Дед Саша. Часть 9. На Волховском фронте, в разведке.
Начало и предыдущая часть, в которой рассказывается о боях под Ржевом и очередном ранении.
После госпиталя Александра Дмитриевича направили на Волховский фронт. Тут он по собственному желанию перешел в пешую разведку. Как-то мы со Светой и Аней приехали к дедушке Саше на огород помогать сажать картошку, и он за обедом рассказал такую историю (я её записал «по горячим следам»):
«У меня командир взвода разведки был выпивоха, настоящий пьяница, не расставался с флягой с водкой. Он меня стал выживать, так как думал, что я хочу на его место.
На войне-то всего по 100 грамм водки давали. Да и редко это было. В разведке, правда, чаще, но тоже только по 100 грамм. Послали нас как-то за языком. Январь 44-го. Снег, под снегом вода, холодно. А у него (командира) с собой фляга с водкой. Прошли мы минное поле, подползли к проволочному заграждению. Он на спине лежит и водки глотнул, для храбрости, что ли, я не знаю. И закашлялся! Не в то горло попало. А передовая, вот она. Как начали немцы нас поливать из пулемета…
Счастье, что он на возвышении был установлен, угол обстрела не позволял нас накрыть. Взводный мне говорит, ты давай, бери наши гранаты и бросай, стреляй из автомата - ППШ тогда еще были, - как будто здесь бой идет, а мы назад поползем. Делать нечего, приказ есть приказ. Сделал, как приказали. Наши поняли, что разведка обнаружена, иначе, как бы взводный объяснил, что без языка вернулись? А уж что он начальству потом докладывал, это не наше дело.
В другой раз - мы уже Волхов форсировали. Понтонная переправа. Если на ней ранят, течением унесет и конец. Надо было ДОТ немецкий обойти (ДОТ - долговременная огневая точка). Я уже опытный был, орден имел. Взводный говорит, мы с этой стороны пойдем, а обратно - с другой, а ты, пока мы языка брать будем, подготовь проход через минное поле и проволочное заграждение перекуси. Ну, я думаю, дело пахнет керосином, верная смерть. Когда через минное поле ползешь, это ж надо каждый сантиметр осмотреть, всякую проволочку. Мину найти, взрыватель выкрутить. А проволочное заграждение когда перекусываешь, оно же натянуто, в разные стороны проволока разлетается, а там банки консервные висят, сразу себя обнаружишь…
Но там, к счастью, заграждения не было, а через минное поле я ползу и палкой перед собой бью, чтоб, если мина попадется, то впереди взорвалась. Слава богу, пленного они тогда не взяли».
И снова рассказ дедушки Саши, записанный с его слов моим отцом:
«Когда готовилось наступление для освобождения Ленинграда, нам поручили взять языка - пленного, через которого можно узнать сведения о противнике. Моя группа из 3-х человек ночью дошла до заграждения, сапер резал проволоку, я отодвигал, сапер вернулся к своим.
На вражеской территории было сооружено немцами заграждение из бревен в виде забора - «Китайская стена» с сигнальными банками. Мы перелезли на заграждение, отцепили проволоку с банками, забрались на их сторону, и я увидел, что мимо бежит немец. Когда он пробежал, я бросил гранату, но так, чтобы его не ранило, а только оглушило. Это удалось, он упал, мы потащили к нашей группе перехвата, которая уже находилась на этой стороне заграждений из колючей проволоки, и те доставили его в наш штаб.
Мы под вражеским обстрелом стали возвращаться к своему проходу в заграждении, командир взвода должен был организовать проход в полный рост и держать группу для обеспечения огневого прикрытия, но ничего не было. Фашисты открыли огонь, одного бойца убило на немецкой территории, он застрял в заграждении, и другой, он был его друг, Иван Воронцов, стал оттаскивать, и его тоже убило.
Я сумел с трудом пробраться, приполз к своим и стал спрашивать командира взвода, почему не подготовлен проход и где группа поддержки. Он стал кричать, что я не должен обсуждать команды начальника и приказал мне возвращаться за телами убитых. Я отказывался, так как смертельно устал, но вынужден был с одним пистолетом идти к заграждению.
Подобравшись к месту, где мы проползали, я бросил гранату на их территорию, и фашисты снова открыли огонь. Я вернулся во взвод и доложил, что пройти невозможно, так как идет стрельба. Он послал санинструктора, и того убило. Только на следующий день их тела сумели перетащить на нашу сторону, и мы их закопали в земле, забив колышки с дощечками, где указаны их фамилии».
Однажды на 9 мая мы приехали к дедушке Саше в гости. По телевизору шел фильм «Беспокойное хозяйство», кажется, где есть эпизод, когда один наш плохо вооруженный, нестроевого вида солдат берет в плен несколько немцев. Дедушка заметил по этому поводу, что на самом деле немцы очень хорошо, упорно воевали. Когда они взяли «языка», связали и тащили на себе к своим, он носками сапог цеплялся за землю, за корни деревьев, чтобы как-то помешать.
«Позже за взятие «языка» нам в штабе стрелковой бригады вручили награды, мне орден Красной Звезды. Наградили этим орденом и командира взвода, и сапера. Уже после войны я разговорился с одним участником боев на Волховском фронте. Он был сапером и награжден таким орденом. Я рассказал этот эпизод и спросил, не он ли был с нами. Тот смутился, но стал говорить, что был на другом участке.
Был случай, который можно отнести к чудесам. Под Ленинградом были большие торфяные кучи, мы однажды выбрали внутри торф, нашли оставленную немцами печку-буржуйку и разожгли. Немцы заметили дым и стали обстреливать, один снаряд попал в нашу кучу, не взорвался, а только снес верхушку, и мы оказались на открытом месте, но целыми.
14 января 1944 года началось наступление советских войск для освобождения Ленинграда, а 10 января, за 4 дня до этого, во время вылазки группы за «языком» меня тяжело ранило в лицо, снесло нос, и я был отправлен в госпиталь в г. Тихвин, а затем в феврале в Свердловск. Там лежало много увечных людей - без ног, без рук, глаз. В апреле 1944 года выписали из госпиталя, дали инвалидность и отправили с сопровождающим домой».
Продолжение следует.
После госпиталя Александра Дмитриевича направили на Волховский фронт. Тут он по собственному желанию перешел в пешую разведку. Как-то мы со Светой и Аней приехали к дедушке Саше на огород помогать сажать картошку, и он за обедом рассказал такую историю (я её записал «по горячим следам»):
«У меня командир взвода разведки был выпивоха, настоящий пьяница, не расставался с флягой с водкой. Он меня стал выживать, так как думал, что я хочу на его место.
На войне-то всего по 100 грамм водки давали. Да и редко это было. В разведке, правда, чаще, но тоже только по 100 грамм. Послали нас как-то за языком. Январь 44-го. Снег, под снегом вода, холодно. А у него (командира) с собой фляга с водкой. Прошли мы минное поле, подползли к проволочному заграждению. Он на спине лежит и водки глотнул, для храбрости, что ли, я не знаю. И закашлялся! Не в то горло попало. А передовая, вот она. Как начали немцы нас поливать из пулемета…
Счастье, что он на возвышении был установлен, угол обстрела не позволял нас накрыть. Взводный мне говорит, ты давай, бери наши гранаты и бросай, стреляй из автомата - ППШ тогда еще были, - как будто здесь бой идет, а мы назад поползем. Делать нечего, приказ есть приказ. Сделал, как приказали. Наши поняли, что разведка обнаружена, иначе, как бы взводный объяснил, что без языка вернулись? А уж что он начальству потом докладывал, это не наше дело.
В другой раз - мы уже Волхов форсировали. Понтонная переправа. Если на ней ранят, течением унесет и конец. Надо было ДОТ немецкий обойти (ДОТ - долговременная огневая точка). Я уже опытный был, орден имел. Взводный говорит, мы с этой стороны пойдем, а обратно - с другой, а ты, пока мы языка брать будем, подготовь проход через минное поле и проволочное заграждение перекуси. Ну, я думаю, дело пахнет керосином, верная смерть. Когда через минное поле ползешь, это ж надо каждый сантиметр осмотреть, всякую проволочку. Мину найти, взрыватель выкрутить. А проволочное заграждение когда перекусываешь, оно же натянуто, в разные стороны проволока разлетается, а там банки консервные висят, сразу себя обнаружишь…
Но там, к счастью, заграждения не было, а через минное поле я ползу и палкой перед собой бью, чтоб, если мина попадется, то впереди взорвалась. Слава богу, пленного они тогда не взяли».
И снова рассказ дедушки Саши, записанный с его слов моим отцом:
«Когда готовилось наступление для освобождения Ленинграда, нам поручили взять языка - пленного, через которого можно узнать сведения о противнике. Моя группа из 3-х человек ночью дошла до заграждения, сапер резал проволоку, я отодвигал, сапер вернулся к своим.
На вражеской территории было сооружено немцами заграждение из бревен в виде забора - «Китайская стена» с сигнальными банками. Мы перелезли на заграждение, отцепили проволоку с банками, забрались на их сторону, и я увидел, что мимо бежит немец. Когда он пробежал, я бросил гранату, но так, чтобы его не ранило, а только оглушило. Это удалось, он упал, мы потащили к нашей группе перехвата, которая уже находилась на этой стороне заграждений из колючей проволоки, и те доставили его в наш штаб.
Мы под вражеским обстрелом стали возвращаться к своему проходу в заграждении, командир взвода должен был организовать проход в полный рост и держать группу для обеспечения огневого прикрытия, но ничего не было. Фашисты открыли огонь, одного бойца убило на немецкой территории, он застрял в заграждении, и другой, он был его друг, Иван Воронцов, стал оттаскивать, и его тоже убило.
Я сумел с трудом пробраться, приполз к своим и стал спрашивать командира взвода, почему не подготовлен проход и где группа поддержки. Он стал кричать, что я не должен обсуждать команды начальника и приказал мне возвращаться за телами убитых. Я отказывался, так как смертельно устал, но вынужден был с одним пистолетом идти к заграждению.
Подобравшись к месту, где мы проползали, я бросил гранату на их территорию, и фашисты снова открыли огонь. Я вернулся во взвод и доложил, что пройти невозможно, так как идет стрельба. Он послал санинструктора, и того убило. Только на следующий день их тела сумели перетащить на нашу сторону, и мы их закопали в земле, забив колышки с дощечками, где указаны их фамилии».
Однажды на 9 мая мы приехали к дедушке Саше в гости. По телевизору шел фильм «Беспокойное хозяйство», кажется, где есть эпизод, когда один наш плохо вооруженный, нестроевого вида солдат берет в плен несколько немцев. Дедушка заметил по этому поводу, что на самом деле немцы очень хорошо, упорно воевали. Когда они взяли «языка», связали и тащили на себе к своим, он носками сапог цеплялся за землю, за корни деревьев, чтобы как-то помешать.
«Позже за взятие «языка» нам в штабе стрелковой бригады вручили награды, мне орден Красной Звезды. Наградили этим орденом и командира взвода, и сапера. Уже после войны я разговорился с одним участником боев на Волховском фронте. Он был сапером и награжден таким орденом. Я рассказал этот эпизод и спросил, не он ли был с нами. Тот смутился, но стал говорить, что был на другом участке.
Был случай, который можно отнести к чудесам. Под Ленинградом были большие торфяные кучи, мы однажды выбрали внутри торф, нашли оставленную немцами печку-буржуйку и разожгли. Немцы заметили дым и стали обстреливать, один снаряд попал в нашу кучу, не взорвался, а только снес верхушку, и мы оказались на открытом месте, но целыми.
14 января 1944 года началось наступление советских войск для освобождения Ленинграда, а 10 января, за 4 дня до этого, во время вылазки группы за «языком» меня тяжело ранило в лицо, снесло нос, и я был отправлен в госпиталь в г. Тихвин, а затем в феврале в Свердловск. Там лежало много увечных людей - без ног, без рук, глаз. В апреле 1944 года выписали из госпиталя, дали инвалидность и отправили с сопровождающим домой».
Продолжение следует.