Анн Бренон. Катарские женщины. Ч.4 Женщины Монсегюра. 19.. Сожженные
Сожженные
Какой степенью интимности могли располагать Филиппа и Пьер Роже де Мирпуа, Корба и Раймон де Перейль, Фей и Гийом де Плаинь, Арпей и Жирод де Рабат в комнатах своих каменных жилищ, окруженных постоянной суетой и толкотней людей, жизнью, размеренной религиозными церемониями и семейными обязательствами? Как они жили до того, как начало сжиматься кольцо осады? Какой еще более хрупкой клеточкой личной жизни могли пользоваться Понс и Арсендис Нарбонна, Гильельма и Арнод Айкарт с их тремя детьми, Бруна и Арнод Домержью, Амада и Гийом д'Унак, Пьер Ора и его подруга Бонетта, Пьер Видаль и его подруга Гильельма Кальвет еще до осады - на задворках перенаселенной деревни, в углу дома, между скальными уступами, в глубине залы со стражей?
А где сержанты гарнизона, их супруги и возлюбленные трапезовали? Каждый у себя, в своем непонятно как хранимом малюсеньком жизненном пространстве? Все вместе? В домах Совершенных, мужчин и женщин, которые всегда готовы были пригласить других к столу, как это часто происходило с людьми знати? На что был похож Монсегюр в те времена, когда дым очагов и жизни еще поднимался над многочисленными крышами? Еще до того, как каменные ядра сломали эти очаги и все их существование?
В конце февраля месяца 1244 года Монсегюр находился на пределе сопротивления. Последняя атака с лестницами была отражена. Однако взятие штурмом было неизбежным, и можно было только себе представить весь иррациональный ужас этой возможности. Пьер Роже де Мирпуа пытался поднять моральный дух своей горстки солдат и населения, давая им надежду на вмешательство или подкрепление со стороны графа Тулузского. Возможно, он верил в это сам? 1 марта он стал вести с сенешалем переговоры о передышке в пятнадцать дней, после чего замок должен был быть сдан в уговоренном порядке. Рассчитывал ли он еще потянуть время? Чтобы граф Раймон наконец-то прибыл с обещанной армией императора Фридриха? Как бы там ни было, Церкви тоже нужна была передышка, чтобы подготовиться.
Инквизитор Феррье уже был на месте, в военных шатрах у подножия пеш. Пьер Роже добился сохранения жизни для всех защитников и членов их семей, и даже для тех, кто участвовал в убийстве инквизиторов в Авиньонет, что было очень неожиданно. Им нужно было просто признать свои заблуждения перед инквизитором и ответить на его вопросы. И, напротив, разумеется, согласно старому обычаю завоевания, все еретики, как мужчины, так и женщины, обнаруженные на месте после окончания перемирия, а именно 16 марта, и не пожелавшие обратиться, будут немедленно сожжены. Конечно же, никто из Совершенных, мужчин и женщин Монсегюра, после всех этих лет, проведенных на вершине горы, то есть как бы уже над миром, среди проповедей епископов Тулузен и Разес, не просил сохранить ему жизнь [1]. Наоборот, все они организованно готовились к тому, чтобы покинуть этот мир, раздавая своим защитникам, друзьям, верным, близким или наиболее нуждающимся из солдат то, что у них еще оставалось из провизии или одежды - покрывала, перец, сбереженные свечи, немного денег, но также камзолы или рубахи, которые они выкроили или сшили собственными руками в своих мастерских. Это было время прощания.
В наступившей тишине верующие, которые сложили оружие, женщины, которые наконец-то могли передохнуть, все шли и шли в дома Христиан, которые должны были покинуть этот мир, которые должны были умереть, за последним благословением, последним словом, последним жестом, приветствием, поцелуем мира. И тогда произошло непостижимое. Буквально за два или три дня до прекращения перемирия, и даже еще накануне его, двадцать из этих мужчин и женщин, которым была гарантирована жизнь, один за другим попросили о принятии consolament, сделавшее из них Добрых Мужчин и Добрых Дам, обещанных костру. Одни скажут, что это был акт мужества и веры, а другие - отчаяния и фанатизма. Была ли эта соблюденная до последнего кандранта логика тоски за далеким светом, которой катаризм отмечен больше, чем любая другая христианская конфессия? Или проще: страшная усталость сражающихся, которые собирались драться до конца, которые все потеряли и им нечего было больше терять? Отказ расставаться с дорогими и близкими людьми? Последний личный выбор христиан, питающихся каждый день, все эти исключительные годы, хлебом Слова Христова? Последний жест свободы и человеческого достоинства со стороны побежденных, то, что они хотели швырнуть в лицо победителям?
Это были рыцари, воины из великих фаидитских линьяжей: Гийом де Лаилль из Лаурака, который до самого конца сопровождал свою сестру Совершенную Бруну; Брезильяк де Каильявель, Раймонд де Марсейль и Бернард де Сен-Мартен, брат которого, Раймон, был диаконом. Но также это были простые сержанты со своими женщинами: Понс и Арсендис, Арнод и Бруна; и даже Гийом Гарнье, этот погонщик быков из Лантарес, которого мы уже знаем и видели, как он со своими скромными друзьями из Одарс или Тарабель защищал, кормил и прятал Арноду де Ламот и ее подруг, а в 1241 году или чуть позже бежал от Инквизиции и затем пошел на службу в гарнизон Монсегюра. И Гильельма Айкарт, оставившая мужа и троих детей. И Эрменгарда, из местности Уссат, о которой мы больше ничего не знаем. Но также мать и сестра очень юной Дамы Монсегюра, Корба и Эксклармонда де Перейль.
Епископы Бертран Марти и Раймон Агуйе уделили последние посвящения, и ледяным воскресным вечером - ибо таковы мартовские дни в Монсегюре - началось разделение: новые Совершенные, мужчины и женщины, не вернулись больше в свои жилища, в свои миниатюрные жизненные пространства полуразрушенного castrum, но присоединились к общинам Церкви.
Утром в среду 16 марта 1244 года все собрались на укреплениях, ожидая прихода солдат. Сенешаль короля Франции и архиепископ Нарбоннский руководили сдачей местности и выводом осужденных из Монсегюра. Они были препровождены, в количестве приблизительно двухсот двадцати пяти человек, прямо на костер, приготовленный для них, и без сомнения, на их глазах, у подножия горы. Хронист Гийом из Пьюлоранс написал, что они прошли прямо из пламени костра в адский огонь, и что замок наконец-то был передан маршалу де Мирпуа - сиру де Леви, которому он принадлежал уже много лет согласно новому международному праву, но который уже много лет даже не думал о том, чтобы осмелиться вступить в свои права.
Из двухсот двадцати пяти жертв 16 марта 1244 года сегодня мы знаем имена всего лишь шестидесяти человек. Иерархия Церквей Тулузен и Разес была уничтожена практически полностью, и за этой оградой из кольев и бревен, построенной крестоносцами, исчезли также высокорожденные Совершенные женщины линьяжей де Фанжу и де Лаурак: Индия де Фанжу, Брайда де Монсервер и Бруна де Лаилль; а также Раймонда, дочь де На Рика, супруга брадобрея из Ма-Сен-Пуэлль.
Когда 18 марта 1244 года Филиппа, эта слишком юная Дама Монсегюра, была приведена к инквизитору Феррье, чтобы он ее допросил, то за два дня до того она вынуждена была смотреть, как сжигают живьем ее бабушку Маркезию, ее мать Корбу и сестру Эксклармонду. Мы не знаем, что случилось с ней впоследствии. Разумеется, она последовала за Пьером Роже в графство Фуа, в castrum Монгайлард. Мы также ничего не знаем о судьбе Эскью, ее маленького сына, и того, стал ли он взрослым. Она была последней Дамой, а возможно, и последней женщиной Монсегюра. Буквально по ее следам Инквизиция определенно произвела, согласно своему закону, разрушение укрепленной деревни, в которой укрывалось столько еретической заразы [2]. Потом, через пятьдесят с лишним лет, забыв о запрете восстанавливать это место, наследник Леви, скорее всего, Франциск II, который носил титул сеньор Монсегюра и Лагарда, в соответствии с хорошим планом вершины скалы, построил там маленькую красивую цитадель, известную нам сегодня, возведенную поперек руин бывшего castrum, и даже частично разрушив его остатки. Но сеньоры де Леви всегда предпочитали этой горной крепости удобный замок в долине. Никто из жен де Леви никогда не был настоящей Дамой Монсегюра. И на этом месте в течение многих столетий жил только гарнизон, состоящий из мужчин (он-то и подбросил несколько вещиц и игральных костей в стратиграфию археологических раскопок) [3].
Но эти женщины Монсегюра, верующие или сожженные, служанки или кастелянки - все они были катарскими женщинами. А нам достались лишь скромные предметы, хранящие память их рук, их терпения, их жажды жизни. Швейные ножницы из мастерской Добрых Женщин, украшенные пояса дам, завитки и накладной орнамент из золоченой бронзы, фрагменты кожаной бижутерии и костяных гребней, пережив времена, отмечают их путь. Филиппа, Маркезия, Арпей, Азалаис, Арсендис, Брайда, Эрменгарда, Эксклармонда, Риксенда, Гильельма, Раймонда, Фей, Бруна, Корба, Сайса, Индия - еще столько имен, которые можно повторять шепотом.
[1] За исключением случая Совершенной Азалаис Разейр, которая, будучи захваченной в Монсегюре, была сожжена в Браме через год, а не на массовом костре 16 марта 1244 года. Возможно, случилось так, что она перешла в ранг светских людей, оказавшись 16 марта среди выживших, с которых не спускали глаз, затем представ перед инквизитором. Но в конце концов, терзаемая укорами совести, она все же отказалась отречься, и потому ее привезли в Брам, приход, откуда она была родом, чтобы сжечь ее там. По крайней мере, такое предположение не столь неправдоподобно, чем заключение о том, что костра в Монсегюре вообще не было, которое сделал Ив Доссат несколько лет тому… хотя в остальном он - отличный историк.
[2] Таковым, впрочем, был истинный смысл допросов выживших в Монсегюре, которым была гарантирована безнаказанность. Разумеется, речь шла еще и о том, чтобы исповедовать их, в католическом смысле этого слова, и попытаться привести их к покаянию и обращению, на также целью было установить, по полученным показаниям, еретический характер самой деревни Монсегюр, все строения которой естественным образом стали предметом приговора разрушения со стороны инквизитора.
[3] Прекрасные образчики предметов, извлеченных с помощью археологических раскопок и ставших объектом тщательного научного изучения для реконструкции жизни катарской деревни и замка Монсегюр в течение тридцати лет, можно увидеть в музее, расположенном в современной деревне. Я отсылаю вас к хорошему анализу данных этих раскопок в прекрасном каталоге выставки Archeologie et vie quotidienne aux XIII-XIV siecles en Midi-Pyrenees, состоявшейся в музее Августинцев в Тулузе (март-май 1990 год) и организованной Региональной Дирекцией Исторических Древностей).