Наука между влюблённостью и фанатством.
Замечательный С.Ю. Неклюдов в очень важном и полезном тексте среди прочего говорит: «У меня издавна возникло ощущение, в справедливости которого я неоднократно убеждался: не надо заниматься исследованием тех вещей, которые являются для тебя предметом эстетического или эмоционального переживания, хотя, конечно, объект изучения не должен вызывать и отторжения. Скажем, я очень любил музыку и поэзию, но аналитикой в данной области не мог бы заниматься».
Мне это его ощущение не кажется справедливым. Огромное удовольствие изучать то, что любишь, за что переживаешь, чем наслаждаешься. По-моему, было бы вернее сказать, что не надо «болеть» за изучаемое, как за обожаемую футбольную команду или, скажем, за любимого человека, вне зависимости от их объективных качеств. Примеры «боления» за частный материал есть в южносибирской археологии; выходило всегда несуразно, а когда «болел» кто-то значительный, последствия бывали нехороши. Приведу три самых ярких, на мой взгляд, примера. В этой записи - пример первый.
Легендарный и несомненно великий археолог С.И. Руденко обожал Пазырык, и ему хотелось видеть в памятниках пазырыкской культуры наследие какого-то большого народа, о котором с уважением отзывались летописцы и который оставил по себе в истории выразительный след. Руденко уверил себя в том, что таковы юэчжи китайских летописей, господствовавшие в Центральной Азии перед гуннами, разгромленные ими и ушедшие на запад, чтобы создать на Среднем Востоке знаменитое Кушанское царство. А чтобы закрепить конструкцию, Руденко растянул далеко на восток этническую карту древнего мира, складывающуюся по греческим источникам, и связал Пазырык и юэчжей со «стерегущими золото грифами» Аристея Проконесского. Вышло весьма стройно и величественно.
На деле (без историко-археологической аргументации, речь тут идёт не о древней истории, а о страсти в науке) - алтайские пазырыкцы были сравнительно небольшим периферийным народом, не известным никаким летописцам, и жили куда севернее юэчжей (обитавших в Ганьсу и окрестностях), а легенда о «стерегущих золото грифах» относится в лучшем («наивосточнейшем») случае к Казахстану, к сакам с их золотищем вроде Сибирской коллекции царя Петра. Пазырыкские материалы от этого вовсе не становятся хуже. Да и вклад пазырыкцев в историю от этого не делается меньше: что с того, что они остаются безымянным народом и не имеют никакого отношения к кушанам? - зато древнетюркские культуры раннего средневековья (кстати, «наследившие» в истории куда больше, чем кушаны) во многом выросли именно на пазырыкской основе. Тем не менее, несмотря на то, что идея о пазырыкцах-юэчжах-«стерегущих-золото-грифах» не обоснована ничем, кроме страстного и по-человечески понятного желания мэтра видеть изучаемый народ великим и могучим, эта идея - в силу, надо думать, обаяния неакадемичной страсти великого человека и величия искусственно сплетённой псевдоисторической панорамы народов и культур - засела в литературе и в мозгах множества преемников Руденко по центральноазиатским штудиям и сильно мешает верно восстановить картину древней истории Центральной Азии. И ещё неизвестно, когда и какими силами удастся окончательно преодолеть эту инерцию руденковского самообмана, происходящего не столько от влюблённости в прекрасный археологический материал, сколько от «фанатского», говоря новоязом, отношения к нему.
«Болеть», словом, надо не за частный материал, а за истину (такая вот новость, ага). А правильно понять вещь, памятник, культуру - вовсе не значит их принизить. Возвращаясь к цитате из С.Ю. Неклюдова (а именно - к его словам про музыку): я вот очень завидую порой хорошим музыковедам: они наслаждаются музыкой куда глубже, чем я, потому что понимают её внутреннее устройство, не теряя цельности восприятия. Знание лишь повышает взыскательность и шлифует вкус, а это, по-моему, хорошо.
При случае продолжу приводить примеры из южносибирской археологии. :)
Мне это его ощущение не кажется справедливым. Огромное удовольствие изучать то, что любишь, за что переживаешь, чем наслаждаешься. По-моему, было бы вернее сказать, что не надо «болеть» за изучаемое, как за обожаемую футбольную команду или, скажем, за любимого человека, вне зависимости от их объективных качеств. Примеры «боления» за частный материал есть в южносибирской археологии; выходило всегда несуразно, а когда «болел» кто-то значительный, последствия бывали нехороши. Приведу три самых ярких, на мой взгляд, примера. В этой записи - пример первый.
Легендарный и несомненно великий археолог С.И. Руденко обожал Пазырык, и ему хотелось видеть в памятниках пазырыкской культуры наследие какого-то большого народа, о котором с уважением отзывались летописцы и который оставил по себе в истории выразительный след. Руденко уверил себя в том, что таковы юэчжи китайских летописей, господствовавшие в Центральной Азии перед гуннами, разгромленные ими и ушедшие на запад, чтобы создать на Среднем Востоке знаменитое Кушанское царство. А чтобы закрепить конструкцию, Руденко растянул далеко на восток этническую карту древнего мира, складывающуюся по греческим источникам, и связал Пазырык и юэчжей со «стерегущими золото грифами» Аристея Проконесского. Вышло весьма стройно и величественно.
На деле (без историко-археологической аргументации, речь тут идёт не о древней истории, а о страсти в науке) - алтайские пазырыкцы были сравнительно небольшим периферийным народом, не известным никаким летописцам, и жили куда севернее юэчжей (обитавших в Ганьсу и окрестностях), а легенда о «стерегущих золото грифах» относится в лучшем («наивосточнейшем») случае к Казахстану, к сакам с их золотищем вроде Сибирской коллекции царя Петра. Пазырыкские материалы от этого вовсе не становятся хуже. Да и вклад пазырыкцев в историю от этого не делается меньше: что с того, что они остаются безымянным народом и не имеют никакого отношения к кушанам? - зато древнетюркские культуры раннего средневековья (кстати, «наследившие» в истории куда больше, чем кушаны) во многом выросли именно на пазырыкской основе. Тем не менее, несмотря на то, что идея о пазырыкцах-юэчжах-«стерегущих-золото-грифах» не обоснована ничем, кроме страстного и по-человечески понятного желания мэтра видеть изучаемый народ великим и могучим, эта идея - в силу, надо думать, обаяния неакадемичной страсти великого человека и величия искусственно сплетённой псевдоисторической панорамы народов и культур - засела в литературе и в мозгах множества преемников Руденко по центральноазиатским штудиям и сильно мешает верно восстановить картину древней истории Центральной Азии. И ещё неизвестно, когда и какими силами удастся окончательно преодолеть эту инерцию руденковского самообмана, происходящего не столько от влюблённости в прекрасный археологический материал, сколько от «фанатского», говоря новоязом, отношения к нему.
«Болеть», словом, надо не за частный материал, а за истину (такая вот новость, ага). А правильно понять вещь, памятник, культуру - вовсе не значит их принизить. Возвращаясь к цитате из С.Ю. Неклюдова (а именно - к его словам про музыку): я вот очень завидую порой хорошим музыковедам: они наслаждаются музыкой куда глубже, чем я, потому что понимают её внутреннее устройство, не теряя цельности восприятия. Знание лишь повышает взыскательность и шлифует вкус, а это, по-моему, хорошо.
При случае продолжу приводить примеры из южносибирской археологии. :)