Jul 29, 2008 15:32
Из библиотеки я взял повести и рассказы Генри Джеймса. До этого я уже читал его романы. Более того, незадолго до отъезда я посмотрел интересный фильм, снятый по мотивам «Вашингтонской площади». И как ни странно, именно натолкнуло меня на мысль, что местами Генри Джеймс напоминает Джейн Остен или Шарлотту Бронте в «Джен Эйр». На самом же деле, скорее именно фильмы были сделаны в едином стиле бытописания. Манеры упомянутых авторов достаточно далеки друг от друга. Это особенно хорошо видно по рассказам писателя. Тут проступает его необычайная сила описывать тончайшие материи переживаний и даже просто вещи не подвластные рассудку, какие-то моментальные переливы чувств. Его интересуют непонятные ассоциации резкой и кратковременной болью отзывающиеся в сердце и тут же затихающие. Упрочился я в своей догадке о близости Джеймса и Натаниэля Готорна, вернее последнего можно считать предшественником нашего сегодняшнего героя. В целом многие рассказы слегка напоминают новеллы О’Генри. Здесь же я обнаружил и другую сторону таланта американо-европейского писателя - мистическую. Стало быть с уверенностью можно проводить параллели с творчеством Эдгара По. Но не везде.
Первый рассказ в сборнике «Дези Миллер». Очень трогательное и нежное, роковое произведение. Полное ощущения роковой предопределённости. Причём апостериори я понял, что мне напомнило это сочетание нежной страсти и смерти. Это красноречивое соседство очень часто появлялось на страницах рассказов Бунина. В голову тут же приходят рассказы «Лёгкое дыхание» или «Натали» или рассказ, название которого уже выветрилось из головы. Его сюжет заключался в том, что тиранический отец вышел замуж за служанку, влюбленную в его собственного сына. Впрочем, у Генри Джеймса обстановка не такая разряжённая, она полна жизни и суеты. Страшный план по увлечению на дно Дези Миллер осуществляется будто исподволь. Создаётся впечатление, что всё ещё можно было поменять. Но ощущение, кажется обманчивое, потому что события принимают необратимый характер. И мы можем только гадать, как бы могло получиться, если бы мистер Уинтерборн оказался немного настойчивее. Мотив падения в глазах общества вызывает в памяти роман Джейн Остен, в котором одна из многочисленных дочерей обширного семейства тоже предпочла бежать с сомнительным красавцем. Но там всё в итоге хоть как-то, но пришло в норму, в рассказе Генри Джеймса Дези Миллер набрела на своеобразного Молчалина, который всё время просто пребывал рядом и не торопился предпринять собственных шагов по завоеванию её сердца, однако он не допустил к ней Уинтерборна, который также проявил некую нерешительность или малодушную уступчивость. Дези Миллер оказалась же между нескольких огней, её прежде всего осуждало общество, затем её начал сторониться Уинтерборн, её осуждала слабовольная мать, над нею посмеивался нагловатый слуга. Она же то ли по своей наивности, то ли из желания поступать, согласуясь с собственными представлениями о счастье, не прислушалась к мнению света. И её смерть явилась как бы логичным следствием такого падения, хотя это звучит кощунственно… Джованелли оказался глуповатым красавчиком и не ждавшим от Дези ответных чувств из-за своего низкого происхождения. Его поведение оказалось непонятной и безответственной прихотью длить, сколь возможно долго, минуты приятной близости. Он несомненно знал об опасности, подстерегающих жителей умеренной широты итальянской ночью. Почему же он позволил легкомысленной красавице умереть столь нелепой смертью? Он был не в состоянии навязывать ей своё мнение. Он был лишь игрушкой в её руках, а как марионеточное существо может диктовать свои условия хозяину?
Знаете, кого литературного героя мне напомнила в определённый момент героиня одного из самых проникновенных рассказов Генри Джеймса? - Люсетт, сестру Ады Вин, которой не досталось ласк от Вана Вина и чья жизнь была прервана водной стихией. От переизбытка чувств, от полноты жизни, которая протекает несколько помимо тебя… В принципе это достаточно психологически обоснованная ситуация, когда посреди шумного праздника и разгула веселья нам вдруг хочется уединения и печали. Чем-то сходным объясняется и завышенный процент самоубийств в развитых странах. Каким-то непонятным послевкусием звучат и фразы матери заболевшей, передающие последние слова Дези Уинтерборну. Она говорила, что «не помолвлена» с Джованелли. Потом Уинтерборн размышляет о том, что она, на самом деле, очень ценила уважение к себе. Американский мужчина на рандеву… Я думаю дело здесь обстояло немного по-другому.
Следующий рассказ, о котором мне хотелось поговорить, это «Письма Асперна». Как сказано в предисловии, и это очень симптоматично, Генри Джеймс наделяет бездуховную и примитивную на то время Америку вымышленным великим писателем. Писатель уже перешёл в лучший из миров, а нам явлены пытливые исследователи его творчества. О подробностях его жизни они мечтают узнать у его современнице, а заодно и возлюбленной мисс Бордеро. Дело происходит в Венеции, мисс Бордеро и её племянница владеют огромным особняком. Этот исследователь пытается прикинуться обыкновенным любителем экзотики, которому рядом с домом необходим гигантский сад. Этим он объясняет свой выбор. Настоящая же его цель - это попытаться разговорить мисс Бордеро и добраться до желанных писем. Уходя немного в сторону от сюжета рассказа, замечу, что у Уильяма Голдинга был очень похожий роман на близкую тему. Роман назывался «Бумажные людишки», он повествовал о взаимоотношениях писателя и исследователях его творчества. Однако для конца XIX такое внимание к проблемам творчества в самой литературе было достаточно новаторским. Для того времени интересным было само рассмотрение личности писателя и проблем его окружающих сквозь призму творчества. «Моя другая жизнь» Пола Теру, «Портрет художника в старости» Джозефа Хеллера, «Часы» Майкла Каннингема, «Однажды зимней ночью путник» Кальвино или постмодернистские творения Питера Акройда появились много позже. Но этот рассказ, в определённом смысле, является провозвестником очень интересного для меня мотива в современной литературе. Мотив этот встречался совершенно точно у Борхеса и, возможно, проскальзывал у Павича. Он является апогеем постмодернистской парадигмы мира в литературе. Сводится же он к тому, что писатель, творец, демиург наделяется способностью изменять мир посредством своего творчества. Мир уже начинает копировать сюжетные ходы, изобретённые писателем. При этом творчество порой начинает приобретать роковой, пророческий характер.
В рассказе «Письма Асперна», исследователь творчества выдуманного автора сам меняет свою жизнь, притворяясь для пользы дела кем-то другим. И эта «тень» творчества известного писателя изменяет его. Делает расточительным, циничным и даже толкает на преступление и прегрешения. Ведь мисс Бордеро заболевает после того, как застаёт главного героя за попыткой похищения. Желание обладать письмами великого писателя делает практически невозможное: они чуть ли не заставляют исследователя взять в супруги мисс Тину - родственницу мисс Бордеро. Она в некоторый момент даже начинает казаться ему красавицей.… Хотя я не уверен, что всё дело только в том, что исследователь творчества Асперна так переубедил сам себя.
Интересное замечание: поначалу обманщиком себя считает сам исследователь, но затем его в оборот берёт мисс Бордеро, одерживая верх в этой бессловесной дуэли. В этой игре, где нельзя показывать свои карты, где все блефуют. Где предмет, вокруг которого вертится весь сюжет, остаётся вне рамок обсуждения. Она сперва запрашивает дикую цену за проживание. Таким образом, она собирает завещание для мисс Тины. И этим своеобразным завещанием становится исследователь. Ведь он может получить разрешение, если возьмёт в жёны мисс Тину:
«Будь вы членом семьи. Тогда не было бы различия между мною и вами. Что моё, было бы и ваше, и вы распоряжались всем, как заблагорассудится.»
Такая вот дьявольская риторика, внушённая хитроумной старухой своей подопечной. Но, потом, когда она осознаёт невозможность выполнения таких условий, она сжигает бесценные письма, не задумываясь. Меткое сравнение: предметы обыденной жизни великого человека ему самому и его близким кажутся малозначащими, тогда как всем остальным они представляются чуть ли не ключами к его творчеству. И на чьей стороне в данном случае правда рассудить очень непросто. Ведь лучше всего о писателе можно узнать по его произведениям. Об этом более обстоятельно и детально Генри Джеймс повествует в рассказе «Смерть льва». Однако для искушённых исследователей становится важна каждая мелочь, каждая деталь. Так и я вот сейчас с волнением жду всё-таки выхода в свет неоконченного романа Набокова «Оригинал Лауры».
Возвращаясь к «Письмам Асперна» вспоминается железная воля мисс Бордеро, которая при смерти уже пыталась сжечь письма. То ли она пыталась сохранить какую-то тайну, то ли уберечь своё прошлое от посягательств таких вот аналогов современных папарацци. И почему так настойчива в своём желании уничтожить письма была мисс Тина? В одном месте она проговаривается, что боялась свою тётушку. Но теперь-то её нет и всё равно… Мисс Бордеро на протяжении рассказа сохраняла не только неусыпную бдительность, но и какое-то сверхъестественное сознание превосходства, происходящее от её прошлого круга общения. Вспомним хотя бы такие строки:
«Да вы просто сами не понимаете, что говорите; должно быть, вам никогда не приходилось бывать в приятном женском обществе. Что вообще вы, нынешние, знаете о хорошем обществе? »
И, разумеется, в конце невероятно драматичная развязка, где, сгорая от стыда мисс Тина называет цену за письма, а исследователь творчества Асперна пребывает в глубочайшем замешательстве, а затем сбегает. Интересно, что мисс Тина изменяется до неузнаваемости, хорошеет после принятого решения сжечь фотографии и отступить от веления своей тётушки. Но она становится халифом на час, и превращается вновь в смешную пожилую женщину, после того как красочно описывает перед гостем процесс предания писем огню. Ни больше, ни меньше - хитроумный и трогательный, человечный рассказ.
Третий рассказ в сборнике продолжает в некотором смысле тему, начатую ранее в «Письмах Асперна». Рассказ называется «Смерть льва». В нём опять же повествуется об отношениях писателя с остальным миром. Один журналист принимает решение осветить творчество талантливого писателя Нила Парадея, у которого скоро выходит новая книга. Сам писатель только что оправился после тяжёлой болезни. Прежде всего, журналист, от чьего лица ведётся повествование, делает это из собственного интереса к личности писателя и к его творчеству. Постепенно он становится другом писателя и его поверенным в различных бумажных делах. Журналист останавливается погостить у Нила Парадея. Писатель, чувствуя искренний интерес со стороны гостя, читает ему некий ещё не подготовленный, неоконченный отрывок… Отрывок поражает журналиста своим совершенством, богатыми проявлениями таланта от бога. Журналист даже сомневается, а будет ли окончательная версия произведения столь же хороша, как и этот набросок. Мысль с точки зрения автора абсолютно неприемлемая, так как только автору решать, в чём состоят его задачи, но у читателя взгляд более отстранённый, нейтральный… Надо признать, это непростая проблема, которая едва ли имеет однозначный ответ. Но гость писателя волнуется по поводу того, что теперь он станет героем газетных сплетен, что теперь им “можно будет козырять”. Это будет нарушать его покой, мешать заниматься Парадею его настоящим делом. Нил Парадей его обрывает:
« - Вам и не придётся, мой друг, я вовсе не знаменит, и моя безвестность будет служить мне отличным щитом».
Затем идёт достаточно интересный обмен репликами, где Парадей говорит, а огорчились ли бы Вы, если я умер. Гость же, щеголяя остроумием, говорит, что, напротив, смерть достаточно безопасное состояние, от живого же писателя всегда можно ждать неприятных сюрпризов. Он сокрушается: как часто приходится оплакивать живых! Отрывок этот достаточно красноречиво свидетельствует о позиции журналиста, для которого главная ценность - искусство, яркие проявления таланта, и всё должно служить благим целям, ради возможности проявления таланта.
Увлёкшись самим писателем и позабыв о работе, о задании мистера Пинхорна, журналист расплачивается за это. Он сам пытался открыть обществу этого писателя (поначалу). Но он опоздал, его опередила солидная, но неглубокая газета «Эмпайр».
Дальше идёт комичный эпизод с появлением представителя синдиката из 37 влиятельных газет в доме у Нила Парадея. Незадолго до этого повествователь удручённо замечает, что теперь писателю придётся втиснуться в век, в котором он живёт. И это он видит альтернативой свободному, незашоренному творческому процессу. По его мнению, стать собственным современником значит стать представителем тенденциозного искусства, полного бредовых идей, направленных, быть может, на преобразование общества, но не имеющих ничего общего с литературой. Так сказать, обратная сторона известности и популярности. Пришедший в дом Парадея мистер Морроу держится уже хозяином (Генри Джеймс очень верно сравнивает эту ситуацию с выражение “человек в доме”, т.е. речь идёт о должниках, замученных судебными приставами ), он начинает задавать поверхностные вопросы, осведомляться об обстановке, в которой живёт писатель, о его взглядах. Затем он принимается хвалить сам себя, у кого он не так давно брал интервью, и как он этим писателям сам разъяснил их собственную позицию. Им руководит низменное желание всё расставлять по полочкам, неуместное в деле творчества! Также он упоминает о двух злободневных авторах Гае Уолсингеме и Доре Форбс, из которых первый был женщиной, а второй - мужчиной, т.е. некий апофеоз борьбы за права тех или иных групп населения и всякие такие общественные дела. Генри Джеймс рисует нам портрет общества, накалённого до предела и замкнутого само на себе и на своих мелочных проблемах…
Мистером Морроу владеет желание побыстрее всё классиифицировать, не вдаваясь в детали, всё привести к стандартному виду. Если Парадей не читает актуальных авторов, стало быть, он поборник традиционной морали. Коротко и ясно!
Вместе с тем он желает вломиться в кабинет писателя, где тот размышляет над будущими творениями:
«Но мне хотелось бы заглянуть и в другие уголки - в его логовище, в кабинет, в котором он творит, увидеть предметы, украшающие его рабочий стол <…> Публика относится с неизменным интересом к месту, где писатель создаёт свои шедевры».
Повествователь же, пытаясь выкрутиться, предлагает прохиндею прильнуть к первоисточнику, “добраться до главного нерва его жизни” и выносит 2 тома нового романа Парадея! Но Мистер Морроу шарахается от любителя творчества Парадея, как от сумасшедшего. Он из породы тех людей, которым никогда не понять в принципе ценность литературы и искусства. Мистер Морроу является настоящим поденщиком общества, служителем его интересов, в том смысле, что видит всё только через призму его пристрастий… Некоторое время влиятельный журналист даже покушается на неоконченную рукопись, но повествователь цепко держится за тайну Нила Парадея. Вскоре талантливый писатель становится очень популярен и вовсе не потому, что кому-то очень понравились его произведения, а потому, что так стало модно, все стараются залучить его к себе на обед. Задумываться над тем, зачем они это сделали, у них “будет время на досуге”. Вместе с тем, может, и сам Нил Парадей хочет выйти из-под опеки назойливого гостя? В любом случае, он попадает в лапы другого чудовища, гораздо более опасного - миссис Уикс Уимбэш, жены богатого пивовара, своеобразной повелительнице лондонского общества. Она тут же берёт Парадея в оборот, практически не оставляя ему свободного времени. К тому же он начинает очень уставать от такого образа жизни…
В то время к писателю за автографом приезжает молодая американка, целенаправленная и влюблённая в его творчество. Полная противоположность поверхностному и безразличному обществу Лондона. Она очень хочет увидеть лично Парадея. Но повествователь требует во имя её любви к писателю непосильной жертвы, он просит её отказаться от пошлой затеи увидеть писателя. Он говорит о том, что многие привыкли требовать от писателя, чтобы он был личностью, когда главное для него быть творцом…. Самоотверженная американка сперва не понимает софизмов искушённого повествователя («Чем глубже вы проникнитесь его трудами, тем менее обязательной вам самой покажется встреча с ним лицом к лицу») и только после объяснений соглашается на такой подвиг. В итоге, молодая американка становится своеобразным антиподом Миссис Уимбеш. Она начинает своё служение Нилу Парадею. Фанни Хартер, так звали девушку, остаётся в Лондоне, изучает творчество Парадея, и как бы это ни парадоксально звучало, всеми силами старается избегать встречи с ним.
Тем временем, талантливого писателя, пользуясь его мягкостью и благодушием “заарканили и взнуздали”. Он становится завсегдатаем салонов, его убеждают в том, что это необходимо для его известности, именно так его имя останется в веках. Писатель предстаёт перед нами чрезвычайно слабохарактерным и мягкотелым человеком или, быть может, он не хочет замыкаться на себе и просто не умеет отказывать знакомым людям. Повествователь вступает в борьбу за судьбу Парадея с миссис Уимбеш, он пытается вырвать того из цепких лап общества.
Вообще, большое заблуждение, что главная задача писателя ставить и разрешать некие общечеловеческие, философские проблемы. Но он может обрисовывать их некими штрихами, воплощать в виде запоминающихся образов. Так вот, в рассказе «Смерть льва» перед нами встаёт проблема: А может ли человек в полной мере осознавать, что для него полезно, а что вредно, на что он должен тратить своё время, а на что тратить время - непозволительная роскошь? Быть может, сам-то человек не в состоянии изнутри осознать своё предназначение, увидеть главную цель своей жизни, перед которой меркнет всё остальное, и если он не выполнит эту миссию, то большому счёту он не реализует себя! С другой стороны, таким образом, мы заходим на территорию такого ключевого понятия, как “смысл жизни”, и кому же тогда будет позволено определять, в чём состоит чужой жизни? И вдруг носитель определённого таланта не пожелает тратить всю жизнь на его реализацию, что ж он не хозяин своей жизни тогда?
Далее действие рассказа развивается очень быстро. Светская жизнь засасывает писателя и не даёт ему возможности заниматься творчеством. То ли от переутомления, то ли лишённый возможности заниматься любим делом писатель быстро чахнет, прежняя болезнь возвращается к нему. Вдобавок, Уимбеш просит у него для крупного гостя почитать его черновик. Тому даром не нужен был этот черновик, и он по неосторожности теряет его. Теряет бессмертное произведение искусства! Парадей умирает, а повествователь вместе с поклонницей Парадея, такое впечатление, начинают строить собственное счастье…