Контекстный аспект музейных страстей.
В текущих спорах (см., см., см. и пр.) о судьбе коллекций Щукина и Морозова меня задевает, среди прочего, уверенность иных товарищей в насущности воссоздания в той или иной форме пресловутого ГМНЗИ. Дескать, кто же может быть против самой идеи такого музея? - риторический, мол, вопрос. Ну так вот я, например, против. Мы часто как-то бездумно считаем, что всякий музей - это хорошо, тогда как это не так. Напомню currente calamo некоторые очевидные, казалось бы, вещи из числа общетеоретических.
Создание ГМНЗИ когда-то было отвратительным паллиативным решением созданной советской властью проблемы. Национализация коллекций разорвала естественную последовательность статусов произведения: вещь в мастерской - вещь в галерее - вещь в музее. Это - закономерная череда контекстов: на первом этапе произведение существует в контексте авторского творчества, на втором - в контексте синхронного искусства, на третьем - в контексте уже диахронном. Эти этапы «разгорожены» разнообразными фильтрами, отсеивающими, грубо говоря, всякую чепуху от действительно стоящих работ. Крупные частные коллекции в этой цепи занимают вторую, «галерейную» позицию, существуют в рамках арт-рынка и в основном имеют дело со спорными вещами. Такими были и коллекции Щукина и Морозова. ГМНЗИ, их бандитский воспреемник, играл ту же «галерейную» роль, но уже уродливо, без свободного и легального арт-рынка, он был этакой консервой, отстойником для работ, ценность которых была уже видна, но позиция в развитии художественной культуры - ещё не вполне очевидна. Противоестественно созданный музей должен был противоестественно же и погибнуть, что и произошло, пусть и по вполне посторонним для искусства причинам, и лучшие работы, к тому моменту уже вполне осмысленные, «переваренные» ноосферой, оказавшие некоторое влияние на позднейшие художества - явно переросли рамки галерейного синхронного контекста и должны были встать в контекст диахронный, т.е. врасти в музейные экспозиции широкого диапазона. Так что парадоксальным образом события 1948 года были для злополучных полотен возвращением к нормальной судьбе. Порождённый советской властью уродец ею же и был сожран, и это было хорошо для художественной культуры.
Теперь с галереями и свободным арт-рынком всё более или менее сносно, и для подлинного нового искусства (западного или наоборот, не так важно) советские паллиативы определённо ни к чему. Более того: бюджетный музей для работ, существующих пока только в синхронном контексте, патологически вреден, ведь казённые ассигнования (уместные в академическом случае большого музея) убивают свободное творчество на корню, примеры есть кругом в изобилии. Возвращение же к состоянию 1948 года (т.е. не создание ГМНЗИ в буквальном смысле букв Н, З, И, а воссоздание ГМНЗИ советского образца, со щукинскими и морозовскими вещами) - разрушает уже состоявшуюся диахронию и, по сути, зачёркивает всё искусство ХХ века, основывающееся в немалой степени на тех степенях свободы, которые были когда-то достигнуты импрессионистами и т.н. постимпрессионистами. Я невеликий ценитель искусства ХХ века, но моя личная отсталость ещё не повод так лихо откатываться в прошлое (про то, что тематические подборки как жанр - вообще удел временных выставок и полумемориальных музеев «на родине героев», я уж и не говорю).
Легендарная дама, сами-знаете-кто советского музейного дела, в одном из интервью поставила предлагаемое ею восстановление вышеописанного музейного уродства в один ряд с восстановлением церквей. Очень правильное сравнение: степень ре-феодализации, лицемерия и обыкновенной жадности в обоих случаях вполне сопоставима. Так что затея с Нью-ГМНЗИ - совершенно не о том, в Эрмитаже или в ГМИИ будут храниться те или иные полотна, в буквальном или же в мемориальном смысле хотят учинить нам этот самый Нью-ГМНЗИ. Это - в конечном счёте - вопрос о статусе всей современной, как к ней ни относись, художественной культуры, о признании преемственности, континуитета её развития на протяжении последних полутора веков. А потому не приведи судьба всем этим затеям реализоваться, да ещё и в комплексе с оным «восстановлением церквей» - не хотелось бы вспоминать, насколько сладко и вольно дышится в возрождённом Арканаре.
Создание ГМНЗИ когда-то было отвратительным паллиативным решением созданной советской властью проблемы. Национализация коллекций разорвала естественную последовательность статусов произведения: вещь в мастерской - вещь в галерее - вещь в музее. Это - закономерная череда контекстов: на первом этапе произведение существует в контексте авторского творчества, на втором - в контексте синхронного искусства, на третьем - в контексте уже диахронном. Эти этапы «разгорожены» разнообразными фильтрами, отсеивающими, грубо говоря, всякую чепуху от действительно стоящих работ. Крупные частные коллекции в этой цепи занимают вторую, «галерейную» позицию, существуют в рамках арт-рынка и в основном имеют дело со спорными вещами. Такими были и коллекции Щукина и Морозова. ГМНЗИ, их бандитский воспреемник, играл ту же «галерейную» роль, но уже уродливо, без свободного и легального арт-рынка, он был этакой консервой, отстойником для работ, ценность которых была уже видна, но позиция в развитии художественной культуры - ещё не вполне очевидна. Противоестественно созданный музей должен был противоестественно же и погибнуть, что и произошло, пусть и по вполне посторонним для искусства причинам, и лучшие работы, к тому моменту уже вполне осмысленные, «переваренные» ноосферой, оказавшие некоторое влияние на позднейшие художества - явно переросли рамки галерейного синхронного контекста и должны были встать в контекст диахронный, т.е. врасти в музейные экспозиции широкого диапазона. Так что парадоксальным образом события 1948 года были для злополучных полотен возвращением к нормальной судьбе. Порождённый советской властью уродец ею же и был сожран, и это было хорошо для художественной культуры.
Теперь с галереями и свободным арт-рынком всё более или менее сносно, и для подлинного нового искусства (западного или наоборот, не так важно) советские паллиативы определённо ни к чему. Более того: бюджетный музей для работ, существующих пока только в синхронном контексте, патологически вреден, ведь казённые ассигнования (уместные в академическом случае большого музея) убивают свободное творчество на корню, примеры есть кругом в изобилии. Возвращение же к состоянию 1948 года (т.е. не создание ГМНЗИ в буквальном смысле букв Н, З, И, а воссоздание ГМНЗИ советского образца, со щукинскими и морозовскими вещами) - разрушает уже состоявшуюся диахронию и, по сути, зачёркивает всё искусство ХХ века, основывающееся в немалой степени на тех степенях свободы, которые были когда-то достигнуты импрессионистами и т.н. постимпрессионистами. Я невеликий ценитель искусства ХХ века, но моя личная отсталость ещё не повод так лихо откатываться в прошлое (про то, что тематические подборки как жанр - вообще удел временных выставок и полумемориальных музеев «на родине героев», я уж и не говорю).
Легендарная дама, сами-знаете-кто советского музейного дела, в одном из интервью поставила предлагаемое ею восстановление вышеописанного музейного уродства в один ряд с восстановлением церквей. Очень правильное сравнение: степень ре-феодализации, лицемерия и обыкновенной жадности в обоих случаях вполне сопоставима. Так что затея с Нью-ГМНЗИ - совершенно не о том, в Эрмитаже или в ГМИИ будут храниться те или иные полотна, в буквальном или же в мемориальном смысле хотят учинить нам этот самый Нью-ГМНЗИ. Это - в конечном счёте - вопрос о статусе всей современной, как к ней ни относись, художественной культуры, о признании преемственности, континуитета её развития на протяжении последних полутора веков. А потому не приведи судьба всем этим затеям реализоваться, да ещё и в комплексе с оным «восстановлением церквей» - не хотелось бы вспоминать, насколько сладко и вольно дышится в возрождённом Арканаре.