в то же время накладывает отпечаток. А с другой стороны... Я бы не рискнул утверждать, что человеческая жизнь представляет собой только коммуникацию. Но очень близко к этому. Ведь человек проживает жизнь в коммуникационной среде, так же, как в атмосфере, состоящей преимущественно из кислорода и азота.
За сравнительно небольшой промежуток времени у меня подобралось несколько интересных фрагментов общения с клиентами и со знакомыми. Часть из них даже задокументированы. Что оказалось в них интересного, на мой взгляд - это их "повреждающий" характер. В общем, это "боевое" общение, имеющее целью нанести оппоненту психический урон. Можно так общаться с врагами, им мало не покажется. С друзьями, наверное, таким образом поступать не надо, кроме тех случаев, когда от некоторых друзей надо избавиться.
Никаких особенных секретов в "повреждающем" общении нет, оно очень даже неплохо описано и проанализировано. Я хотел просто "по горячим следам" выделить некоторые характерные приёмы, трюки, ходы, которые, собственно и производят разрушительный эффект. Пока это несколько "сырые" наблюдения и комментарии, может быть, со временем их удастся систематизировать.
Патогенность обнаруживает себя довольно быстро. Она заключается в первую очередь в заметном ухудшении самочувствия по ходу общения. Вроде бы разговор спокойный, осмысленный, даже дружелюбно-юмористический, а результат - как в анекдоте ("Я пью и пью, а мне всё хуже и хуже..."). Появляются эмоциональные изменения: чувство усталости, подавленность, напряжение, тревога, ощущение дезориентации. У впечатлительных людей бывают и физиологические симптомы - головная боль, головокружение, тошнота, сердцебиение. Общение воспринимается как многозначительное и противоречивое. Расхожее сравнение - как разведчик среди врагов, пытающийся выведать какую-то важную информацию, при этом не раскрыть себя, не выдать своих чувств, не выболтать собственных секретов.
Чрезвычайно важный критерий: при попытке прояснить происходящее, определить, что идёт не так, обсудить отношения, коммуникация становится ещё более тяжёлой и удушливой.
В начале - достаточно простые и очевидные приёмы.
1. В разговоре самым тщательным образом стираются "референтные индексы". Почти не употребляется местоимение "я", очень редко используется прямое обращение - "вы", "вам", "о вас". Вместо этого используется разговор в "третьем лице" - "кое-кто", "некоторые", "тот, кто...", "люди". В общем, "Если кто-то кое-где у нас порой..." Вероятно, с этим же связано избегание прямого взгляда в глаза.
2. Почти постоянно используются метафоры. В качестве метафор работают описания каких-то случаев из прошлого, аналогии с другими отношениями, цитаты, пословицы и поговорки, стихи. Даже на конкретные прямые вопросы ответ даётся в метафорической форме. Впечатление такое, что разговор ведётся не с человеком, а с цитатником. Там, где ожидаешь непосредственного, по возможности искреннего ответа, наталкиваешься на очередную цитату. Вместо называния или описания собственных чувств также происходит отсылка к метафорам и аналогиям, причём эти метафоры и аналогии как правило весьма неконкретны и запутанны.
3. Собеседнику приписываются определённые чувства и мысли (термин из НЛП - "чтение мыслей"). Совершенно не делается попыток проверить свои догадки или выяснить у оппонента, что он переживает или думает на самом деле. При этом не допускается сослагательного наклонения, упоминаемые чувства предполагаются реально существующими, и никак иначе. Очень часто эти чувства и мысли сразу же оцениваются как неуместные и неадекватные.
4. Эмоциональность собеседника часто объявляется чрезмерной. Для подтверждения можно указать как на действительное проявление эмоций в ходе разговора, так и на "подразумеваемые эмоции", те, которые собеседник "по-видимому испытывает" или "должен испытывать".
Собеседник часто упрекается в ранимости. Ему ставится в вину то, что он слишком сильно реагирует в ходе диалога, особенно то, что он "требует заботы о себе".
5. Очень характерен феномен "дерева и стекла" (термин, заимствованный из психопатологии). Собственные переживания объявляются очень глубокими, личными, не подлежащими обнародованию (в крайнем случае можно намекнуть, облечь в форму метафоры). Их берегут, от их обсуждения уклоняются, их запрещают касаться или даже упоминать о них. Зато чувства собеседника считаются мелкими, тривиальными.
Иногда хорошим оружием является открытое заявление: "А ваши переживания меня не интересуют! Мне это не надо". С этих позиций как раз очень удобно симметричным образом обвинить собеседника в таком же подходе. Попытки собеседника спросить о переживаниях и прояснить ситуацию можно объявить проявлением равнодушия и бестактности.
6. Типичны ирония и сарказм. Большинство сказанных слов предлагается воспринимать прямо противоположным образом. Особенно эффективна тонкая ирония, которая запутывает оппонента, не позволяет определить, когда сказанное нужно воспринимать в прямом значении, а когда - в обратном. Легко догадаться, что убийственно эффективна ироническая похвала - вроде бы и похвала, но подтекстом насмешки и порицания.
7. Слова собеседника, как предполагается, имеют многослойный противоречивый смысл. За тем, что он говорит, скрывается что-то "иное", некие тайные соображения. Намёком или прямо собеседнику заявляется о недоверии.
8. Чтобы не отвечать на вопросы оппонента, протагонист может пользоваться "прогрессивной конкретизацией". Неоднократно уже упоминали, что Мета-модель, разработанная в НЛП, может прекрасно употрбеляться для запутывания и разрушения общения. Достаточно к каждой фразе собеседника задавать по несколько вопросов, требующих уточнить детали и детали деталей. Можно ставить под вопрос каждый вопрос собеседника (корректность постановки, неверную формулировку, право собеседника задавать такие вопросы).
9. Вина за неудавшийся диалог целиком и полностью возлагается на собеседника. Собственные помыслы объявляются a priori чистыми и кристально прозрачными, собственная коммуникация - абсолютно ясной и не требующей никаких изменений. Настолько ясной, что даже любые комментарии и дополнения к ней не только излишни, но и вредны.
Следующая группа - более тонкие и сложные ходы, действующие неочевидным образом, на глубинном уровне.
1. Активно отрицается идея равенства оппонентов. На практике равенство может означать либо дружбу, либо честную вражду. В данном случае не нужно ни то, ни другое.
Неравенство может быть многообразным. Это статусное неравенство (один просит, другой вправе согласиться или отклонить просьбу), интеллектуальное неравенство (один из них "явно лучше" понимает другого), эмоциональное неравенство (один "более тонок, эмоционален и раним", чем другой). Претензии на равенство и равноправие категорически пресекаются либо прямым отрицанием, либо прозрачным намёком на "очевидное" неравенство ("как вообще можно говорить с человеком, который не видит разницы между нами"?).
2. Важное значение имеет ранее упоминавшаяся мной "вежливость". Назревающий или открытый конфликт не должен быть признан конфликтом. Это либо пустяковое недоразумение, либо просто излишняя эмоциональность собеседника, либо его невоспитанность. Это пассаж опять упирается в неравенство - один из собеседников "выше" и "благороднее" другого, так как не лезет в бой, а заранее уступает "грубой силе".
3. Вообще, отношения между собеседниками обесцениваются, объявляются несерьёзными, неважными и преходящими.
Это очень существенный момент. В принципе, любые отношения нуждаются в точном определении, логической типизации (сотрудничество, вражда, дружба, любовь, зависимость и т.д.). Чтобы разрушить отношения, необходимо исключить возможность такого определения. Человек, ведущий "разрушительную игру", должен, во-первых, сам категорически отказаться определять отношения, а во-вторых, не позволять сделать этого своему оппоненту. Именно благодаря такой тактике отношения становятся крайне туманными, противоречивыми и тревожными.
4. Ещё одна характерная и очень важная черта таких диалогов - трудность или невозможность метакоммуникации (то есть обсуждения текущего общения). Любое обычное общение вполне допускает вопросы о том, что значат слова собеседника, или его мимика и жесты. Допустимо интересоваться, что имелось в виду в предыдущих репликах, не шутит ли собеседник и т.п.
Но в данном случае переход на метапозицию категорически блокируется. Вопросы о том, что могла значить конкретная предыдущая фраза, наказываются разными способами.
а) Можно просто отказаться отвечать на метавопросы или проигнорировать их.
б) Можно указать на бестактность и неадекватность самой постановки вопроса, на требование чрезмерной откровенности ("что ты в душу лезешь?!").
в) Можно заявить, что собеседник, будучи в "здравом уме", сам должен был бы догадаться о смысле сказанного. А если он не догадался, то это говорит либо о его ограниченности (проще говоря, тупости), либо о его предвзятом, негативном отношении к протагонисту.
г) Можно поместить вопрос в контекст предыдущей коммуникации, то есть объяснить его чрезмерной эмоциональностью собеседника,
д) Можно среагировать на вопрос как на неуместную настойчивость, мелочные придирки к словам, попытку загладить вину за предыдущие "бестактные реплики", или попытку усугубить текущую напряжённость.
е) Можно рассматривать метавопрос как элемент манипуляции, попытку принудить протагониста к каким-то действиям.
Могут использоваться такие разновидности метакоммуникации, которые не проясняют и не дополняют общение, а напротив, закрывают его и лишает смысла. Обычны безосновательные оценочные пренебрежительные замечания в адрес оппонента, комментирование его реплик и действий.
И, наконец, самые глубокие и трудноуловимые ходы (целые комбинации, посложнее шахматных).
1. Протагонист демонстрирует свою чувствительность к состоянию собеседника и тонкое реагирование на его изменение. Очень легко проявляет чувство вины в ответ на сомнение, недоумение или подавленность собеседника (вот оно, подтверждение ранимости и тонкой душевной организации). Тем самым вроде бы демонстрирует собственную зависимость от собеседника. Но при этом делает ещё два очень сильных хода. Во-первых, обвиняет оппонента в том, что он явился причиной этого чувства вины (тревога или подавленность собеседника квалифицируется как ход в игре, призванный вызывать у протагониста чувство вины). "Я обвиняю тебя в попытке обвинить меня, потому что я чувствую себя виноватым из-за того, что ты расстроился из-за моих слов". Во-вторых, протагонист сразу же может сказать о том, что в принципе, чувства оппонента его никак не затрагивают и вообще ему неинтересны.
2. Также очень сильный приём - требование к собеседнику "вести беседу". Таким образом его можно сразу же поместить в парадоксальный контекст. С одной стороны, он вроде бы может сыграть роль ведущего, управлять дискуссией, проявлять силу и компетентность. С другой стороны, де факто именно к этому его и побуждают (даже принуждают)! Таким образом, пытаясь исполнить роль лидера, он обнаруживает, что просто выполняет чужое требование, то есть по определению является ведомым!
Как меняется поведение собеседника под действием таких приёмов.
1. Возникает настоятельная потребность говорить с максимальной вообразимой точностью. Всё, что имеешь сказать, приходится излагать с избыточным количеством деталей, чтобы избежать многозначительности и "тяжёлых вопросов".
2. Появляется необходимость свести к минимуму эмоциональную экспрессию. Во-первых, чтобы не создавать иллюзию иронии и "тайного умысла", а во-вторых, не быть обвинённым в неадекватности.
3. Метафоры полностью исключаются из арсенала, приходится говорить предельно конкретно, на вопросы отвечать с буквальной точностью. Таким образом, общение становится "засушенным", безжизненным, зажатым, линейным.
4. Другой вариант - напротив, появляется искушение говорить метафорами, взаимодействуя с протагонстом в "зеркальной манере". Метафоры занимают место прямой непосредственной коммуникации.
5. Утрачивается инициатива. Чувствуя, что наверняка попадёт в ловушку и будет наказан при любом своём действии, собеседник предпочитает выжидать,
К сожалению, ни одна из этих стратегий не спасает от "разрушительной коммуникации" и не улучшает отношения.
За сравнительно небольшой промежуток времени у меня подобралось несколько интересных фрагментов общения с клиентами и со знакомыми. Часть из них даже задокументированы. Что оказалось в них интересного, на мой взгляд - это их "повреждающий" характер. В общем, это "боевое" общение, имеющее целью нанести оппоненту психический урон. Можно так общаться с врагами, им мало не покажется. С друзьями, наверное, таким образом поступать не надо, кроме тех случаев, когда от некоторых друзей надо избавиться.
Никаких особенных секретов в "повреждающем" общении нет, оно очень даже неплохо описано и проанализировано. Я хотел просто "по горячим следам" выделить некоторые характерные приёмы, трюки, ходы, которые, собственно и производят разрушительный эффект. Пока это несколько "сырые" наблюдения и комментарии, может быть, со временем их удастся систематизировать.
Патогенность обнаруживает себя довольно быстро. Она заключается в первую очередь в заметном ухудшении самочувствия по ходу общения. Вроде бы разговор спокойный, осмысленный, даже дружелюбно-юмористический, а результат - как в анекдоте ("Я пью и пью, а мне всё хуже и хуже..."). Появляются эмоциональные изменения: чувство усталости, подавленность, напряжение, тревога, ощущение дезориентации. У впечатлительных людей бывают и физиологические симптомы - головная боль, головокружение, тошнота, сердцебиение. Общение воспринимается как многозначительное и противоречивое. Расхожее сравнение - как разведчик среди врагов, пытающийся выведать какую-то важную информацию, при этом не раскрыть себя, не выдать своих чувств, не выболтать собственных секретов.
Чрезвычайно важный критерий: при попытке прояснить происходящее, определить, что идёт не так, обсудить отношения, коммуникация становится ещё более тяжёлой и удушливой.
В начале - достаточно простые и очевидные приёмы.
1. В разговоре самым тщательным образом стираются "референтные индексы". Почти не употребляется местоимение "я", очень редко используется прямое обращение - "вы", "вам", "о вас". Вместо этого используется разговор в "третьем лице" - "кое-кто", "некоторые", "тот, кто...", "люди". В общем, "Если кто-то кое-где у нас порой..." Вероятно, с этим же связано избегание прямого взгляда в глаза.
2. Почти постоянно используются метафоры. В качестве метафор работают описания каких-то случаев из прошлого, аналогии с другими отношениями, цитаты, пословицы и поговорки, стихи. Даже на конкретные прямые вопросы ответ даётся в метафорической форме. Впечатление такое, что разговор ведётся не с человеком, а с цитатником. Там, где ожидаешь непосредственного, по возможности искреннего ответа, наталкиваешься на очередную цитату. Вместо называния или описания собственных чувств также происходит отсылка к метафорам и аналогиям, причём эти метафоры и аналогии как правило весьма неконкретны и запутанны.
3. Собеседнику приписываются определённые чувства и мысли (термин из НЛП - "чтение мыслей"). Совершенно не делается попыток проверить свои догадки или выяснить у оппонента, что он переживает или думает на самом деле. При этом не допускается сослагательного наклонения, упоминаемые чувства предполагаются реально существующими, и никак иначе. Очень часто эти чувства и мысли сразу же оцениваются как неуместные и неадекватные.
4. Эмоциональность собеседника часто объявляется чрезмерной. Для подтверждения можно указать как на действительное проявление эмоций в ходе разговора, так и на "подразумеваемые эмоции", те, которые собеседник "по-видимому испытывает" или "должен испытывать".
Собеседник часто упрекается в ранимости. Ему ставится в вину то, что он слишком сильно реагирует в ходе диалога, особенно то, что он "требует заботы о себе".
5. Очень характерен феномен "дерева и стекла" (термин, заимствованный из психопатологии). Собственные переживания объявляются очень глубокими, личными, не подлежащими обнародованию (в крайнем случае можно намекнуть, облечь в форму метафоры). Их берегут, от их обсуждения уклоняются, их запрещают касаться или даже упоминать о них. Зато чувства собеседника считаются мелкими, тривиальными.
Иногда хорошим оружием является открытое заявление: "А ваши переживания меня не интересуют! Мне это не надо". С этих позиций как раз очень удобно симметричным образом обвинить собеседника в таком же подходе. Попытки собеседника спросить о переживаниях и прояснить ситуацию можно объявить проявлением равнодушия и бестактности.
6. Типичны ирония и сарказм. Большинство сказанных слов предлагается воспринимать прямо противоположным образом. Особенно эффективна тонкая ирония, которая запутывает оппонента, не позволяет определить, когда сказанное нужно воспринимать в прямом значении, а когда - в обратном. Легко догадаться, что убийственно эффективна ироническая похвала - вроде бы и похвала, но подтекстом насмешки и порицания.
7. Слова собеседника, как предполагается, имеют многослойный противоречивый смысл. За тем, что он говорит, скрывается что-то "иное", некие тайные соображения. Намёком или прямо собеседнику заявляется о недоверии.
8. Чтобы не отвечать на вопросы оппонента, протагонист может пользоваться "прогрессивной конкретизацией". Неоднократно уже упоминали, что Мета-модель, разработанная в НЛП, может прекрасно употрбеляться для запутывания и разрушения общения. Достаточно к каждой фразе собеседника задавать по несколько вопросов, требующих уточнить детали и детали деталей. Можно ставить под вопрос каждый вопрос собеседника (корректность постановки, неверную формулировку, право собеседника задавать такие вопросы).
9. Вина за неудавшийся диалог целиком и полностью возлагается на собеседника. Собственные помыслы объявляются a priori чистыми и кристально прозрачными, собственная коммуникация - абсолютно ясной и не требующей никаких изменений. Настолько ясной, что даже любые комментарии и дополнения к ней не только излишни, но и вредны.
Следующая группа - более тонкие и сложные ходы, действующие неочевидным образом, на глубинном уровне.
1. Активно отрицается идея равенства оппонентов. На практике равенство может означать либо дружбу, либо честную вражду. В данном случае не нужно ни то, ни другое.
Неравенство может быть многообразным. Это статусное неравенство (один просит, другой вправе согласиться или отклонить просьбу), интеллектуальное неравенство (один из них "явно лучше" понимает другого), эмоциональное неравенство (один "более тонок, эмоционален и раним", чем другой). Претензии на равенство и равноправие категорически пресекаются либо прямым отрицанием, либо прозрачным намёком на "очевидное" неравенство ("как вообще можно говорить с человеком, который не видит разницы между нами"?).
2. Важное значение имеет ранее упоминавшаяся мной "вежливость". Назревающий или открытый конфликт не должен быть признан конфликтом. Это либо пустяковое недоразумение, либо просто излишняя эмоциональность собеседника, либо его невоспитанность. Это пассаж опять упирается в неравенство - один из собеседников "выше" и "благороднее" другого, так как не лезет в бой, а заранее уступает "грубой силе".
3. Вообще, отношения между собеседниками обесцениваются, объявляются несерьёзными, неважными и преходящими.
Это очень существенный момент. В принципе, любые отношения нуждаются в точном определении, логической типизации (сотрудничество, вражда, дружба, любовь, зависимость и т.д.). Чтобы разрушить отношения, необходимо исключить возможность такого определения. Человек, ведущий "разрушительную игру", должен, во-первых, сам категорически отказаться определять отношения, а во-вторых, не позволять сделать этого своему оппоненту. Именно благодаря такой тактике отношения становятся крайне туманными, противоречивыми и тревожными.
4. Ещё одна характерная и очень важная черта таких диалогов - трудность или невозможность метакоммуникации (то есть обсуждения текущего общения). Любое обычное общение вполне допускает вопросы о том, что значат слова собеседника, или его мимика и жесты. Допустимо интересоваться, что имелось в виду в предыдущих репликах, не шутит ли собеседник и т.п.
Но в данном случае переход на метапозицию категорически блокируется. Вопросы о том, что могла значить конкретная предыдущая фраза, наказываются разными способами.
а) Можно просто отказаться отвечать на метавопросы или проигнорировать их.
б) Можно указать на бестактность и неадекватность самой постановки вопроса, на требование чрезмерной откровенности ("что ты в душу лезешь?!").
в) Можно заявить, что собеседник, будучи в "здравом уме", сам должен был бы догадаться о смысле сказанного. А если он не догадался, то это говорит либо о его ограниченности (проще говоря, тупости), либо о его предвзятом, негативном отношении к протагонисту.
г) Можно поместить вопрос в контекст предыдущей коммуникации, то есть объяснить его чрезмерной эмоциональностью собеседника,
д) Можно среагировать на вопрос как на неуместную настойчивость, мелочные придирки к словам, попытку загладить вину за предыдущие "бестактные реплики", или попытку усугубить текущую напряжённость.
е) Можно рассматривать метавопрос как элемент манипуляции, попытку принудить протагониста к каким-то действиям.
Могут использоваться такие разновидности метакоммуникации, которые не проясняют и не дополняют общение, а напротив, закрывают его и лишает смысла. Обычны безосновательные оценочные пренебрежительные замечания в адрес оппонента, комментирование его реплик и действий.
И, наконец, самые глубокие и трудноуловимые ходы (целые комбинации, посложнее шахматных).
1. Протагонист демонстрирует свою чувствительность к состоянию собеседника и тонкое реагирование на его изменение. Очень легко проявляет чувство вины в ответ на сомнение, недоумение или подавленность собеседника (вот оно, подтверждение ранимости и тонкой душевной организации). Тем самым вроде бы демонстрирует собственную зависимость от собеседника. Но при этом делает ещё два очень сильных хода. Во-первых, обвиняет оппонента в том, что он явился причиной этого чувства вины (тревога или подавленность собеседника квалифицируется как ход в игре, призванный вызывать у протагониста чувство вины). "Я обвиняю тебя в попытке обвинить меня, потому что я чувствую себя виноватым из-за того, что ты расстроился из-за моих слов". Во-вторых, протагонист сразу же может сказать о том, что в принципе, чувства оппонента его никак не затрагивают и вообще ему неинтересны.
2. Также очень сильный приём - требование к собеседнику "вести беседу". Таким образом его можно сразу же поместить в парадоксальный контекст. С одной стороны, он вроде бы может сыграть роль ведущего, управлять дискуссией, проявлять силу и компетентность. С другой стороны, де факто именно к этому его и побуждают (даже принуждают)! Таким образом, пытаясь исполнить роль лидера, он обнаруживает, что просто выполняет чужое требование, то есть по определению является ведомым!
Как меняется поведение собеседника под действием таких приёмов.
1. Возникает настоятельная потребность говорить с максимальной вообразимой точностью. Всё, что имеешь сказать, приходится излагать с избыточным количеством деталей, чтобы избежать многозначительности и "тяжёлых вопросов".
2. Появляется необходимость свести к минимуму эмоциональную экспрессию. Во-первых, чтобы не создавать иллюзию иронии и "тайного умысла", а во-вторых, не быть обвинённым в неадекватности.
3. Метафоры полностью исключаются из арсенала, приходится говорить предельно конкретно, на вопросы отвечать с буквальной точностью. Таким образом, общение становится "засушенным", безжизненным, зажатым, линейным.
4. Другой вариант - напротив, появляется искушение говорить метафорами, взаимодействуя с протагонстом в "зеркальной манере". Метафоры занимают место прямой непосредственной коммуникации.
5. Утрачивается инициатива. Чувствуя, что наверняка попадёт в ловушку и будет наказан при любом своём действии, собеседник предпочитает выжидать,
К сожалению, ни одна из этих стратегий не спасает от "разрушительной коммуникации" и не улучшает отношения.