Кто стоял за восстанием Спартака? (12 из 13, часть III)
ДРЕВНИЙ РИМ ГЛАЗАМИ XXI ВЕКА
Предыдущая часть ***** Оглавление ***** Приложение (античные первоисточники)
ГЛАВА 12. ЗАВЕТЫ АНТИЧНЫХ СТАРИЧКОВ.
ЧАСТЬ III. БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ
Получается, что, замыслив основание собственного эллинистического государства в Великой Греции, Спартак шел по стопам Дионисия, Агафокла и Пирра, и чуть ли не самого Пифагора. Ключевым мероприятием на пути к этой цели было превращение подчиненной ему разноплеменной орды в настоящую регулярную армию со строгой дисциплиной. Судя по сообщениям античных источников, он с этой задачей постепенно справился. Если на первом этапе восстания у него были сложности даже с элементарным удержанием войска от повального мародерства (о чем красноречиво свидетельствует Саллюстий), то на последнем этапе ему удавались даже такие непопулярные меры, как полное изъятие золота у солдат (о чем рассказывают Аппиан и Плиний Старший) и, очевидно, пресечение естественного стремления контингента к разгулу и кутежам. Потребовавшие точных и быстрых маневров победы над консульскими армиями, долгая война на равных с Крассом были бы не мыслимы без строгой дисциплины и хорошей управляемости войск.
Но насколько пригодным был спартаковский контингент, «варвары и рабы», чтобы превратить их в военную элиту полноценного эллинистического государства? Вспомним, что греки называли македонян варварами вплоть до эпохи Александра, и перестали называть только из чувства самосохранения. Эпироты Пирра также могут считаться «эллинами» лишь с большой натяжкой. Если заменить эллинизированных бойцовых варваров македонян и эпиротов на эллинизированных бойцовых варваров фракийцев (или галлов, или готов), то суть эллинистической государственности от этого не изменится. Потому что эта суть - сохранение полисного духа и полисной автономии под крылом военной монархии, вынужденной конкурировать с другими такими же образованиями. Если бы Теодорих завоевал Италию на полтысячелетия раньше, когда еще был жив античный полисный дух, то его держава стала бы не замороженным обломком «Империи Зла», а полноценным эллинистическим царством с готами вместо македонян. И историки сегодня не видели бы принципиальной разницы между готами и македонянами.
А что изменится, если этнических бойцовых варваров заменить на бойцовую корпорацию, состоящую из специально подобранных и обученных разноплеменных людей, типа мамелюков или янычар? Ничего не изменится, только проще будет предовратить превращение профессиональных воинов в наследственную касту. Исламизм мамелюков и янычар не является их существенным свойством: равным образом им можно было привить культ Марса, или Митры, или самурайский культ смерти. Вспомним теперь, что мамелюков набирали из кавказских малолетних рабов, янычар - из покоренного турками славянского населения. Чем таким существенным они отличаются от гладиаторов, также набираемых из рабов и пленных чужеземцев? Представим себе эллинистическое государство, где ядром армии является «Братство Гладиаторов», куда отбирают на воспитание наиболее воинственных и крепких юношей страны, не важно, кто они: дети рабов, простонародья, покоренных варваров. Корпорация сплочена специфическим «самурайским» (или скандинавским) культом «почетной смерти в бою». Примерно такой культ исповедовали реальные гладиаторы-профессионалы.
«Гладиатор должен, прежде всего, постоянно помнить, что он может умереть в любой момент, и если такой момент настанет, то умереть гладиатор должен с честью. Вот его главное дело». («Кодекс Бусидо» в приложении к гладиаторам: согласитесь, замена «самурая» на «гладиатора» здесь выглядит вполне естественно)
Тут будет уместно добавить, что имидж «беглых рабов», упорно навязываемый спартаковцам античными историками (а затем революционными романтиками Нового времени), справедлив не более чем представление о русских повстанцах в Новороссии как о «бомжах, алкашах, наркоманах и засланцах Путина». Рабов в армии Спартака, конечно, было предостаточно, - не меньше, чем италийской бедноты или марианских оппозиционеров. Но нужно понимать, что те из римских рабов, которые были годны и готовы стать воинами, по своему происхождению были недавними военнопленными (собственно, как и сам Спартак). Не нужно их равнять с хрестоматийными рабами из «Хижины дяди Тома», с «неграми на плантациях», выросшими в неволе и ничего, кроме рабского удела, не знающими. В этом смысле сам термин «раб», вызывающий в уме образ совершенно забитого и опущенного человека, «представителя социальных низов», скорее сбивает с толку. В переводе на современный язык, правильнее было бы сказать, что «Спартак поднял восстание военнопленных, используемых на каторжных работах». Это даст гораздо более точное представление об умонастроении и самом этосе восставших. И понятно, что такого рода контингент вполне подходит для трансформации в «армию самураев».
Имеем ли мы реальные основания приписывать Спартаку такой далеко идущий социальный эксперимент? Очевидный аргумент в пользу этой гипотезы - странное нежелание Спартака и его соратников порывать со своим гладиаторским прошлым. Казалось бы, вырвавшись с римского социального дна, вожди восстания должны были позабыть о своем гладиаторстве как о страшном сне, и в поисках идентичности обратиться скорее к своему доримскому прошлому. Вспомнить, кем они были изначально в своих родных племенах, придумать себе аристократическое или даже царское происхождение и т.п. Но они почему-то этого не сделали, а наоборот, всячески подчеркивали свою связь с «игровой индустрией». Орозий удивлялся по этому поводу, сообщая о любви спартаковцев к гладиаторским представлениям:
«Таким образом, те, кто ранее был участником зрелищ, стали зрителями, поступив скорее как ланисты, чем как вожди армии». ( «История против язычников», книга V)
Не было ли в этом особого умысла? Возможно, гладиаторскую идентичность и специфическую идеологию «братства гладиаторов» Спартак хотел сохранить как цементирующее средство для «элитарной» части повстанцев. Не исключено, что в лагере Спартака продолжались тренировки и испытания на гладиаторский манер, и в «Братство Свободных Гладиаторов» принимались новые люди, «лучшие из лучших». Молодежь, вливавшаяся в ряды восставших, получала наглядный образец для подражания и усваивала гладиаторское «Бусидо».
Столь масштабный и рискованный для участников проект просто не мог оставаться «безыдейным». И пригодная идеология была найдена. Не «освобождение трудящихся», не «борьба в пользу бедных», а «Каждый стоит того, чего он реально стоит». «Докажи право быть свободным, а не рабом, своим мужеством, своим презрением к смерти, своей немеренной крутизной. Вступи на Путь Самурая!» «Хочешь стать новой элитой? Убей старую, и займи ее место!» - примерно так могли бы выглядеть рекламные плакаты Спартака. Это было полезно на этапе борьбы. И оказалось бы еще более полезным после победы. Сознательно или нет, но Спартак приступил к формированию «военной элиты» своего будущего государства с первых шагов восстания. И, похоже, победы Спартака в немалой степени были связаны с тем, что эта его «прикладная идеология» стала крайне популярной у всей вообще решительной молодежи итальянского полуострова, независимо от происхождения.
Любопытно, что в современной России идеологемы экспроприации «плохих», «ожиревших» элит принято списывать на счет «большевизма» и «шариковщины». На самом деле это больше похоже на радикальный «селфмейдинг» американского образца. Вспомним знаменитую речь президента Теодора Рузвельта, произнесенную в 1910 году:
«Основным состоянием прогресса является конфликт между теми людьми, которые обладают большим богатством, чем они заслужили, и теми людьми, которые заслужили больше того, чем они обладают». И далее, необходимая часть американского идеала: «Каждый человек получит реальный шанс полностью использовать все заложенные в нем возможности; добиться высшей степени успеха, к которому ему позволят прийти его личные способности, не подкрепляемые его собственными привилегиями и не сдерживаемые привилегиями других».
Важно, что в сознании стопроцентного американца Теодора Рузвельта богатство может быть «незаслуженным», а привилегии одной группы могут рассматриваться как препятствие на пути реализации «американской мечты» для остальных людей. И с тем, и с другим настоящий американец не должен мириться. Осуществление американской мечты не всегда начинается с мирной «чистки ботинок». Оно может начинаться с восстания против тех, кто имеет «незаслуженно» много, и кто пользуется привилегиями, ограничивающими возможности остальных граждан. Другими словами, Спартак - это не «первобольшевик», а «первоамериканец». Не случайно в капиталистической Америке образ Спартака, физически уничтожающего «неправильную» элиту, оказался более популярным и востребованным публикой, чем в рабоче-крестьянском СССР, который не оставил нам ни одного (!) фильма о Спартаке. Символично, что человек, которого мы подозреваем в желании основать античный вариант Америки, «Соединенные Штаты Великой Греции», и по своему духу тоже был похож на американца. С идеально-американской точки зрения, Спартак - не только «последний эллин», но и «первый американец», а вся мировая история, прошедшая между поражением Спартака и основанием Соединенных Штатов Америки, оказывается напрасной потерей мирового времени. В некотором идеальном смысле, США основали соратники Спартака, после поражения эмигрировавшие из Италии прямиком в Америку.
Так же, как и Соединенные Штаты, предполагаемый государственный проект Спартака не мог быть реализован без поддержки внешних элит. Как известно, Первую Британскую Империю удалось развалить лишь благодаря усилиям почти всей континентальной Европы (включая Россию), при колоссальном вкладе Франции. Между тем, не только помощь, но и какие-либо контакты космополитической античной элиты со Спартаком нам неизвестны. Ни о каких официальных депутациях к Спартаку из Александрии, из Афин, от Митридата, или хотя бы из Рима источники не сообщают, а сам дух этих источников не позволяет нам даже допустить нечто подобное. Однако, несмотря на удаленность ключевых интеллектуальных центров Средиземноморья от ареала восстания, чисто физически такие контакты не представляли проблем. Значительное количество греческих интеллектуалов обреталось в Риме, особенно с тех пор, как Митридат нарушил стабильность в регионе и вовлек в войну Афины. Кроме того, неподалеку от Капуи располагался крупнейший порт Путеолы, главные торговые ворота Италии того времени. Наконец, многое упрощается, если к числу интеллектуальных центров мы отнесем и Неаполь, расположенный рядом с Везувием, откуда начался боевой путь Спартака. Страбон писал об этом городе в своей «Географии»:
«Здесь сохранилось очень много следов греческой культуры: гимнасии, эфебии, фратрии и греческие имена, хотя носители их - римляне [т.е. римские граждане греческого происхождения - С.К.]. В настоящее время у них каждые 4 года в течение нескольких дней устраиваются священные состязания по музыке и гимнастике; эти состязания соперничают со знаменитейшими играми в Греции [т.е. с Олимпиадами - С.К.]. …Кроме того, в Неаполе есть источники горячих вод и купальные заведения, не хуже чем в Байях, хотя и далеко уступающие последним по числу посетителей [т.е. более камерные, для избранных, а не для основной толпы «курортников» - С.К.]. …Приезжающие сюда на отдых из Рима поддерживают в Неаполе греческий образ жизни; это - люди, нажившие средства обучением юношества, или другие лица, жаждущие покойной жизни по старости или по болезни. Некоторые римляне также находят удовольствие в подобном образе жизни и, вращаясь среди массы людей одинакового с ними культурного уровня, поселяются здесь, привязываются к этому месту и с радостью избирают его своим постоянным местопребыванием».
Как видим, Неаполь во времена Страбона (через полвека после Спартака) все еще оставался осколком Великой Греции, культурным оазисом и одним из важных центров не только эллинистического (в широком смысле), но и эллинского мира. В отличие от других греческих городов Италии, Неаполь, вступив в 326 г. до н.э. в тесный союз (практически - симбиоз) с Римом, больше не переходил из рук в руки. В частности, он благоразумно не перешел на сторону Ганнибала во время II Пунической войны, и поэтому избежал «зачистки элит», устроенной римлянами во всех городах-перебежчиках. Он избежал и участия в гражданских войнах, и поэтому сохранил свои стены, свое население и свой военный потенциал. В итоге местной элите удалось сохранить свою эллинскую идентичность, несмотря на принятие римского гражданства и «разбавление» этническими римлянами. Неаполь во времена Спартака - это как бы «Остров Крым» или «Тайвань» Великой Греции. С той разницей, что Неаполитианский залив в те времена был римским аналогом «Рублевки» или «Лазурного Берега», а оседающая в Неаполе космополитическая интеллектуальная элита теснейшим образом контактировала с собственно римской столичной элитой и была вписана в римскую систему образования.
Еще один немаловажный нюанс: Неаполь и его греческая элита были наставниками римлян не только в темах высокой культуры, но и в делах вполне практических. Неаполитанцы стояли у истоков превращения Рима из аграрной глубинки в полноценное государство: они научили римлян монетному делу (денежной эмиссии, в современной терминологии). Первые римские серебряные монеты (дидрахмы) чеканились, скорее всего, в Неаполе, местными специалистами, и соответствовали неаполитанскому весовому стандарту. Историки предполагают, что эти первые выпуски римских монет были использованы для оплаты строительства самой первой из римских дорог (Via Appia, которая связывала Рим и Кампанию). (См. Cambridge Ancient History, v.7.2, р.415).
Очевидно, неаполитанская элита сохранила и свою историческую память. В смысле политической искушенности местные нобили вряд ли сильно уступали римлянам. Возможно, они даже сохранили память об истинной ранней истории Рима, - в отличие от самих римлян, которые из соображений нацбилдинга скармливали своей молодежи патриотические сказки, и, в конце концов, сами в них поверили. Следует напомнить, что италийский «Новгород» сформировался в сфере влияния древнего города Кумы, одной из немногих греческих колоний, где в традицию вошла монархическая власть. Кумское царство в течение столетий прикрывало Великую Грецию от этрусских и варварских нашествий с севера. Наряду с этрусками (и, видимо, в конкурентной борьбе с ними) Кумы участвовали в форматировании раннего Рима. Достаточно сказать о знаменитой Кумской Сивилле (римском аналоге Нострадамуса), со скрижалями которой римляне сверялись в течение всей своей истории. У наследников древней кумской элиты был, по сути, ключ от «римского шифра». Они знали римлян лучше, чем те знали сами себя. Возможно, это и помогло им выбрать правильную сторону во время нашествия Ганнибала и в гражданских войнах поздней Республики.
Вернемся к процитированному фрагменту Страбона. Он позволяет без всякой натяжки назвать Неаполь одним из центров «тусения» космополитической интеллектуальной элиты античного мира, наряду с Афинами, Александрией, Родосом и собственно Римом. При этом в отличие от Александрии, стоявшей особняком, Неаполь был включен в римский «образовательный конвейер». Начиная с II века до н.э., полное образование римской элиты строилось по следующему сценарию. Сначала молодой человек получал хорошее домашнее образование под руководством греческих гувернеров и «гастролирующих профессоров», выходцев из Афин, Александрии, Тарса и т.д. Потом он ехал в Афины изучать философию и естественные науки. Потом плыл на Родос совершенствоваться в риторике и ораторском искусстве. Потом возвращался в Рим для практических занятий на поприще юриспруденции и политики, повышая свою компетентность и нагуливая политический вес. Наконец, пройдя круг почетных должностей и/или заработав солидный капитал адвокатурой, он сходил с римской сцены и направлялся на покой в неаполитанский «кружок режиссеров». Круг замыкался, потому что сюда же в Неаполь стекались престарелые обер-гувернеры и профессора, обрабатывавшие римское юношество на первом этапе обучения. Можно предположить, что эти сливки античной педагогики, в полном согласии с собиравшимися здесь же сливками римской элиты, определяли, что следует вложить в умы новому поколению римских нобилей, и затем доносили эту «программу» до своих преемников по преподаванию. Только бесперебойной работе этого «конвейера» мы обязаны тем, что эра солдатских императоров-двоечников не началась прямо с эпохи Суллы.
Получается, что Спартаку не нужно было далеко ходить в поисках контактов с глобальной эллинистической элитой. Она сидела в двух шагах от места, где началось его восстание, прямо рядом с Везувием. И в трех шагах от места, где он потерпел финальное поражение. Те элитные группировки, которые последовательно сменяли друг друга в роли его «кураторов», могли размещаться в одном городе, и более того, физически могли представлять собой одну и ту же группу лиц. Начало восстанию положили региональные интересы неаполитанской и капуанской элит. Затем те же самые люди (или их более влиятельные компаньоны), вдохновленные успехами Спартака, стали помогать ему уже в качестве союзников марианской оппозиции, направили его на помощь Перперне, усилив его армию осевшими в Италии соратниками Лепида. А потом, убедившись в феноменальных талантах и удачливости Спартака, они повысили ставки и попытались отделить Великую Грецию от гибнущей (по их мнению) Римской державы. Вероятно, совсем не случайно Спартак в последние месяцы своей борьбы потратил столько усилий на прорыв к Капуе и Неаполю. Если бы ему удалось разгромить Красса и встать между Неаполем и Римом, то, возможно, это знаменовало бы собой начало принципиально нового этапа борьбы, с выходом на сцену политических тяжеловесов.
Но была ли разумной в эпоху Спартака надежда на то, что Рим вообще можно сокрушить? Мы знаем, что его жизнестойкости хватило еще на пять веков. Можно ли поверить, что достаточно проницательные люди, представлявшие собой сливки Греко-Римской цивилизации, придерживались заблуждения о скором крахе Рима? Имея сегодня перед глазами многочисленных верующих в «близкий крах и распад Америки», удивляться этому заблуждению не приходится. Америку, в отличие от Рима в эпоху Спартака, не сотрясает гражданская война. Политическая система Америки вполне стабильна. Американская элита отнюдь не потеряла свою хватку. По сравнению с другими мировыми элитами (и элитой Рима в эпоху Спартака) она молода, пластична и способна к обучению. Военная мощь Америки колоссальна, никто не осмеливается выступить против нее в роли открытого военного врага, как выступил Митридат против Рима. Китай и Евросоюз, которых прочат на роль американских соперников, предпочитают жить с Америкой в тесном симбиозе. Америка все еще остается лидером мирового научно-технического развития, и, по некоторым прогнозам, вот-вот начнет штамповать роботов-андроидов промышленными партиями. Тем не менее, целая куча вроде бы не глупых людей носится с идеей близкого «американского апокалипсиса», хотя надеяться можно, в лучшем случае, лишь на некоторое отрезвление Америки и на возвращение ее элиты к собственным цивилизационным истокам. Наверняка какие-нибудь элитарные группы, особенно с периферии, введенные в заблуждение этими «пророками», уже всерьез готовятся к «близкому краху США». У людей, живших во времена Поздней Республики, было гораздо больше оснований верить в близкий конец Рима.
Если бы Перперна не сглупил и не стал убивать Сертория, война в Испании сковала бы Помпея еще лет на пять. Если бы Лукулл оказался чуть менее искусным полководцем, а Митридат - чуть более удачливым, восточная война могла бы принять иной оборот, и потребовать от Рима гораздо большего напряжения сил. Если бы Спартаку удалось уничтожить Красса, захватить Неаполь и Путеолы, это деморализовало бы римский сенат и могло спровоцировать мятеж оппозиции в самом Риме. Серия таких «пропущенных ударов» в определенный момент сказалась бы на умонастроении покоренных римлянами народов, выжидавших исхода борьбы. Словом, нет ничего неправдоподобного в том, что при несколько ином раскладе исторических случайностей к середине I в. до н.э. Римская держава могла бы распасться на несколько фрагментов, ведущих друг с другом перманентную войну.
Карта. Раздел Римского мира Вторым Триумвиратом.
Собственно, такой распад уже было наметился в эпоху II Триумвирата, когда Антоний получил «Византию», Лепид - карфагенскую Африку, Октавиан - Испанию и Галлию, а Секст Помпей - Сицилию с Сардинией и Корсикой. Казалось бы, еще немного, и мировая многополярность будет восстановлена. Надежды прогрессивного человечества не оправдались, потому что ядром военной мощи всех триумвиров были ветераны Цезаря, прекрасно сознававшие общность своих интересов и не желавшие умирать ради амбиций лидеров. Лепид и Антоний были побеждены не военной мощью, а «народной дипломатией», направленной в пользу Октавиана, как наиболее конструктивного претендента в глазах солдатской массы. Если бы участники Второго Триумвирата «стояли на собственных ногах» (а не на плечах Цезаря), а их армии имели основание не доверять друг другу (как ранее армии сулланцев и марианцев, Цезаря и Помпея), то история пошла бы по другому пути. И при некотором дополнительном везении Спартака, история тоже могла бы развернуться иначе.
Так что не будем судить античных «старичков» слишком строго: у их проекта был некоторый шанс на успех. Тем более что они хорошо подстраховались, и самого начала обеспечили себе надежное алиби, отправив Спартака уничтожать их собственные виллы по берегам Неаполитанского залива. И те, кто стоял за восстанием Спартака, вряд ли пожалели о потерянном имуществе: в течение трех ближайших лет они могли наслаждаться созерцанием самого великого гладиаторского представления за всю историю этого вида спорта.
Итак, «варвар» Спартак со своей «ордой гладиаторов» оказался последней надеждой эллинистической интеллигенции. Желая того или нет, он выполнял волю Аристотеля, на сохранение многополярности античной ойкумены, и волю Платона, на формирование в Великой Греции могучего идеального государства, оплота эллинской свободы и эллинской культуры, способного дать отпор и ярости северных варваров, и восточному религиозному мракобесию. Поражение Спартака оказалось в то же время и поражением всей античной цивилизации, которую господство римской олигархии в конце концов привело к стагнации, азиатской реакции и погружению в Темные Века.
КОНЕЦ
Приложение. Античные первоисточники:
Часть I. Плутарх и Аппиан.
Часть II. Развернутые свидетельства.
Часть III. Отдельные фразы и сентенции.
******
Примечание: данный текст написан в рамках эксперимента, в качестве ответного дара блоггерам. Допускается перепечатка любых его частей на любых площадках для бесплатного доступа, при условии сохранения авторства (Сергей Корнев) и ссылки на блог автора (culturgy.livejournal.com или kornev.livejournal.com).
Предыдущая часть ***** Оглавление ***** Приложение (античные первоисточники)
ГЛАВА 12. ЗАВЕТЫ АНТИЧНЫХ СТАРИЧКОВ.
ЧАСТЬ III. БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ
Получается, что, замыслив основание собственного эллинистического государства в Великой Греции, Спартак шел по стопам Дионисия, Агафокла и Пирра, и чуть ли не самого Пифагора. Ключевым мероприятием на пути к этой цели было превращение подчиненной ему разноплеменной орды в настоящую регулярную армию со строгой дисциплиной. Судя по сообщениям античных источников, он с этой задачей постепенно справился. Если на первом этапе восстания у него были сложности даже с элементарным удержанием войска от повального мародерства (о чем красноречиво свидетельствует Саллюстий), то на последнем этапе ему удавались даже такие непопулярные меры, как полное изъятие золота у солдат (о чем рассказывают Аппиан и Плиний Старший) и, очевидно, пресечение естественного стремления контингента к разгулу и кутежам. Потребовавшие точных и быстрых маневров победы над консульскими армиями, долгая война на равных с Крассом были бы не мыслимы без строгой дисциплины и хорошей управляемости войск.
Но насколько пригодным был спартаковский контингент, «варвары и рабы», чтобы превратить их в военную элиту полноценного эллинистического государства? Вспомним, что греки называли македонян варварами вплоть до эпохи Александра, и перестали называть только из чувства самосохранения. Эпироты Пирра также могут считаться «эллинами» лишь с большой натяжкой. Если заменить эллинизированных бойцовых варваров македонян и эпиротов на эллинизированных бойцовых варваров фракийцев (или галлов, или готов), то суть эллинистической государственности от этого не изменится. Потому что эта суть - сохранение полисного духа и полисной автономии под крылом военной монархии, вынужденной конкурировать с другими такими же образованиями. Если бы Теодорих завоевал Италию на полтысячелетия раньше, когда еще был жив античный полисный дух, то его держава стала бы не замороженным обломком «Империи Зла», а полноценным эллинистическим царством с готами вместо македонян. И историки сегодня не видели бы принципиальной разницы между готами и македонянами.
А что изменится, если этнических бойцовых варваров заменить на бойцовую корпорацию, состоящую из специально подобранных и обученных разноплеменных людей, типа мамелюков или янычар? Ничего не изменится, только проще будет предовратить превращение профессиональных воинов в наследственную касту. Исламизм мамелюков и янычар не является их существенным свойством: равным образом им можно было привить культ Марса, или Митры, или самурайский культ смерти. Вспомним теперь, что мамелюков набирали из кавказских малолетних рабов, янычар - из покоренного турками славянского населения. Чем таким существенным они отличаются от гладиаторов, также набираемых из рабов и пленных чужеземцев? Представим себе эллинистическое государство, где ядром армии является «Братство Гладиаторов», куда отбирают на воспитание наиболее воинственных и крепких юношей страны, не важно, кто они: дети рабов, простонародья, покоренных варваров. Корпорация сплочена специфическим «самурайским» (или скандинавским) культом «почетной смерти в бою». Примерно такой культ исповедовали реальные гладиаторы-профессионалы.
«Гладиатор должен, прежде всего, постоянно помнить, что он может умереть в любой момент, и если такой момент настанет, то умереть гладиатор должен с честью. Вот его главное дело». («Кодекс Бусидо» в приложении к гладиаторам: согласитесь, замена «самурая» на «гладиатора» здесь выглядит вполне естественно)
Тут будет уместно добавить, что имидж «беглых рабов», упорно навязываемый спартаковцам античными историками (а затем революционными романтиками Нового времени), справедлив не более чем представление о русских повстанцах в Новороссии как о «бомжах, алкашах, наркоманах и засланцах Путина». Рабов в армии Спартака, конечно, было предостаточно, - не меньше, чем италийской бедноты или марианских оппозиционеров. Но нужно понимать, что те из римских рабов, которые были годны и готовы стать воинами, по своему происхождению были недавними военнопленными (собственно, как и сам Спартак). Не нужно их равнять с хрестоматийными рабами из «Хижины дяди Тома», с «неграми на плантациях», выросшими в неволе и ничего, кроме рабского удела, не знающими. В этом смысле сам термин «раб», вызывающий в уме образ совершенно забитого и опущенного человека, «представителя социальных низов», скорее сбивает с толку. В переводе на современный язык, правильнее было бы сказать, что «Спартак поднял восстание военнопленных, используемых на каторжных работах». Это даст гораздо более точное представление об умонастроении и самом этосе восставших. И понятно, что такого рода контингент вполне подходит для трансформации в «армию самураев».
Имеем ли мы реальные основания приписывать Спартаку такой далеко идущий социальный эксперимент? Очевидный аргумент в пользу этой гипотезы - странное нежелание Спартака и его соратников порывать со своим гладиаторским прошлым. Казалось бы, вырвавшись с римского социального дна, вожди восстания должны были позабыть о своем гладиаторстве как о страшном сне, и в поисках идентичности обратиться скорее к своему доримскому прошлому. Вспомнить, кем они были изначально в своих родных племенах, придумать себе аристократическое или даже царское происхождение и т.п. Но они почему-то этого не сделали, а наоборот, всячески подчеркивали свою связь с «игровой индустрией». Орозий удивлялся по этому поводу, сообщая о любви спартаковцев к гладиаторским представлениям:
«Таким образом, те, кто ранее был участником зрелищ, стали зрителями, поступив скорее как ланисты, чем как вожди армии». ( «История против язычников», книга V)
Не было ли в этом особого умысла? Возможно, гладиаторскую идентичность и специфическую идеологию «братства гладиаторов» Спартак хотел сохранить как цементирующее средство для «элитарной» части повстанцев. Не исключено, что в лагере Спартака продолжались тренировки и испытания на гладиаторский манер, и в «Братство Свободных Гладиаторов» принимались новые люди, «лучшие из лучших». Молодежь, вливавшаяся в ряды восставших, получала наглядный образец для подражания и усваивала гладиаторское «Бусидо».
Столь масштабный и рискованный для участников проект просто не мог оставаться «безыдейным». И пригодная идеология была найдена. Не «освобождение трудящихся», не «борьба в пользу бедных», а «Каждый стоит того, чего он реально стоит». «Докажи право быть свободным, а не рабом, своим мужеством, своим презрением к смерти, своей немеренной крутизной. Вступи на Путь Самурая!» «Хочешь стать новой элитой? Убей старую, и займи ее место!» - примерно так могли бы выглядеть рекламные плакаты Спартака. Это было полезно на этапе борьбы. И оказалось бы еще более полезным после победы. Сознательно или нет, но Спартак приступил к формированию «военной элиты» своего будущего государства с первых шагов восстания. И, похоже, победы Спартака в немалой степени были связаны с тем, что эта его «прикладная идеология» стала крайне популярной у всей вообще решительной молодежи итальянского полуострова, независимо от происхождения.
Любопытно, что в современной России идеологемы экспроприации «плохих», «ожиревших» элит принято списывать на счет «большевизма» и «шариковщины». На самом деле это больше похоже на радикальный «селфмейдинг» американского образца. Вспомним знаменитую речь президента Теодора Рузвельта, произнесенную в 1910 году:
«Основным состоянием прогресса является конфликт между теми людьми, которые обладают большим богатством, чем они заслужили, и теми людьми, которые заслужили больше того, чем они обладают». И далее, необходимая часть американского идеала: «Каждый человек получит реальный шанс полностью использовать все заложенные в нем возможности; добиться высшей степени успеха, к которому ему позволят прийти его личные способности, не подкрепляемые его собственными привилегиями и не сдерживаемые привилегиями других».
Важно, что в сознании стопроцентного американца Теодора Рузвельта богатство может быть «незаслуженным», а привилегии одной группы могут рассматриваться как препятствие на пути реализации «американской мечты» для остальных людей. И с тем, и с другим настоящий американец не должен мириться. Осуществление американской мечты не всегда начинается с мирной «чистки ботинок». Оно может начинаться с восстания против тех, кто имеет «незаслуженно» много, и кто пользуется привилегиями, ограничивающими возможности остальных граждан. Другими словами, Спартак - это не «первобольшевик», а «первоамериканец». Не случайно в капиталистической Америке образ Спартака, физически уничтожающего «неправильную» элиту, оказался более популярным и востребованным публикой, чем в рабоче-крестьянском СССР, который не оставил нам ни одного (!) фильма о Спартаке. Символично, что человек, которого мы подозреваем в желании основать античный вариант Америки, «Соединенные Штаты Великой Греции», и по своему духу тоже был похож на американца. С идеально-американской точки зрения, Спартак - не только «последний эллин», но и «первый американец», а вся мировая история, прошедшая между поражением Спартака и основанием Соединенных Штатов Америки, оказывается напрасной потерей мирового времени. В некотором идеальном смысле, США основали соратники Спартака, после поражения эмигрировавшие из Италии прямиком в Америку.
Так же, как и Соединенные Штаты, предполагаемый государственный проект Спартака не мог быть реализован без поддержки внешних элит. Как известно, Первую Британскую Империю удалось развалить лишь благодаря усилиям почти всей континентальной Европы (включая Россию), при колоссальном вкладе Франции. Между тем, не только помощь, но и какие-либо контакты космополитической античной элиты со Спартаком нам неизвестны. Ни о каких официальных депутациях к Спартаку из Александрии, из Афин, от Митридата, или хотя бы из Рима источники не сообщают, а сам дух этих источников не позволяет нам даже допустить нечто подобное. Однако, несмотря на удаленность ключевых интеллектуальных центров Средиземноморья от ареала восстания, чисто физически такие контакты не представляли проблем. Значительное количество греческих интеллектуалов обреталось в Риме, особенно с тех пор, как Митридат нарушил стабильность в регионе и вовлек в войну Афины. Кроме того, неподалеку от Капуи располагался крупнейший порт Путеолы, главные торговые ворота Италии того времени. Наконец, многое упрощается, если к числу интеллектуальных центров мы отнесем и Неаполь, расположенный рядом с Везувием, откуда начался боевой путь Спартака. Страбон писал об этом городе в своей «Географии»:
«Здесь сохранилось очень много следов греческой культуры: гимнасии, эфебии, фратрии и греческие имена, хотя носители их - римляне [т.е. римские граждане греческого происхождения - С.К.]. В настоящее время у них каждые 4 года в течение нескольких дней устраиваются священные состязания по музыке и гимнастике; эти состязания соперничают со знаменитейшими играми в Греции [т.е. с Олимпиадами - С.К.]. …Кроме того, в Неаполе есть источники горячих вод и купальные заведения, не хуже чем в Байях, хотя и далеко уступающие последним по числу посетителей [т.е. более камерные, для избранных, а не для основной толпы «курортников» - С.К.]. …Приезжающие сюда на отдых из Рима поддерживают в Неаполе греческий образ жизни; это - люди, нажившие средства обучением юношества, или другие лица, жаждущие покойной жизни по старости или по болезни. Некоторые римляне также находят удовольствие в подобном образе жизни и, вращаясь среди массы людей одинакового с ними культурного уровня, поселяются здесь, привязываются к этому месту и с радостью избирают его своим постоянным местопребыванием».
Как видим, Неаполь во времена Страбона (через полвека после Спартака) все еще оставался осколком Великой Греции, культурным оазисом и одним из важных центров не только эллинистического (в широком смысле), но и эллинского мира. В отличие от других греческих городов Италии, Неаполь, вступив в 326 г. до н.э. в тесный союз (практически - симбиоз) с Римом, больше не переходил из рук в руки. В частности, он благоразумно не перешел на сторону Ганнибала во время II Пунической войны, и поэтому избежал «зачистки элит», устроенной римлянами во всех городах-перебежчиках. Он избежал и участия в гражданских войнах, и поэтому сохранил свои стены, свое население и свой военный потенциал. В итоге местной элите удалось сохранить свою эллинскую идентичность, несмотря на принятие римского гражданства и «разбавление» этническими римлянами. Неаполь во времена Спартака - это как бы «Остров Крым» или «Тайвань» Великой Греции. С той разницей, что Неаполитианский залив в те времена был римским аналогом «Рублевки» или «Лазурного Берега», а оседающая в Неаполе космополитическая интеллектуальная элита теснейшим образом контактировала с собственно римской столичной элитой и была вписана в римскую систему образования.
Еще один немаловажный нюанс: Неаполь и его греческая элита были наставниками римлян не только в темах высокой культуры, но и в делах вполне практических. Неаполитанцы стояли у истоков превращения Рима из аграрной глубинки в полноценное государство: они научили римлян монетному делу (денежной эмиссии, в современной терминологии). Первые римские серебряные монеты (дидрахмы) чеканились, скорее всего, в Неаполе, местными специалистами, и соответствовали неаполитанскому весовому стандарту. Историки предполагают, что эти первые выпуски римских монет были использованы для оплаты строительства самой первой из римских дорог (Via Appia, которая связывала Рим и Кампанию). (См. Cambridge Ancient History, v.7.2, р.415).
Очевидно, неаполитанская элита сохранила и свою историческую память. В смысле политической искушенности местные нобили вряд ли сильно уступали римлянам. Возможно, они даже сохранили память об истинной ранней истории Рима, - в отличие от самих римлян, которые из соображений нацбилдинга скармливали своей молодежи патриотические сказки, и, в конце концов, сами в них поверили. Следует напомнить, что италийский «Новгород» сформировался в сфере влияния древнего города Кумы, одной из немногих греческих колоний, где в традицию вошла монархическая власть. Кумское царство в течение столетий прикрывало Великую Грецию от этрусских и варварских нашествий с севера. Наряду с этрусками (и, видимо, в конкурентной борьбе с ними) Кумы участвовали в форматировании раннего Рима. Достаточно сказать о знаменитой Кумской Сивилле (римском аналоге Нострадамуса), со скрижалями которой римляне сверялись в течение всей своей истории. У наследников древней кумской элиты был, по сути, ключ от «римского шифра». Они знали римлян лучше, чем те знали сами себя. Возможно, это и помогло им выбрать правильную сторону во время нашествия Ганнибала и в гражданских войнах поздней Республики.
Вернемся к процитированному фрагменту Страбона. Он позволяет без всякой натяжки назвать Неаполь одним из центров «тусения» космополитической интеллектуальной элиты античного мира, наряду с Афинами, Александрией, Родосом и собственно Римом. При этом в отличие от Александрии, стоявшей особняком, Неаполь был включен в римский «образовательный конвейер». Начиная с II века до н.э., полное образование римской элиты строилось по следующему сценарию. Сначала молодой человек получал хорошее домашнее образование под руководством греческих гувернеров и «гастролирующих профессоров», выходцев из Афин, Александрии, Тарса и т.д. Потом он ехал в Афины изучать философию и естественные науки. Потом плыл на Родос совершенствоваться в риторике и ораторском искусстве. Потом возвращался в Рим для практических занятий на поприще юриспруденции и политики, повышая свою компетентность и нагуливая политический вес. Наконец, пройдя круг почетных должностей и/или заработав солидный капитал адвокатурой, он сходил с римской сцены и направлялся на покой в неаполитанский «кружок режиссеров». Круг замыкался, потому что сюда же в Неаполь стекались престарелые обер-гувернеры и профессора, обрабатывавшие римское юношество на первом этапе обучения. Можно предположить, что эти сливки античной педагогики, в полном согласии с собиравшимися здесь же сливками римской элиты, определяли, что следует вложить в умы новому поколению римских нобилей, и затем доносили эту «программу» до своих преемников по преподаванию. Только бесперебойной работе этого «конвейера» мы обязаны тем, что эра солдатских императоров-двоечников не началась прямо с эпохи Суллы.
Получается, что Спартаку не нужно было далеко ходить в поисках контактов с глобальной эллинистической элитой. Она сидела в двух шагах от места, где началось его восстание, прямо рядом с Везувием. И в трех шагах от места, где он потерпел финальное поражение. Те элитные группировки, которые последовательно сменяли друг друга в роли его «кураторов», могли размещаться в одном городе, и более того, физически могли представлять собой одну и ту же группу лиц. Начало восстанию положили региональные интересы неаполитанской и капуанской элит. Затем те же самые люди (или их более влиятельные компаньоны), вдохновленные успехами Спартака, стали помогать ему уже в качестве союзников марианской оппозиции, направили его на помощь Перперне, усилив его армию осевшими в Италии соратниками Лепида. А потом, убедившись в феноменальных талантах и удачливости Спартака, они повысили ставки и попытались отделить Великую Грецию от гибнущей (по их мнению) Римской державы. Вероятно, совсем не случайно Спартак в последние месяцы своей борьбы потратил столько усилий на прорыв к Капуе и Неаполю. Если бы ему удалось разгромить Красса и встать между Неаполем и Римом, то, возможно, это знаменовало бы собой начало принципиально нового этапа борьбы, с выходом на сцену политических тяжеловесов.
Но была ли разумной в эпоху Спартака надежда на то, что Рим вообще можно сокрушить? Мы знаем, что его жизнестойкости хватило еще на пять веков. Можно ли поверить, что достаточно проницательные люди, представлявшие собой сливки Греко-Римской цивилизации, придерживались заблуждения о скором крахе Рима? Имея сегодня перед глазами многочисленных верующих в «близкий крах и распад Америки», удивляться этому заблуждению не приходится. Америку, в отличие от Рима в эпоху Спартака, не сотрясает гражданская война. Политическая система Америки вполне стабильна. Американская элита отнюдь не потеряла свою хватку. По сравнению с другими мировыми элитами (и элитой Рима в эпоху Спартака) она молода, пластична и способна к обучению. Военная мощь Америки колоссальна, никто не осмеливается выступить против нее в роли открытого военного врага, как выступил Митридат против Рима. Китай и Евросоюз, которых прочат на роль американских соперников, предпочитают жить с Америкой в тесном симбиозе. Америка все еще остается лидером мирового научно-технического развития, и, по некоторым прогнозам, вот-вот начнет штамповать роботов-андроидов промышленными партиями. Тем не менее, целая куча вроде бы не глупых людей носится с идеей близкого «американского апокалипсиса», хотя надеяться можно, в лучшем случае, лишь на некоторое отрезвление Америки и на возвращение ее элиты к собственным цивилизационным истокам. Наверняка какие-нибудь элитарные группы, особенно с периферии, введенные в заблуждение этими «пророками», уже всерьез готовятся к «близкому краху США». У людей, живших во времена Поздней Республики, было гораздо больше оснований верить в близкий конец Рима.
Если бы Перперна не сглупил и не стал убивать Сертория, война в Испании сковала бы Помпея еще лет на пять. Если бы Лукулл оказался чуть менее искусным полководцем, а Митридат - чуть более удачливым, восточная война могла бы принять иной оборот, и потребовать от Рима гораздо большего напряжения сил. Если бы Спартаку удалось уничтожить Красса, захватить Неаполь и Путеолы, это деморализовало бы римский сенат и могло спровоцировать мятеж оппозиции в самом Риме. Серия таких «пропущенных ударов» в определенный момент сказалась бы на умонастроении покоренных римлянами народов, выжидавших исхода борьбы. Словом, нет ничего неправдоподобного в том, что при несколько ином раскладе исторических случайностей к середине I в. до н.э. Римская держава могла бы распасться на несколько фрагментов, ведущих друг с другом перманентную войну.
Карта. Раздел Римского мира Вторым Триумвиратом.
Собственно, такой распад уже было наметился в эпоху II Триумвирата, когда Антоний получил «Византию», Лепид - карфагенскую Африку, Октавиан - Испанию и Галлию, а Секст Помпей - Сицилию с Сардинией и Корсикой. Казалось бы, еще немного, и мировая многополярность будет восстановлена. Надежды прогрессивного человечества не оправдались, потому что ядром военной мощи всех триумвиров были ветераны Цезаря, прекрасно сознававшие общность своих интересов и не желавшие умирать ради амбиций лидеров. Лепид и Антоний были побеждены не военной мощью, а «народной дипломатией», направленной в пользу Октавиана, как наиболее конструктивного претендента в глазах солдатской массы. Если бы участники Второго Триумвирата «стояли на собственных ногах» (а не на плечах Цезаря), а их армии имели основание не доверять друг другу (как ранее армии сулланцев и марианцев, Цезаря и Помпея), то история пошла бы по другому пути. И при некотором дополнительном везении Спартака, история тоже могла бы развернуться иначе.
Так что не будем судить античных «старичков» слишком строго: у их проекта был некоторый шанс на успех. Тем более что они хорошо подстраховались, и самого начала обеспечили себе надежное алиби, отправив Спартака уничтожать их собственные виллы по берегам Неаполитанского залива. И те, кто стоял за восстанием Спартака, вряд ли пожалели о потерянном имуществе: в течение трех ближайших лет они могли наслаждаться созерцанием самого великого гладиаторского представления за всю историю этого вида спорта.
Итак, «варвар» Спартак со своей «ордой гладиаторов» оказался последней надеждой эллинистической интеллигенции. Желая того или нет, он выполнял волю Аристотеля, на сохранение многополярности античной ойкумены, и волю Платона, на формирование в Великой Греции могучего идеального государства, оплота эллинской свободы и эллинской культуры, способного дать отпор и ярости северных варваров, и восточному религиозному мракобесию. Поражение Спартака оказалось в то же время и поражением всей античной цивилизации, которую господство римской олигархии в конце концов привело к стагнации, азиатской реакции и погружению в Темные Века.
КОНЕЦ
Приложение. Античные первоисточники:
Часть I. Плутарх и Аппиан.
Часть II. Развернутые свидетельства.
Часть III. Отдельные фразы и сентенции.
******
Примечание: данный текст написан в рамках эксперимента, в качестве ответного дара блоггерам. Допускается перепечатка любых его частей на любых площадках для бесплатного доступа, при условии сохранения авторства (Сергей Корнев) и ссылки на блог автора (culturgy.livejournal.com или kornev.livejournal.com).