7 ССВ: (26) сексуальное насилие над женщинами 30.01.2011
Stop Rape. Сексуальное насилие - это проблема мужчин, которую те переносят на женщин, и которую сами женщины воспринимают как свою.
(продолжение) 30.01.2011 accion-positiva.livejournal.com/51870.html «Stop Rape (4) Изнасилование и ПТСР. Констрикция/измененное состояние сознания - третий фундаментальный симптом ПТСР. Жертва насилия "избавляется" от травматической ситуации не с помощью реальных действий, а с помощью изменения состояния сознания, как заяц, застывающий посреди шоссе, ослепленный фарами несущегося на него автомобиля: он не двигается, он замирает на месте.
Измененные состояния сознания лежат в основе реакции безразличия и спокойствия со стороны жертвы на ситуации витального риска: события продолжают восприниматься, но так, как если бы не имели никакого отношения к жертве, изменяются ощущения, нередко наступает частичное или полное анестезирование, восприятие времени и пространства также изменяются - события видятся как немое кино на замедленной камере, жертва видит саму себя (свое тело и окружающую обстановку) как бы со стороны, часто возникает чувство "выхода из тела" или "плавания под потолком", возникает спонтанное "понимание", что происходящее - это просто кошмарный сон, и что скоро наступит пробуждение, а с ним и прекращение страдания. Все эти изменения в восприятии в комбинации с охватывающим жертву чувством тотального безразличия приводят к тому, что человек становится неспособным к какому-либо действию, к какой-либо инициативе (активности) - это состояние полной пассивности.
Такие изменения состояния сознания схожи с гипнотическим трансом, как и симптомы гиперактивации. Гиперактивация соотносится с состоянием гипнотического поглощения, а констрикция - с состоянием гипнотической диссоциации. Способность испытывать измененные состояния сознания - это одно из свойств человеческой психики, но она не одинаково развита у людей. Травматические события являются мощным активатором этой способности, провоцируя диссоциативное состояние, в котором уменьшается или исчезает восприятие боли и отсутствуют нормальные эмоциональные реакции на боль, человек не теряет способность к болевым ощущениям, то способность страдать от боли сильно уменьшается или исчезает.
Люди, у которых способность к спонтанной диссоциации не развита или развита недостаточна, обычно прибегают к алкоголю и другим типам интоксикации, чтобы достичь состояния, воспринимаемого как эмоциональный комфорт, эмоциональная анестезия.
Травматическая диссоциация может иметь адаптативные цели в ситуации острой травмы (=непосредственно ситуации насилия), но впоследствии именно она препятствует поступлению травматических содержаний в сознание, закрывая таким образом путь к их интеграции.
Симптомы констрикции ("ментального паралича") проявляются не только в сфере памяти, мышления, как спонтанные диссоциации, но и в сфере деятельности: жертвы сексуального насилия ограничивают себя и свою жизнь с тем, чтобы создать контролируемую и безопасную зону:
- "Я была в ужасе от одной мысли куда-то пойти... Я чувствовала, что слишком беззащитна и слишком напугана, чтобы что-то делать... Я ограничивалась тем, что сидела дома и чувствовала страх"
- "Я коротко подстриглась. Мне не хотелось казаться привлекательной... Я хотела стать незаметной на какое-то время, потому что это внушало мне чувство безопасности."
Констрикция имеет и еще одно весьма негативное последствие: травмированные люди, у которых диссоциация стала хронической, очень часто убеждены, что они заранее знали об опасности (это знание они получали либо путем предупреждения "свыше", предчувствия или подозрения), но ничего не сделали, чтобы ее избежать. По прошествии лет такие люди продолжают искать скрытые смыслы, секретные послания в окружающей жизни. Особое восприятие жизни выражается в отсутствии способности планировать будущее и в отсутствии к нему интереса - травмированные люди (особенно пострадавшие от сексуального абьюза дети) не представляют себе будущее, они о нем не думают (т.к. пытаются избежать даже тени риска, инициативы и спонтанной активности) - так констрикция работает на хроническое течение психотравмы.
Гиперактивация и констрикция устанавливают в психике травмированного человека систему чередований (это весьма похоже на то, что мы говорили в теме "Виктимизация как инвалидизация"). Человек оказывается между крайностями травматической амнезии и флэшбэков, между неожиданными наплывами интенсивных и поглощающих эмоций и отсутствием эмоциональности, между приступами компульсивной и раздражающей активности и периодами пассивности. Ощущение нестабильности, которая происходит из этого неподдающегося контролю чередования, усиливает чувство незащищенности и неспособности спланировать собственное -- даже ближайшее -- будущее. Психотравма, таким образом, представляется как потенциально неизлечимая.
Диалектика травмы меняется с течением времени: первые дни или недели после травмирующего события преобладают физиологические симптомы гиперактивации, флэшбэки и спонтанные повторные переживания травмы; эта острая симптоматика постепенно снимается после трех-шести месяцев с момента травматического события и затем медленно идут на убыль. После нескольких лет с момента изнасилования, наиболее частыми симптомами травмы бывают специфические страхи, так или иначе символизирующие травму, проблемы в сексуальной сфере и ограничения в повседневной деятельности (например, стараться не выходить из дома одной).
По мере того, как симптомы гиперактивации и вторжения начинают ослабляться, симптомы избегания и констрикции начинают набирать силу: на первый взгляд, травмированный когда-то человек полностью восстановил свою жизнь, в которой снова преобладает безопасная рутина, но у такого человека присутствует постоянное ощущение механичности происходящего, собственной жизни "по инерции", внутреннего отчуждения и эмоциональной дистанции в отношении самой себя и окружающей обстановки, очень характерно эмоциональное и интеллектуальное "отупение" и также отсутствие чувства связи с происходящими событиями ("наблюдение со стороны", "неприсутствие в ситуации"). Внешне никакой драмы. С течением времени травматические симптомы начинают восприниматься как окружающими, так и самим травмированным человеком, как черты характера или расстройство личности, которые препятствуют установлению нормальных отношений с окружающими.
И мы начинаем задавать весьма жестокий по своей сути вопрос: "Что пытается человек избежать с помощью невроза?" (с), подразумевая некое злонамеренное избегание ответственности/инициативы, "бегство в болезнь" и прочее. Почти каждая пятая женщина, пережившая изнасилование (19,2%) пыталась покончить жизнь самоубийством (я сейчас имею в виду единственные травматические эпизоды, я не говорю о хронической травме).
Одиночество жертвы
Травматические события ставят под вопрос фундаментальные аспекты человеческих отношений: они разбивают семейные и родственные узы, дружбу, любовь и саму способность жить в обществе. Травма разрушает индивидуальную экзистенциальную структуру, которая формируется и основывается на отношениях с другими. Травма обрекает человека на перманентное состояние экзистенциального кризиса, разрушает фундаментальные чувства безопасности пребывания в мире (то, что называют базовым доверием, без которого нормальное функционирование человеческой психики превращается в параноидное), позитивной ценности человеческой личности и смысла жизни.
Базовое доверие формируется в начальном периоде жизненного цикла, в процессе отношений с первым человеком, заботящемся о новорожденном, это чувство доверия поддерживает человека в течение всей жизни. В ситуации витального риска человек спонтанно обращается к первому источнику заботы (или к его символу), и когда помощь не приходит, базовое доверие к жизни разрушается - травмированный человек чувствуют себя покинутыми, в абсолютном одиночестве, изгнанными из системы человеческой взаимной помощи и защиты.
С этого момента любые отношения травмированного человека, начиная с межличностных отношений и заканчивая самыми абстрактными отношениями принадлежности к религиозным, идеологическим и национальным общностям, определяются чувством отчуждения и разрыва связи. С потерей чувства базового доверия (фундамент индивидуации) травмированный человек теряет и чувство собственного "я"; отношение к самому себе также доминирует отчуждение, человек как бы откатывается в конфликты детского и подросткового возраста и вынужден вновь проживать этапы борьбы за личную автономию, за право на инициативу, за установление личностных границ.
Травма изнасилования разрушает личностную автономию жертвы на уровне телесной целостности: тело подвергается агрессии, вторжению, нанесению вреда (которые всегда воспринимается как угроза жизни) и профанированию. Часто в ситуации изнасилования жертва теряет контроль даже за телесными отправлениями, - и этот аспект воспринимается как наиболее унизительный. Кроме того, травма изнасилования сама по себе предполагает, что мнение и воля жертвы ничего не стоят; целью изнасилования, собственно, и ставится демонстрация презрения к принципу автономного существования жертвы и ее человеческому достоинству и их показное попрание. Травма изнасилование таким образом разрушает в жертве уверенность в том, что человек может быть самим собой в отношении с другими.
Острое чувство беззащитности и невозможности избежать опасности в травме изнасилования приводит к возникновению у жертвы хронического переживания стыда и сомнения в самой себе. Стыд возникает в ответ на чувство собственного бессилия, на упразднение телесной целостности и на унижение. Сомнение в самой себе (= "я не смогла избежать опасности", "мне надо было" и т.д.) выражается прежде всего, что жертве изнасилования чрезвычайно трудно отстаивать свое мнение (поэтому психологическое давление на жертву с целью подвергнуть сомнению ее показания - любимый прием "общественности").
Жертва изнасилования хронически переживает чувство собственной некомпетентности (она оказалась слабой и позволила нанести себе вред) как вину и неполноценность. Именно жертва -- и никогда насильник -- чувствует себя виноватой. Чувство вины возникает как попытка обрести хоть какое-нибудь чувство власти и контроля над ситуацией - воображать себе, что ты могла бы что-то сделать, чтобы предотвратить насилие, часто оказывается легче переносимым, чем признать собственную абсолютную беззащитность и бессилие.
Травма изнасилования наносит ущерб способности жертвы поддерживать эмоциональные связи с окружающими: разрушение базового доверия, чувства вины, стыда и собственной ничтожности, внутренний императив избегания возможной опасности заставляют жертву замыкаться в одиночестве. В то же время, хронический страх заставляют ее искать защиту через личные отношения, поэтому часто травмированный человек балансирует между периодами отъединения, избегания любых контактов и периодами отчаянных попыток установить и сохранить близкие отношения с другими.»
30.01.2011 http://accion-positiva.livejournal.com/51624.html «Stop Rape (4) Изнасилование и ПТСР (продолжение) Изнасилование без флёра "влечения"
В сравнительных исследованиях психологических последствий у жертв изнасилования и жертв других преступлений показали, что у жертв сексуального насилия наиболее высоки вероятности развития продолжительного ПТСР. Это неудивительно, если принять во внимание физическую, психологическую и моральную профанацию, совершаемую в отношении жертв изнасилования. Цель насильника - запугать, подчинить и унизить свою жертву, заставить ее почувствовать собственное бессилие. Поэтому изнасилование представляет собой преднамеренно организованное действие по нанесению психической травмы.
И это вновь приводит нас к вопросу об участии/не участии общества в целом в практиках сексуального насилия. Я уже цитировала Ю. Германн в посте об истерии и теперь повторюсь: "в основе психической травмы лежит социально организованное и регулируемое насилие, осуществляющееся над молодыми членами общества и представляющими из себя ритуалы инициации, приобщения к динамике принуждения, которая лежит в сердцевине современной общественной организации.
Две основные формы социально регулируемого насилия - боевые действия и гендерное/сексуальное насилие - соответствуют основными парадигматическим формам принуждения для мужчин и женщин, соответственно".
Именно поэтому на неоднократно поднимающийся вопрос о том, на чьей стороне стоит общество (упорно делающее вид, что ни на чьей) - насильника или жертвы, ответ в большинстве случаев: на стороне насильника.
Общество премирует его безнаказанностью и наказывает жертву повторной виктимизацией через осуждение, остракизм, обвинение и игнорирование или физическое уничтожение, как случаях военных изнасилований ("Баб их тоже особо не жалели... Природа же требует своего... Изнасилованные афганки потом сами просили, чтобы их в расход отправили - все равно свои убьют, не простят позора").
Нигде так четко не просматриваются мотивационные схемы практики изнасилования, как в изнасиловании мужчин в тюрьмах (и других "казенных заведениях") и в массовых изнасилованиях женщин в период военных действий. Общественное табуирование этих двух проблем происходит от того, что при их рассмотрении уже невозможно говорить о якобы неосторожности или о "виктимном" поведении жертвы, о "неспособности" агрессора сдержать свои "сексуальные позывы", о "провоцировании" и "мазохизме" жертвы, психической девиантности насильника и прочее, так как в тюремном и военном изнасиловании совершенно отчетливо и неприкрыто выступает как стратегия действия, так и его целевое назначение.
Тюремное изнасилование представляет собой "распределение ролей" в иерархии власти, осуществляемое в условиях исключительно мужской патриархатно-авторитарной среды, где молодые, физически слабые (часто - подростки) заключенные (как правило, не рецидивисты) принуждаются силой к исполнению социальной роли, во внешнем мире ассигнованной женщинам. Иерархический "код", существующий в тюрьмах, заключается в квази-выборе, перед которым ставят новоприбывших: или ты занимаешь положение "девки", или доказываешь свою принадлежность к "мужчинам". "Доказательством" маскулинности является: успешно отбить физические и сексуальные нападения других "мужчин" и приобрести в собственность "девку". Я подчеркиваю квази-выбор, потому что у огромного количества заключенных никакого выбора нет: молодость и/или физическая слабость - это приговор к "превращению в женщину". "Процесс "феминизации" осуществляется методично и жестоко... Я видел мальчишек, которые отбивались часами. Они не хотели сдаваться. Остальные заключенные и охранники наблюдали за нападениями и избиениями молодых парней с бесстрастным интересом. Они знали, что это рождение новой молодой женщины. Некоторые надеялись уже в ближайшем будущем использовать её" (Susan Brownmiller "Against our will"). Процесс феминизации - это процесс нанесения человеку психической травмы, приведение воли человека в состояние паралича и редукция его мыслительной активности к решению задачи физического выживания. Также это совершенно откровенный акт маркировки, стигматизации, навсегда лишающего человека его человеческого статуса. "Девки" не принадлежат к тюремному социуму, они являются собственностью их "мужчин": их могут сдавать внаем другим "мужчинам", продавать их и обменивать на других "девок". Они должны выполнять обязанности по бытовому обслуживанию своих хозяев "мужчин" и спрашивать у них разрешение, прежде чем что-либо сделать. Мужчины, насилующие других мужчин, не считаются гомосексуалами, а наоборот, доказавшими свою маскулинность и принадлежность к доминирующей группе. Тюремное изнасилование - это следствие определения маскулинности как триумфа физической силы. Мужчины, подчиненные с помощью реального применения силы или угроз ее применения, определяются как женщины (в том числе и номинально - им дают женские имена). Однако, пусть ни в коем случае не сложится впечатление, что тюремное изнасилование - это честный поединок, в результате которого кто-то побеждает, а кто-то проигрывает. Тюремные и военные изнасилования совершается при одном неприменном условии: изначальном численном и силовом превосходстве нападающих. В тюрьмах в отношении мужчин и на войне - в отношении женщин массово совершается одно и то же коллективное действие, в ходе которого утверждается собственная власть, а также ментальное удовлетворение от принадлежности к стану "настоящих мужчин". Причем это понятие "настоящий мужчина" в данном контексте по сути не судьба или предопределение, а социальная конструкция подчеркнуто гегемонической маскулинности, построенной на профессионализации насилия. И как всякая профессия, она обладает своей этикой и ответственностями, распространяемыми только на посвященных. Солидарность - только со своими, насилие по отношению к не своим - долг...
Считается, что в военном изнасиловании присутствуют "отличительные признаки", которые якобы не встречаются в "повседневных" изнасилованиях. Называются в целом три характерных признака.
Прежде всего, это публичный акт. Враг должен видеть, что происходит с его "собственностью", поэтому мучители часто насилуют женщин перед их родным домом. Это акт против супруга (символически отца нации или лидера противника), а не акт против женщины. Сам факт изнасилования уже показывает, что насильник исходит из отсутствия у женщины собственной воли, собственного тела или желания. Поскольку унижение жены врага - символ победного завоевания, то само это унижение обставляется по возможности ужасно и театрально: у женщин вырывают волосы, отрезают части тела, связывают веревками.
Второй признак военных сексуальных злоупотреблений - групповое изнасилование. Боевые товарищи творят его в едином согласии: каждый должен быть как другие. Это отражает постоянную групповую потребность крепить и воспроизводить солидарность. Гомосоциальная сплоченность нуждается в постоянном подкреплении, будь то распитие спиртного, понимание одних и тех же шуток, или обмен похожими эмоциями. Когда "стрелять и факать", по выражению одного сербского солдата, является жизненным кредо воина, то изнасилование и смерть образуют вместе одну парадигму, которая отражает заданную женщинам роль на войне.
И, наконец, третий признак военных изнасилований - убийство женщины после сексуального насилия. Как мы знаем, женщина не является героем войны, если ее убивает солдат. Правда, и сам солдат не приобретает за это почестей. Казалось бы, достаточно факта изнасилования, и все же женщин убивают. В нарративах солдат, убивших свои жертвы насилия, тем не менее сквозит некое дискурсивное оправдание своих действий: сами попросили, ведь как после этого жить. То есть смерть выступает своего рода очищением и спасением по сравнению с жизнью этих женщин после совершенного над ними насилия. Возможно, на войне исключительно ярко возрастают самооправдывающая сила и самооправдывающее право на насилие и убийство
"Специфичность" военного изнасилования - только кажущаяся. В тюремном изнасиловании также воспроизводятся характеристики публичности, коллективности и жестокого истязания (очень часто приводящего к смерти). В "обыденном" изнасиловании женщин эти характеристики всегда присутствуют в случаях группового изнасилования. В эпизодах индивидуального изнасилования эти же элементы присутствуют в символическом виде: насильники известны пристрастием к ритуализации, трофеям и "фоторепортажам" (публичность), мышлением самих себя как принадлежащих к "настоящим мужчинам" и "осуществляющим свои права" (коллективность), нарочитой жестокостью к своим жертвам, часто переходящей в убийство.
За несуществование "специфических" видов изнасилования говорит и тот факт, что "общественность" всегда ведет себя одинаково: солидаризуется с насильником и криминализирует жертву. Это касается и большинства работников правоохранительных органов и медицинских учреждений. Общество участвует напрямую в психо-травматизации огромного числа людей - женщин, детей и мужчин - в первую очередь тем, что превентивно запугивает их:
- желание общества закрыть глаза на изнасилования мужчин так велико, что некоторые преступники насилуют мужчин, которых они обворовали или ограбили, так как знают, что в этом случае они не обратятся в полицию
- Недавний пример: Елена, 35 лет, служащая, после работы вечером шла из магазина. Дома ее ждали муж, мама и дочка. Недалеко от своего дома на нее напал мужчина, который вырвал у нее телефон, сумку, избил и изнасиловал. Обратившись в ближайшее отделение милиции, Лена в течение 6 часов находилась под прессингом ухмыляющихся, наглых мужчин, которые демонстративно торопились домой и не собирались возбуждать уголовное дело, так как "пострадавшая не видела лица нападавшего мужчины - "Как мы будем его искать, если вы его даже в лицо не видели?!"
Будучи в шоковом состоянии, с переломом носа, в порванной одежде, в крови, грязи и сперме ей пришлось настаивать на открытии уголовного дела, давать показания, и подписать заявление, неграмотно составленное следователем. Позже она рассказывала нам, что боялась находиться в комнате дознания с этими "специалистами".
Только через 4 часа ее повезли в больницу, где у нее взяли мазки. При этом в больнице, которая обязана фиксировать свидетельства преступлений, ей не провели ни экстренной профилактики нежелательной беременности, ни профилактики венерических инфекций и ВИЧ/СПИДа, не оказали экстренной медицинской помощи. Позже она сама пошла в местную поликлинику, где у нее был обнаружен перелом носа, сотрясение мозга после которого она находилась на больничном
-------------------------------------------------
- Эти мужчины работают быстрее телевизионных сценаристов и лучше профессиональных порнографов, когда они сочиняют строчку за строчкой об опасных желаниях маленьких девочек и о том, как мужчины постоянно попадают из-за них в беду. Они не просто представляют девочек объектами для секса, но агрессорами, «демоническими нимфетками». Они определяют не только тело ребенка, но и ее душу.
Флоренс Раш в книге «Самый страшный секрет» - показательной истории сексуального насилия над ребенком - показывает, как глубоко укоренилась эта ненависть к девочкам. Она поясняет, как Зигмунд Фрейд основывал свою теорию и практику на Лолите - на лжи, которую он помог укрепить и которой он придал вес
В общественное сознание постоянно транслируются мессиджи типа "Выхода нет", "Не преувеличивайте", "Вы ненормальны/озабочены (а то и вовсе феминистка)", если вы говорите о проблеме сексуального насилия. Одно верно: как и сорок лет назад, похоже, только феминисткам небезразлично то, что может случиться с их детьми (девочками и мальчиками).»
07.01.2012 bbc.co.uk/russian/mobile/society/2012/01/120106_men_victum.shtml ФБР разрешило считать мужчин жертвами изнасилования. «ФБР впервые за 83 года обновило определение изнасилования. Теперь жертвами насилия будут юридически признаваться не только женщины, но также мужчины и люди, которые физически насилию не сопротивлялись.
С 1929 года "изнасилованием" считалось "половое сношение с женщиной, совершенное с применением силы и против ее воли".
Новое определение, как считают эксперты, позволит значительно увеличить число людей, которые юридически считаются жертвами сексуального насилия.
В 2010 году в США было зарегистрировано 84 767 таких преступлений.
Вице-президент США Джо Байден, поднявший вопрос о необходимости изменения определения об изнасиловании в июле 2011 года, назвал это победой для тех, "чьи страдания не были учтены более 80 лет".
Для полицейских протоколов
Как заявили представители Министерства юстиции США, расширение определения термина "изнасилование" позволит более точно описывать такие преступления и лучше понимать его последствия для жертв.
В него также включены некоторые формы полового сношения, которые до сих пор юридически не считались таковыми, например, оральный секс.
Все это будет включено в Руководство по составлению единой формы отчетности о преступлениях (Uniform Crime Reporting), которое используется местной полицией в США для сообщений о правонарушениях в ФБР.
Хотя эти нововведения, как считают эксперты, повлияют на статистику соответствующих преступлений, увеличив их число, они дадут более точную картину криминальной обстановки в стране.
"Будет четкое определение. Изнасилование, это изнасилование. Оно остается изнасилованием, даже если вы мужчина. Оно остается изнасилованием, даже если вас изнасиловали неким предметом, если вы были слишком пьяны, чтобы сопротивляться", - сказала сотрудник отдела насильственных преступлений против женщин министерства юстиции Сьюзан Карбон на пресс-конференции.
Вместе с тем, никто пока не может предположить, насколько именно изменится статистика сексуальных преступлений в США.
Например, правоохранительные органы Чикаго в 2010 году не сообщили ФБР ни об одном таком случае - ни одно из правонарушений такого рода не соответствовало определениям, которые содержались в "форме отчетности" ФБР, передает Ассошиэйтед Пресс.
1 из 71
В 2010 году в США было зарегистрировано 84 767 случаев изнасилования - это данные, которые были получены ФБР от 18 тыс. источников в правоохранительных органах на местах.
Примерно 1 из 5 женщин и один из 71 мужчины подверглись сексуальному насилию, свидетельствуют данные исследования от 2010 года, проведенного Центром по контролю заболеваний.
В 2012 году Конгресс США выделил на борьбу с насилием против женщин (включая изнасилования, домашнее насилие, домогательства и преследования) 592 млн долларов.
Из этой суммы 23 млн были направлены на поддержку служб и программ помощи жертвам изнасилования, 39 млн - на программы предотвращения насилия и образовательные проекты.
При этом администрация Обамы запрашивала у Конгресса 777 млн долларов на эти цели.
О необходимости расширения понятия "изнасилование" группы, выступающие в защиту прав женщин, говорили в течение 10 лет.
Одна из таких организаций - Women's Law Project - от лица более 80 групп по защите женщин от насилия написала в 2001 году письмо директору ФБР, в котором говорилось, что чересчур узкое определение насилия базируется на гендерных стереотипах.»
*
содержание журнала dar-aya.livejournal.com/43398.html
(продолжение) 30.01.2011 accion-positiva.livejournal.com/51870.html «Stop Rape (4) Изнасилование и ПТСР. Констрикция/измененное состояние сознания - третий фундаментальный симптом ПТСР. Жертва насилия "избавляется" от травматической ситуации не с помощью реальных действий, а с помощью изменения состояния сознания, как заяц, застывающий посреди шоссе, ослепленный фарами несущегося на него автомобиля: он не двигается, он замирает на месте.
Измененные состояния сознания лежат в основе реакции безразличия и спокойствия со стороны жертвы на ситуации витального риска: события продолжают восприниматься, но так, как если бы не имели никакого отношения к жертве, изменяются ощущения, нередко наступает частичное или полное анестезирование, восприятие времени и пространства также изменяются - события видятся как немое кино на замедленной камере, жертва видит саму себя (свое тело и окружающую обстановку) как бы со стороны, часто возникает чувство "выхода из тела" или "плавания под потолком", возникает спонтанное "понимание", что происходящее - это просто кошмарный сон, и что скоро наступит пробуждение, а с ним и прекращение страдания. Все эти изменения в восприятии в комбинации с охватывающим жертву чувством тотального безразличия приводят к тому, что человек становится неспособным к какому-либо действию, к какой-либо инициативе (активности) - это состояние полной пассивности.
Такие изменения состояния сознания схожи с гипнотическим трансом, как и симптомы гиперактивации. Гиперактивация соотносится с состоянием гипнотического поглощения, а констрикция - с состоянием гипнотической диссоциации. Способность испытывать измененные состояния сознания - это одно из свойств человеческой психики, но она не одинаково развита у людей. Травматические события являются мощным активатором этой способности, провоцируя диссоциативное состояние, в котором уменьшается или исчезает восприятие боли и отсутствуют нормальные эмоциональные реакции на боль, человек не теряет способность к болевым ощущениям, то способность страдать от боли сильно уменьшается или исчезает.
Люди, у которых способность к спонтанной диссоциации не развита или развита недостаточна, обычно прибегают к алкоголю и другим типам интоксикации, чтобы достичь состояния, воспринимаемого как эмоциональный комфорт, эмоциональная анестезия.
Травматическая диссоциация может иметь адаптативные цели в ситуации острой травмы (=непосредственно ситуации насилия), но впоследствии именно она препятствует поступлению травматических содержаний в сознание, закрывая таким образом путь к их интеграции.
Симптомы констрикции ("ментального паралича") проявляются не только в сфере памяти, мышления, как спонтанные диссоциации, но и в сфере деятельности: жертвы сексуального насилия ограничивают себя и свою жизнь с тем, чтобы создать контролируемую и безопасную зону:
- "Я была в ужасе от одной мысли куда-то пойти... Я чувствовала, что слишком беззащитна и слишком напугана, чтобы что-то делать... Я ограничивалась тем, что сидела дома и чувствовала страх"
- "Я коротко подстриглась. Мне не хотелось казаться привлекательной... Я хотела стать незаметной на какое-то время, потому что это внушало мне чувство безопасности."
Констрикция имеет и еще одно весьма негативное последствие: травмированные люди, у которых диссоциация стала хронической, очень часто убеждены, что они заранее знали об опасности (это знание они получали либо путем предупреждения "свыше", предчувствия или подозрения), но ничего не сделали, чтобы ее избежать. По прошествии лет такие люди продолжают искать скрытые смыслы, секретные послания в окружающей жизни. Особое восприятие жизни выражается в отсутствии способности планировать будущее и в отсутствии к нему интереса - травмированные люди (особенно пострадавшие от сексуального абьюза дети) не представляют себе будущее, они о нем не думают (т.к. пытаются избежать даже тени риска, инициативы и спонтанной активности) - так констрикция работает на хроническое течение психотравмы.
Гиперактивация и констрикция устанавливают в психике травмированного человека систему чередований (это весьма похоже на то, что мы говорили в теме "Виктимизация как инвалидизация"). Человек оказывается между крайностями травматической амнезии и флэшбэков, между неожиданными наплывами интенсивных и поглощающих эмоций и отсутствием эмоциональности, между приступами компульсивной и раздражающей активности и периодами пассивности. Ощущение нестабильности, которая происходит из этого неподдающегося контролю чередования, усиливает чувство незащищенности и неспособности спланировать собственное -- даже ближайшее -- будущее. Психотравма, таким образом, представляется как потенциально неизлечимая.
Диалектика травмы меняется с течением времени: первые дни или недели после травмирующего события преобладают физиологические симптомы гиперактивации, флэшбэки и спонтанные повторные переживания травмы; эта острая симптоматика постепенно снимается после трех-шести месяцев с момента травматического события и затем медленно идут на убыль. После нескольких лет с момента изнасилования, наиболее частыми симптомами травмы бывают специфические страхи, так или иначе символизирующие травму, проблемы в сексуальной сфере и ограничения в повседневной деятельности (например, стараться не выходить из дома одной).
По мере того, как симптомы гиперактивации и вторжения начинают ослабляться, симптомы избегания и констрикции начинают набирать силу: на первый взгляд, травмированный когда-то человек полностью восстановил свою жизнь, в которой снова преобладает безопасная рутина, но у такого человека присутствует постоянное ощущение механичности происходящего, собственной жизни "по инерции", внутреннего отчуждения и эмоциональной дистанции в отношении самой себя и окружающей обстановки, очень характерно эмоциональное и интеллектуальное "отупение" и также отсутствие чувства связи с происходящими событиями ("наблюдение со стороны", "неприсутствие в ситуации"). Внешне никакой драмы. С течением времени травматические симптомы начинают восприниматься как окружающими, так и самим травмированным человеком, как черты характера или расстройство личности, которые препятствуют установлению нормальных отношений с окружающими.
И мы начинаем задавать весьма жестокий по своей сути вопрос: "Что пытается человек избежать с помощью невроза?" (с), подразумевая некое злонамеренное избегание ответственности/инициативы, "бегство в болезнь" и прочее. Почти каждая пятая женщина, пережившая изнасилование (19,2%) пыталась покончить жизнь самоубийством (я сейчас имею в виду единственные травматические эпизоды, я не говорю о хронической травме).
Одиночество жертвы
Травматические события ставят под вопрос фундаментальные аспекты человеческих отношений: они разбивают семейные и родственные узы, дружбу, любовь и саму способность жить в обществе. Травма разрушает индивидуальную экзистенциальную структуру, которая формируется и основывается на отношениях с другими. Травма обрекает человека на перманентное состояние экзистенциального кризиса, разрушает фундаментальные чувства безопасности пребывания в мире (то, что называют базовым доверием, без которого нормальное функционирование человеческой психики превращается в параноидное), позитивной ценности человеческой личности и смысла жизни.
Базовое доверие формируется в начальном периоде жизненного цикла, в процессе отношений с первым человеком, заботящемся о новорожденном, это чувство доверия поддерживает человека в течение всей жизни. В ситуации витального риска человек спонтанно обращается к первому источнику заботы (или к его символу), и когда помощь не приходит, базовое доверие к жизни разрушается - травмированный человек чувствуют себя покинутыми, в абсолютном одиночестве, изгнанными из системы человеческой взаимной помощи и защиты.
С этого момента любые отношения травмированного человека, начиная с межличностных отношений и заканчивая самыми абстрактными отношениями принадлежности к религиозным, идеологическим и национальным общностям, определяются чувством отчуждения и разрыва связи. С потерей чувства базового доверия (фундамент индивидуации) травмированный человек теряет и чувство собственного "я"; отношение к самому себе также доминирует отчуждение, человек как бы откатывается в конфликты детского и подросткового возраста и вынужден вновь проживать этапы борьбы за личную автономию, за право на инициативу, за установление личностных границ.
Травма изнасилования разрушает личностную автономию жертвы на уровне телесной целостности: тело подвергается агрессии, вторжению, нанесению вреда (которые всегда воспринимается как угроза жизни) и профанированию. Часто в ситуации изнасилования жертва теряет контроль даже за телесными отправлениями, - и этот аспект воспринимается как наиболее унизительный. Кроме того, травма изнасилования сама по себе предполагает, что мнение и воля жертвы ничего не стоят; целью изнасилования, собственно, и ставится демонстрация презрения к принципу автономного существования жертвы и ее человеческому достоинству и их показное попрание. Травма изнасилование таким образом разрушает в жертве уверенность в том, что человек может быть самим собой в отношении с другими.
Острое чувство беззащитности и невозможности избежать опасности в травме изнасилования приводит к возникновению у жертвы хронического переживания стыда и сомнения в самой себе. Стыд возникает в ответ на чувство собственного бессилия, на упразднение телесной целостности и на унижение. Сомнение в самой себе (= "я не смогла избежать опасности", "мне надо было" и т.д.) выражается прежде всего, что жертве изнасилования чрезвычайно трудно отстаивать свое мнение (поэтому психологическое давление на жертву с целью подвергнуть сомнению ее показания - любимый прием "общественности").
Жертва изнасилования хронически переживает чувство собственной некомпетентности (она оказалась слабой и позволила нанести себе вред) как вину и неполноценность. Именно жертва -- и никогда насильник -- чувствует себя виноватой. Чувство вины возникает как попытка обрести хоть какое-нибудь чувство власти и контроля над ситуацией - воображать себе, что ты могла бы что-то сделать, чтобы предотвратить насилие, часто оказывается легче переносимым, чем признать собственную абсолютную беззащитность и бессилие.
Травма изнасилования наносит ущерб способности жертвы поддерживать эмоциональные связи с окружающими: разрушение базового доверия, чувства вины, стыда и собственной ничтожности, внутренний императив избегания возможной опасности заставляют жертву замыкаться в одиночестве. В то же время, хронический страх заставляют ее искать защиту через личные отношения, поэтому часто травмированный человек балансирует между периодами отъединения, избегания любых контактов и периодами отчаянных попыток установить и сохранить близкие отношения с другими.»
30.01.2011 http://accion-positiva.livejournal.com/51624.html «Stop Rape (4) Изнасилование и ПТСР (продолжение) Изнасилование без флёра "влечения"
В сравнительных исследованиях психологических последствий у жертв изнасилования и жертв других преступлений показали, что у жертв сексуального насилия наиболее высоки вероятности развития продолжительного ПТСР. Это неудивительно, если принять во внимание физическую, психологическую и моральную профанацию, совершаемую в отношении жертв изнасилования. Цель насильника - запугать, подчинить и унизить свою жертву, заставить ее почувствовать собственное бессилие. Поэтому изнасилование представляет собой преднамеренно организованное действие по нанесению психической травмы.
И это вновь приводит нас к вопросу об участии/не участии общества в целом в практиках сексуального насилия. Я уже цитировала Ю. Германн в посте об истерии и теперь повторюсь: "в основе психической травмы лежит социально организованное и регулируемое насилие, осуществляющееся над молодыми членами общества и представляющими из себя ритуалы инициации, приобщения к динамике принуждения, которая лежит в сердцевине современной общественной организации.
Две основные формы социально регулируемого насилия - боевые действия и гендерное/сексуальное насилие - соответствуют основными парадигматическим формам принуждения для мужчин и женщин, соответственно".
Именно поэтому на неоднократно поднимающийся вопрос о том, на чьей стороне стоит общество (упорно делающее вид, что ни на чьей) - насильника или жертвы, ответ в большинстве случаев: на стороне насильника.
Общество премирует его безнаказанностью и наказывает жертву повторной виктимизацией через осуждение, остракизм, обвинение и игнорирование или физическое уничтожение, как случаях военных изнасилований ("Баб их тоже особо не жалели... Природа же требует своего... Изнасилованные афганки потом сами просили, чтобы их в расход отправили - все равно свои убьют, не простят позора").
Нигде так четко не просматриваются мотивационные схемы практики изнасилования, как в изнасиловании мужчин в тюрьмах (и других "казенных заведениях") и в массовых изнасилованиях женщин в период военных действий. Общественное табуирование этих двух проблем происходит от того, что при их рассмотрении уже невозможно говорить о якобы неосторожности или о "виктимном" поведении жертвы, о "неспособности" агрессора сдержать свои "сексуальные позывы", о "провоцировании" и "мазохизме" жертвы, психической девиантности насильника и прочее, так как в тюремном и военном изнасиловании совершенно отчетливо и неприкрыто выступает как стратегия действия, так и его целевое назначение.
Тюремное изнасилование представляет собой "распределение ролей" в иерархии власти, осуществляемое в условиях исключительно мужской патриархатно-авторитарной среды, где молодые, физически слабые (часто - подростки) заключенные (как правило, не рецидивисты) принуждаются силой к исполнению социальной роли, во внешнем мире ассигнованной женщинам. Иерархический "код", существующий в тюрьмах, заключается в квази-выборе, перед которым ставят новоприбывших: или ты занимаешь положение "девки", или доказываешь свою принадлежность к "мужчинам". "Доказательством" маскулинности является: успешно отбить физические и сексуальные нападения других "мужчин" и приобрести в собственность "девку". Я подчеркиваю квази-выбор, потому что у огромного количества заключенных никакого выбора нет: молодость и/или физическая слабость - это приговор к "превращению в женщину". "Процесс "феминизации" осуществляется методично и жестоко... Я видел мальчишек, которые отбивались часами. Они не хотели сдаваться. Остальные заключенные и охранники наблюдали за нападениями и избиениями молодых парней с бесстрастным интересом. Они знали, что это рождение новой молодой женщины. Некоторые надеялись уже в ближайшем будущем использовать её" (Susan Brownmiller "Against our will"). Процесс феминизации - это процесс нанесения человеку психической травмы, приведение воли человека в состояние паралича и редукция его мыслительной активности к решению задачи физического выживания. Также это совершенно откровенный акт маркировки, стигматизации, навсегда лишающего человека его человеческого статуса. "Девки" не принадлежат к тюремному социуму, они являются собственностью их "мужчин": их могут сдавать внаем другим "мужчинам", продавать их и обменивать на других "девок". Они должны выполнять обязанности по бытовому обслуживанию своих хозяев "мужчин" и спрашивать у них разрешение, прежде чем что-либо сделать. Мужчины, насилующие других мужчин, не считаются гомосексуалами, а наоборот, доказавшими свою маскулинность и принадлежность к доминирующей группе. Тюремное изнасилование - это следствие определения маскулинности как триумфа физической силы. Мужчины, подчиненные с помощью реального применения силы или угроз ее применения, определяются как женщины (в том числе и номинально - им дают женские имена). Однако, пусть ни в коем случае не сложится впечатление, что тюремное изнасилование - это честный поединок, в результате которого кто-то побеждает, а кто-то проигрывает. Тюремные и военные изнасилования совершается при одном неприменном условии: изначальном численном и силовом превосходстве нападающих. В тюрьмах в отношении мужчин и на войне - в отношении женщин массово совершается одно и то же коллективное действие, в ходе которого утверждается собственная власть, а также ментальное удовлетворение от принадлежности к стану "настоящих мужчин". Причем это понятие "настоящий мужчина" в данном контексте по сути не судьба или предопределение, а социальная конструкция подчеркнуто гегемонической маскулинности, построенной на профессионализации насилия. И как всякая профессия, она обладает своей этикой и ответственностями, распространяемыми только на посвященных. Солидарность - только со своими, насилие по отношению к не своим - долг...
Считается, что в военном изнасиловании присутствуют "отличительные признаки", которые якобы не встречаются в "повседневных" изнасилованиях. Называются в целом три характерных признака.
Прежде всего, это публичный акт. Враг должен видеть, что происходит с его "собственностью", поэтому мучители часто насилуют женщин перед их родным домом. Это акт против супруга (символически отца нации или лидера противника), а не акт против женщины. Сам факт изнасилования уже показывает, что насильник исходит из отсутствия у женщины собственной воли, собственного тела или желания. Поскольку унижение жены врага - символ победного завоевания, то само это унижение обставляется по возможности ужасно и театрально: у женщин вырывают волосы, отрезают части тела, связывают веревками.
Второй признак военных сексуальных злоупотреблений - групповое изнасилование. Боевые товарищи творят его в едином согласии: каждый должен быть как другие. Это отражает постоянную групповую потребность крепить и воспроизводить солидарность. Гомосоциальная сплоченность нуждается в постоянном подкреплении, будь то распитие спиртного, понимание одних и тех же шуток, или обмен похожими эмоциями. Когда "стрелять и факать", по выражению одного сербского солдата, является жизненным кредо воина, то изнасилование и смерть образуют вместе одну парадигму, которая отражает заданную женщинам роль на войне.
И, наконец, третий признак военных изнасилований - убийство женщины после сексуального насилия. Как мы знаем, женщина не является героем войны, если ее убивает солдат. Правда, и сам солдат не приобретает за это почестей. Казалось бы, достаточно факта изнасилования, и все же женщин убивают. В нарративах солдат, убивших свои жертвы насилия, тем не менее сквозит некое дискурсивное оправдание своих действий: сами попросили, ведь как после этого жить. То есть смерть выступает своего рода очищением и спасением по сравнению с жизнью этих женщин после совершенного над ними насилия. Возможно, на войне исключительно ярко возрастают самооправдывающая сила и самооправдывающее право на насилие и убийство
"Специфичность" военного изнасилования - только кажущаяся. В тюремном изнасиловании также воспроизводятся характеристики публичности, коллективности и жестокого истязания (очень часто приводящего к смерти). В "обыденном" изнасиловании женщин эти характеристики всегда присутствуют в случаях группового изнасилования. В эпизодах индивидуального изнасилования эти же элементы присутствуют в символическом виде: насильники известны пристрастием к ритуализации, трофеям и "фоторепортажам" (публичность), мышлением самих себя как принадлежащих к "настоящим мужчинам" и "осуществляющим свои права" (коллективность), нарочитой жестокостью к своим жертвам, часто переходящей в убийство.
За несуществование "специфических" видов изнасилования говорит и тот факт, что "общественность" всегда ведет себя одинаково: солидаризуется с насильником и криминализирует жертву. Это касается и большинства работников правоохранительных органов и медицинских учреждений. Общество участвует напрямую в психо-травматизации огромного числа людей - женщин, детей и мужчин - в первую очередь тем, что превентивно запугивает их:
- желание общества закрыть глаза на изнасилования мужчин так велико, что некоторые преступники насилуют мужчин, которых они обворовали или ограбили, так как знают, что в этом случае они не обратятся в полицию
- Недавний пример: Елена, 35 лет, служащая, после работы вечером шла из магазина. Дома ее ждали муж, мама и дочка. Недалеко от своего дома на нее напал мужчина, который вырвал у нее телефон, сумку, избил и изнасиловал. Обратившись в ближайшее отделение милиции, Лена в течение 6 часов находилась под прессингом ухмыляющихся, наглых мужчин, которые демонстративно торопились домой и не собирались возбуждать уголовное дело, так как "пострадавшая не видела лица нападавшего мужчины - "Как мы будем его искать, если вы его даже в лицо не видели?!"
Будучи в шоковом состоянии, с переломом носа, в порванной одежде, в крови, грязи и сперме ей пришлось настаивать на открытии уголовного дела, давать показания, и подписать заявление, неграмотно составленное следователем. Позже она рассказывала нам, что боялась находиться в комнате дознания с этими "специалистами".
Только через 4 часа ее повезли в больницу, где у нее взяли мазки. При этом в больнице, которая обязана фиксировать свидетельства преступлений, ей не провели ни экстренной профилактики нежелательной беременности, ни профилактики венерических инфекций и ВИЧ/СПИДа, не оказали экстренной медицинской помощи. Позже она сама пошла в местную поликлинику, где у нее был обнаружен перелом носа, сотрясение мозга после которого она находилась на больничном
-------------------------------------------------
- Эти мужчины работают быстрее телевизионных сценаристов и лучше профессиональных порнографов, когда они сочиняют строчку за строчкой об опасных желаниях маленьких девочек и о том, как мужчины постоянно попадают из-за них в беду. Они не просто представляют девочек объектами для секса, но агрессорами, «демоническими нимфетками». Они определяют не только тело ребенка, но и ее душу.
Флоренс Раш в книге «Самый страшный секрет» - показательной истории сексуального насилия над ребенком - показывает, как глубоко укоренилась эта ненависть к девочкам. Она поясняет, как Зигмунд Фрейд основывал свою теорию и практику на Лолите - на лжи, которую он помог укрепить и которой он придал вес
В общественное сознание постоянно транслируются мессиджи типа "Выхода нет", "Не преувеличивайте", "Вы ненормальны/озабочены (а то и вовсе феминистка)", если вы говорите о проблеме сексуального насилия. Одно верно: как и сорок лет назад, похоже, только феминисткам небезразлично то, что может случиться с их детьми (девочками и мальчиками).»
07.01.2012 bbc.co.uk/russian/mobile/society/2012/01/120106_men_victum.shtml ФБР разрешило считать мужчин жертвами изнасилования. «ФБР впервые за 83 года обновило определение изнасилования. Теперь жертвами насилия будут юридически признаваться не только женщины, но также мужчины и люди, которые физически насилию не сопротивлялись.
С 1929 года "изнасилованием" считалось "половое сношение с женщиной, совершенное с применением силы и против ее воли".
Новое определение, как считают эксперты, позволит значительно увеличить число людей, которые юридически считаются жертвами сексуального насилия.
В 2010 году в США было зарегистрировано 84 767 таких преступлений.
Вице-президент США Джо Байден, поднявший вопрос о необходимости изменения определения об изнасиловании в июле 2011 года, назвал это победой для тех, "чьи страдания не были учтены более 80 лет".
Для полицейских протоколов
Как заявили представители Министерства юстиции США, расширение определения термина "изнасилование" позволит более точно описывать такие преступления и лучше понимать его последствия для жертв.
В него также включены некоторые формы полового сношения, которые до сих пор юридически не считались таковыми, например, оральный секс.
Все это будет включено в Руководство по составлению единой формы отчетности о преступлениях (Uniform Crime Reporting), которое используется местной полицией в США для сообщений о правонарушениях в ФБР.
Хотя эти нововведения, как считают эксперты, повлияют на статистику соответствующих преступлений, увеличив их число, они дадут более точную картину криминальной обстановки в стране.
"Будет четкое определение. Изнасилование, это изнасилование. Оно остается изнасилованием, даже если вы мужчина. Оно остается изнасилованием, даже если вас изнасиловали неким предметом, если вы были слишком пьяны, чтобы сопротивляться", - сказала сотрудник отдела насильственных преступлений против женщин министерства юстиции Сьюзан Карбон на пресс-конференции.
Вместе с тем, никто пока не может предположить, насколько именно изменится статистика сексуальных преступлений в США.
Например, правоохранительные органы Чикаго в 2010 году не сообщили ФБР ни об одном таком случае - ни одно из правонарушений такого рода не соответствовало определениям, которые содержались в "форме отчетности" ФБР, передает Ассошиэйтед Пресс.
1 из 71
В 2010 году в США было зарегистрировано 84 767 случаев изнасилования - это данные, которые были получены ФБР от 18 тыс. источников в правоохранительных органах на местах.
Примерно 1 из 5 женщин и один из 71 мужчины подверглись сексуальному насилию, свидетельствуют данные исследования от 2010 года, проведенного Центром по контролю заболеваний.
В 2012 году Конгресс США выделил на борьбу с насилием против женщин (включая изнасилования, домашнее насилие, домогательства и преследования) 592 млн долларов.
Из этой суммы 23 млн были направлены на поддержку служб и программ помощи жертвам изнасилования, 39 млн - на программы предотвращения насилия и образовательные проекты.
При этом администрация Обамы запрашивала у Конгресса 777 млн долларов на эти цели.
О необходимости расширения понятия "изнасилование" группы, выступающие в защиту прав женщин, говорили в течение 10 лет.
Одна из таких организаций - Women's Law Project - от лица более 80 групп по защите женщин от насилия написала в 2001 году письмо директору ФБР, в котором говорилось, что чересчур узкое определение насилия базируется на гендерных стереотипах.»
*
содержание журнала dar-aya.livejournal.com/43398.html