Nel mezzo del cammin' di nostra vita...
И мы поехали. Поехали через жирную ученую Болонью.
По дороге через Эмилию-Романью был опробован и насмерть полюблен "Автогриль" -- система насыщения при аджиповских заправках, где мы впервые приобщились к настоящему grano padano и видам пармских ветчин. Встречаются как-то на ринге итальянский бутерброд и бигмак... Анекдот я, конечно, не придумаю, но исход матча ясен. Бигмак падает на пол мертвым при одном взгляде на итальянский бутерброд, а при перечислении ингредиентов -- сам зарывает себя под землю на глубину морской мили. Такой вот фастфуд.
Фрязин русскому -- друг, товарищ и брат
Не плащами и не самым первым университетом обернулась к нам Красная Болонья, а своею красой. Я почему о Фрязине? О generic фрязине-италийце -- потому что в Болонье на стенах совершенно кремлевские зубцы ("Архангельский тоже итальянец построил"). На площади -- фонтан-Нептун, как потом и во Флоренции, и есть в этом что-то, при всей красоте, утилитарное. В жару Нептун выполняет функцию aqua de beber -- не попить, конечно, но поплескаться на свободе. Аркады в Болонье -- так бы по ним и ходил, не вылезая на свет божий. Есть какие-то формы, которые беспроигрышны, и есть цвета, которые греют всех (кажется, Болонья "красная" не только из-за коммунистов, а и из-за той самой красноватой штукатурки, о которой уже было). И башни, конечно, есть. Как и по всей Италии, склоненные, как перья страуса. А эти две, Гвельф и Гибеллин, несмотря на вражду своих политических прототипов, -- склоненные друг к другу. Кто где -- не знаю. По логике кажется, что Гибеллин выше, ибо он длиннее по названию.
Итальянские города полны людей с собаками на поводках, что мне было мило, ибо я -- dog person. Вот эта неболонка совмещает в себе всех их по тому, как люди с ней общаются. Собаки, кстати, стройны, спокойны, дружелюбны и почему-то хорошо переносят июльские температуры. Бродячих не видела.
Дальше была Флоренция
После моих жалких попыток внести в пару статей для Гео хоть часть того, что значат для прогрессивного человечества такие сочетания звуков как Firenze и Медичи, после всего того, что о Флоренции написано, в том числе людьми, которые пробыли в ней больше двух ночей и прилегающих к ним дней, хочется обратно уйти в блаженное мычание. Поэтому доложу только то, что фасад Дуомо, оказывается, розово-зеленоват по белому, а не бежев, как мне казалось по фото (и эта схема -- розовые и зеленые полосы по белому облицовочному мрамору будет повторяться потом во множестве соборов Тосканы), сам Дуомо, первый и несравненный, хорош не только своим первым и несравненным куполом, но и всем телом своим, а уж о внутренностях его... Где еще увидишь на стене собора Данте на фоне Чистилища? И часы c тремя стрелками, идущие наоборот? Да, в общем, все всё знают. И эти бесконечные персты, указующие в небо, они там, в Италии, везде. Не хочется ни о фрейдистском, ни о тантрическом в связи с вертикально устремленными строениями, -- как-то я и не осознавала раньше, что большинство этих отдельно стоящих характерных башен -- просто колокольни. Нет, в этих башнях -- направление движения. Вверх, конечно.
Осознавать, что по этим же улицам ходил Данте, почти больно. Возле дома, где он чуть не родился, мы даже ужинали. За углом на стене был его бюст и рядом -- церковь, где он впервые увидел Беатриче. ...Интересно, почему все они умирали? Вот и Беатриче, и Симонетта Каттанео-Веспуччи, прекрасная то ли хиппарка, то ли Венера Боттичелли... одной Лауре выдано было за сорок. И хорошо, наверное. Так-то они, поумирав, продолжали инспирировать своих подопечных, и последователей своих подопечных, вроде Россетти. А жили бы долго и счастливо, стали бы матронами... ну, об этом в "Евгении Онегине" все сказано.
Капелла Медичи (ура, открыта!) -- тут я, и так певшая хрипло, умолкаю, место это нечеловеческое, а мячики на медицейском гербе я могу считать до умопомрачения, и считали мы их по всей Тоскане, которую Медичи приколотили своими замками и замочками, как обивку кожаного дивана мебельными гвоздиками.
Река Арно. Мелкая. Упоительная. Но падать со старого моста Понте Веккьо в нее было бы высоко. Все правда -- и застройка его сплошная с одним пробелом посередине, и ювелирные изделия.
Во время нашего посещения Флоренция была the hell of a party city. На площади Синьории клубился радостный народ, по вечерам сидевший посередине ее то ли русский, то ли польский гитарист лабал что-то правильное, и это добавляло. Наконец-то Давид, вид снизу, -- не жуткий гигант из Цветаевского музея, а мальчик, который вышел на драку с неровней. Особенно тот, зеленый, "походный", который на смотровой площадке при выезде из Флоренции, над нею.
И если венецианские люди в баутах ушли от меня по первому снегу прочь, то Давид, от лица всей Флоренции, попал своею каменюкою из пращи прямо мне в голову. Голова у меня отвечает за все остальные органы.
А это ^ аллегория, (с) rukenau.
По дороге через Эмилию-Романью был опробован и насмерть полюблен "Автогриль" -- система насыщения при аджиповских заправках, где мы впервые приобщились к настоящему grano padano и видам пармских ветчин. Встречаются как-то на ринге итальянский бутерброд и бигмак... Анекдот я, конечно, не придумаю, но исход матча ясен. Бигмак падает на пол мертвым при одном взгляде на итальянский бутерброд, а при перечислении ингредиентов -- сам зарывает себя под землю на глубину морской мили. Такой вот фастфуд.
Фрязин русскому -- друг, товарищ и брат
Не плащами и не самым первым университетом обернулась к нам Красная Болонья, а своею красой. Я почему о Фрязине? О generic фрязине-италийце -- потому что в Болонье на стенах совершенно кремлевские зубцы ("Архангельский тоже итальянец построил"). На площади -- фонтан-Нептун, как потом и во Флоренции, и есть в этом что-то, при всей красоте, утилитарное. В жару Нептун выполняет функцию aqua de beber -- не попить, конечно, но поплескаться на свободе. Аркады в Болонье -- так бы по ним и ходил, не вылезая на свет божий. Есть какие-то формы, которые беспроигрышны, и есть цвета, которые греют всех (кажется, Болонья "красная" не только из-за коммунистов, а и из-за той самой красноватой штукатурки, о которой уже было). И башни, конечно, есть. Как и по всей Италии, склоненные, как перья страуса. А эти две, Гвельф и Гибеллин, несмотря на вражду своих политических прототипов, -- склоненные друг к другу. Кто где -- не знаю. По логике кажется, что Гибеллин выше, ибо он длиннее по названию.
Итальянские города полны людей с собаками на поводках, что мне было мило, ибо я -- dog person. Вот эта неболонка совмещает в себе всех их по тому, как люди с ней общаются. Собаки, кстати, стройны, спокойны, дружелюбны и почему-то хорошо переносят июльские температуры. Бродячих не видела.
Дальше была Флоренция
После моих жалких попыток внести в пару статей для Гео хоть часть того, что значат для прогрессивного человечества такие сочетания звуков как Firenze и Медичи, после всего того, что о Флоренции написано, в том числе людьми, которые пробыли в ней больше двух ночей и прилегающих к ним дней, хочется обратно уйти в блаженное мычание. Поэтому доложу только то, что фасад Дуомо, оказывается, розово-зеленоват по белому, а не бежев, как мне казалось по фото (и эта схема -- розовые и зеленые полосы по белому облицовочному мрамору будет повторяться потом во множестве соборов Тосканы), сам Дуомо, первый и несравненный, хорош не только своим первым и несравненным куполом, но и всем телом своим, а уж о внутренностях его... Где еще увидишь на стене собора Данте на фоне Чистилища? И часы c тремя стрелками, идущие наоборот? Да, в общем, все всё знают. И эти бесконечные персты, указующие в небо, они там, в Италии, везде. Не хочется ни о фрейдистском, ни о тантрическом в связи с вертикально устремленными строениями, -- как-то я и не осознавала раньше, что большинство этих отдельно стоящих характерных башен -- просто колокольни. Нет, в этих башнях -- направление движения. Вверх, конечно.
Осознавать, что по этим же улицам ходил Данте, почти больно. Возле дома, где он чуть не родился, мы даже ужинали. За углом на стене был его бюст и рядом -- церковь, где он впервые увидел Беатриче. ...Интересно, почему все они умирали? Вот и Беатриче, и Симонетта Каттанео-Веспуччи, прекрасная то ли хиппарка, то ли Венера Боттичелли... одной Лауре выдано было за сорок. И хорошо, наверное. Так-то они, поумирав, продолжали инспирировать своих подопечных, и последователей своих подопечных, вроде Россетти. А жили бы долго и счастливо, стали бы матронами... ну, об этом в "Евгении Онегине" все сказано.
Капелла Медичи (ура, открыта!) -- тут я, и так певшая хрипло, умолкаю, место это нечеловеческое, а мячики на медицейском гербе я могу считать до умопомрачения, и считали мы их по всей Тоскане, которую Медичи приколотили своими замками и замочками, как обивку кожаного дивана мебельными гвоздиками.
Река Арно. Мелкая. Упоительная. Но падать со старого моста Понте Веккьо в нее было бы высоко. Все правда -- и застройка его сплошная с одним пробелом посередине, и ювелирные изделия.
Во время нашего посещения Флоренция была the hell of a party city. На площади Синьории клубился радостный народ, по вечерам сидевший посередине ее то ли русский, то ли польский гитарист лабал что-то правильное, и это добавляло. Наконец-то Давид, вид снизу, -- не жуткий гигант из Цветаевского музея, а мальчик, который вышел на драку с неровней. Особенно тот, зеленый, "походный", который на смотровой площадке при выезде из Флоренции, над нею.
И если венецианские люди в баутах ушли от меня по первому снегу прочь, то Давид, от лица всей Флоренции, попал своею каменюкою из пращи прямо мне в голову. Голова у меня отвечает за все остальные органы.
А это ^ аллегория, (с) rukenau.