Евро-герои из «Гитлерюгенда» и добрые немецкие педерасты
Слушать «Эхо Москвы» - удел сильных духом. Если, конечно, ты не искренний поклонник разоблачительных романов в картинках от Л. Навального. Или не креативный дизайнер из модного глянцевого журнала с модной же сексуальной ориентацией. Хотя, как показывает опыт любителя носить женское бельё, Матвея Г., украинцам по обе стороны границы тоже приятно слушать «Эхо».
Остальным же слушать, как правило, больно. Вечно возникает желание спорить с двенадцатью ораторами из дюжины. А занятия более дурацкое, чем спор с радио придумать - это долго кумекать придётся.
Но, видимо, в стенах «Эха» как-то по-особому уютно и спокойно чувствуют себя те, кто по улицам нашей страны ходит как по вражеской земле. А поэтому, совершенно размякнув душой, начинают говорить то, что вне стен благодатной радиостанции говорить не решаются. Справедливо опасаясь, что, услышав такое, ужасные «ватники» будут долго и обидно смеяться. А то и ещё чего похуже учинят. Дикари-с.
И вот в этот раз удалось услышать очередную совершенно потрясающую историю. В программу «Цена победы» к известному борцуну с Кровавым Режымом (тм) Владимимру Рыжкову пришел весьма почтенный еврейский дедушка. Который по молодости ухитрился и в Вермахте послужить, и в Гитлерюгенде позажигать.
Обычно данную передачу не слушаю, но, узнав про столь колоритного гостя, припал к радио. И не зря. Дедушка не подвёл. Целиком пересказывать передачу не буду. Все желающие могут послушать её лично тут. Но на несколько особенно зацепивших моментов всё-таки укажу.
Почему моменты интересны вот почему: Соломон Перель, старик 90 лет от роду (дай Бог ему здоровья), который о своих интересных приключениях в Третьем Рейхе написал книгу. А по книге сняли фильм с очень характерным названием «Европа, Европа» (реж. Агнешка Холланд, 1990). А нынче дедушка катается опять же по Европе и рассказывает о том, что и так каждый может прочитать в книге.
Т.е. можно с достаточной долей уверенности говорить, что Соломон Перель - это не столько еврейский мальчишка, чья жизнь сложилась весьма нетривиальным образом, сколько образец, на который современным европейцам рекомендовано ровняться.
Итак, история начинается, когда юному Шломо Перелю 16 лет. Пытаясь скрыться от нацистского прессинга, семья Перелей бежит в польский город Лодзь. Но фашисты пришли в Польшу. В Лодзе было создано гетто. Из которого Шломо со старшим братом бегут. Что интересно, бегут они в Советский Союз, где, если верить журналистам того же «Эха Москвы», царил жуткий антисемитизм. Однако ж красные антисемиты привечают беглеца-еврея и помещают его в детский дом города Гродно. Где Шломо уверенно вступает в Комсомол.
Но нет в жизни счастья: фашисты нападают и на Советский Союз. Шломо уже по привычке начинает бежать. Но наступление немцев в первые месяцы войны было стремительным. Поэтому юный комсомолец Перель оказывается взятым в плен вместе с толпой других беженцев.
Деловитые фашисты доставшихся им пленных уверенно сортировали: комиссаров и евреев без особых затей расстреливали в ближайшем лесочке. Комиссаров вычисляли по сорванным знакам различия (вернее по оставшимся невыгоревшими следам на гимнастерках). А евреев определяли более надёжным способом: просили снять штаны. Дело это, видимо было небыстрое, поэтому юный шломо за время ожидания досмотра мало того, что догадался избавиться от опасной комсомольской книжки, так ещё и сумел ловко выполнить задуманное.
И вот пришло время ему проходить проверку. Тут стоит дать слово самому Соломону (здесь и дальше цитаты по передаче «Цена победы», от 12 декабря 2015)
«Дрожащими губами я прошептал: мама, папа, я не хочу умирать. Из находившегося неподалеку леса я уже слышал выстрелы. Там уже расстреливали людей. И неожиданно для себя я услышал приказ: «Руки вверх!» Настала моя очередь. Я поднял вверх дрожащие руки.
И вдруг немец спросил меня: «Ты еврей?» Мне было абсолютно понятно, что, если я сейчас отвечу правду, это будут мои последние слова. И мне нужно было принять судьбоносное решение. Мне было необходимо выбрать между отцом и матерью. Потому что мой отец, когда мы прощались, он сказал мне продолжать оставаться евреем, продолжать верить в Бога. И тогда, возможно, Всевышний сохранит меня. Мой отец был раввином, очень соблюдающим человеком. Мама же сказала мне буквально два слова: «Шломо, сынок, иди. Потому что ты должен жить». Мама приказала мне остаться в живых. И я не могу передать, сколько силы мне дали эти два коротких маминых слова.
Сейчас, стоя перед немецким солдатом, я должен был сделать выбор между отцом и матерью. Последовать за тем, что сказал мне отец, означало смерть. Или же оставить на тот момент иудаизм и своё еврейство и последовать за словами матери (что означало: остаться в живых).
Я совершенно не хотел оказаться жертвой, погибнуть в тот момент. И я сказал…
Да, я в тот момент действительно отказался от иудаизма. И на вопрос немецкого солдата я сказал, что я не еврей, я - этнический немец, фольксдойче. Мне казалось это тогда, и кажется сейчас, что это самое важная ценность - это человеческая жизнь. Этот же принцип существует и в еврейской традиции. Абсолютный примат ценности человеческой жизни.
Я пошёл по словам матери».
Это, собственно говоря, всё, что вам нужно знать о верности евреев своему народу, религии и Богу - именно такую реакцию вызовет данный эпизод у большинства читателей. Не буду заниматься осуждением их неразумного желания мыслить штампами. Тем более, что есть гораздо более важные вещи, на которые стоит обратить внимание.
Для начала, чисто проходя мимо, заметим, что вещает дедушка ровно, уверенно. Словно читает по написанному. Сразу видно: эту историю он рассказывает далеко не впервые. И более того: абсолютно уверен в том, что слушатели полностью встанут на его сторону, разделят его выбор между «отцом и матерью».
Хотя даже поверхностно знакомый с библейскими текстами может заподозрить нестыковку: есть такой известнейший эпизод из жизни Авраама. Суровый и местами не очень понятный православному разуму Бог потребовал от прародителя всех евреев в очередной раз доказать свою верность. И в качестве доказательства пожелала, чтобы Авраам принес в жертву собственного сына Исаака. Читай: убил собственными руками любимого долгожданного сына (у Авраама долго не было детей).
Что характерно, Авраам, скрипя зубами и захлебываясь от слез, взялся выполнять приказ Бога. Видимо, ему ещё не успели сообщить, что в еврейской традиции существует абсолютный примат ценности человеческой жизни. Дремучий он был, этот Авраам, не современный какой-то.
Если кто не в курсе, то Исаак тогда выжил. Бог Авраама хоть и суров был больше, чем стоило, но вовсе не людоед. Поняв, что Авраам на полном серьезе сейчас зарежет пацана, остановил верного своего последователя. Но это уже другая история.
Нам же интересно другое: вообще сам процесс дознания, проводимый дотошными немцами. Шломо Переля достаточно простодушно спросили для начала: а не еврей ли ты, парнишка? И тут сын раввина проявил поистине чудеса: мало того, что сумел в прыжке переобуться, он ещё и в качестве новой обувки нацепил не какие-то там русские лапти, а полноценные крепкие башмаки чистокровного немца!
Фриц, который вел допрос, настолько, видимо, устал от допроса этих грязных славян, а немецкий язык, на котором с ним заговорил юный Йозеф (так представился потом наш доблестный Шломо) оказался настолько чистым, что сердце угрюмого немца расцвело. Он с радостью опознал в пареньке одного из немцев Поволжья и, даже не потребовав снять для порядку штаны, отправил сразу в штаб.
Это, кстати, маленькая ремарочка для тех, кто захочет рассказать о тяжкой доле, постигшей реальных Поволжских немцев. И о том, что Советский Союз по отношению к ним проявил чудовищную и ничем не обоснованную злокозненность.
А Шломо… вернее теперь уже Йозеф, остался при штабе переводчиком. Исправно участвовал в допросах пленных офицеров РККА. О чём сегодня рассказывает, что важно, без малейшей дрожи в голосе. Видимо, допросы те были вежливыми, культурными и сопровождались непременными диалогами за немецкую философию или музыку.
В этой роли переводчика Йозеф чувствовал себя совершенно спокойно и комфортно. По его же собственным словам очень быстро он стал забывать о своем еврействе. Благо, документы были надежно утеряны где-то среди полей Белоруссии. Поэтому ничто не мешало юному переводчику пропитываться своей новой ролью представителя высшей расы.
Но была одна проблема: тот тест со снятием штанов, который успешно миновал сына раввина, никуда не делся. Летом в 41-м солнце жарило землю сильнее обычного. И солдаты Вермахта, привыкшие держать тело в чистоте, норовили регулярно мыться. Делали это скопом в одной хате. Йозеф, по понятным причинам, этих помывок старался избегать. Но вонять на всю округу тоже не желал. Поэтому просто мылся после всех. В чем ему, как подростку, да ещё и любимчику офицеров штаба (один из которых чуть позже даже усыновил Йозефа), никто не мешал.
Однако, случился, таки, однажды во время одной из таких гигиенических процедур конфуз, о котором стоит рассказать отдельно. Только уберите от экранов детей и депутата Милонова. Потому что дальше будет «18+» и гомосятина.
«У меня был ещё один случай, когда немец знал, что я еврей. Ещё когда я был в части. Лето 1941 года выдалось очень жарким. И когда мы двигались, дороги были покрыты пылью, которая висела в воздухе. Естественно, солдаты в такой ситуации были покрыты потом. Что же они делали? В тот момент, когда они захватывали какую-нибудь деревеньку, первым делом они устраивали баню.
Обычно баней служило помещение кухни, потому что в русских домах именно на кухне располагалась большая печка, которая грела всю семью зимой. Итак, солдаты вот в таких вот импровизированных банях они мылись группами.
Я, естественно, не мог позволить себе мыться со всеми, поскольку был обрезан. И я всегда ждал пока помоются все, а потом заходил и мылся сам.
Однажды я остался на кухне один. Разделся для того, чтобы помыться. И вдруг, немецкий офицер, он был у нас врачом, обхватил меня крепко сзади, и когда я почувствовал, что он прикасается ко мне, я собрал все свои силы, для того, чтобы он меня не изнасиловал. Мне удалось освободиться, и я повернулся к нему лицом. Он посмотрел на меня, и вдруг увидел, что я обрезан. И он сказал мне: «Юб, ведь ты же еврей».
Я ничего не ответил. Я разрыдался. Потому что я был уверен в том, что сейчас он достанет пистолет и застрелит меня на месте. Быть евреем, для этого было достаточным. Но у него была ещё одна причина меня уничтожить. Потому что с этого момента я знал, что он гомосексуалист. В фашистской Германии в рамках программы эвтаназии жертвами её стали также и гомосексуалисты.
Но здесь я столкнулся с проявлением гуманизма, человечности. Прежде всего, он успокоил меня и сказал: «Юб, не плачь, и не рыдай так громко, нас кто-нибудь услышит». И он сказал мне очень важную фразу. Он сказал мне фразу очень важную для меня самого. Он сказал мне: «Юб, поверь мне, есть другие немцы».
Мне это было очень важно. Это дало мне надежду. Это усилило мою веру в жизнь. Я думаю, что это была самая красивая история дружбы между еврейским подростком и немецким офицером за всю вторую мировую войну.
Но, к сожалению, он пал в боях под Ленинградом».
«А меня, внучёк, расстреляли». Понимаю, что многие, уже вспомнили этот известный анекдот. Оставим на их совести неуместные познания в многогранном русском фольклоре, в котором анекдот найдется вообще на каждый случай жизни.
Гораздо интереснее, что дедушка Соломон рассказывает эту историю всё тем же уверенным голосом опытного рассказчика. К тому же вещающего историю, которую много-много раз уже пересказывал. И что-то мне подсказывает, что в достаточно религиозном Израиле к подобной истории любви отнеслись бы с некоторым неодобрением. Всё ж таки в книге «Бытие», которая входит в состав священной для евреев книги «Тора», мужеложцев рекомендовано побивать камнями. Причем обоих сразу.
А вот в современной Европе при прослушивании такой лирической баллады положено испытывать радость и утирать слезы умиления краешком одноразового платочка. Особенно, наверное, должно восхищать вот это вот «Юб, есть другие немцы», произнесенное печальным голым доктором с «копьем Одина» наперевес плачущему хрупкому вьюноше посреди бани. И по плечику, видимо, эдак мягкой нежной рукой: хлоп, хлоп.
А потом холодные сугробы Ленинграда. Нежный юноша уже в Германии, учится в школе Гитлерюгенда и дерзко крутит роман с сероглазой немкой яростно верящей идеалам нацизма (об этом тоже рассказывает нам престарелый мудрый Соломон). А ласковый доктор ловит пулю от этих коварных русских, которые даже умирая от голода всё никак не желают сдавать свою северную столицу…
И тугие печальные аккорды на рояле.
Что-нибудь из Людвига ван Бетховена…
В общем, вот такой вот романтический герой у нынешней Европы. Не желающий воевать в принципе. Предпочитающий от напасти бежать туда, где пока поспокойнее. Отрекающийся от веры отцов. Да и от самого своего яростно верующего отца тоже отрекающийся. Ловко и быстро вписывающийся в мир тех, кто продолжает лютой смертью убивать его же соотечественников. С гордостью носящий форму 12-й танковой дивизии. Вступающий в тонкие интимные отношения с романтичным доктором, а затем в не менее романтичные с яростной нацисткой. А после всего бросающий свой новый народ, как надоевшую маску и отправляющийся жить в Израиль.
Герой, чья жизнь достойна не просто описания в книге, но и целого фильма.
И такой вот, если судить по тому придыханию, с которым вел передачу политик Рыжков, герой у нашей сегодняшней «передовой» оппозиционной интеллигенции.
Которая, спешу напомнить, уже потихоньку разминается на всяких дальнобойщиках. И готовится ближайшей же осенью возглавлять «справедливый народный протест», требовать европейского выбора и независимых судов. А заодно и прославления таких вот героев, как Шломо (Йозеф) Перель.
PS Кстати, дополнительно героичности в глазах украинцев по обе стороны границы и прочих слушателей «Эха Москвы», Соломон приобретает за то, что что участвовал в допросе Якова Джугашвили. Переводчиком, само собой.