Бодуэн Балдуин, backdated
Полистать книгу
1187 Саладин захватывает Иерусалим.
1189 Начало III крестового похода (продолжался до 1192 г.). Гибель Фридриха I Барбароссы. Пленение Ричарда Львиное Сердце.
Царь Иерусалимский Бодуэн IV (1160-1185) не особенно известен своими подвигами, а зря. Автор книги "Прокаженный царь и его наследники" Бернард Гамильтон утверждает, что Бодуэн достоин большего. Для начала -- он совершил гораздо более заметные деяния, чем его известный современник Ричард Львиное Сердце (1157-1199), причем в гораздо более сложных условиях.
Not only was his childhood troubled - his father Amalric had been forced to disown his mother Agnes when Baldwin was two years old before the aristocracy would accept him as king, and Baldwin was only 13 when Amalric died and he took the throne - he contracted leprosy at a young age (Baldwin's symptoms are discussed in a useful appendix by Piers Mitchell).
The disease could not be hidden; "It grew more serious each day, specially injuring his hands and feet and his face, so that his subjects were distressed whenever they looked at him," William of Tyre, chief contemporary chronicler of the day, relates.
A lesser person would have quickly broken under such circumstances. But Baldwin was animated by both a bold spirit and a tremendous sense of duty, of his obligation to his people. One of the most human touches is William of Tyre's depiction of Baldwin as "a good looking child for his age" who grew up "full of hope" and "more skilled than men who were older than himself in controlling horses and in riding them at a gallop," (p 43). Baldwin had taught himself this skill, vital to a knight, despite already losing feeling in his right hand. And he continued to ride at the head of his men into battle when there was no way he could have remounted had he been unhorsed. Determination and courage were to be the hallmarks of his all too brief career.
Бодуэн при Ашкалоне
For Baldwin was by any measure a successful king - considering his circumstances and limited resources, a great one. Though his people were massively outnumbered and surrounded on three sides, this boy, who took the throne in 1164 and died aged not quite 24 in 1185, for 11 years frustrated the ambition of Saladin, the greatest warrior of the age, to forge unity among the Arab people and drive the Christians from the Holy Places.
Despite being significantly outnumbered, he defeated Saladin in two major battles, Mont Gisard in 1177 and Le Forbelet in 1182, and forced him to raise the siege of Beirut in 1182 and the major fortress of Kerak twice, in 1183 and 1184. On the latter occasions he was blind and so debilitated he had to be slung in a litter between two horses.
Hamilton also helps untangle the intricate web of domestic and international relations in which Jerusalem, the center of the world for three faiths, was ensnared. Baldwin had to balance the conflicting jealousies and agendas of his own nobility, always maneuvering to secure their positions first in the event of a regency, then at the succession; the knightly orders that were within his kingdom but not of it; the neighboring Crusader states; the attitude of the Papacy; the interests of Byzantium; and the distant and fickle responses of the western European powers. And overshadowing all this was ever-present menace of the Islamic counterattack that could come anytime, anyplace. Given this ever-precarious situation, Baldwin perhaps emerges with even greater credit for his diplomacy than for his skills with the sword. Certainly, he made no fatal mistakes and left the kingdom in no weaker condition than he found it.
Hamilton makes no great departures in his work, but goes some way towards rehabilitating Reynald of Chatillon from his characteristic depiction as loose cannon psychopath. Following Michael Lyons and David Jackson's Saladin: The Politics of Holy War, he also demythologizes the Crusader's nemesis, emphasizing the traditional argument that the Christian state unnecessarily provoked Saladin into war is flawed: The great leader of the Muslim world had been working towards the cleansing Jihad his entire career.
This is a book as much about an era as an individual, and at times, Baldwin as a personality tends to disappear inside it. Even considering the limitations of the sources, one wishes there was more representing his perspective in his voice. But we are limited to a heartfelt letter he wrote to Louis VII of France, humbly recognizing his limitations and offering to hand the kingdom over to a candidate as noble, and more healthy, than he: "To be deprived of one's limbs is of little help to one in carrying out the work of government... It is not fitting that a hand so weak as mine should hold power when fear of Arab aggression daily presses upon the Holy City and when my sickness increases the enemy's daring." (p 140).
It was fortunate for the Kingdom of Jerusalem that this offer was refused. It is significant that just two years after Baldwin's death Saladin won his great victory at Hattin, fatally wounding the Crusader presence in the Middle East and setting in motion the chain of events that would culminate in their expulsion in 1291.
"Few rulers have remained executive heads of state when handicapped by such severe physical disabilities or sacrificed themselves more totally to the needs of their people," (p 210) Hamilton concludes. Baldwin's accomplishments would seem to be the stuff of myth, but he was quite real, a testament to human courage and endurance, and Hamilton does a fine job of putting his life and times in perspective.
Бодуэн III (1130 - 1163 гг.), король Иерусалимский (1143 - 1163 гг.)
Бодуэн IV Прокаженный (1160 - 1185 гг.), король Иерусалимский (1174 - 1185 гг.)
Бодуэн V (1178 - 1186 гг.), король Иерусалимский (1185 - 1186 гг.)
1100.07.18 Умер Готфрид Бульонский. Иерусалимский трон унаследовал брат Готфрида - Бодуэн Эдесский.
1100.11.18 В Валансе (затем в Пуатье) открылся собор, который призвал оказать подмогу крестоносцам, находящимся на Ближнем Востоке. После этого призыва на восток двинулись новые ополчения.
1100.12. Бодуэн Эдесский был коронован Иерусалимским королем в церкви Рождества Христова.
1187 Салах ад-Дин захватил Иерусалим.
1189 Начало III крестового похода. Гибель Фридриха I Барбароссы. Пленение Ричарда Львиное Сердце (Продолжался 1189 - 1192 гг).
^ Хронология крестовых походов, в которой Бодуэну IV места не нашлось
Прокаженные короли
"- Такой небольшой платок, лицо утирать, - пояснил Поэт. - На нем отпечаталось лицо Господа. Не нарисовано, а самой природой отпечатано.
Получился нерукотворный образ, называется acheiropoieton. Абгар Пятый, царь Эдессы, был прокаженный, он посылал своего бытописателя Ханнана за Иисусом, чтоб тот пришел исцелить его. Иисус прийти к царю не мог, а вместо этого взял платок, вытер лицо, и отпечатались черты его лика. Как вы уже догадываетесь, получив тот Убрус, царь излечился и обратился в истинную веру. В давние времена, когда персы осаждали Эдессу, горожане выставили на стену Mandylion и тем спаслись. После этого Константин выкупил Убрус и перевез сюда, его сперва возложили в церкви Влахерна, а потом в Святой Софии, а потом в Фаросской часовне. Это истинный Mandylion, хоть молва и гласит, будто существуют иные: в каппадокийской Камулии, в египетском Мемфисе и в Анаблате подле Иерусалима. Что не противоречит логике, потому что Иисус в течение жизни мог вытираться полотенцем не один раз. Однако эдесский Убрус несомненно важнее всех прочих, потому что в пасхальное воскресенье лик преображается каждый час: на рассвете имеет вид новорожденного Иисуса, в третьем часу представляется отроком, и так далее до девятого часу, когда он являет облик Иисуса мужа в пору Страстей".
Умберто Эко, "Баудолино", отсюда.
В поисках Бодуэна
"По-французски говорило большинство крестоносцев в Святой Земле, -- где в 1187 году случилась для них большая беда: Салах-эд-Дин (Саладин) вытеснил их из Иерусалима, с таким трудом завоеванного некогда войсками Готфрида Бульонского, -- ибо двумя годами раньше (1185) умер прокаженный король Иерусалима Балдуин IV, несмотря на страшную болезнь, до самой кончины проявлявший определенные черты политической и военной гениальности: покуда он был жив, Иерусалим не был сдан сарацинам; последним великий магистром ордена тамплиеров, избранным в цитадели (т.е. в Иерусалиме) стал в 1184 году не самый удачный кандидат -- Жерар де Ридфор. А смерть уже стояла на пороге прокаженного Балдуина IV, без которого христианский Иерусалим был обречен. Впрочем, королевства крестоносцев на Ближнем Востоке просуществовали еще довольно долго, а воспоминания и особенно легенды о них надо полагать, просто бессмертны".
Евгений Витковский. Против энтропии
Веспасиан, императорский сын и опять Бодуэн
...история о римском императоре, чьего сына Веспасиана исцелил плат Св. Вероники (собственно -- Спас Нерукотворный) от проказы смотрится чистой сказкой. Современникам эта сказка, вероятно, говорила не об одном лишь Веспасиане. Исторический Веспасиан (9-79, римский император с 69) христианства не принимал и обратил бы на эту новую религию внимание разве что если б на самом деле его поразила проказа. Однако нечто подобное имело место в собственно христианском мире -- и как раз во времена Робера де Борона; случилось так, что тринадцатилетний король воцарился в 1174 году на Иерусалимском престоле под именем Балдуина IV -- и как раз этого правителя поразила проказа. "Прокаженный король не собирался умирать, хотя от него исходил такой тяжелый запах, что не спасали все благовония и мази Востока".
Это был тот самый юноша, который в неполные семнадцать лет захватил врасплох армию турок-сельджуков в Лидде. "В его отрядах были только ополченцы из южной Палестины и некоторые окрестные сеньоры. Магистр ордена Храма (т.е. Одон де Сент-Аман -- Е.В.) прибыл из Газы через укрепленные рубежи с восьмьюдесятью рыцарями ордена Храма, так что в результате войско короля составили пятьсот рыцарей.<...> Битва была жестокой, но непродолжительной. В последний раз тысячи сарацин бросились перед атакой горстки рыцарей. Сам Саладин поворотил своего коня и отступил до Египта..." Юный король становился юным героем, победителем грозного Саладина -- и вот именно этого героя поразила проказа. Как недоставало крестоносцам такого полководца в последующие годы, -- но медицина не знала тогда исцеления от проказы. Не здесь ли первая мечта крестоносцев о Святом Граале?
"- Какой город, ты рожден на болоте!
- Да... Извини, я тороплюсь, тебе трудно следить. Мы с тобой еще не построили город?
- А что, был город, который строился, а не разрушался?
- Да, - сказал Баудолино. - В первый и единственный раз в моей жизни я увидел, как город не погибает, а зачинается."
Эко, "Баудолино"
Почти анаграмма Болдуина -- Baudolino
Пресвитер Иоанн
"Они вошли. Круглое центральное помещение было пусто, не считая нескольких ларей у трона. Трон возвышался посередине, из темного дерева, с балдахином. Сидевший на троне был в темной одежде, под тюрбаном, под покрывалом, завешивавшим лицо, в темных чулках, в черных перчатках, так что черты его были совершенно закрыты.
По сторонам трона, примостившись с боков Диакона, находилось еще двое укутанных. Один из них подносил Диакону чашу с курившимися ароматами, чтобы тот дышал пахучим дымом. Диакон, видимо, отказывался, но Праксей умоляющими и в то же время настойчивыми знаками почти принуждал его: верно, снадобье было лекарственным. [...]
Голос был вымученный, страдальческий, хотя по тембру молодой.
Однажды Баудолино, пред лицом несомненной тоски Диакона, лишенного и самых простых радостей, которые юность дарует всем, попробовал убедить того, что можно пестовать в сердце любовь к недостижимой возлюбленной, и рассказал о былой страсти к некой благородной даме и о писанных к даме письмах. Диакон спрашивал срывающимся голосом. Потом он взвыл, как раненое животное: - Даже это мне заказано, Баудолино, даже воображаемая любовь. Знал бы ты, как я мечтал бы скакать во весь опор перед войском, впивая запах ветра и запах крови. Тысячу раз я предпочел бы погибнуть в бою с именем возлюбленной на устах, нежели оставаться в этом заклете и ждать... чего? Ничего, наверное...
Скачи в Палестину, где доблестные христиане дерутся с маврами. Стань же героем, коли тебе охота. В замках Святой Земли принцессы отдадут жизнь за одну твою улыбку.
- А ты видал мою улыбку? - спросил на это Диакон. Одним движением сорвал фату и обнажилась жуткая гримаса. Разъеденные губы не загораживали прогнивших десен и зубов. Кожа лица наморщилась и местами была полностью слуплена с омерзительного розового мяса. Глаза под гноем еле виделись. Весь лоб являл собою язвы. Свисали длинные волосы, и редкая раздвоенная борода еле скрывала, что оставалось от подбородка. Диакон снял перчатки и показал тощие руки, усеянные темными узлами.
...- Проказа, Баудолино. Проказа не милует царей и властителей мира. С двадцатилетнего возраста я прячу секрет от народа. Я попросил евнухов известить отца, что не замещу его. Чтоб торопился вырастить нового местодержателя, и поскорей. Пусть бы сказали, что я скончался, а я бы ушел в один из приютов для мне подобных и там пропал бы без вести. Но евнухи сказали: отцу угодно, чтоб я остался. Я не верю евнухам. Думаю, им нужен слабый Диакон. Может, как я умру, они оставят набальзамированное тело в этой яме и продолжат командовать от имени моего трупа. Может, после смерти Пресвитера кто-нибудь из них займет мое место и никто не сможет оспорить, что это не я, потому что никто не знает мою наружность: в провинции меня видели только когда я сосал грудь. Теперь, Баудолино, ты видишь. Я жду смерти от скуки. Смерть пропитала меня всего. Не быть мне наездником, не быть любовником. Вот и ты сейчас не замечая ступил на три шага назад. Как ты видел, и Праксей, разговаривая со мной, держится на пяти шагах. Единственные, кто может находиться тут рядом, это два закутанных евнуха, они молоды, как и я, и поражены тою же болезнью. Только они трогают утварь, к которой я прикасался. Им нечего бояться. Теперь я опять закроюсь, может быть, тогда ты вернешь мне сострадание, если не дружбу.
Я быстро пошел к Диакону сказать ему, что принимаю команду над его подданными. Но с ним уже нельзя было говорить. От лихорадочного ожидания битвы, от попыток через силу встать и собраться на кампанию, а может, и от той новой лимфы, которую я впустил в его вены своими рассказами, всем этим его конец приблизился. Я без страха находился рядом, принимал его последний вздох, пожимал руку, когда он прощался со мной и желал военной удачи. Он сказал мне, что, победив, я, наверно, смогу добраться до царства его отца, и просил сослужить последнюю службу. Когда он отойдет, два приспешника приготовят его тело, как обычно поступают с телом отца: умастят теми маслами, которые потом закрепляются на льняной ткани, передавая изображение. Просьба отнести к отцу этот портрет, это бледное подобие, за счет которого он покажется, может, не такой развалиной, какой был при жизни. Потом он перестал дышать. Два прислужника под покрывалами выполнили все как следовало".
- Крестовый поход лучше?
- А что вообще плохого в крестовом походе? Неокатолический Папа не был в праве за крестоносцев «извиняться», они не имеют к нему отношения. Традиционный католицизм от них не отречется никогда. Детский журнальчик у лефевристов называется «Крестоносец». Моя любимая фигура, применительно к эпохе Крестовых походов, Бодуэн IV Иерусалимский. Чудо вообще! Неизлечимо больной 15-летний мальчик, которого несли на носилках впереди войска, когда он уже на коня сесть не мог, но пока его хотя бы несли, все битвы христиане выигрывали. А в Европе все были тогда заняты шкурными интересами. Я не знаю, почему Католическая церковь не канонизировала короля Бодуэна.
- А за что бандита канонизировать?
- Он не бандит, а хранитель Гроба Господня. И легитимный король Иерусалима.
Елена Чудинова
Царь голливудский
"Кому не понравится "Царство небесное" /Kingdom of Heaven/ (2005)? Ну, кто падок на ложную многозначительность "Матрицы" /Matrix/, эффектную тупость "Властелина колец" /Lord of the Rings, The/, ворованный гламур "Трои" /Troy/ (2004) - или всем, кто живет обманом. Остальным - кто привык платить за то, что покупает - " Царство небесное" должно прийтись по душе".
"Постоянные распри между соперничавшими друг с другом феодалами, раздоры вассалов с сеньорами, феодальные мятежи против королей, сопровождавшаяся интригами борьба за власть, которую вели придворные клики и группировки, - таковы характерные черты политической жизни франкских государств. Заговоры не прекращались даже в роковые для существования этих государств времена. Так, когда над Иерусалимским королевством сгустились грозные тучи - египетская держава Садах ад-Дина в начале 80-х годов XII в. все больше угрожала владычеству крестоносцев на Востоке, - со всей силой разгорелась острая вражда двух феодальных партий. Одну возглавляли мать хилого здоровьем и слабовольного короля Бодуэна IV Агнеса де Куртенэ (успевшая уже четырежды поменять мужей) и ее брат сенешал Жослэн III, другую - граф Раймунд Триполийский.
Как раз в эти годы в Иерусалимском королевстве началось быстрое возвышение недавно прибывшего из Пуату барона по имени Ги де Лузиньян. Покровительствуемый королевой-матерью, он в 1180 г. женился на овдовевшей сестре Бодуэна IV Сибилле и в расчете на свои приобретенные таким путем родственные связи стал прокладывать себе дорогу к королевскому трону. Его притязания натолкнулись на противодействие баронов-старожилов: войска Раймунда Триполийского и его союзника князя Боэмунда III Антиохийского вторглись в пределы Иерусалимского королевства. Графа Триполийского поддержали видные сеньоры из числа потомков стародавних пришельцев, прочно осевших в Восточном Средиземноморье, - Бодуэн из Рамлы, Бальян д'Ибелин, Ренэ из Сайды и многие другие. Между тем в войнах с мусульманами Иерусалимское королевство терпело неудачу за неудачей. Раздраженный потерями, виновником которых сочли Ги Лузиньяна, уже добившегося поста регента королевства (королевского бальи), Бодуэн IV назначил на эту должность графа Раймунда Триполийского, передав ему во владение и Бейрут. После этого вражда обеих феодальных партий заполыхала с новой силой. Упомянутые события происходили в годы, когда решалась участь самого Иерусалимского королевства: его дни были, в сущности, сочтены, но это не мешало придворным склокам".
...Историческая традиция сохранила также упоминания о применявшихся некогда королевских законах и распоряжениях: их сборник, по всей видимости, хранился в иерусалимской церкви Святого Гроба и потому получил название «Письма Святого Гроба». Эти «Письма», а точнее, «Грамоты», как полагают, погибли в дни взятия Иерусалима Салах ад-Дином в 1187 г. (И закона больше не было. -- Д.Д.)
Если среди рыцарей и баронов можно было ожидать измены и коварства, то и главные вожди, князья и короли, были не лучше их. В Иерусалиме сидел Бодуэн IV, человек, лишенный всякого политического смысла и энергии, который хотел отказаться от своего княжения и вместо себя намерен был короновать своего малолетнего сына Бодуэна V; при этом возник спор из-за опеки: спорили Гвидо Лузиньян, зять Бодуэна IV, и Раймунд, граф Триполи. Представителем полного произвола служит Райнальд Шатильонский, который совершал разбойничьи набеги на торговые мусульманские караваны, шедшие из Египта; мало того, что своими набегами Райнальд возбуждал мусульман против христиан, но он наносил существенный вред самим христианским княжествам, которые жили этими караванами, и подрывал в самом корне торговлю Тира, Сидона, Аскалона, Антиохии и других приморских христианских городов. Во время одной из подобных экскурсий, которые Райнальд совершал из своего замка, он ограбил караван, в котором находилась и мать Саладина. Это обстоятельство и можно считать ближайшим мотивом, вызвавшим столкновение между мусульманским повелителем и христианскими князьями. Саладин и раньше указывал иерусалимскому королю на недостойные поступки Райнальда, но у короля не было средств, чтобы обуздать барона. Теперь, когда Саладину было нанесено оскорбление чести и родственного чувства, он, невзирая на перемирие, которое было заключено между ним и христианскими князьями, объявил христианам войну не на живот, а на смерть. События, которыми сопровождалась эта война, относятся к 1187 г. Саладин решился наказать иерусалимского короля, как за проступки Райнальда Шатильонского, так и вообще за то, что он поддерживает еще тень независимого владетеля. Войска его подвигались из Алеппо и Моссула и были сравнительно с силами христиан весьма значительны. В Иерусалиме можно было набрать всего до 2 тысяч рыцарей и до 15 тысяч пехоты, но и эти незначительные силы не были местные, а составлялись из приезжих европейцев.
В битве 5 июля 1187 г., когда решалась участь всего христианства, не обошлось в христианском войске без отвратительной измены. Близ города Тивериады, когда два враждебных войска стояли одно против другого, готовые вступить в битву, многие из князей, увидя, что мусульманское войско превосходит их численностью, и считая сомнительным и даже невозможным для себя успех битвы, перебежали на сторону Саладина, в том числе и Раймунд.http://world-history.ru/events_about/427/461.html
3. Государства крестоносцев на Востоке, 3.5. «Иерусалимские ассизы»
The Leper King and his Heirs: Baldwin IV and the Crusader Kingdom of Jerusalem
1187 Саладин захватывает Иерусалим.
1189 Начало III крестового похода (продолжался до 1192 г.). Гибель Фридриха I Барбароссы. Пленение Ричарда Львиное Сердце.
Царь Иерусалимский Бодуэн IV (1160-1185) не особенно известен своими подвигами, а зря. Автор книги "Прокаженный царь и его наследники" Бернард Гамильтон утверждает, что Бодуэн достоин большего. Для начала -- он совершил гораздо более заметные деяния, чем его известный современник Ричард Львиное Сердце (1157-1199), причем в гораздо более сложных условиях.
Not only was his childhood troubled - his father Amalric had been forced to disown his mother Agnes when Baldwin was two years old before the aristocracy would accept him as king, and Baldwin was only 13 when Amalric died and he took the throne - he contracted leprosy at a young age (Baldwin's symptoms are discussed in a useful appendix by Piers Mitchell).
The disease could not be hidden; "It grew more serious each day, specially injuring his hands and feet and his face, so that his subjects were distressed whenever they looked at him," William of Tyre, chief contemporary chronicler of the day, relates.
A lesser person would have quickly broken under such circumstances. But Baldwin was animated by both a bold spirit and a tremendous sense of duty, of his obligation to his people. One of the most human touches is William of Tyre's depiction of Baldwin as "a good looking child for his age" who grew up "full of hope" and "more skilled than men who were older than himself in controlling horses and in riding them at a gallop," (p 43). Baldwin had taught himself this skill, vital to a knight, despite already losing feeling in his right hand. And he continued to ride at the head of his men into battle when there was no way he could have remounted had he been unhorsed. Determination and courage were to be the hallmarks of his all too brief career.
Бодуэн при Ашкалоне
For Baldwin was by any measure a successful king - considering his circumstances and limited resources, a great one. Though his people were massively outnumbered and surrounded on three sides, this boy, who took the throne in 1164 and died aged not quite 24 in 1185, for 11 years frustrated the ambition of Saladin, the greatest warrior of the age, to forge unity among the Arab people and drive the Christians from the Holy Places.
Despite being significantly outnumbered, he defeated Saladin in two major battles, Mont Gisard in 1177 and Le Forbelet in 1182, and forced him to raise the siege of Beirut in 1182 and the major fortress of Kerak twice, in 1183 and 1184. On the latter occasions he was blind and so debilitated he had to be slung in a litter between two horses.
Hamilton also helps untangle the intricate web of domestic and international relations in which Jerusalem, the center of the world for three faiths, was ensnared. Baldwin had to balance the conflicting jealousies and agendas of his own nobility, always maneuvering to secure their positions first in the event of a regency, then at the succession; the knightly orders that were within his kingdom but not of it; the neighboring Crusader states; the attitude of the Papacy; the interests of Byzantium; and the distant and fickle responses of the western European powers. And overshadowing all this was ever-present menace of the Islamic counterattack that could come anytime, anyplace. Given this ever-precarious situation, Baldwin perhaps emerges with even greater credit for his diplomacy than for his skills with the sword. Certainly, he made no fatal mistakes and left the kingdom in no weaker condition than he found it.
Hamilton makes no great departures in his work, but goes some way towards rehabilitating Reynald of Chatillon from his characteristic depiction as loose cannon psychopath. Following Michael Lyons and David Jackson's Saladin: The Politics of Holy War, he also demythologizes the Crusader's nemesis, emphasizing the traditional argument that the Christian state unnecessarily provoked Saladin into war is flawed: The great leader of the Muslim world had been working towards the cleansing Jihad his entire career.
This is a book as much about an era as an individual, and at times, Baldwin as a personality tends to disappear inside it. Even considering the limitations of the sources, one wishes there was more representing his perspective in his voice. But we are limited to a heartfelt letter he wrote to Louis VII of France, humbly recognizing his limitations and offering to hand the kingdom over to a candidate as noble, and more healthy, than he: "To be deprived of one's limbs is of little help to one in carrying out the work of government... It is not fitting that a hand so weak as mine should hold power when fear of Arab aggression daily presses upon the Holy City and when my sickness increases the enemy's daring." (p 140).
It was fortunate for the Kingdom of Jerusalem that this offer was refused. It is significant that just two years after Baldwin's death Saladin won his great victory at Hattin, fatally wounding the Crusader presence in the Middle East and setting in motion the chain of events that would culminate in their expulsion in 1291.
"Few rulers have remained executive heads of state when handicapped by such severe physical disabilities or sacrificed themselves more totally to the needs of their people," (p 210) Hamilton concludes. Baldwin's accomplishments would seem to be the stuff of myth, but he was quite real, a testament to human courage and endurance, and Hamilton does a fine job of putting his life and times in perspective.
Бодуэн III (1130 - 1163 гг.), король Иерусалимский (1143 - 1163 гг.)
Бодуэн IV Прокаженный (1160 - 1185 гг.), король Иерусалимский (1174 - 1185 гг.)
Бодуэн V (1178 - 1186 гг.), король Иерусалимский (1185 - 1186 гг.)
1100.07.18 Умер Готфрид Бульонский. Иерусалимский трон унаследовал брат Готфрида - Бодуэн Эдесский.
1100.11.18 В Валансе (затем в Пуатье) открылся собор, который призвал оказать подмогу крестоносцам, находящимся на Ближнем Востоке. После этого призыва на восток двинулись новые ополчения.
1100.12. Бодуэн Эдесский был коронован Иерусалимским королем в церкви Рождества Христова.
1187 Салах ад-Дин захватил Иерусалим.
1189 Начало III крестового похода. Гибель Фридриха I Барбароссы. Пленение Ричарда Львиное Сердце (Продолжался 1189 - 1192 гг).
^ Хронология крестовых походов, в которой Бодуэну IV места не нашлось
Прокаженные короли
"- Такой небольшой платок, лицо утирать, - пояснил Поэт. - На нем отпечаталось лицо Господа. Не нарисовано, а самой природой отпечатано.
Получился нерукотворный образ, называется acheiropoieton. Абгар Пятый, царь Эдессы, был прокаженный, он посылал своего бытописателя Ханнана за Иисусом, чтоб тот пришел исцелить его. Иисус прийти к царю не мог, а вместо этого взял платок, вытер лицо, и отпечатались черты его лика. Как вы уже догадываетесь, получив тот Убрус, царь излечился и обратился в истинную веру. В давние времена, когда персы осаждали Эдессу, горожане выставили на стену Mandylion и тем спаслись. После этого Константин выкупил Убрус и перевез сюда, его сперва возложили в церкви Влахерна, а потом в Святой Софии, а потом в Фаросской часовне. Это истинный Mandylion, хоть молва и гласит, будто существуют иные: в каппадокийской Камулии, в египетском Мемфисе и в Анаблате подле Иерусалима. Что не противоречит логике, потому что Иисус в течение жизни мог вытираться полотенцем не один раз. Однако эдесский Убрус несомненно важнее всех прочих, потому что в пасхальное воскресенье лик преображается каждый час: на рассвете имеет вид новорожденного Иисуса, в третьем часу представляется отроком, и так далее до девятого часу, когда он являет облик Иисуса мужа в пору Страстей".
Умберто Эко, "Баудолино", отсюда.
В поисках Бодуэна
"По-французски говорило большинство крестоносцев в Святой Земле, -- где в 1187 году случилась для них большая беда: Салах-эд-Дин (Саладин) вытеснил их из Иерусалима, с таким трудом завоеванного некогда войсками Готфрида Бульонского, -- ибо двумя годами раньше (1185) умер прокаженный король Иерусалима Балдуин IV, несмотря на страшную болезнь, до самой кончины проявлявший определенные черты политической и военной гениальности: покуда он был жив, Иерусалим не был сдан сарацинам; последним великий магистром ордена тамплиеров, избранным в цитадели (т.е. в Иерусалиме) стал в 1184 году не самый удачный кандидат -- Жерар де Ридфор. А смерть уже стояла на пороге прокаженного Балдуина IV, без которого христианский Иерусалим был обречен. Впрочем, королевства крестоносцев на Ближнем Востоке просуществовали еще довольно долго, а воспоминания и особенно легенды о них надо полагать, просто бессмертны".
Евгений Витковский. Против энтропии
Веспасиан, императорский сын и опять Бодуэн
...история о римском императоре, чьего сына Веспасиана исцелил плат Св. Вероники (собственно -- Спас Нерукотворный) от проказы смотрится чистой сказкой. Современникам эта сказка, вероятно, говорила не об одном лишь Веспасиане. Исторический Веспасиан (9-79, римский император с 69) христианства не принимал и обратил бы на эту новую религию внимание разве что если б на самом деле его поразила проказа. Однако нечто подобное имело место в собственно христианском мире -- и как раз во времена Робера де Борона; случилось так, что тринадцатилетний король воцарился в 1174 году на Иерусалимском престоле под именем Балдуина IV -- и как раз этого правителя поразила проказа. "Прокаженный король не собирался умирать, хотя от него исходил такой тяжелый запах, что не спасали все благовония и мази Востока".
Это был тот самый юноша, который в неполные семнадцать лет захватил врасплох армию турок-сельджуков в Лидде. "В его отрядах были только ополченцы из южной Палестины и некоторые окрестные сеньоры. Магистр ордена Храма (т.е. Одон де Сент-Аман -- Е.В.) прибыл из Газы через укрепленные рубежи с восьмьюдесятью рыцарями ордена Храма, так что в результате войско короля составили пятьсот рыцарей.<...> Битва была жестокой, но непродолжительной. В последний раз тысячи сарацин бросились перед атакой горстки рыцарей. Сам Саладин поворотил своего коня и отступил до Египта..." Юный король становился юным героем, победителем грозного Саладина -- и вот именно этого героя поразила проказа. Как недоставало крестоносцам такого полководца в последующие годы, -- но медицина не знала тогда исцеления от проказы. Не здесь ли первая мечта крестоносцев о Святом Граале?
"- Какой город, ты рожден на болоте!
- Да... Извини, я тороплюсь, тебе трудно следить. Мы с тобой еще не построили город?
- А что, был город, который строился, а не разрушался?
- Да, - сказал Баудолино. - В первый и единственный раз в моей жизни я увидел, как город не погибает, а зачинается."
Эко, "Баудолино"
Почти анаграмма Болдуина -- Baudolino
Пресвитер Иоанн
"Они вошли. Круглое центральное помещение было пусто, не считая нескольких ларей у трона. Трон возвышался посередине, из темного дерева, с балдахином. Сидевший на троне был в темной одежде, под тюрбаном, под покрывалом, завешивавшим лицо, в темных чулках, в черных перчатках, так что черты его были совершенно закрыты.
По сторонам трона, примостившись с боков Диакона, находилось еще двое укутанных. Один из них подносил Диакону чашу с курившимися ароматами, чтобы тот дышал пахучим дымом. Диакон, видимо, отказывался, но Праксей умоляющими и в то же время настойчивыми знаками почти принуждал его: верно, снадобье было лекарственным. [...]
Голос был вымученный, страдальческий, хотя по тембру молодой.
Однажды Баудолино, пред лицом несомненной тоски Диакона, лишенного и самых простых радостей, которые юность дарует всем, попробовал убедить того, что можно пестовать в сердце любовь к недостижимой возлюбленной, и рассказал о былой страсти к некой благородной даме и о писанных к даме письмах. Диакон спрашивал срывающимся голосом. Потом он взвыл, как раненое животное: - Даже это мне заказано, Баудолино, даже воображаемая любовь. Знал бы ты, как я мечтал бы скакать во весь опор перед войском, впивая запах ветра и запах крови. Тысячу раз я предпочел бы погибнуть в бою с именем возлюбленной на устах, нежели оставаться в этом заклете и ждать... чего? Ничего, наверное...
Скачи в Палестину, где доблестные христиане дерутся с маврами. Стань же героем, коли тебе охота. В замках Святой Земли принцессы отдадут жизнь за одну твою улыбку.
- А ты видал мою улыбку? - спросил на это Диакон. Одним движением сорвал фату и обнажилась жуткая гримаса. Разъеденные губы не загораживали прогнивших десен и зубов. Кожа лица наморщилась и местами была полностью слуплена с омерзительного розового мяса. Глаза под гноем еле виделись. Весь лоб являл собою язвы. Свисали длинные волосы, и редкая раздвоенная борода еле скрывала, что оставалось от подбородка. Диакон снял перчатки и показал тощие руки, усеянные темными узлами.
...- Проказа, Баудолино. Проказа не милует царей и властителей мира. С двадцатилетнего возраста я прячу секрет от народа. Я попросил евнухов известить отца, что не замещу его. Чтоб торопился вырастить нового местодержателя, и поскорей. Пусть бы сказали, что я скончался, а я бы ушел в один из приютов для мне подобных и там пропал бы без вести. Но евнухи сказали: отцу угодно, чтоб я остался. Я не верю евнухам. Думаю, им нужен слабый Диакон. Может, как я умру, они оставят набальзамированное тело в этой яме и продолжат командовать от имени моего трупа. Может, после смерти Пресвитера кто-нибудь из них займет мое место и никто не сможет оспорить, что это не я, потому что никто не знает мою наружность: в провинции меня видели только когда я сосал грудь. Теперь, Баудолино, ты видишь. Я жду смерти от скуки. Смерть пропитала меня всего. Не быть мне наездником, не быть любовником. Вот и ты сейчас не замечая ступил на три шага назад. Как ты видел, и Праксей, разговаривая со мной, держится на пяти шагах. Единственные, кто может находиться тут рядом, это два закутанных евнуха, они молоды, как и я, и поражены тою же болезнью. Только они трогают утварь, к которой я прикасался. Им нечего бояться. Теперь я опять закроюсь, может быть, тогда ты вернешь мне сострадание, если не дружбу.
Я быстро пошел к Диакону сказать ему, что принимаю команду над его подданными. Но с ним уже нельзя было говорить. От лихорадочного ожидания битвы, от попыток через силу встать и собраться на кампанию, а может, и от той новой лимфы, которую я впустил в его вены своими рассказами, всем этим его конец приблизился. Я без страха находился рядом, принимал его последний вздох, пожимал руку, когда он прощался со мной и желал военной удачи. Он сказал мне, что, победив, я, наверно, смогу добраться до царства его отца, и просил сослужить последнюю службу. Когда он отойдет, два приспешника приготовят его тело, как обычно поступают с телом отца: умастят теми маслами, которые потом закрепляются на льняной ткани, передавая изображение. Просьба отнести к отцу этот портрет, это бледное подобие, за счет которого он покажется, может, не такой развалиной, какой был при жизни. Потом он перестал дышать. Два прислужника под покрывалами выполнили все как следовало".
- Крестовый поход лучше?
- А что вообще плохого в крестовом походе? Неокатолический Папа не был в праве за крестоносцев «извиняться», они не имеют к нему отношения. Традиционный католицизм от них не отречется никогда. Детский журнальчик у лефевристов называется «Крестоносец». Моя любимая фигура, применительно к эпохе Крестовых походов, Бодуэн IV Иерусалимский. Чудо вообще! Неизлечимо больной 15-летний мальчик, которого несли на носилках впереди войска, когда он уже на коня сесть не мог, но пока его хотя бы несли, все битвы христиане выигрывали. А в Европе все были тогда заняты шкурными интересами. Я не знаю, почему Католическая церковь не канонизировала короля Бодуэна.
- А за что бандита канонизировать?
- Он не бандит, а хранитель Гроба Господня. И легитимный король Иерусалима.
Елена Чудинова
Царь голливудский
"Кому не понравится "Царство небесное" /Kingdom of Heaven/ (2005)? Ну, кто падок на ложную многозначительность "Матрицы" /Matrix/, эффектную тупость "Властелина колец" /Lord of the Rings, The/, ворованный гламур "Трои" /Troy/ (2004) - или всем, кто живет обманом. Остальным - кто привык платить за то, что покупает - " Царство небесное" должно прийтись по душе".
"Постоянные распри между соперничавшими друг с другом феодалами, раздоры вассалов с сеньорами, феодальные мятежи против королей, сопровождавшаяся интригами борьба за власть, которую вели придворные клики и группировки, - таковы характерные черты политической жизни франкских государств. Заговоры не прекращались даже в роковые для существования этих государств времена. Так, когда над Иерусалимским королевством сгустились грозные тучи - египетская держава Садах ад-Дина в начале 80-х годов XII в. все больше угрожала владычеству крестоносцев на Востоке, - со всей силой разгорелась острая вражда двух феодальных партий. Одну возглавляли мать хилого здоровьем и слабовольного короля Бодуэна IV Агнеса де Куртенэ (успевшая уже четырежды поменять мужей) и ее брат сенешал Жослэн III, другую - граф Раймунд Триполийский.
Как раз в эти годы в Иерусалимском королевстве началось быстрое возвышение недавно прибывшего из Пуату барона по имени Ги де Лузиньян. Покровительствуемый королевой-матерью, он в 1180 г. женился на овдовевшей сестре Бодуэна IV Сибилле и в расчете на свои приобретенные таким путем родственные связи стал прокладывать себе дорогу к королевскому трону. Его притязания натолкнулись на противодействие баронов-старожилов: войска Раймунда Триполийского и его союзника князя Боэмунда III Антиохийского вторглись в пределы Иерусалимского королевства. Графа Триполийского поддержали видные сеньоры из числа потомков стародавних пришельцев, прочно осевших в Восточном Средиземноморье, - Бодуэн из Рамлы, Бальян д'Ибелин, Ренэ из Сайды и многие другие. Между тем в войнах с мусульманами Иерусалимское королевство терпело неудачу за неудачей. Раздраженный потерями, виновником которых сочли Ги Лузиньяна, уже добившегося поста регента королевства (королевского бальи), Бодуэн IV назначил на эту должность графа Раймунда Триполийского, передав ему во владение и Бейрут. После этого вражда обеих феодальных партий заполыхала с новой силой. Упомянутые события происходили в годы, когда решалась участь самого Иерусалимского королевства: его дни были, в сущности, сочтены, но это не мешало придворным склокам".
...Историческая традиция сохранила также упоминания о применявшихся некогда королевских законах и распоряжениях: их сборник, по всей видимости, хранился в иерусалимской церкви Святого Гроба и потому получил название «Письма Святого Гроба». Эти «Письма», а точнее, «Грамоты», как полагают, погибли в дни взятия Иерусалима Салах ад-Дином в 1187 г. (И закона больше не было. -- Д.Д.)
Если среди рыцарей и баронов можно было ожидать измены и коварства, то и главные вожди, князья и короли, были не лучше их. В Иерусалиме сидел Бодуэн IV, человек, лишенный всякого политического смысла и энергии, который хотел отказаться от своего княжения и вместо себя намерен был короновать своего малолетнего сына Бодуэна V; при этом возник спор из-за опеки: спорили Гвидо Лузиньян, зять Бодуэна IV, и Раймунд, граф Триполи. Представителем полного произвола служит Райнальд Шатильонский, который совершал разбойничьи набеги на торговые мусульманские караваны, шедшие из Египта; мало того, что своими набегами Райнальд возбуждал мусульман против христиан, но он наносил существенный вред самим христианским княжествам, которые жили этими караванами, и подрывал в самом корне торговлю Тира, Сидона, Аскалона, Антиохии и других приморских христианских городов. Во время одной из подобных экскурсий, которые Райнальд совершал из своего замка, он ограбил караван, в котором находилась и мать Саладина. Это обстоятельство и можно считать ближайшим мотивом, вызвавшим столкновение между мусульманским повелителем и христианскими князьями. Саладин и раньше указывал иерусалимскому королю на недостойные поступки Райнальда, но у короля не было средств, чтобы обуздать барона. Теперь, когда Саладину было нанесено оскорбление чести и родственного чувства, он, невзирая на перемирие, которое было заключено между ним и христианскими князьями, объявил христианам войну не на живот, а на смерть. События, которыми сопровождалась эта война, относятся к 1187 г. Саладин решился наказать иерусалимского короля, как за проступки Райнальда Шатильонского, так и вообще за то, что он поддерживает еще тень независимого владетеля. Войска его подвигались из Алеппо и Моссула и были сравнительно с силами христиан весьма значительны. В Иерусалиме можно было набрать всего до 2 тысяч рыцарей и до 15 тысяч пехоты, но и эти незначительные силы не были местные, а составлялись из приезжих европейцев.
В битве 5 июля 1187 г., когда решалась участь всего христианства, не обошлось в христианском войске без отвратительной измены. Близ города Тивериады, когда два враждебных войска стояли одно против другого, готовые вступить в битву, многие из князей, увидя, что мусульманское войско превосходит их численностью, и считая сомнительным и даже невозможным для себя успех битвы, перебежали на сторону Саладина, в том числе и Раймунд.http://world-history.ru/events_about/427/461.html
3. Государства крестоносцев на Востоке, 3.5. «Иерусалимские ассизы»
The Leper King and his Heirs: Baldwin IV and the Crusader Kingdom of Jerusalem