Воспоминания о старом Павловске Б. В. Януша. Часть 9
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Помню, года за два-три до войны я заглянул в игрушечный магазин на Красных Зорь - он находился в деревянном двухэтажном доме на месте, где в 1959 году построили дом № 12. Собственно говоря, в этом маленьком и тесном магазинчике продавалось всё: и игрушки, и книги, и канцелярские принадлежности, и фото-спорт товары. Этот магазин я и Юрий Петров - мой товарищ, посещали часто. И вот вижу я, что там продаются разборные фабричные финки, стоили они 100 рублей. Конечно, я не верил, что мама мне их купит, слишком дорого, а бюджет нашей семьи был весьма скромен - служил один отец, и я всё это отлично понимал. Но всё же... А вдруг... Неожиданно мне помог дедушка, Георгий Николаевич. Он тоже не имел капитала и жил на средства, которые зарабатывал, будучи ночным сторожем на Опытной плодово-ягодной станции, но решил мне сделать подарок на память из своих скромных сбережений. Он так и сказал: я скоро умру, и пусть это будет тебе память обо мне. Итак, я стал владельцем великолепных финок, с которыми не расставался всю зиму. На лето я их разбирал и аккуратно укладывал на чердаке, там их застала война, там они, по-видимому, погибли во время пожара, но память о них осталась на всю жизнь. А дедушка... я его любил и помню до сих пор и так, хотя с этим подарком связаны очень приятные ассоциации. Теперь вместе с ребятами я ездил по улицам и с горок на своих финках.
Помнится, году в 1938-м на единственной улице Павловска, Красных зорь, от Революции до Медвежьего переулка было сделано уличное подвесное освещение. В вечернее время, как нам казалось, она была буквально залита светом и туда с наступлением темноты выходили жители близлежащих улиц, чтобы погулять, а ребята катались на санках и финках. Хорошо и уютно было тогда в нашем Павловске с морозцем и белым искрящимся снегом.
Как я уже неоднократно писал, повседневной жизнью подрастающего поколения тогда никто не занимался, не было у нас денег, да и в магазинах, кроме мячиков, ничего для игр не продавалось. Вот и мастерили юные умельцы сами себе разные устройства. Например, делали сани на коньках. Из досок сколачивали щит-платформу, сзади к ней по краям прибивали гвоздями два конька, а впереди шарнирно с помощью болта или гвоздя крепилась поворотная планка с перекладиной, к планке же прибивался рулевой конёк. Таким образом получалась трёхопорная система. Один из ребят, обычно постарше, ложился на платформу и держался за рулевую перекладину, а несколько человек поменьше садились ему на спину, и весь этот «агрегат», управляемый первым коньком, мчался под гору. Бывало не справится с управлением рулевой, и всё это нагромождение летит куда-нибудь в сугроб, но было весело...
***
Сейчас слово «лотошник» никому ничего не говорит, а до войны в Павловске такие люди торговали конфетами. Сидит бывало где-нибудь на уголке старичок или старушка, а рядом плоский ящик с отделениями, закрытый сверху застеклённой крышкой. В отделениях лежат разные конфеты с разной ценой за штуку, и покупались они поштучно. Взрослые у лотошников конфеты покупали редко, а вот ребята любили. Главное всё перед глазами и ясно - сколько и за сколько. Одной из самых дорогих была шоколадная конфета «Аврора», за 20 копеек, а вот подушечки или ириски - совсем дёшево, их на 20 копеек можно было купить несколько штук. Не знаю, на каких правах торговали эти люди, но товар их был с приличной наценкой. Долгое время такой лотошник торговал на углу Красных Зорь и Медвежьего переулка у бывшего дома Дробиш.
Справа на углу видная часть дома Дробиш
Я часто у него покупал конфеты на деньги, которые мне давала мама или кто-нибудь из родных. Были такие же торговцы и в других местах, не очень много, но были. Только позже мы стали понимать, что покупать конфеты у лотошников невыгодно. Однажды мне мама дала 20 копеек, и я в ларьке на площади у станции Павловск I купил на вес халву, её было так много, что я едва осилил и с тех пор предпочитал покупать конфеты в магазинах.
Бывший дом купца Коковашина. 1938
Бывший ддом купца Коковашина. Угол с Конюшенной (Красных Зорь) улицей и фасад по Песчаному переулку. 1950-е
А вот на углу Песчаного переулка (Розы Люксембург) и Красных Зорь около бывшего дома Коковашина (Красных Зорь, дом № 8) в летнее время часто торговали мороженым. Это место было людное, рядом несколько магазинов. В самом доме было два магазина: продовольственный с входом с Красных Зорь и галантерейный, в котором также продавали материю и одежду - вход в него с угла, а со стороны Песчаного переулка находилась парикмахерская, в которой работал известный в Павловске мастер по фамилии Журавлев. Недалеко в других домах помещались булочная, керосиновая, аптека (в доме Жукова, Красных Зорь № 13) и другие магазины.
Аптека (современный адрес перестроенного дома: Конюшенная № 13)
Но вернёмся к мороженому. В то время не было стаканчиков и трубочек, а эскимо продавались в Ленинграде и в пригородных поездах, прямо в вагонах ходили с ящичками продавцы и всем предлагали без всякой очереди. В Павловске же торговля шла по своему...
Привозил на угол дяденька двухколёсную тележку с деревянным синим ящиком на ней, закрытым крышкой. Под крышкой находился лёд и в нём несколько металлических цилиндров с мороженым, закрытых также металлическими крышками. Лежали у него плоские круглые вафли с рельефными рисунками и каким-нибудь именем на каждой. Вафли по диаметру были двух размеров. Процедура продажи такая: в специальную форму вкладывалась вафля, затем ложкой намазывалось мороженое и сверху накладывалась другая вафля, а потом всё это выталкивалось специальным толкателем и вручалось счастливому покупателю. Мороженое было жёлтое, вкусное и очень ароматное, сейчас при фабричном изготовлении такого не бывает. Купить можно было маленькую порцию за 20 копеек и большую за 40. Бывало идут от мороженщика ребята по улице, держат за вафли своё мороженое и лижут языком его сбоку, вкусно...
На некоторых углах в городе были установлены пивные ларьки, торговали там и пивом, и квасом, причём квас был хлебный и реже клюквенный - такой красненький кисло-сладкий, очень приятный особенно в жару. Стоял такой ларёк на углу Медвежьего переулка и Красных Зорь, около забора нашего сада (почти там, где теперь находится вход в городскую библиотеку). Ларьки эти не отличались архитектурной выдумкой, не было в них ни стекла, ни металла. Сколоченные из досок и фанеры, украшенные массивными брусьями и выкрашенные немыслимой масляной краской, они не создавали особый павловский колорит. Собирались около этих ларьков выпивохи, но не так часто и не в таком изобилии, как теперь. Бывали у них и крупные разговоры и даже порой хватались за грудки, но того, что происходит у пивных ларьков и винных магазинов теперь, не было. Не лезли они в дома и сады. Сейчас бы наш сад, расположенный рядом с ларьком, был бы непременно оккупирован пьяницами, которые там устраивали оргии под сенью кустов или деревьев. Но тогда... Все участки были ограждены заборами, и эти ограды считались границами дозволенного, никто никогда, пожалуй, кроме мальчишек, не переступал их. Была какая-то культура, уважение, что ли, к чужому.
***
С годами менялся и состав жильцов нашего дома: уезжали одни, приезжали другие, некоторые же обосновывались в доме довольно прочно.
Примерно году в 1933-м въехали в бывшую дачную квартиру из двух маленьких комнат на нашей лестнице муж и жена: Александра Григорьевна Чудакова и Николай Ильич Жилкин. Тётя Шура, как я называл её, не работала, а Николай Ильич был в должности начальника Коммунального треста Горсовета. Находилось это учреждение в бывшей даче, расположенной в глубине участка между Садовой улицей и Пиковым переулком. Сейчас нам известно, что на этом месте когда-то была дача балетмейстера Ле-Пика - отчима К. И. Росси. Возможно, предвоенная постройка и была тем домом, но перестроенным более поздними хозяевами (сейчас на этом месте стоянка экскурсионных автобусов). Я с тётей Шурой в этом доме бывал, но помню его смутно.
Николай Ильич - крупный мужчина высокого роста, позже занимал должность председателя линейного суда на железнодорожном транспорте. Как-то наши семьи сдружились, и я часто бывал в их квартире. Там я познакомился с некоторыми «новинками», о которых раньше не имел никакого представления. Так как Николай Ильич был большим начальником в масштабах Павловска, у него в квартире установили телефон. Хотя телефонные аппараты и раньше мне приходилось видеть, разговаривать с помощью этого средства связи не удавалось и довелось только здесь. Не сказал бы, что телефон произвёл на меня ошеломляющее впечатление, но говорить было занятно. Просуществовала эта связь у них недолго, Николая Ильича перевели на другую работу и аппарат сняли. Другое, на сегодняшний взгляд более мелкое, на меня произвело гораздо большее впечатление, чем телефон - это авторучка. Николай Ильич показал мне её и дал подписать - я был очарован, хотя писать умел едва-едва. Это была одна из первых авторучек, освоенная советской промышленностью. Сейчас на неё и смотреть бы никто не стал - грубая, толстая, но тогда... Для меня стало мечтой иметь такую ручку, хотя писать ею мне ровным счётом было нечего. Я с Юрой Петровым частенько ходил в магазин на Красных Зорь и любовался «вечными ручками», как их тогда называли. Спустя несколько лет, когда я уже учился в школе, не помню, по какому случаю, папа мне купил такую ручку за 12 рублей. Это были большие деньги, а для меня большое счастье. Писать ручкой мне почти не приходилось, в школе запрещалось, дома нечего. Недолго владел я ею, таская для чего-то на улицу, и то ли потерял, то ли у меня её украли. Жаль... Вскоре моя крёстная незадолго до праздника Пасхи, мы тогда были у неё в гостях, у меня спросила, какой подарок к празднику я бы хотел иметь? Ответ был - вечную ручку. Тогда она вынула из письменного стола две заграничные красивые ручки и предложила мне выбрать. Одна была дамская оранжевого цвета с колечком для цепочки и золотым пером, другая мужская, чёрная, более тонкая с держателем. Я выбрал первую и стал её обладателем. Такой не было ни у кого. Однажды я даже взял её в школу, и учительница увидела, но отобрать не решилась, такая ручка была шикарная и необычная. Она сказала, чтобы я её убрал и в школу больше не приносил.
Продолжение
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Помню, года за два-три до войны я заглянул в игрушечный магазин на Красных Зорь - он находился в деревянном двухэтажном доме на месте, где в 1959 году построили дом № 12. Собственно говоря, в этом маленьком и тесном магазинчике продавалось всё: и игрушки, и книги, и канцелярские принадлежности, и фото-спорт товары. Этот магазин я и Юрий Петров - мой товарищ, посещали часто. И вот вижу я, что там продаются разборные фабричные финки, стоили они 100 рублей. Конечно, я не верил, что мама мне их купит, слишком дорого, а бюджет нашей семьи был весьма скромен - служил один отец, и я всё это отлично понимал. Но всё же... А вдруг... Неожиданно мне помог дедушка, Георгий Николаевич. Он тоже не имел капитала и жил на средства, которые зарабатывал, будучи ночным сторожем на Опытной плодово-ягодной станции, но решил мне сделать подарок на память из своих скромных сбережений. Он так и сказал: я скоро умру, и пусть это будет тебе память обо мне. Итак, я стал владельцем великолепных финок, с которыми не расставался всю зиму. На лето я их разбирал и аккуратно укладывал на чердаке, там их застала война, там они, по-видимому, погибли во время пожара, но память о них осталась на всю жизнь. А дедушка... я его любил и помню до сих пор и так, хотя с этим подарком связаны очень приятные ассоциации. Теперь вместе с ребятами я ездил по улицам и с горок на своих финках.
Помнится, году в 1938-м на единственной улице Павловска, Красных зорь, от Революции до Медвежьего переулка было сделано уличное подвесное освещение. В вечернее время, как нам казалось, она была буквально залита светом и туда с наступлением темноты выходили жители близлежащих улиц, чтобы погулять, а ребята катались на санках и финках. Хорошо и уютно было тогда в нашем Павловске с морозцем и белым искрящимся снегом.
Как я уже неоднократно писал, повседневной жизнью подрастающего поколения тогда никто не занимался, не было у нас денег, да и в магазинах, кроме мячиков, ничего для игр не продавалось. Вот и мастерили юные умельцы сами себе разные устройства. Например, делали сани на коньках. Из досок сколачивали щит-платформу, сзади к ней по краям прибивали гвоздями два конька, а впереди шарнирно с помощью болта или гвоздя крепилась поворотная планка с перекладиной, к планке же прибивался рулевой конёк. Таким образом получалась трёхопорная система. Один из ребят, обычно постарше, ложился на платформу и держался за рулевую перекладину, а несколько человек поменьше садились ему на спину, и весь этот «агрегат», управляемый первым коньком, мчался под гору. Бывало не справится с управлением рулевой, и всё это нагромождение летит куда-нибудь в сугроб, но было весело...
***
Сейчас слово «лотошник» никому ничего не говорит, а до войны в Павловске такие люди торговали конфетами. Сидит бывало где-нибудь на уголке старичок или старушка, а рядом плоский ящик с отделениями, закрытый сверху застеклённой крышкой. В отделениях лежат разные конфеты с разной ценой за штуку, и покупались они поштучно. Взрослые у лотошников конфеты покупали редко, а вот ребята любили. Главное всё перед глазами и ясно - сколько и за сколько. Одной из самых дорогих была шоколадная конфета «Аврора», за 20 копеек, а вот подушечки или ириски - совсем дёшево, их на 20 копеек можно было купить несколько штук. Не знаю, на каких правах торговали эти люди, но товар их был с приличной наценкой. Долгое время такой лотошник торговал на углу Красных Зорь и Медвежьего переулка у бывшего дома Дробиш.
Справа на углу видная часть дома Дробиш
Я часто у него покупал конфеты на деньги, которые мне давала мама или кто-нибудь из родных. Были такие же торговцы и в других местах, не очень много, но были. Только позже мы стали понимать, что покупать конфеты у лотошников невыгодно. Однажды мне мама дала 20 копеек, и я в ларьке на площади у станции Павловск I купил на вес халву, её было так много, что я едва осилил и с тех пор предпочитал покупать конфеты в магазинах.
Бывший дом купца Коковашина. 1938
Бывший ддом купца Коковашина. Угол с Конюшенной (Красных Зорь) улицей и фасад по Песчаному переулку. 1950-е
А вот на углу Песчаного переулка (Розы Люксембург) и Красных Зорь около бывшего дома Коковашина (Красных Зорь, дом № 8) в летнее время часто торговали мороженым. Это место было людное, рядом несколько магазинов. В самом доме было два магазина: продовольственный с входом с Красных Зорь и галантерейный, в котором также продавали материю и одежду - вход в него с угла, а со стороны Песчаного переулка находилась парикмахерская, в которой работал известный в Павловске мастер по фамилии Журавлев. Недалеко в других домах помещались булочная, керосиновая, аптека (в доме Жукова, Красных Зорь № 13) и другие магазины.
Аптека (современный адрес перестроенного дома: Конюшенная № 13)
Но вернёмся к мороженому. В то время не было стаканчиков и трубочек, а эскимо продавались в Ленинграде и в пригородных поездах, прямо в вагонах ходили с ящичками продавцы и всем предлагали без всякой очереди. В Павловске же торговля шла по своему...
Привозил на угол дяденька двухколёсную тележку с деревянным синим ящиком на ней, закрытым крышкой. Под крышкой находился лёд и в нём несколько металлических цилиндров с мороженым, закрытых также металлическими крышками. Лежали у него плоские круглые вафли с рельефными рисунками и каким-нибудь именем на каждой. Вафли по диаметру были двух размеров. Процедура продажи такая: в специальную форму вкладывалась вафля, затем ложкой намазывалось мороженое и сверху накладывалась другая вафля, а потом всё это выталкивалось специальным толкателем и вручалось счастливому покупателю. Мороженое было жёлтое, вкусное и очень ароматное, сейчас при фабричном изготовлении такого не бывает. Купить можно было маленькую порцию за 20 копеек и большую за 40. Бывало идут от мороженщика ребята по улице, держат за вафли своё мороженое и лижут языком его сбоку, вкусно...
На некоторых углах в городе были установлены пивные ларьки, торговали там и пивом, и квасом, причём квас был хлебный и реже клюквенный - такой красненький кисло-сладкий, очень приятный особенно в жару. Стоял такой ларёк на углу Медвежьего переулка и Красных Зорь, около забора нашего сада (почти там, где теперь находится вход в городскую библиотеку). Ларьки эти не отличались архитектурной выдумкой, не было в них ни стекла, ни металла. Сколоченные из досок и фанеры, украшенные массивными брусьями и выкрашенные немыслимой масляной краской, они не создавали особый павловский колорит. Собирались около этих ларьков выпивохи, но не так часто и не в таком изобилии, как теперь. Бывали у них и крупные разговоры и даже порой хватались за грудки, но того, что происходит у пивных ларьков и винных магазинов теперь, не было. Не лезли они в дома и сады. Сейчас бы наш сад, расположенный рядом с ларьком, был бы непременно оккупирован пьяницами, которые там устраивали оргии под сенью кустов или деревьев. Но тогда... Все участки были ограждены заборами, и эти ограды считались границами дозволенного, никто никогда, пожалуй, кроме мальчишек, не переступал их. Была какая-то культура, уважение, что ли, к чужому.
***
С годами менялся и состав жильцов нашего дома: уезжали одни, приезжали другие, некоторые же обосновывались в доме довольно прочно.
Примерно году в 1933-м въехали в бывшую дачную квартиру из двух маленьких комнат на нашей лестнице муж и жена: Александра Григорьевна Чудакова и Николай Ильич Жилкин. Тётя Шура, как я называл её, не работала, а Николай Ильич был в должности начальника Коммунального треста Горсовета. Находилось это учреждение в бывшей даче, расположенной в глубине участка между Садовой улицей и Пиковым переулком. Сейчас нам известно, что на этом месте когда-то была дача балетмейстера Ле-Пика - отчима К. И. Росси. Возможно, предвоенная постройка и была тем домом, но перестроенным более поздними хозяевами (сейчас на этом месте стоянка экскурсионных автобусов). Я с тётей Шурой в этом доме бывал, но помню его смутно.
Николай Ильич - крупный мужчина высокого роста, позже занимал должность председателя линейного суда на железнодорожном транспорте. Как-то наши семьи сдружились, и я часто бывал в их квартире. Там я познакомился с некоторыми «новинками», о которых раньше не имел никакого представления. Так как Николай Ильич был большим начальником в масштабах Павловска, у него в квартире установили телефон. Хотя телефонные аппараты и раньше мне приходилось видеть, разговаривать с помощью этого средства связи не удавалось и довелось только здесь. Не сказал бы, что телефон произвёл на меня ошеломляющее впечатление, но говорить было занятно. Просуществовала эта связь у них недолго, Николая Ильича перевели на другую работу и аппарат сняли. Другое, на сегодняшний взгляд более мелкое, на меня произвело гораздо большее впечатление, чем телефон - это авторучка. Николай Ильич показал мне её и дал подписать - я был очарован, хотя писать умел едва-едва. Это была одна из первых авторучек, освоенная советской промышленностью. Сейчас на неё и смотреть бы никто не стал - грубая, толстая, но тогда... Для меня стало мечтой иметь такую ручку, хотя писать ею мне ровным счётом было нечего. Я с Юрой Петровым частенько ходил в магазин на Красных Зорь и любовался «вечными ручками», как их тогда называли. Спустя несколько лет, когда я уже учился в школе, не помню, по какому случаю, папа мне купил такую ручку за 12 рублей. Это были большие деньги, а для меня большое счастье. Писать ручкой мне почти не приходилось, в школе запрещалось, дома нечего. Недолго владел я ею, таская для чего-то на улицу, и то ли потерял, то ли у меня её украли. Жаль... Вскоре моя крёстная незадолго до праздника Пасхи, мы тогда были у неё в гостях, у меня спросила, какой подарок к празднику я бы хотел иметь? Ответ был - вечную ручку. Тогда она вынула из письменного стола две заграничные красивые ручки и предложила мне выбрать. Одна была дамская оранжевого цвета с колечком для цепочки и золотым пером, другая мужская, чёрная, более тонкая с держателем. Я выбрал первую и стал её обладателем. Такой не было ни у кого. Однажды я даже взял её в школу, и учительница увидела, но отобрать не решилась, такая ручка была шикарная и необычная. Она сказала, чтобы я её убрал и в школу больше не приносил.
Продолжение