Ч. 5. Преследование катаризма. Кто начал репрессии?
Пятая часть
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ КАТАРИЗМА
19. Кому принадлежит инициатива репрессий против катаризма?
Сами еретики определяли себя как тех, кого мир ненавидит и преследует: «И я скажу тебе причину, по которой нас называют еретиками: это потому, что мир ненавидит нас. И неудивительно, что мир ненавидит нас (1 Ио. 3, 13), ибо так же он ненавидел Господа Нашего и преследовал апостолов Его…» - так проповедовал, как мы могли прочесть выше, Добрый Человек Пьер Отье. Но с чего всё началось? С ереси или ее обличения? Ответ на этот вопрос менее очевиден, чем кажется[1].
Именно великая Церковь ввела понятие ереси в Историю и стала ее обличать. Ересь появляется перед нами как нечто, изобличаемое доминирующей Церковью. Можно даже сказать, что это обличение не просто сделало ересь видимой, но сделало возможным само ее существование; ересь всегда существовала как обличаемая и осуждаемая. История ереси неумолимо тянет за собой историю репрессий. Мы не знаем ереси, которая не была бы подавляема. Будучи не обличаемой и не осуждаемой, она называлась бы просто религиозным течением. Мы здесь лишь попытаемся выяснить, какой именно юридический, культурный, политический путь привел к тому, чтобы ересь стала обличаемой, затем осуждаемой, затем подавляемой и, наконец, уничтоженной.
Обличенная под острым пером клириков и хронистов, на торжественных заседаниях церковного правосудия эпохи Тысячелетия, когда епископы в митрах - Жебон Шалонский, Роже де Камбре - с высоты своего религиозного авторитета и знания Писаний одерживали верх над теологической неосторожностью Лиотара или группы горожан Арраса, ересь, выглядевшая заблуждением в глазах толпы, вначале подавлялась опосредованно, той же самой толпой, или мерами, предпринятыми политическими властями. Как говорят, Лиотар сам покончил с собой; а первый костер в истории был зажжен по приказу Капетинга Робера Благочестивого в Орлеане в 1022 году. Костер в Турине, где погибла еретическая группа из Монфорте, был инициирован городской олигархией, против воли архиепископа Ариберта, который, однако, приказал арестовать еретиков.
Еще в первой половине XII века клирики и монахи колебались по поводу позиции, которую следовало занять в отношении еретиков - действовать ли убеждением или принуждением? - и относили на счет слишком усердных толп костры, на которых то тут, то там сжигали еретиков как в Суассоне, так и в Рейнских землях. Но точка невозврата была пройдена. Дух крестовых походов, родившийся от дыхания Грегорианской реформы, был в XII веке брошен кличем светочем Сито, Бернаром из Клерво, и военными орденами - тамплиерами, госпитальерами. Он создал в христианском сознании понятие праведного насилия и священной войны. Дозволено разрубить надвое неверного, чтобы понравиться Богу; потому что, на самом деле, сие угодно Богу, и возможно, Бог так же желает, чтобы заставили замолчать еретика. Убеждением или силой.
Сам святой Бернар, скрепя сердце, считал, что сила, конечно, необходима. И она на самом деле применялась. Костры Рейнских земель второй половины XII столетия уже были с одобрения епископской власти, и имели под собой религиозное обоснование: к примеру, Хильдегарды Бингенской, из монастыря в Шёнау, рейнских теологов и интеллектуалов. В 1157 году на Реймском Соборе папство официально обязало епископов преследовать еретиков, Пифлов, которых иначе называли Ткачами или Арианами, и еще Катьерами, которых Экберт сделал катарами. Второй этап разработки процедур религиозных репрессий относится к 1184 году, к совместному изданию папой Люцием III и императором Фридрихом Барбароссой Веронских Декреталий, где впервые предписывались меры против еретиков общеевропейского масштаба.
Архиепископ Реймский уже приказал сжигать катаров в Аррасе в 1172 году, а в самом Реймсе в 1180; другие группы еретиков были уничтожены огнем в Везеле в 1167 году, массово во Фландрии, начиная с 1182 года, в Бургундии под конец XII- начале XIII века. В Невере декан капитула кафедрального собора был арестован за катаризм, а его племянник Гийом Тьерри, каноник и архидиакон, бежал в свободный Лангедок со своим собратом Бодуэном. В Шарите-сюр-Луар, в течение двадцати лет были уничтожены еретические общины. Но отныне именно папская власть с высоты своего положения и силы дает возможность ортодоксии перейти в наступление, вооружив христианство против ереси.
Лотарь Конти де Сеньи стал папой в 1198 году под именем Иннокентий III. Этот блестящий теолог и юрист потнификальной теократии еще громче, чем его предшественники, объявлял себя в течение восемнадцати лет своего правления «главою Европы». Определив, что «управление миром главным образом доверено ему», он провозгласил «полноту власти» Святого Престола над суверенами. Начиная с 1204 года, когда он окончательно наложил свою власть на Рим, он стал вмешиваться в европейские дела, чтобы реорганизовать христианство на свой манер - вызвав тем самым оппозицию, особенно со стороны такого сильного Капетинга, как Филипп Август. Его мечтой были крестовые походы. Но ему не довелось организовать крестовый поход в Святую Землю, как он изначально собирался; его имя навсегда связано с крестовым походом против альбигойцев, первым крестовым походом в христианские земли.
Его первая мера против преступления ереси является примечательной: в 1199 году в декреталии Vergentis in senium он заявил, что еретики подлежат процедурам и карам, предусмотренным римским правом за предательство и измену. Таким образом, были развязаны руки крестовым походам в христианские земли и введению в публичное право широкомасштабных мер против еретиков.
Однако, даже в лоне Церкви «голуби» еще пытались сопротивляться «ястребам», первым из которых был сам папа. В первые годы XIII века, когда Иннокентий III готовился к битве, а его цистерцианские легаты в Лангедоке метали громы и молнии отлучений на князей и сеньоров, подозреваемых в толерантности к ереси, когда миссии контр-проповедей тех же прелатов оборачивались фарсом, Церковь смогла дать зеленый свет новой духовности, вобрав в себя несколько новых форм религиозности, придавших силу ереси. Некоторые обращенные вальденсы - Дюран де Уэска, Бернар Прим - в свою очередь ринулись в духовную реконкисту, опираясь на аргумент собственной евангельской бедности. Тогда же случилось и то, что я назвала уже в другом месте утраченным шансом Доминика[2].
Начиная с лета 1206 года, каноник Доминик де Гусман и епископ Диего из Осма фактически стали помогать легатам и цистерцианским прелатам, Пьеру де Кастельно, Арноду Амори, Раулю де Фонфруад, неудачникам, абсолютно неспособным выполнить миссию контр-проповеди в Лангедоке, которую доверил им папа. Доминик и Диего, в том же духе, что и бывшие вальденсы, начали встречаться с еретиками во время публичных дискуссий, используя их образ жизни и евангельские аргументы, и даже следуя их модели апостольской жизни и бедности. О ходе этих публичных дискуссий - в Сервиане, Каркассоне, Монреале, Памье и в других местах - мы знаем только по реляциям католиков, но кажется, что они не достигли особых результатов: представители обоих теологических лагерей, первенствовавшие в этой области, сходились на виду у обычных христиан, занимающих места для публики и «болеющих» за свою команду. Но, тем не менее, такой тип дискуссий мог несколько разрядить атмосферу, накаленную цистерцианскими анафемами.
В декабре 1206 года Доминик основал общину в Пруилль, целью которой было поселение еретических женщин, которых ему удалось обратить. Там к нему присоединились первые сторонники, сформировав ядро будущего ордена доминиканцев, этих Братьев-проповедников, призванных к контр-проповеди против ереси. В июле 1210 года в Римскую курию прибыл молодой Франциск Ассизский, чтобы просить у папы разрешения основать бедное братство. Так были засеяны семена, вдохновленные лучшими примерами еретиков, способные решительно обновить изнутри институт Римо-католической религиозности. Развязывание войны столо утраченным шансом Доминика - но не Франциска, поскольку последний не имел никакого личного призвания проповедовать против ереси. Доминик согласился с крестовым походом против альбигойцев, но это разрушило всю чистоту его попыток обратить заблуждающихся просто силой убеждения.
На протяжении долгих лет Иннокентий III пытался навязать всем идею крестового похода против великих окситанских князей, виновных в толерантности и защите ереси: особенно против Раймона VI, графа Тулузского, и его племянника Раймонда Роже Тренкавеля, виконта Каркассона, Альби, Безье и Лиму. Филипп Август, неприязненно смотревший на это вмешательство папской власти во внутренние дела великих вассалов его короны, не соглашался с этим. Но чаша весов склонилась в пользу Иннокентия после убийства в январе 1208 года Пьера де Кастельно, цистерцианского папского легата. Тогда граф Тулузский, вновь отлученный от Церкви, был назван заказчиком этого убийства, а папа обратился с торжественным и слезным призывом к крестовому походу. Король Франции вынужден был разрешить некоторым своим баронам взять крест.
Будучи естественным завершением концепции священной войны, зародившейся и расцветавшей с XI века, первый крестовый поход в христианские земли объявил военной добычей владения отлученных князей и пообещал многочисленные индульгенции рыцарям и солдатам, которые в нем участвовали; он приравнял завоевание мечом тулузских земель к освобождению Гроба Господня. У нас еще будет возможность подробно обсудить эти события. Первый этап этой войны, с 1209 по 1215 год, который можно определить как «крестовый поход баронов», завершился возникновением в разграбленном Лангедоке новой династии по праву завоевания - де Монфоров. В 1215 году Симон де Монфор был одновременно виконтом Каркассона и графом Тулузским. Иннокентий III мог считать Лангедок умиротворенным - приведенным к угодному Богу порядку - и отныне стал думать, как реорганизовать христианский мир по своему усмотрению.
Именно этой задаче был посвящен IV Вселенский Латеранский собор, состоявшийся в том же 1215 году. Он легализовал завоевания баронов и признал новые титулы Симона де Монфора над Тулузой и Каркассоном, ущемив наследственные права побежденных князей: Раймонда Тренкавеля, который был тогда совсем ребенком, и «юного графа», будущего Раймонда VII Тулузского, который был тогда подростком. Но особенное внимание Иннокентий III уделил определению того, что считать общиной верных, вне которой - только тьма исключения и ересь.
Прежде всего, границы прихода были признаны обязательными. Всякий верный в пределах своего прихода отныне был обязан исповедоваться и причащаться хотя бы раз в год, на Пасху, под страхом отлучения от Церкви и лишения христианского погребения. Сами епископы были призваны к порядку: ведь еще Реймский собор 1157 года обязал их преследовать еретиков. Латеранский собор 1215 года предписал им посещать каждый приход своей епархии раз или два в году, чтобы выяснять, нет ли там еретиков или отклоняющихся. И, наконец, собор принял постановление в области догматики, жестко определяя канон ортодоксии, и особенно обращая внимание на евхаристические тайны: преосуществление стало догмой, чтобы четко отделиться от ереси, которая это преосуществление отрицала. Формулировка и смысл кредо были отредактированы и ужесточены. Вне прихода и кредо не было никакого спасения. Вне общины верующих могло быть только исключение из социальной и религиозной жизни - да и жизни вообще.
Латеранский собор 1215 года был великим детищем Иннокентия III. Он означал первую стадию завершения процедур исключения и религиозной нормализации, которые развивались и кодифицировались на протяжении всего XIII века, облекая христианство и христианский мир в корсет догм, интердиктов, обязательств и виновности. Иннокентий III умер в 1216 году, так и не реализовав свою мечту о крестовом походе в Святую Землю, но и не увидев того, как порядок, установленный им в Лангедоке, разлетелся на куски под ударами молодых окситанских князей: в 1224 году Амори де Монфор потерял всё, что некогда завоевал его отец. Но он передал королю Франции свои виртуальные права, и король Франции, сын Филиппа Августа, решил этим воспользоваться. В 1226 году крестовый поход Людовика VIII вновь и окончательно привел к возвращению ужасов войны и военной поддержки Церкви.
Церковь желала этой войны и объявила ее, но выиграл ее король Франции. Однако Церковь получила неограниченные дивиденды от этой победы, поскольку у нее были развязаны руки, и она смогла, наконец, полностью уничтожить ересь в Лангедоке и обеспечить себе моральную и духовную власть над христианским народом, поставив его в жесткие рамки. И сами новые ордена доминиканцев и францисканцев, нищенствующие ордена, родившиеся от великого дыхания Евангелия и Бедности, стали пособниками папства в насаждении Инквизиции.
[1]По этому вопросу наиболее существенной книгой является труд Роберта Мура: Robert Moore, La persecution, sa formation en Europe, 950-1250, Paris, les Belles Lettres, 1991. Автор доказывает, очень убедительно и обоснованно, что западноевропейское христианское общество в своем поступательном развитии, складываясь как общество преследования, нуждалось в образе еретика - как еврея или прокаженного - в качестве объекта исключения. Я пользовалась этой книгой при написании всей данной главы.
[2]Anne Brenon. Le vrai visage du catharisme, Toulouse, Loubatieres, 1988, reed., pp. 238-243.