Капитализму в России не бывать - 5: Леонид Брежнев - заурядный деятель страну из кризиса не выведет
Продолжаем.
Ленин вышел из среды революционных интеллигентов, России практически не знал (в чём сам признавался) и русских людей не любил, с простым народом не считался, был готов «сокращать число едоков» и бросить миллионы людей в костёр мировой революции.
Грузин Сталин был человеком русской культуры, но не русским патриотом, каким его считают наши русские патриоты. Он был вождём и патриотом империи, понимавшим, конечно, что русские - стержневая нация государства. (Маршал Баграмян как-то заметил, что воинская часть, составленная из солдат разной национальности, может считаться боеспособной, если большинство в ней - русские, и это Сталин хорошо понимал.) Он не был русским по происхождению, выходцем из русской народной толщи, и хотя мог играть на лучших струнах нашей народной души, многого в ней всё-таки не понимал.
Брежнев был подлинной плотью от плоти своего народа. Генри Киссинджер, кажется, лучше русских патриотов разглядел Брежнева, назвав его «настоящим русским».
Сын рабочего, сам предполагавший стать рабочим, но стремившийся получить высшее образование, Брежнев был устремлён на созидание. Прошёл всю войну, был ранен и контужен, не раз бывал на грани гибели, восстанавливал разрушенное войной хозяйство, делал партийную карьеру не на писании бумаг, а всегда на организаторской работе, причём на самых в тот момент ответственных участках. И до конца жизни сохранил привычки простого человека, любил футбол и хоккей, играл в домино, читал газеты и иллюстрированные журналы, смотрел по телевизору программу «Время», гонял голубей, был страстным охотником. Однако он не был лишён чувства прекрасного, в молодости любил поэзию, до старости мог читать наизусть целые подборки стихов Есенина и некоторых других любимых поэтов.
Хрущёв и Брежнев вышли из рабочих низов. Но если Хрущёв вынес из своих «рабочих университетов» лишь ненависть к советскому строю, то Брежнев был твёрдым советским патриотом.
он долго ничего не говорил публично о Сталине - не хвалил его и не порицал. Но однажды в докладе он сказал всего лишь одну, казалось бы, безобидную фразу: дескать, в достижение Великой Победы внёс свой вклад и председатель Государственного Комитета Обороны Иосиф Виссарионович Сталин. И зал разразился овацией, которая продолжалась несколько минут. Вот здесь Брежнев почувствовал, насколько надоела стране кампания по очернению покойного вождя.
Официально партия ещё руководствовалась теорией марксизма-ленинизма, нацеленной на построение коммунизма - общества без государства, а потому в корне ошибочной и совершенно не соответствовавшей советским условиям, а значит, вредной. Так что всякие теоретические работы в этих рамках непременно сводились к схоластическим построениям. А на практике вожди партии руководствовались интересами страны, и именно эту её работу направлял Брежнев.
Немалых усилий потребовало от Брежнева восстановление разрушенного при Хрущёве народного хозяйства. Пришлось ликвидировать совнархозы и восстановить министерства и государственные комитеты по отраслям экономики, ликвидировать разделение обкомов партии на промышленные и сельскохозяйственные (споры между которыми порой доходили даже, как в Ростове, до драки), отменять нелепые ограничения на развитие личных подсобных хозяйств колхозников и работников совхозов.
При Брежневе не было таких триумфальных, как при Хрущёве, успехов СССР в космической гонке. Но это объяснялось не неспособностью Леонида Ильича продолжить рывок, как полагает Сергей Семанов, а тем, что перед страной встали эти другие, совершенно неотложные задачи. Огромных средств потребовало укрепление обороноспособности страны. Хрущёв ограничивал аппетиты генералитета, часто руководствуясь своими упрощёнными представлениями о том, какие Вооружённые силы нужны для ведения современной войны, если её нам навяжут. Брежнев, став председателем Совета Обороны, шёл навстречу военным во всём, насколько позволяло состояние советской экономики. Именно в это время наша армия получила тысячи танков, новейшие ракеты и другое современное вооружение.
На беду Брежнева и некоторых других членов Политбюро, их советниками стали либералы Цуканов, Александров-Агентов, Арбатов, Бовин, Иноземцев, Черняев, Голиков и др. Эти люди, которые готовили проекты важнейших документов, затем сваливали вину за провалы в экономике и политике на своих шефов, в первую очередь на Брежнева. Уже впоследствии они с торжеством заявляли, что в развале СССР главную роль сыграли не откровенные диссиденты, влияние которых на народ и на политику государства было крайне незначительным, а эти «системные диссиденты», скрытые враги Советского строя, рядившиеся под верных коммунистов.
Вообще правление Брежнева, особенно его вторую половину, принято называть «периодом застоя». Однако странный это застой - когда осваивались богатейшие месторождения нефти и газа на севере Западной Сибири, строились магистральные трубопроводы гигантской протяжённости и Байкало-Амурская магистраль… Видимо, этот застой выражался не в том, что производство топталось на месте, а в чём-то другом.
К сожалению, наша общественность прошла мимо капитального труда крупнейшего мирового авторитета по вопросам глобализации и информатизации Мануэля Кастельса «Информационное общество» (М., 2000), в котором он проанализировал развитие советской экономики после смерти Сталина и чётко обозначил угрозу перспективы превращения России в колонию Запада. Прислушаться к выводам Кастельса особенно полезно ещё и потому, что правительство российских либеральных реформаторов в своё время привлекало его в качестве консультанта, и он, выполнив в России солидное исследование её экономики, однозначно предсказал крах проводимых ими рыночных реформ и «стагнацию на уровне нищеты».
Кастельс напомнил, что «в 80-х годах Советский Союз в ряде секторов тяжёлой промышленности производил существенно больше, чем США: стали на 80 процентов, цемента - на 78, нефти - на 42, удобрений на 55 процентов, вдвое больше чугуна и в 5 раз больше тракторов. Проблема состояла в том, что тем временем мировая производственная система переносила центр тяжести на электронику и специальные химические препараты и поворачивала к биотехнологической революции, а во всех этих областях советская экономика и технология существенно отставали… Советский Союз пропустил революцию в информационных технологиях, которая сформировалась в мире в середине 70-х годов… Советский Союз полностью прозевал начало эволюции персональных компьютеров».
С середины 1940-х и до середины 60-х годов компьютеры в СССР и их программное обеспечение «не слишком отставали от западных аналогов», на них были основаны успехи нашей страны в освоении космоса и в других областях науки. Однако «в 1965 году под давлением военных советское правительство решило приспособить модель IBM 360 в качестве ядра единой компьютерной системы Совета Экономической Взаимопомощи… С того времени … советские электронные центры и заводы (все под эгидой Министерства обороны) вместо разработки собственных проектов и производственных линий занялись контрабандой компьютеров с Запада, воспроизводя модели и приспосабливая их к советским военным спецификациям… Это по необходимости привело к отсталости…
Аналогичные события имели место в программном обеспечении. Советские машины 1960-х годов работали на отечественном языке ALGOL, который пролагал путь к интеграции систем, тогдашнему переднему краю вычислительной техники. Однако в 1970-х годах, чтобы оперировать на компьютерах американского типа, советские учёные разработали свою версию ФОРТРАНа, которая из-за развития программного обеспечения на Западе быстро устарела. Наконец, они стали копировать… любое программное обеспечение, появившееся в Америке, таким образом вводя тот же самый механизм отсталости в область, в которой русские математики могли бы быть пионерами на переднем крае мировой науки».
Попытки догнать передовые страны путём заимствования их технологических достижений (хотя в СССР было больше учёных и инженеров, чем любая другая страна, и отдельные технологические прорывы выше мирового уровня у нас ещё случались) были заведомо обречены на неудачу. Итог известен: СССР всё более проигрывал технологическое и экономическое соревнование с Западом и в дальнейшем (уже через несколько лет после смерти Брежнева) сошёл с исторической арены.
Свой план реформирования экономики предложил председатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин, до сих пор, через много лет после смерти, остающийся кумиром российской интеллигенции, причём как левых, так и правых. Предложенные им шаги по переводу советской экономики на рыночные рельсы, в особенности введение показателя прибыли как критерия эффективности работы предприятий, оказавшиеся роковыми для страны, будут разобраны в следующей главе. Если бы этой реформе была открыта зелёная улица, СССР развалился бы на несколько лет раньше. Возможно, Брежнев не понимал всех её тонкостей, но он затормозил процесс распада экономики, что либералы по сей день не могут ему простить.
Одна из мер либерального характера была осуществлена при Брежневе и имела катастрофические последствия для страны: это - продолжение начатого Хрущёвым курса на ликвидацию так называемых «неперспективных деревень» (об этом тоже речь пойдёт в следующей главе). Но когда в последние месяцы жизни Брежнева обступившие его либералы настаивали на проведении обширной программы либеральных реформ, он решительно отказал им в этом. Столь же твёрдо он заявил: «Пока я жив, цены на хлеб не будут повышены».
Партия, которая прежде выступала в качестве верховного арбитра в конфликтах между конкурирующими монстрами - ведомствами, сама превратилась в одного из игроков, ибо у партийного аппарата появился свой собственный экономический интерес, отличный от государственного. Естественно, что она потеряла и рычаги управления. Ведомства, почувствовав свою независимость от КПСС, рвали ресурсы страны на части, но им всё равно было их мало, так как они имели колоссальные ресурсоёмкие программы, очень часто не связанные ни с какими реальными проблемами.
Становилось всё более очевидным, что преодолеть застой было невозможно без отказа от марксистской теории, что и в голову не могло придти ни Суслову, ни Брежневу.
Дело не ограничивалось приукрашиванием действительности в сводках и отчётах, рапортами об успехах там, где в действительности уже начинались провалы. Реальное состояние экономики уже почти никто не контролировал, верховная власть удовлетворялась бодрыми отписками с мест. Это вело к расцвету махрового бюрократизма. Андропов, заботясь об укреплении своих позиций во власти в предвидении ухода Брежнева, начал кампанию по расследованию ряда крупнейших злоупотреблений (дела Рашидова, Медунова, «рыбное дело» и пр.). Брежневу о них докладывалась информация лишь в общем виде.
В период застоя происходили сложные процессы в структуре советского общества. «Первоначальное накопление капитала» коррупционерами и «теневиками», предоставление всё новых привилегий верхушке партийного аппарата и «сливкам» советской интеллигенции привели к заметному, хотя ещё и скрываемому (как властью, так и самими «элитариями») имущественному расслоению в стране. Однако чем больше богатели «элитарии», тем сильнее становилось их недовольство тем, что они вынуждены жить подобно герою романа Ильфа и Петрова Александру Корейко, который, обладая миллионами, должен был выглядеть в глазах окружающих рядовым советским служащим с копеечным окладом. Незаконно или несправедливо нажитое богатство им приходилось прятать, пожить на широкую ногу было ещё опасно.
В среде самой интеллигенции происходили заметные перемены. Молодое поколение интеллигентов впитывало буржуазные ценности, видело идеал в положении интеллигентов в странах Запада (прежде всего в высокой оплате труда) и представляло собой идеальную среду для восприятия западной антисоветской пропаганды.
Жизненный уровень народа постепенно повышался и в среднем составлял уже примерно две трети от западноевропейского. Однако он был далёк от обещанного программой построения коммунизма. В конце 70-х годов стали всё более частыми перебои в снабжении городов продовольственными и промышленными товарами. Поэтому ширилось недовольство не только в рядах элиты, но и среди других слоёв общества, в том числе и среди рабочих и крестьян. Как пишет Сергей Семанов, трудно было приобрести в магазинах самые расхожие товары. Действительно, по собственному опыту знаю, что за ними подчас приходилось либо выстаивать длинные очереди без гарантии, что желанный товар не кончится, либо покупать с солидной переплатой у спекулянтов. Однако ведь не случайно тогда ходил такой афоризм: на прилавках ничего нет, а холодильники в квартирах полны. А нужных покупателям товаров не хватало не только из-за недостатка средств у государства, вынужденного нести тяжёлое бремя военных расходов, но и потому, что производители не были заинтересованы в производстве дешёвой и высококачественной продукции.
Роковым решением партийного руководства во главе с Брежневым стал выбор сырьевого варианта развития экономики СССР. Предполагалось, что это временное решение: доходы от экспорта нефти и газа позволят накопить средства, необходимые для развития высокотехнологичных производств. Однако при этом не учли того обстоятельства, что мировой рынок - это отнюдь не стихия спроса и предложения, а тонко управляемая транснациональными корпорациями система, в которой возможно организовать подъёмы и падения цен. Когда после взлёта цен на нефть в начале 70-х годов последовало их резкое падение, доходы от экспорта сильно упали, а экономика СССР уже была крепко завязана на мировой рынок, и выбраться из этой ловушки она не сумела. Сырьевой вариант развития из временного превратился в постоянный, что предопределило нарастание экономического и технологического отставания СССР от ведущих стран Запада.
Огромный ущерб образу СССР в мировом общественном мнении нанесли книги Александра Солженицына, прежде всего крайне тенденциозный «Архипелаг «ГУЛаг», тайно переправленный на Запад, изданный там и получивший высшие литературные премии мира, в том числе Нобелевскую. Обласканный Хрущёвым, Солженицын при Брежневе по представлению Андропова был выслан из СССР и, окопавшись в США, стал знаменем самых разнообразных антисоветских сил.
Догматизм в теории, игнорирование всего нового, что появилось в мировой науке после Маркса, Энгельса и Ленина, привели к идеологическому разоружению партии и народа, и «в результате в решающие 80-е годы люди вышли на борьбу с завершающей атакой Запада в психологической войне, образно говоря, с берданками против танков».
прим.: я согласен с автором не во всём, но это не разбираю, здесь указываю важное.
Ленин вышел из среды революционных интеллигентов, России практически не знал (в чём сам признавался) и русских людей не любил, с простым народом не считался, был готов «сокращать число едоков» и бросить миллионы людей в костёр мировой революции.
Грузин Сталин был человеком русской культуры, но не русским патриотом, каким его считают наши русские патриоты. Он был вождём и патриотом империи, понимавшим, конечно, что русские - стержневая нация государства. (Маршал Баграмян как-то заметил, что воинская часть, составленная из солдат разной национальности, может считаться боеспособной, если большинство в ней - русские, и это Сталин хорошо понимал.) Он не был русским по происхождению, выходцем из русской народной толщи, и хотя мог играть на лучших струнах нашей народной души, многого в ней всё-таки не понимал.
Брежнев был подлинной плотью от плоти своего народа. Генри Киссинджер, кажется, лучше русских патриотов разглядел Брежнева, назвав его «настоящим русским».
Сын рабочего, сам предполагавший стать рабочим, но стремившийся получить высшее образование, Брежнев был устремлён на созидание. Прошёл всю войну, был ранен и контужен, не раз бывал на грани гибели, восстанавливал разрушенное войной хозяйство, делал партийную карьеру не на писании бумаг, а всегда на организаторской работе, причём на самых в тот момент ответственных участках. И до конца жизни сохранил привычки простого человека, любил футбол и хоккей, играл в домино, читал газеты и иллюстрированные журналы, смотрел по телевизору программу «Время», гонял голубей, был страстным охотником. Однако он не был лишён чувства прекрасного, в молодости любил поэзию, до старости мог читать наизусть целые подборки стихов Есенина и некоторых других любимых поэтов.
Хрущёв и Брежнев вышли из рабочих низов. Но если Хрущёв вынес из своих «рабочих университетов» лишь ненависть к советскому строю, то Брежнев был твёрдым советским патриотом.
он долго ничего не говорил публично о Сталине - не хвалил его и не порицал. Но однажды в докладе он сказал всего лишь одну, казалось бы, безобидную фразу: дескать, в достижение Великой Победы внёс свой вклад и председатель Государственного Комитета Обороны Иосиф Виссарионович Сталин. И зал разразился овацией, которая продолжалась несколько минут. Вот здесь Брежнев почувствовал, насколько надоела стране кампания по очернению покойного вождя.
Официально партия ещё руководствовалась теорией марксизма-ленинизма, нацеленной на построение коммунизма - общества без государства, а потому в корне ошибочной и совершенно не соответствовавшей советским условиям, а значит, вредной. Так что всякие теоретические работы в этих рамках непременно сводились к схоластическим построениям. А на практике вожди партии руководствовались интересами страны, и именно эту её работу направлял Брежнев.
Немалых усилий потребовало от Брежнева восстановление разрушенного при Хрущёве народного хозяйства. Пришлось ликвидировать совнархозы и восстановить министерства и государственные комитеты по отраслям экономики, ликвидировать разделение обкомов партии на промышленные и сельскохозяйственные (споры между которыми порой доходили даже, как в Ростове, до драки), отменять нелепые ограничения на развитие личных подсобных хозяйств колхозников и работников совхозов.
При Брежневе не было таких триумфальных, как при Хрущёве, успехов СССР в космической гонке. Но это объяснялось не неспособностью Леонида Ильича продолжить рывок, как полагает Сергей Семанов, а тем, что перед страной встали эти другие, совершенно неотложные задачи. Огромных средств потребовало укрепление обороноспособности страны. Хрущёв ограничивал аппетиты генералитета, часто руководствуясь своими упрощёнными представлениями о том, какие Вооружённые силы нужны для ведения современной войны, если её нам навяжут. Брежнев, став председателем Совета Обороны, шёл навстречу военным во всём, насколько позволяло состояние советской экономики. Именно в это время наша армия получила тысячи танков, новейшие ракеты и другое современное вооружение.
На беду Брежнева и некоторых других членов Политбюро, их советниками стали либералы Цуканов, Александров-Агентов, Арбатов, Бовин, Иноземцев, Черняев, Голиков и др. Эти люди, которые готовили проекты важнейших документов, затем сваливали вину за провалы в экономике и политике на своих шефов, в первую очередь на Брежнева. Уже впоследствии они с торжеством заявляли, что в развале СССР главную роль сыграли не откровенные диссиденты, влияние которых на народ и на политику государства было крайне незначительным, а эти «системные диссиденты», скрытые враги Советского строя, рядившиеся под верных коммунистов.
Вообще правление Брежнева, особенно его вторую половину, принято называть «периодом застоя». Однако странный это застой - когда осваивались богатейшие месторождения нефти и газа на севере Западной Сибири, строились магистральные трубопроводы гигантской протяжённости и Байкало-Амурская магистраль… Видимо, этот застой выражался не в том, что производство топталось на месте, а в чём-то другом.
К сожалению, наша общественность прошла мимо капитального труда крупнейшего мирового авторитета по вопросам глобализации и информатизации Мануэля Кастельса «Информационное общество» (М., 2000), в котором он проанализировал развитие советской экономики после смерти Сталина и чётко обозначил угрозу перспективы превращения России в колонию Запада. Прислушаться к выводам Кастельса особенно полезно ещё и потому, что правительство российских либеральных реформаторов в своё время привлекало его в качестве консультанта, и он, выполнив в России солидное исследование её экономики, однозначно предсказал крах проводимых ими рыночных реформ и «стагнацию на уровне нищеты».
Кастельс напомнил, что «в 80-х годах Советский Союз в ряде секторов тяжёлой промышленности производил существенно больше, чем США: стали на 80 процентов, цемента - на 78, нефти - на 42, удобрений на 55 процентов, вдвое больше чугуна и в 5 раз больше тракторов. Проблема состояла в том, что тем временем мировая производственная система переносила центр тяжести на электронику и специальные химические препараты и поворачивала к биотехнологической революции, а во всех этих областях советская экономика и технология существенно отставали… Советский Союз пропустил революцию в информационных технологиях, которая сформировалась в мире в середине 70-х годов… Советский Союз полностью прозевал начало эволюции персональных компьютеров».
С середины 1940-х и до середины 60-х годов компьютеры в СССР и их программное обеспечение «не слишком отставали от западных аналогов», на них были основаны успехи нашей страны в освоении космоса и в других областях науки. Однако «в 1965 году под давлением военных советское правительство решило приспособить модель IBM 360 в качестве ядра единой компьютерной системы Совета Экономической Взаимопомощи… С того времени … советские электронные центры и заводы (все под эгидой Министерства обороны) вместо разработки собственных проектов и производственных линий занялись контрабандой компьютеров с Запада, воспроизводя модели и приспосабливая их к советским военным спецификациям… Это по необходимости привело к отсталости…
Аналогичные события имели место в программном обеспечении. Советские машины 1960-х годов работали на отечественном языке ALGOL, который пролагал путь к интеграции систем, тогдашнему переднему краю вычислительной техники. Однако в 1970-х годах, чтобы оперировать на компьютерах американского типа, советские учёные разработали свою версию ФОРТРАНа, которая из-за развития программного обеспечения на Западе быстро устарела. Наконец, они стали копировать… любое программное обеспечение, появившееся в Америке, таким образом вводя тот же самый механизм отсталости в область, в которой русские математики могли бы быть пионерами на переднем крае мировой науки».
Попытки догнать передовые страны путём заимствования их технологических достижений (хотя в СССР было больше учёных и инженеров, чем любая другая страна, и отдельные технологические прорывы выше мирового уровня у нас ещё случались) были заведомо обречены на неудачу. Итог известен: СССР всё более проигрывал технологическое и экономическое соревнование с Западом и в дальнейшем (уже через несколько лет после смерти Брежнева) сошёл с исторической арены.
Свой план реформирования экономики предложил председатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин, до сих пор, через много лет после смерти, остающийся кумиром российской интеллигенции, причём как левых, так и правых. Предложенные им шаги по переводу советской экономики на рыночные рельсы, в особенности введение показателя прибыли как критерия эффективности работы предприятий, оказавшиеся роковыми для страны, будут разобраны в следующей главе. Если бы этой реформе была открыта зелёная улица, СССР развалился бы на несколько лет раньше. Возможно, Брежнев не понимал всех её тонкостей, но он затормозил процесс распада экономики, что либералы по сей день не могут ему простить.
Одна из мер либерального характера была осуществлена при Брежневе и имела катастрофические последствия для страны: это - продолжение начатого Хрущёвым курса на ликвидацию так называемых «неперспективных деревень» (об этом тоже речь пойдёт в следующей главе). Но когда в последние месяцы жизни Брежнева обступившие его либералы настаивали на проведении обширной программы либеральных реформ, он решительно отказал им в этом. Столь же твёрдо он заявил: «Пока я жив, цены на хлеб не будут повышены».
Партия, которая прежде выступала в качестве верховного арбитра в конфликтах между конкурирующими монстрами - ведомствами, сама превратилась в одного из игроков, ибо у партийного аппарата появился свой собственный экономический интерес, отличный от государственного. Естественно, что она потеряла и рычаги управления. Ведомства, почувствовав свою независимость от КПСС, рвали ресурсы страны на части, но им всё равно было их мало, так как они имели колоссальные ресурсоёмкие программы, очень часто не связанные ни с какими реальными проблемами.
Становилось всё более очевидным, что преодолеть застой было невозможно без отказа от марксистской теории, что и в голову не могло придти ни Суслову, ни Брежневу.
Дело не ограничивалось приукрашиванием действительности в сводках и отчётах, рапортами об успехах там, где в действительности уже начинались провалы. Реальное состояние экономики уже почти никто не контролировал, верховная власть удовлетворялась бодрыми отписками с мест. Это вело к расцвету махрового бюрократизма. Андропов, заботясь об укреплении своих позиций во власти в предвидении ухода Брежнева, начал кампанию по расследованию ряда крупнейших злоупотреблений (дела Рашидова, Медунова, «рыбное дело» и пр.). Брежневу о них докладывалась информация лишь в общем виде.
В период застоя происходили сложные процессы в структуре советского общества. «Первоначальное накопление капитала» коррупционерами и «теневиками», предоставление всё новых привилегий верхушке партийного аппарата и «сливкам» советской интеллигенции привели к заметному, хотя ещё и скрываемому (как властью, так и самими «элитариями») имущественному расслоению в стране. Однако чем больше богатели «элитарии», тем сильнее становилось их недовольство тем, что они вынуждены жить подобно герою романа Ильфа и Петрова Александру Корейко, который, обладая миллионами, должен был выглядеть в глазах окружающих рядовым советским служащим с копеечным окладом. Незаконно или несправедливо нажитое богатство им приходилось прятать, пожить на широкую ногу было ещё опасно.
В среде самой интеллигенции происходили заметные перемены. Молодое поколение интеллигентов впитывало буржуазные ценности, видело идеал в положении интеллигентов в странах Запада (прежде всего в высокой оплате труда) и представляло собой идеальную среду для восприятия западной антисоветской пропаганды.
Жизненный уровень народа постепенно повышался и в среднем составлял уже примерно две трети от западноевропейского. Однако он был далёк от обещанного программой построения коммунизма. В конце 70-х годов стали всё более частыми перебои в снабжении городов продовольственными и промышленными товарами. Поэтому ширилось недовольство не только в рядах элиты, но и среди других слоёв общества, в том числе и среди рабочих и крестьян. Как пишет Сергей Семанов, трудно было приобрести в магазинах самые расхожие товары. Действительно, по собственному опыту знаю, что за ними подчас приходилось либо выстаивать длинные очереди без гарантии, что желанный товар не кончится, либо покупать с солидной переплатой у спекулянтов. Однако ведь не случайно тогда ходил такой афоризм: на прилавках ничего нет, а холодильники в квартирах полны. А нужных покупателям товаров не хватало не только из-за недостатка средств у государства, вынужденного нести тяжёлое бремя военных расходов, но и потому, что производители не были заинтересованы в производстве дешёвой и высококачественной продукции.
Роковым решением партийного руководства во главе с Брежневым стал выбор сырьевого варианта развития экономики СССР. Предполагалось, что это временное решение: доходы от экспорта нефти и газа позволят накопить средства, необходимые для развития высокотехнологичных производств. Однако при этом не учли того обстоятельства, что мировой рынок - это отнюдь не стихия спроса и предложения, а тонко управляемая транснациональными корпорациями система, в которой возможно организовать подъёмы и падения цен. Когда после взлёта цен на нефть в начале 70-х годов последовало их резкое падение, доходы от экспорта сильно упали, а экономика СССР уже была крепко завязана на мировой рынок, и выбраться из этой ловушки она не сумела. Сырьевой вариант развития из временного превратился в постоянный, что предопределило нарастание экономического и технологического отставания СССР от ведущих стран Запада.
Огромный ущерб образу СССР в мировом общественном мнении нанесли книги Александра Солженицына, прежде всего крайне тенденциозный «Архипелаг «ГУЛаг», тайно переправленный на Запад, изданный там и получивший высшие литературные премии мира, в том числе Нобелевскую. Обласканный Хрущёвым, Солженицын при Брежневе по представлению Андропова был выслан из СССР и, окопавшись в США, стал знаменем самых разнообразных антисоветских сил.
Догматизм в теории, игнорирование всего нового, что появилось в мировой науке после Маркса, Энгельса и Ленина, привели к идеологическому разоружению партии и народа, и «в результате в решающие 80-е годы люди вышли на борьбу с завершающей атакой Запада в психологической войне, образно говоря, с берданками против танков».
прим.: я согласен с автором не во всём, но это не разбираю, здесь указываю важное.