Знакомая рассказывала:
А во всем виноват Ларик.
Он манхэттенский америкос-абрикос, женился на нашей Светке, а раз женился - унаследовал всех нас, Светкиных подруг. Блондинок каштанового, углеводородного и прочих радужных оттенков.
Ладно, американский доктор. На то он и скотина, к которой месяц нужно ждать визита, чтобы увидеть Его Истуканство. Вот взять для здорового контраста нашего русского доктора, хоть бы даже участкового уровня. Со знаниями уж как повезет, а участия от участкового и душевного разговора - это завсегда-плиз, и таблеток, какие ни пожелаешь, выпишет, ему не жалко. Американский же доктор - как тотем с рукой. Только щупает и пишет свое. Никакого разговора, вздрога морды, одно равнодушие.
А у меня душевные переживания на почве зигзагообразной личной жизни.
Вот и спрашиваю Ларика - пить или не пить зелененькие? Все подруги, как одна, вопят - не пей, мало ли что доктор прописал! Превратишься в зомби без последнего овражка в голове! Но я Ларику верила. Он выслушал, как всегда, без эмоций, и припечатал - раз доктор прописал, пей, о чем тут думать.
Вот у меня от этого зелененького назипама в голове и началась бородинская битва вперемешку с вавилонским столпотворением, в режиме замедленной съемки. Думать и впрямь стало не о чем, удержать бы в памяти, как зовут и на какую планету занесло.
А тут как раз ехать в горы, на романтический русский кэмпинг посреди натуральной природы. Татяша говорит, я поведу машину, я уже отлично езжу. Мужу дали служебную на работе месяц назад, я села за руль и теперь как влитая. Только шестимесячную Машутку не забыть к детскому креслу плотно пристегнуть.
Не в этом суть, а в голоде.
Ехать на природу два часа, через три мы окончательно заблудились.
Потому что голос в GPS после падения с лобового стекла перескочил с человеческого на язык Йети. И уже совсем ничего было не понять. Вот мы и свернули ну, в общем туда, где все всегда кушают в дороге. Ага, сервис эрию.
Да и бензобак уже пел прощальные песни с панели опустошенным голосом, чистый Карузо для Робинзона Крузо.
И я еще подумала, сквозь бородинскую вавилонщину в голове - чего это я сумочку на спинку стула в Бургер Кинге вешаю? Не иначе - забуду вспомнить. И - как скомандовала.
Уже ночью, с безгрешным грехом пополам и в обнимку, дотюхали мы до русского кэмпинга на натуральной природе. И тут-то меня и шмякнуло. Пудриться неоткуда. Сумка - тю-тю. Осталась на сервис эрии в бургер-кинге где-то в полях Пеннсильвании. С последними деньгами, ключами, паспортом, правами, всей моей преднозипамной жизнью.
Русский кэмпинг как бросился сочувствовать, как бросился помогать! Вот где чувствуется поддержка, вот где неравнодушные люди! Даром, что в стельку, и все еще решают свои проблемы. То есть, Катю, которая во время танца у костра упала и сломала три ребра, уже привезли из больницы загипсованную и положили к углям, но вот всех клещей из кос и русалочьих хвостов, а также предлысин еще недоповытаскивали. Поэтому жалели и давали советы, роясь в темях друг друга, чистое племя горилл на стоянке
Где этот бургер-кинг с моей сумкожизнью, а черт его вспомнит.
Делать нечего, звоним Ларику, который всегда выручает. Будим, выдираем из жаркой, со Светкой посреди, постели. И у этой абрикосовой дубины ни слезы, ни вскрика сочувствия! Даже не понятно, понял ли, в чем трагедия. Окей, говорит, и сорри.
Но Ларик нам делает все дела, и тут тоже.
Вы там чем расплачивались, спрашиваем.
Как чем, говорим, конечно суровой кэшью, мы не дуры свою айдентити бургер кингу выдавать.
Хм, говорит Ларик.
Хорошо, Машутка начала грызть Татяшину кредитную карточку, тут-то мы и сообразили. Запаравлялись мы там же, после бургер-кинга! И расплачивались кредитной карточкой, вот она и упала на пол, попала на беззубую десну Машутки. Это и оказался след, который Ларик взял.
Записал он номер Татяшиной кредитки, позвонил в контору. Узнал адрес заправки последнего заправления. Разглядел по гуглу бургер кинг на той же сервис эрии. Позвонил. Объяснил конундрум.
И что же вы думаете?
Попал, разумеется, на такого же равнодушного абрикоса. Ага, говорит, у окна сидели? Пойду посмотрю.
Я чуть в костер не упала, когда услышала в ходе рассказа. Куда ходить-то? В полицию надо звонить, протокол составлять, чего по залу питания зазря шаркать?
Короче, пошел бургер-кинговсикй менеджер, он же кассир, к оконному столику.
А там - моя сумка. Так и висит. На спинке стула. Спустя три часа после оставляния.
Никто так и не удосужился ее не только украсть, но даже и хотя бы заглянуть внутрь, опустошить хоть и не обширную, но все же существенную, по русскому обычаю, наличность.
Все деньги, ключи, паспорт, вся моя преднозипамная жизнь так и осталась нетронутой и никому неинтересной.
Говорю же, равнодушные, страшные люди.
Им что же, лишние деньги в ничейной сумке помешали бы? Им что же, совсем неинтересно, может, в сумке компьютер неприкаянный греется, или ключи от квартиры, где еще деньги лежат?
Мы было стали рваться ехать в ночь, забирать благоспасенную сумку, но Ларик остановил. Отыхайте, говорит, ни о чем не беспокойтесь, а на обратном пути заберете.
И забрали, спустя два дня, все обкусанные комарами и оклещенные клещами.
Поглядели в глаза бургер-кинговскому менеджеру, ему же кассиру, когда он нам сумочку передавал.
И ничеготоньки в его глазах не булькало-не сверкало, никакого сочувствия не воронилось, или хотя бы интереса не померцывало.
Одно сплошное и бескрайнее, как средний кукурузный американский запад, равнодушие бездушевной, отдушинолишенной души.