Продолжаем
тему.
Во-первых, Сталин не сразу стал таким, каким мы его представляем по последнему периоду его жизни.
Во-вторых, надо оценивать его поступки не абстрактно, а исходя из конкретной обстановки, в какой они совершались. Так, разбирая его деятельность в середине 20-х годов, надо иметь в виду, что партия и страна стояли перед выбором: Сталин или Троцкий. И если кто-то критикует действия Сталина в это время, то пусть он покажет, как развивались бы события в случае победы Троцкого.
В-третьих, надо помнить, что поступки государственного деятеля надо оценивать не просто с моральных позиций, а с точки зрения того, способствовали они укреплению государства или, напротив, его ослаблению, помогали они двигать страну на передовые позиции в мире или же тормозили это движение.
Сталин не был противником ленинского нэпа и полностью доверял Бухарину, бывшему страстным защитником этой политики. Но скоро он увидел, что её продолжение ведёт к укреплению позиций кулачества. Когда Сталин выехал в Сибирь, чтобы подтолкнуть ход хлебозаготовок, один кулак дошёл до такой наглости, что предложил агитатору сплясать перед ним, тогда он даст хлеб. Сталин, рассказывая об этом эпизоде, умолчал, что этим агитатором был он сам. Поняв, что, вдобавок ко всему, нэп, как он трактовался Бухариным, оставляет страну безоружной перед опасностью империалистической агрессии, он решительно взял курс на обуздание капиталистических элементов города и деревни. А это опять потребовало теоретической разработки вопросов социалистической индустриализации и перестройки деревни на путях общественного хозяйствования.
Но вот перед Сталиным встала задача индустриализации страны, на которую надо было изыскать громадные средства. Бухарин говорил, где найти эти средства, - в самой промышленности, если начинать её развитие с отраслей, производящих продукцию конечного потребления - с легкой и пищевой промышленности. Тогда на строительство текстильных фабрик средств понадобится сравнительно немного. Фабрика скоро даст ситец, который купит крестьянин, и накопленную в лёгкой промышленности прибыль можно направить на создание тяжёлой промышленности. Но это путь Сталина не устраивал, так как предполагал медленную индустриализацию, причём первые лет десять оставлял страну без тяжёлой промышленности. Теперь, когда мы знаем, что война началась всего через 12 лет после того, как Сталину пришлось сделать выбор между двумя путями индустриализации, очевидно, что в этом споре он был исторически прав.
Но откуда брать эти громадные деньги, причём не просто рубли, а золото и валюту, на которые можно приобрести необходимые для индустриализации машины и оборудование. Их можно было получить только от экспорта, а на вывоз Россия могла предложить только один товар - хлеб. И хлеб, и деньги можно было взять только у крестьян.
Признавал ли Сталин, что взял эту идею у Троцкого, которого за неё же прежде и критиковал? Конечно, нет. Как всегда в подобных случаях, он объяснял свой поворот тем, что изменились условия. Раньше данное решение было бы невозможным и неправильным, а теперь, когда обстановка изменилась, можно его принять. Вот образчик одного из таких поворотов из речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1927 года (я здесь не вдаюсь в обсуждение вопроса по существу - прав он или не прав, а лишь показываю, в какую словесную форму облекался поворот очередной поворот):
«Судите сами, могли ли мы тогда заменить кулацкое производство и кулацкий товарный хлеб производством и товарным хлебом наших колхозов и совхозов? Ясно, что не могли. Что значит при таких условиях предпринять решительное нападение на кулачество? Это значит наверняка сорваться, усилить позиции кулачества и остаться без хлеба…
Ну, а теперь? Как теперь обстоит дело? Теперь у нас имеется достаточная материальная база для того, чтобы ударить по кулачеству, сломить его сопротивление, ликвидировать его как класс и заменить его производство производством колхозов и совхозов».
В СССР на проведение коллективизации были брошены коммунисты из городов, подчас свысока смотревшие на крестьян, не понимавшие ни их забот, ни их психологии. По сути, крестьян силой загоняли в колхозы, где предполагалось тотальное обобществление всего имущества, а те сопротивлялись... пришлось трубить отбой - писать статью «Головокружение от успехов». ... Главным теоретическим достижением этого периода стало понимание того, что колхоз - это не киббуц, заимствованный из опыта еврейских поселенцев, а сельскохозяйственная артель - форма, издавна близкая и понятная русскому крестьянину. В русской сельской общине крестьяне вели индивидуальное, семейное хозяйство на своих наделах, но луга, пастбища, леса находились в общем пользовании. В колхозе общим стало и основное производство, а индивидуальное, семейное хозяйство велось каждым колхозником на приусадебном участке. Становление колхозного строя было трудным и болезненным, но без колхозов страна не выдержала бы той страшной войны, какая пришла на нашу землю в 1941 году.
...были сделаны большие шаги по демократизации всей жизни советского общества. Важным этапом на этом пути стало принятие в 1936 году новой Конституции СССР. Она, кстати говоря, подвела итог исторического спора двух концепций строительства социализма в СССР - ленинско-бухаринской (нэповской) и сталинской (государственно-социалистической). Этот спор завершился к концу 30-х годов победой курса Сталина.
СССР, покончив с курсом нэпа, за 10 лет превратился в мощную индустриально-аграрную державу - без опоры на частный капитал, без иностранных концессий, без кредитов из-за рубежа. Не изолируясь от мирового рынка, Советский Союз всё же стал экономически самостоятельной страной, его развитие было ориентировано на внутренний рынок. Всё это было достигнуто при отсутствии пролетарской революции на Западе, что означало и посрамление позиции Троцкого.
...в роли самой бесправной автономии оказалась Российская Федерация. Русский народ, как старший брат в семье братских народов, подтягивая собственный пояс, помогал младшим братьям в их экономическом и культурном росте. Наверное, в этой заботе о других был допущен некоторый перегиб.
Принципиальные достижения СССР заключались вовсе не в одном лишь быстром росте экономического и военного могущества страны. Гораздо более важным было то, что удалось доказать на практике, что можно построить общество без господства паразитического финансового капитала, общество, в котором ликвидирована эксплуатация человека человеком.
Советские люди обрели социальные гарантии, каких мир прежде не знал. Это - 7-часовой рабочий день, гарантированное право на труд, оплачиваемый отпуск, общедоступное и бесплатное образование вплоть до высшего, общедоступное и бесплатное здравоохранение, равенство в правах всех граждан, независимо от пола, расы, национальности, вероисповедания и пр. Различные социалистические партии на Западе, гордящиеся своими достижениями в части повышения жизненного стандарта трудящихся, достигнутого без революции, забывают, что капиталисты пошли навстречу их требованиям под влиянием страха, как бы пример СССР не оказался заразительным.
Огромным достижением стали уверенность советских людей в завтрашнем дне, отсутствие страха банкротства компании и потери работы в зависимости от изменений конъюнктуры на фондовом рынке, и этот социальный оптимизм сам стал мощным двигателем прогресса. Мировая история ещё не знала такого массового порыва миллионных масс «из низов» к знаниям и приобщения их к вершинам отечественной и мировой культуры в столь короткий срок.
А главным теоретическим достижением Сталина стала идея о возможности построения социализма в одной, отдельно взятой, стране.
К середине 30-х годов в СССР было создано общество, какого мир ещё не знал, но и советские люди не осознавали его сущности. Даже в начале 80-х годов они с удивлением воспринимали тезис, впервые высказанный генсеком Ю.В.Андроповым: «мы не знаем общества, в котором живём». Эти слова остаются справедливыми до сих пор, хотя советского общества давно уже нет.
Во вступлении к своей книге Сергей Георгиевич [Кара-Мурза] справедливо утверждает: «Понять советский строй - это выиграть целую кампанию войны с теми, кто стремился и стремится нас ослепить. Недаром антисоветизм - одна из главных сегодня идеологических программ. Возможно, главная, причём во всём мире. На её подпитку в России брошены силы всех окрасок. Именно потому, что, поняв советский строй, люди очень быстро нащупают контуры нового проекта - и пробьют к нему туннель. Тогда опять пиши пропало (для антисоветчиков. - М.А.).
Уже в первой своей, ранней реализации в виде ссср, в ходе трудных проб и ошибок он показал, что жизнь общества без разделения на избранных и отверженных возможна. Возможно и человечество, устроенное как семья, «симфония» народов...
Итак, нужно различать советский проект и советский строй.
Проект - это тот идеал, к которому стремились в СССР, а строй - то, что успели выполнить из всего проекта.
В обществе-семье каждый человек уже по факту своего рождения является членом этого общества и потому имеет право на тот минимум жизненных благ, который полагается и всем остальным. Это - общество, где человек человеку - брат... Производство в таком обществе ведётся ради удовлетворения потребностей его членов. Главное средство производства - земля - находится в общественной собственности. Такое общество самодостаточно и в завоеваниях не нуждается.
В обществе же, в основе которого лежит рынок, человек, явившийся в этот мир без приглашения, не может рассчитывать на жизненные блага, если он не востребован рынком. Здесь всё продаётся и покупается. Востребован ты рынком - живи, насколько позволяют твои доходы, не востребован - не взыщи. Здесь человек - атом, «человек человеку - волк»... Производство в таком обществе ведётся ради извлечения прибыли. Рыночная цивилизация агрессивна, ...нацелена на захваты, потому что не может существовать без притока ресурсов извне, из колоний.
В действительности деление обществ на эти два типа не вполне корректно, но я это здесь не буду обсуждать. Важно другое: даже приведённой краткой характеристики двух типов общества ясно, что они должны в экономическом отношении развиваться по разным законам. Когда крупнейшие авторитеты экономической науки утверждают, что в экономике, как и в физике, есть лишь общие законы, не зависящие от того, хозяйство какой страны рассматривается, они впадают в грубую ошибку, порождённую тем же евроцентризмом.
С.Г.Кара-Мурза убеждён, что советское общество представляло собой общество-семью. Таким же обществом-семьёй была русская крестьянская община, из которой и выросло, после серьёзных трансформаций, советское общество.
Здесь кроется его главная ошибка. Семейные отношения, вообще частная жизнь никогда не были для русского человека главной ценностью. Россия почти все 800 лет своей истории жила на положении военного лагеря, русский человек - прежде всего служилый человек, государственник.
Русских отличает от европейцев (равно как и от большинства других народов) не какой-то таинственный «коллективизм», а отношение к собственности; русский крестьянин фактически не владел землёй на правах частного собственника, а обладал правом аренды земли у своей общины. Кроме того, мы иначе, чем на Западе, понимали предназначение человека. Если на Западе акцент делается на «талант», то в России - на «призвание».
«Талант» - это возможности человека; «призвание» - это его обязанность в этой жизни. На Западе принято всё мерить правами («права человека»), а у русских - обязанностями. Отсюда вытекает и разное понимание свободы у тех и других. В западном понимании человек свободен, когда он свободен, не стеснён в своих законных действиях. В русском - когда он свободен реализовывать своё призвание. Если у русского человека абстрактная свобода выбора есть, а нет самой малости - возможности реализовать своё предназначение, то это в его понимании не свобода, а каторга. И наоборот, заставьте нашего человека ходить на любимую работу в цепях и под конвоем - он всё равно будет счастлив.
...По русскому пониманию, человек свободен, когда он счастлив. А счастье - это не только «когда тебя понимают», но и когда ты видишь, как сбываются твои мечты, как расцветает страна, - особенно, если самому удалось приложить к этому руку. Вот почему во второй половине 30-х годов была популярна песня «Широка страна моя родная…», в которой были такие слова: «где так вольно дышит человек!». В обществе того времени не было того, что сейчас называют «политическими свободами»: нельзя было говорить и писать всё, что вздумается, критиковать политику власти, но это не смущало наших соотечественников. Просто люди видели, как сбываются их мечты о стране, выбивающейся в люди, о жизни, которая каждый день меняется в лучшую сторону на их глазах. Они были счастливы - и потому свободны!
Русских как фактический народ без собственности отличает не «коллективизм», а мобильность (которую при поверхностном взгляде можно принять за некое коллективное начало): русского легче поднять на какое-то общественно значимое дело, как бы лично его и не касающееся, тогда как у прочих народов грузом висит на ногах собственность.
Если провести аналогию с физикой, то определение «атомарный» больше подходит как раз к общественному состоянию в России, а для Запада подходило бы определение «молекулярный». Лёгкая атомарность у нас и тяжёлая неповоротливость громоздких молекул у них. Можно даже сказать, что русское общество «газообразно»; «газообразность» - одно из его традиционных «агрегатных состояний».
Но на одной такой «атомарности» можно построить культуру подсечного земледелия, а не великое государство. Русские смогли создать великую и самостоятельную цивилизацию, потому что им ещё был присущ государственный инстинкт, то есть открытость государственному импульсу (по научному - этатизм). И это наше качество приняли исследователи за мифический «коллективизм», якобы противостоящий «западному индивидуализму». Когда возникает сильный общегосударственный импульс, «газ» превращается в… кристалл. А на Западе общество остаётся «молекулярным», там человека просто трудно вытянуть за пределы его личных интересов в пользу абстрактных общенациональных и тем более интернациональных, хотя он гораздо легче кооперируется с другими для защиты конкретного общего дела, задевающего этот частный интерес. Нас отличает также лёгкое отношение к собственности и как следствие - отсутствие привычки охранять частную жизнь, свою и чужую. Если продолжить аналогию с миром физических явлений, можно отметить, что среди аморфных веществ числятся не только газы, но и, допустим, сажа, образующаяся при неполном сгорании углеводородов. Сажу можно, воздействуя высокими температурами и давлениями, превратить в… алмаз! А алмаз может попросту сгореть, оставив после себя… сажу.
Аморфная «сажа» и кристаллический «алмаз» - это как бы два основных состояния русского народа. Сгорел алмаз - получилась сажа, пачкающая всё вокруг. «Русская мафия», коррупция, хаос в экономике - вот впечатления от «общества-сажи». Трудно увидеть что-то общее у этих русских с теми, кто создал великое государство и великую культуру. ... И пока страна не зовёт к подвигу, «частицы сажи» не могут объединяться, вести себя «по-цивилизованному», а «сажа» остаётся аморфной.
Но вот наступает какой-то таинственный момент - звучит труба, государственный зов, мобилизующий нацию на борьбу и подвиг. И чудо - аморфные частицы начинают вроде сами по себе выстраиваться… среда нагревается… пробегает искра - и вместо невзрачной кучки «сажи» взору открывается сверкающий гранями «алмаз»!
...Русский человек не может продуктивно работать в условиях европейской демократии, ему необходима известная суровость общественной атмосферы. «Строг, но справедлив» - вот характеристика идеального правителя на Руси.
Русское государство идеократическое, по природе тоталитарное, в котором каждый гражданин чувствует свою причастность к судьбам страны. Такой русский и есть «соборная личность». И как всякому человеку с имперским сознанием, русскому присуще мессианское понимание своего предназначения. Но русское мессианство в корне отлично от европейского. Если европеец воспринимает как норму только своё миропонимание и всякое иное считает признаком дикости, подлежащей перевоспитанию или истреблению, то русские очень терпимы к своеобразию разных национальных культур. Зато русская непримиримость в идейных вопросах вызывает неприятие у европейцев, считающих «искусство компромисса» главным искусством жизни (отсюда и их помешательство на «правах человека» и правах меньшинств, в особенности сексуальных, которые там могут вскоре стать большинством).
Все попытки «оживить» русскую жизнь без её «огосударствления», как показала история, тщетны, и индивидуализм у нас не привьётся. Развивать же в русских коллективизм тоже не имеет смысла - повторяю, даже на субботник в своем дворе жильцов приходится чуть ли не выгонять. И только если начать срочное восстановление всеобъемлющей государственной машины, можно вытащить наше общество на высокий энергетический уровень, возродить его «пассионарность». Не вертикаль власти, замыкающаяся в чиновничьем кругу, а государственная машина, опирающаяся на народ, нужна сегодня России.
Не пойдут наши люди на подвиг ни ради увеличения барышей олигархов, ни ради демократии, прав человека или каких-нибудь других ценностей, чуждых русскому миропониманию. Только восстановление чувства причастности каждого нашего соотечественника к делам и судьбам государства способно вывести Россию из того исторического тупика, в котором она оказалась.
...идеология (если она отвечает духу народа) первична, а государственное строительство вторично. Понимание властью своего народа становится сегодня условием выживания и народа, и страны, да и самой власти.
«Долг ...народа состоит в том, чтобы, во-первых, преодолеть всякий собственный эгоцентризм, а во-вторых, оградить себя от обмана «общечеловеческой цивилизации», от стремления во что бы то ни стало быть «настоящим европейцем». Этот долг можно формулировать двумя афоризмами: «познай самого себя» и «будь самим собой».
Борьба с собственным эгоцентризмом возможна лишь при самопознании. Истинное самопознание укажет человеку (или народу) его настоящее место в мире, покажет ему, что он - не центр вселенной, не пуп земли. Но это же самопознание приведёт его и к постижению природы людей (или народов) вообще, к выяснению того, что не только сам познающий себя субъект, но и ни один другой из ему подобных не есть центр или вершина. От постижения своей собственной природы человек или народ путём углубления самопознания приходит к сознанию равноценности всех людей и народов. А выводом из этих постижений является утверждение своей самобытности, стремление быть самим собой… Истинный национализм, всецело основанный на самопознании и требующий во имя самопознания перестройки русской культуры, до сих пор был в России уделом лишь единичных личностей… Как общественное течение, он ещё не существовал. В будущем его предстоит создать».
Вот каким сложным оказывается советское общество, и сравнение его с семьёй, как и выведение его из прежней крестьянской общины, просто оскорбительны для русского человека. Советское общество должно было быть (и в лучший период своей истории действительно было) самым передовым в мире, оно стояло несравненно выше всех обществ-семей и обществ-рынков. Передовой советский человек всегда стремился преодолеть ограниченность и семейной, и крестьянской жизни и стать государственником.
Созданная под руководством Сталина советская хозяйственная система была совершенно не похожей на западную. Ещё Аристотель различал два типа хозяйственных систем - экономику, целью которой было удовлетворение потребностей, и хрематистику, нацеленную на получение прибыли. Хотя наука о капиталистическом хозяйстве получила название политической экономии, в действительности в странах Запада воцарилась самая настоящая хрематистика - производство ради максимальной прибыли.
Советская хозяйственная система мыслилась как единый народнохозяйственный организм. Собственность на средства производства была общественной - либо государственной, общенародной, либо колхозно-кооперативной. Существовала и личная собственность, причём жилища, формально принадлежавшие государству, на деле находились в пользовании граждан, плата за них была скорее символической. Советские люди, считавшие это естественным положением вещей, и не задумывались над тем, что каждая семья фактически владела жилищем, которое на Западе пришлось бы приобретать за десятки тысяч долларов. Это был один из видов дивиденда, который (как и бесплатное образование и здравоохранение) каждый советский гражданин получал на принадлежащую ему долю общенародной собственности.
Количество наличных денег строго регулировалось в соответствии с массой потребительских товаров и услуг. Это позволяло поддерживать низкие цены и не допускать инфляции. Более того, цены, особенно в послевоенные годы, систематически снижались. При этом действовал такой механизм: отпускные цены предприятия-изготовителя продукции устанавливались в начале года на ранее достигнутом уровне, давалось и задание по снижению себестоимости продукции. Предприятие и его работники поощрялись за сверхплановое снижение себестоимости. К концу года удавалось себестоимость снизить, а это позволяло снизить и цену.
В такой «двухконтурной» финансовой системе наличные и безналичные деньги не смешивались, безналичные деньги нельзя было обратить в наличные, отступление от этого принципа сразу же разрушило бы всю экономику. ... Деньги в СССР не были товаром, ссудный процент - этот устой капиталистического производства - был ликвидирован. Безналичные деньги были скорее счётными единицами, чем всеобщим эквивалентом товаров, а Государственный банк превращался в единый счётно-учётно-расчётный центр.
Отличной от западной установилась в СССР и система цен. В капиталистических странах цены на товары первой необходимости обычно устанавливаются относительно высокими, а на товары длительного пользования - относительно дешёвыми (вот почему советских туристов удивляла за рубежом дешевизна автомобилей и видеомагнитофонов). Это было обусловлено политикой, проводимой в интересах состоятельных слоёв населения. У бедных почти все их доходы уходили на приобретение дорогих предметов первой необходимости, и потому эти слои населения не имели возможности выбиться из бедности. В СССР, наоборот, цены на хлеб, молоко и другие товары первой необходимости были низкими, почти на уровне себестоимости (а порой и ниже её - тогда государство выделяло предприятиям-производителям дотации), а на товары длительного пользования - довольно высокими. Это приводило к тому, что бедность в стране с каждым годом уменьшалась, богатство не могло стать кричащим, и общество постепенно становилось обществом среднего класса.
Поскольку системы цен в СССР и в странах Запада были принципиально различны, советское хозяйство могло нормально функционировать лишь в условиях изоляции его от внешнего рынка. Внешняя торговля была монополией государства, предприятия самостоятельно выходить на мировой рынок не могли. Рубль был принципиально неконвертируемым и на валюты других стран не обменивался.
Вопреки тому, что утверждают ныне либеральные реформаторы, производство в СССР было весьма эффективным, если под эффективностью понимать не прибыльность, а соотношение затрат и результата. Даже в сельском хозяйстве, которое традиционно считалось самым отсталым звеном советской экономики, при количестве тракторов на 1000 гектаров пашни в 10 раз меньшем, чем у фермеров Запада, себестоимость тонны зерна была в 3-4 раза ниже.
...государственная собственность на средства производства, находившаяся в распоряжении хозяйственников, не была чем-то единым. Она была разделена между монополиями - министерствами и ведомствами, а внутри каждого из этих подразделений - между предприятиями и организациями. Каждое ведомство зорко наблюдало, чтобы не были ущемлены его интересы, как правило, не совпадавшие с интересами смежных ведомств. В итоге проведение каких-либо решений, оптимальных с общегосударственной точки зрения, наталкивалось на сопротивление ведомств, что нередко вело к громадным излишним затратам.
Например, предприятия, добывавшие руду открытым способом, сваливали вскрышные породы в кучу, без сортировки на песок, глину, гравий и пр., поскольку такая операция вызывала бы дополнительные расходы данного ведомства. А строительные предприятия рядом открывали карьеры для добычи песка, глины, гравия, затрачивая большие средства. Подсчитано, что если бы вскрышные работы велись с сортировкой вскрыши (что потребовало бы копеечных затрат), добываемая руда доставалась бы стране бесплатно. Часто ведомства добивались экономии своих затрат, снижая качество продукции, что вызывало многократно большие дополнительные расходы у потребителей. «Рак ведомственности» всё больше разъедал советскую экономику. А сама экономика всё более превращалась в «производство ради производства», становилась всё более «затратной», эффективность производства снижалась.
Задачи, поставленные Сталиным, были грандиозные, но они исходили из движения страны по инерции, из наращивания добычи и использования природных, материальных и человеческих ресурсов. Сталин оказался под гипнозом ленинского понимания того, что значит «превзойти главные капиталистические страны экономически» - перегнать их по показателям производства на душу населения. Задача понималась как количественная, а речь должна была идти о том, чтобы показать более высокий уровень качества жизни и высшие ценности. А в это время мир уже подходил к порогу новой эпохи, через десяток лет начнётся революция в области информации, передовые страны вступят в постиндустриальное общество, и эти дополнительные миллионы тонн чугуна и стали, на производство которых предполагалось направить все силы народа, теряли своё прежнее значение. Убеждение Сталина в том, что «будут домны - будет и социализм», не оправдывалось на практике. Доменных печей становилось всё больше, а социализма от этого в жизни людей не прибавлялось, и СССР начинал вновь отставать от наиболее развитой страны Запада - США.
Не всё было гладко и в межнациональных отношениях. Сталин беспощадно подавлял малейшие проявления сепаратизма, но в среде «младших братьев» всё же росло недовольство засильем «чужаков» в руководстве республик. Да и в РСФСР росло недовольство чрезмерной помощью национальным республикам за счёт коренных русских областей.
Изменился не в лучшую сторону и состав партии, настрой её рядовых членов. Стремясь обрести опору в борьбе с «ленинской партийной гвардией», Сталин сразу после смерти Ленина объявил «ленинский призыв» в РКП(б). С одной стороны, это упрочило его позиции, а с другой - повело к перерождению партии, потому что в партию, наряду с идейными борцами, массами пошёл обыватель, тем более, что с окончанием гражданской войны быть коммунистом стало безопасно, белые уже не могли коммуниста расстрелять. Обывателя же привлекали не идеи, а возможности стать поближе к власти и к связанными с этим материальным благам. В итоге теоретический уровень коммунистов ещё более понизился, господствующим стилем в ней стал прагматизм - самое презренное и бесперспективное мировоззрение, а в теоретической работе воцарился догматизм.
Все эти изменения требовали теоретического прорыва, осмысления новых реалий страны и мира. Но этого прорыва не произошло.
Сама жизнь подсказывала, что классовый подход, лежавший в основе теории марксизма-ленинизма, во многом устарел и нуждался в замене. Разумеется, не могло заменить его и православие, которое оставалось в то время уделом небольшой прослойки маргиналов... Но чем нужно было заменить марксизм - оставалось для Сталина неясным.
То, что теория социализма необходима, Сталин понимал и напряжённо размышлял над теоретическими проблемами советского общества. Итогом размышлений стал его последний труд «Экономические проблемы социализма в СССР». ... По всей стране изучали этот плод сталинских размышлений, и только соратники Сталина - члены Политбюро не проявили к книге сколько-нибудь значительного интереса. Это говорит о том, что Сталина окружали только прагматики, способные решать лишь текущие государственные и личные задачи, но абсолютно глухие к запросам жизни, властно требовавшей новой теории.
Надо было представлять и советское общество - как армию, ведущую бой за прогресс, за лучшее будущее, и объединяющую всех и вся. Советское общество должно быть таким, тоталитарным, обществом, в котором каждый гражданин призван ощущать собственную кровную связь с судьбами своего государства. Насильно привить это чувство общности со своим народом нельзя, и каждый, кто не захочет этого единства, может жить спокойно, но пусть и не обижается, если на него будут смотреть как на человека второго сорта. Ну, а в среде этих «тоталитариев» необходимо обеспечить равенство или хотя бы внешнюю его видимость. Если теоретики западного общества из трёхчленной формулы Французской революции («свобода, равенство, братство») выбрали единственную составляющую - «свободу», и умело спекулировали на этом в идеологической войне против СССР, то советские идеологи должны были раскрыть сущность равенства и показать архаический характер западного общества при оценке его по этому, более современному критерию. Но это сделано не было.
В отличие от западных демократий, строившихся «снизу», русское, а особенно советское общество было обществом имперским, построенным «сверху». Это общество, в котором, выражаясь современным языком, преобладало не «сетевое» начало, как на Западе, а «иерархическое». В советский период, да и по сей день ни малейшего шага к такому пониманию русской цивилизации сделано не было.
...страна нуждалась в теоретическом прорыве, но Сталин не смог его совершить. Не были способны на это ни Ленин, ни Троцкий, ни Бухарин, ни коллеги Сталина по последнему при его жизни составу Политбюро. Слишком велика и самобытна наша Россия, чтобы её можно было и дальше вести вперёд, придерживая на марксистских помочах. Сталин сделал всё, что мог, и большего совершить не мог.
...всех «элитариев» удручало одно: все эти блага оставались им доступными лишь до тех пор, пока они занимали свои должности. Стоило ответственному работнику лишиться должности, как он мгновенно терял всё - и жильё в престижном доме, и государственную дачу, и прикрепление к кремлёвской столовой и поликлинике. А главное - даже если он благополучно доживал на своей высокой должности до конца дней, то его дети уже ничего из этих благ не наследовали, они из отпрысков элиты превращались в обычных граждан. А элитариям хотелось сделать свои привилегии наследственными (или, как не совсем точно говорили впоследствии, «обменять власть на собственность»). Верхи номенклатуры, элита были не классом, а сословием, замкнутым, не допускающим в свои ряды посторонних, а потому обречённым на загнивание и на враждебность к строю, который их воспитал и который они олицетворяли. Уже одно это создавало предпосылки для реванша сторонников капитализма.
В том же направлении действовало и другое обстоятельство. Начиная с 50-х годов СССР всё больше начинает отставать от наиболее развитых капиталистических стран в технологическом отношении. С.Г.Кара-Мурза видит причину падения советского строя в том, что мы, заворожённые красотой упаковки западных товаров, «тоже захотели яркой обёртки, рекламы - захотели красиво жить». Это упрощённое представление о сути эволюции советского общества.
Мы захотели не красивой жизни, а места в авангарде мирового развития. Советская правящая элита начинала осознавать, что СССР не находится на острие социального прогресса, а постепенно скатывается на обочину мирового развития. Не Советский Союз стал маяком для трудящихся стран Запада, а, наоборот, наши люди, попадая в Америку, видели там пример зажиточной и комфортной жизни, что они, в силу отставания теории нового общества, и считали главным признаком передового строя.