Истинный образ. Р 2. Ч. 9. ЦЕРКВИ ИТАЛЬЯНСКИХ КАТАРОВ. Окончание
БАНЬОЛЕНСЫ
Антиеретические итальянские трактаты охотно распространялись о доктринальных различиях, исповедуемых четырьмя Церквями Тосканы и Центральной Италии, и о том, какие из них поддерживали тезисы Церкви Конкореццо или Децензано. Но мы не будем перегружать эту книгу их каталогами и ярлыками, достаточно нудными и пустыми. Мы ведь уже говорили, чем на самом деле была дискуссия между умеренными и абсолютными дуалистами. Попытки характеризовать другие итальянские Церкви по подробностям их микродоктрин не имеют никакого смысла. Лучше посмотрим на все это здравым и непредвзятым взглядом; мы ведь, в сущности, не инквизиторы и не защитники пошатнувшейся ортодоксии. И с этой точки зрения объединение катарских общин вокруг Баньоло/Мантуи, Флоренции, Виченцы и долины Сполете явно имеют географическую причину.
По видимому, катары епископства Флоренции больше склонялись к абсолютному дуализму, а катары Виченцы и долины Сполете были ближе к мнению баньолистов или калоянистов епископства Баньоло/Мантуи, разделявших точку зрения среднюю между гаратистами и альбаненсами; остановимся на этом. Всё, что мы можем извлечь из подробностей, предлагаемых нам католическими полемистами, так это то, что, конечно, докетистская традиция катаров была относительно расплывчатой, и потому всякий вдумчивый интеллектуал того времени, исследуя собственную веру, разумеется, пытался сформулировать связную доктрину относительно природы Христа, девы Марии или Троицы. В тринадцатом столетии старый катаризм обновился и стал теологическим, чтобы сразиться с католицизмом на его территории, а не просто использовать старые антиклерикальные рефлексии патаренства.
Райнерий Саккони утверждает, что членов Церкви Баньоленсов, распространенной в Мантуе, Брешии, Бергамо, немного в герцогстве Миланском и Романье, было приблизительно две сотни христиан и христианок. Однако, мы не будем считать данные цифры исключительно точными, но посмотрим, что он говорит о численности других Церквей: в два раза меньше христиан Веронской марки - которые вместе с Виченцей насчитывали чуть больше ста; тогда как Церковь долины Сполете и Туши не имела даже сотни членов. Райнерий Саккони ничего не говорит о Тосканской Церкви.
Членов Церкви Мантуи, согласно источникам, называли баньоленсами/ баньолистами, или калоянистами. Эти названия происходят от двух их первых епископов: Калоянна и его преемника Орто из Баньоло, который, кажется, жил у себя на родине, в маленьком городке Баньоло Сан Вито, возле Мантуи.
Церковь Флоренции одна из наиболее старых и упоминается в архивах событий в Витербе и Орвието в середине XII века: Флоренция фигурирует там как еретическое гнездо, откуда приходили проповедники и миссионеры. Это была Церковь городских общин, богатых и динамичных: Флоренции, Пизы, Сиены. Церковь Тосканы, без сомнения, была интеллектуальной и ученой. Двое совершенных, Пьян ди Гашия и Понтассиеве, как мы уже видели, руководили школой в Поджибонси.
В 1173 г. на город Флоренцию церковными властями, католическими и римскими, был наложен интердикт в связи с многочисленностью «патаренов» в стенах города. Не случайно антикатарские трактаты называют как одного из первых еретических лидеров некоего Пьетро из Флоренции. Трактат Ансельма Александрийского говорит нам о том, что этот Пьетро был первым епископом Тосканской Церкви, избранным и посвященным в сан вследствие миссии Никиты. Но нет сомнений, что катарские общины во Флоренции и других тосканских городах уже были структурированы к середине XII века. Несколько крупных инквизиционных процессов второй половины XIII века бросают некоторый свет на социальное укоренение катаризма во Флоренции и Тоскане: прежде всего, он был распространен среди богатых бюргеров и знати.
Церковь Виченце и ла Марш распространяла свою деятельность до самых Альп. После Николаса, первого избранного епископа в конце XII столетия, значительной фигурой в этой Церкви был Пьетро Галло, который стал его преемником после 1210 г., а до того был его Старшим Сыном. Альберт Великий упоминает о нем как об одном из теоретиков катаризма; он также известен как умелый полемист - но никаких его произведений не сохранилось.
Иерархия Церкви долины Сполете известна меньше, поскольку антиеретические трактаты не говорят о ней ничего, хотя в последней четверти XII века катарские проповедники весьма активны и заметны в главных городах Туши, которая принадлежала к тому же епископству.
Из всей многочисленной и подробной информации антиеретических источников относительно этих четырех не столь крупных итальянских Церквей, остановимся на утверждении Райнерия Саккони, что в конце концов, Церкви Баньоло, Виченце и долины Сполете к середине XIII века приняли в теологическом плане концепции альбаненсов Церквей Децензано и Флоренции. Но во второй половине столетия этот «семейный портрет» был разрушен, а все эти Церкви ушли в подполье.
ОТ ПАТАРЕНОВ ДО ГИБЕЛЛИНОВ
Катаризм в Италии попал на особенно плодородную почву, удобренную традициями патаренского ригоризма и антиклерикализма. Конечно, поддержка, оказанная в свое время папством народным городским движениям в Ломбардии и Риме (поскольку назрела необходимость привести к здоровому евангелизму великих прелатов, купающихся в роскоши, практикующих симонию, николаитов и развратников) несколько угасила слишком явные еретические тенденции. Но, конечно же, впоследствии катаризм воспользовался этим, когда его аскетический монашеский силуэт вырисовался на фоне старинных моральных и экклезиологических требований.
Очень быстро по всей Италии, начиная с конца XII века, термин Патарен стал употребляться для обозначения еретических дуалистов. Те, кто критиковал Римский клир, автоматически считались патаренами. За исключением центров первого патаренства, например, Милана, где исторические лидеры движения патаренов были беатифицированы папой. В Милане стали применять термин немецкого происхождения, «катары», для обозначения еретиков, которых в Витербо или Виченце называли «патаренами».
Можно сказать, что катары продолжили по самое четырнадцатое столетие семантические приключения слова «патарены», потому что их призыв возвратиться к идеалам ранней Церкви прекрасно вписался в «патаренскую чувствительность». Потому также итальянский катаризм перенял всю экклегиологическую аргументацию против иерархии Римской Церкви и ее извращений, чего почти не делал в то время окситанский катаризм. Однако, по-видимому, несмотря на живую память Патарии, вряд ли одни и те же классы городского населения поддерживали старых и новых реформаторов. Катары крупных итальянских городов в большинстве своем были представителями богатого бюргерства и даже городской знати. Новый патаренизм был намного изысканнее, чем первый: он не был движением тряпичников - поскольку именно таким было этимологическое значение слова «патарен» - но торговцев тканями; им увлеклись люди с деньгами, купцы, «ломбардцы», ездившие на ярмарки в Шампань, но также гордая аристократия свободных городов, пытавшаяся строить свои родовые башни выше, чем городские кампаниллы.
Итальянский катаризм XIII века всегда был связан - возможно, это было в порядке вещей - с гиббелинством. Единственной политической силой, способной выступить против Римской Церкви, укрепившейся и реорганизованной, после Патарии, вокруг папства, без сомнения, была каста городской олигархии, поддерживающая императора, чтобы защитить свои права и свободы: то есть гиббелины. Фактически, сами гиббелины всегда заботились о том, чтобы оказывать финансовую или даже военную поддержку еретическим верующим, и регулярно защищать самих еретиков от нападок Инквизиции.
Следует ли поэтому приписывать патаренским убеждениям или гиббелинским взглядам, а можем быть, тому и другому, восстание итальянских городов, гордых и ревниво отстаивающих свою независимость, во главе с крупными аристократическими семьями, против Инквизиции, как во Флоренции в 1245 году? Можно сказать, что пока Фридрих II доминировал в великом конфликте, раздиравшем Италию XIII века, катары городов не особо боялись ни Римской Церкви, ни антипатии крупных клириков, ни злобы их трактатов. Однако, во второй половине столетия, когда партия гвельфов, после военного вмешательства Карла Анжуйского, сломила гиббелинское сопротивление, как аристократии, так и городов, Инквизиция стала действовать и в Италии с той же эффективностью, которую мы уже знаем по Шампани и Окситании, и зажглись костры.
Архивы итальянской Инквизиции только начинают открываться, и представляют большой интерес для изучения социального укоренения итальянского катаризма. Но, как мы уже отмечали, эти документы не идут ни в какое сравнение с массой реестров окситанской Инквизиции. Потому нам остаются только обвинения католической полемики, изображающей катаров как раскольников и сектантов, не уважаемых в обществе и не особенно моральных. Наряду с суровой фигурой патарена и гордым силуэтом гиббелина, итальянский катар остается для нас тайной. Но, вероятно, мы можем утешиться хотя бы тем, что способны придать ему черты теологического взлета, благодаря Джованни де Луджио или Дидье из Конкореццо.