Вышла книга С.В. Фомина, посвященная барону Унгерну
Новость замечательная - вышла долгожданная книга многоуважаемого Сергея Фомина о бароне Унгерне и его монархическом проекте.
Заказать ее можно по контактам, указанным автором https://sergey-v-fomin.livejournal.com/709310.html потом она появится и в интернет-магазинах.
В свое время посты об Унгерне Фомин выкладывал в своем ЖЖ и ознакомление с ними было крайне полезным - с таких позиций историю Унгерна никто не освещал. Бумажная книга всегда добавляет особую магию тексту, который, к тому же, был отредактирован и дополнен. Не любитель делать что-то спешно, но, только вчера получив книгу, успел ее уже прочитать за вечер и утро - настолько был огромен интерес к ней. Причина понятна - хотя барон Унгерн не обделен вниманием историков и публики, так что ему посвящено немало публикаций, Фомин подходит к его истории не столько с позиции биографа, столько с точки зрения соратника по борьбе, отнюдь не завершенной век назад.
Это определяет особенность книги - перед нами не очередной разбор биографии Унгерна, которая к настоящему моменту вполне доступна заинтересованному читателю трудами добросовестных и объективных историков (особенно стоит отметить громадный вклад С.Л. Кузьмина), опровергших многие лживые наветы на барона, на которых не скупились советские пропагандисты и не скупятся многие современные авторы.
Фомин написал историю мечты Унгерна - его монархического проекта восстановления исторических престолов на Востоке, историю попыток воплощения этого проекта самим бароном и монархическими силами Японии, Маньчжурии и Китая. Заодно Фомин подробно показал к каким последствиям привела неудача Унгерна и падение Маньчжоу-Го в 1945 году, какие страдания и гибель принесли эти события русским эмигрантам и какие глобальные изменения в раскладе сил на международной арене произошли в результате исчезновения монгольской и маньчжурской монархий.
Рецензию на книгу Фомина начну издалека и сперва выскажу свои соображения по судьбе барона.
Бывают знамения, не понятые современниками.
В 1917 году Временное правительство выпустило банкноты, на которых были изображены свастика и буддийские узлы бесконечности. Эта же символика была также использована на советских банкнотах 1918-1921 гг. Такое странное сочетание ставило в тупик что современников, что последующие поколения. Кое-кто помнил, что свастика была любимым символом семьи последнего русского царя и яростно клеймилась социалистами как древний знак Знич, символ огня и монархии. Использование свастики национал-социалистами в Германии только запутало дело и породило множество теорий, как и зачем свастика появилась на советских банкнотах. На удивление беспамятная эмиграция даже провозгласила свастику масонским символом, который, якобы, победившие масоны - коммунисты открыто поместили на своих деньгах. Уже в постсоветское время истину удалось установить - свастика и узел бесконечности попали на банкноты 1917-1921 гг. с клише бумажных денег, подготовленных еще в царское время для провозгласившей независимость Монголии. Когда срочно понадобились деньги новой российской власти, то не стали искать сложных путей и использовали как образцы клише монгольских банкнот.
Поистине поразительное явление. В Смуту и гибель русской монархии по России внезапно стал распространяться, да еще безбожниками, знак, означающий, говоря простым языком, что «все мы под Богом ходим». В буддизме свастика воспринималась как символ закона Будды, которому подвластна Вселенная. Никому не встать выше этого закона, подчинение закону добродетельными вознаграждается, а сопротивление людей плохих наказывается. Наверно мало кто осознал удивительное предостережение, даже интеллигенция была, в своей значительной части, малосведущей и часто элементарно бескультурной, скрывая за громкими словами полнейшее невежество. Но люди мистически чувствительные определенно внимание обратили. Сейчас, конечно, невозможно узнать, как трактовал подобное появление древних восточных символов на российских банкнотах Унгерн и обратил ли он вообще на них внимание. Хотя новые государственные банкноты барон, разумеется, никак не мог не видеть, а при многолетнем интересе к монгольским делам не узнать знакомую символику было сложно. Исследователи, и в прошлом, и ныне, задаются вопросом, как Унгерн мог верить пророчествам и знакам, приведшим его в Монголию. А впору задаваться вопросом, как можно было не поверить такому знаку?
Свет с Востока сиял Унгерну в самые суровые годы гражданской войны. Крайне важный факт, что барон не верил в успех дела Колчака даже в самый победоносный период боев сибирской армии. Видимо он полагал, что дело безнадежно без прочной монархической основы и верных людей. Поэтому герой Великой войны, многократно раненный и многократно награжденный за храбрость, совершает поразительный поступок - вместо фронта, где уже предвкушали освобождение Москвы, он едет в Китай и остается там с февраля до осени 1919 года. Ведет долгие переговоры с китайскими и маньчжурскими влиятельными лицами, готовит план восстановления монархий на востоке, даже вступает в брак со знатной маньчжуркой, родственницей царского дома Цин. Эти переговоры, начатые в то время, когда успех армии Колчака казался прямой дорогой к окончательной победе над большевиками, доказывают, что Унгерн был весьма дальновидным политиком и умным человеком, трезво оценивающим тяжесть предстоящей борьбы.
В замечательном цикле «Око Силы» Андрея Валентинова (конспирологическая история гражданской войны и СССР) есть диалог Агасфера, возглавившего тот эксперимент по изменению человеческой истории, что людям известен как революция и гражданская война, с представителем иной стороны.
«… Люди оказались в тупике, в страшном тупике. Вы знаете, сколько погибло в последней войне? А цифрами детской смертности интересовались? А что касаемо определенных мною жертв… Увы, операции без крови не бывает.
-Тогда почему под вашими знаменами воюют силы враждебные не только цивилизации, но и всему нашему миру? Почему среди ваших врагов - все, что осталось в этой стране здорового? … А если они все-таки объединятся? Не боитесь?
-Представьте себе, нет. Не боюсь даже фанатиков, их легко натравить на таких же фанатиков, но с противоположным знаком. Я боюсь других… отрешившихся.
-Простите?
-Попытаюсь объяснить… Вы никогда не бывали в цирке? Там показывают фокусы. Помните факиров в Индии?
-Факиры в Индии не показывают фокусов. Они…
-Здесь это называется фокусами. Так вот, большая часть зрителей никогда не разгадает фокус, потому что смотрят на факира. В этом весь трюк. Но тот, кто почему-то отрешился, отвел глаза от приманки, может увидеть главное. Вот таких, отрешившихся, я побаиваюсь».
Унгерн увидел главное. И поехал не брать Москву, а договариваться в Пекин и Харбин.
У нас крайне недооценивают влияние Синьхайской революции 1911 года на революцию в России. Династия Цин правила Китаем с 1644 года (еще ранее в родной Маньчжурии), то есть по древности правления вполне сравнима с Романовыми. Ее успешное свержение сильно вдохновило российских революционеров. Более того, вряд ли является случайным активное участие китайцев на стороне красных в гражданской войне в России. Складывается впечатление, что китайские революционеры и их лидеры намеренно приезжали в Россию во время трудовых наборов китайцев в Великую войну. Примечательна история Жена Фучэня - выпускника Мукденской офицерской школы, подполковника китайской армии и активного участника революции и гражданской войны в Китае. И вот такой человек вдруг приезжает на Урал в Алапаевск в 1914 году как подрядчик, выступает фактически как полномочный представитель всех китайцев перед заводским начальством, после революции оказывается прекрасно знакомым большевикам и назначается ими уполномоченным по делам китайских рабочих во всей Пермской губернии. Формирует китайские красные отряды, сразу ставшими одними из наиболее боеспособных частей большевиков на Урале. Командует у красных 225-м китайским интернациональным полком и погибает в бою под станцией Выя. С вдовой и детьми этого красного героя потом встречался лично Ленин, их почитали и в красном Китае. Интересный вопрос - а Жен Фучэнь и ему подобные случайно оказались на территории России, сменив военную форму на скромные одежды подрядчиков и десятников, или все же отряды китайских революционеров с опытными офицерами были посланы заранее с целью поддержать своих российских коллег в ожидаемой уже в России гражданской войне?
Теперь вернусь к книге Фомина. Фомин не разбирает действия Унгерна в 1917-1918 годах, когда барон, при всех своих стараниях и успехах, принципиально ничем особо не выделяется среди таких же защитников старого мира, выступивших против революционеров. Зато автор подробно останавливается на тех взглядах и действиях Унгерна в 1919-1921 гг., что сделали барона мировой знаменитостью и легендой. Унгерн ищет союзников - и находит их среди китайских и маньчжурских монархистов, имевших сильные позиции в северном Китае и Маньчжурии. Подробности этих переговоров до сих пор неизвестны, но сам факт породнения барона с домом Цин наводит на мысль, что некое соглашение было достигнуто. Таким образом, в своих последующих действиях в Монголии Унгерн не был авантюристом, а следовал заранее согласованному плану, на поддержку которого извне имел все основания рассчитывать. При этом барон не являлся агентом ни англичан, ни японцев, как описывали его советские агитаторы. При всем старании что красных судей на процессе над бароном, что биографов Унгерна не нашлось никаких доказательств его встреч и сотрудничества с представителями иностранных разведок. Никаких японских советников при нем не было, контактов Унгерна с японскими властями не выявлено. В союзниках у барона были только отдельные представители белой эмиграции, его знакомые в монархических кругах Маньчжурии и Пекина да часть монгольской знати, для которой Унгерн был спасителем от китайских революционеров.
Фомин особо останавливается на том моменте, что Унгерн, бесспорно, был православным. Хотя в массовой культуре барон представлен в образе буддиста и оккультиста (во многом благодаря роману Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота»), а историки часто считают его лютеранином (по его предкам), тот факт, что жена Унгерна приняла православие, после чего венчание состоялось в православной церкви, уже неоспоримо указывает на православие самого барона. Православность Унгерна подтверждают также его высказывания, записанные общавшимися с ним людьми, и его утверждения на допросах у красных. Кроме того, в Урге по приказу Унгерна была составлена и издана небольшая книга христианских пророчеств (Фомин ее приводит целиком). Так что буддизм и оккультизм барона были выдуманы врагами, стремившимися представить его очередным авантюристом, решившим попытать счастье на Востоке и увлекшимся тамошней мистикой. При этом Унгерн действительно хорошо знал язык, культуру и религию Монголии.
Фомин, сам известный в православной среде в первую очередь не как историк, а как составитель прогремевшего сборника «Россия перед Вторым Пришествием», конечно не может обойти вниманием веру Унгерна в пророчества и разбирает этот момент с основательностью, недоступной светским историкам, плохо понимающим религиозные аспекты деятельности людей истинно верующих. Тут даже не возьмусь пересказывать его исследование хоть кратко - это надо читать вдумчиво и обстоятельно. Что знал Унгерн о настоящем и грядущем и во что верил? Действительно ли он полагал, что Великий князь Михаил Александрович не убит в Перми, а спасен, при этом совсем скоро объявит себя и возглавит его армию? Или же верил, что в Божьей власти дать отчаявшимся и измученным людям чудо возвращения истинного Монарха и это будет сам архистратиг Небесного Воинства Михаил? Знаменитый приказ барона под номером № 15 вызвал немалое изумление современников и многолетние споры потом. Был ли это отчаянный блеф проигравшего или прозвучали слова Пророка, узревшего нечто, недоступное остальным? Сложно сказать. Неудача и гибель Унгерна, преданного и брошенного своим войском, может свидетельствовать о неверности всего его понимания происходящего и крахе гордыни человека, осмелившегося верить, что узрел и понял Божий Замысел. С другой стороны, пути Господни неисповедимы и, возможно, Унгерн вполне понимал свою судьбу и сделал именно то, что должен был сделать.
Фомин много внимания уделяет восприятию образа барона его современниками самых разных взглядов. Взятие бароном Урги и восстановление им в Монголии теократической монархии прогремело на весь мир. В те годы, когда древние монархии исчезали одна за другой, успех маленького отряда Унгерна в восстановлении свергнутого революционерами монарха был вселяющим надежду примером для европейских монархистов. Унгерн стал тем ударом молнии, что разорвал тьму апатии и слабости, нависшую над монархическими кругами после столь сильных поражений. Уже в этом он заметно повлиял на мировую историю. Барон изменил геополитическую карту мира, Монголия так больше и не вернулась под власть Китая. Идеи Унгерна о единой монархии на востоке нашли свое частичное воплощение в Маньчжоу-Го, где отказались от идеи национальной монархии и провозгласили мирное содружество под властью дома Цин людей разных национальностей. Слава барона обеспечила спокойную жизнь в Маньчжоу-Го для русских эмигрантов. Под китайской властью они были беззащитны перед действиями советских спецслужб, которые даже посылали карательные отряды сжигать русские деревни, устроенные эмигрантами недалеко от советской границы. Создание Маньчжоу-Го обеспечило безопасность границ и только в 1945 году чекисты смогли с лихвой утолить свою жажду крови.
О Маньчжоу-Го и русской эмиграции там наврано немало, уже немного писал об этом https://catofoldmemory.livejournal.com/230059.html . Современные российские историки не спешат разбирать давние русские трагедии маньчжурской эмиграции. И современная российская власть, прямая наследница советской и плоть от плоти чекистов, и китайское коммунистическое руководство уж точно не заинтересованы в том, что эти страницы русско-китайского прошлого стали широко известны. Заслуга Фомина в том, что он не боится вспоминать и доносить до читателя кровавые эпизоды прошлого и те деяния коммунистов, о которых они предпочитали молчать.
Не обойден вниманием у Фомина вопрос о кровожадности самого Унгерна. Он был прописан кровавым убийцей у советских авторов и у многих зарубежных писателей, которым образ идейного убийцы - безумца на фоне экзотического пейзажа позволял выгодней продать свои сочинения. Однако убитых по приказу Унгерна ныне сосчитали чуть ли не каждого поименно, чем сразу сильно расстроили тех авторов, которые живописали тотальное убиение Унгерном евреев и пленных красноармейцев. Унгерн не скрывал своей жестокости к врагам - революционерам, выпускал приказы, где обещал коммунистам только смерть, но по факту убил людей гораздо меньше, чем обычный большевик - глава губернского ЧК того времени. Жертв расправ барона вне боев, когда убивали врагов с оружием в руках, насчитывают сотни, но никак не тысячи. По меркам и обычаям кровавой гражданской войны Унгерн выглядит едва ли не гуманистом - имея бесконтрольную власть он мог убивать в гораздо большем масштабе, но предпочитал этого не делать. К коммунистам и их агентам был беспощаден, считая что таких людей как одержимых злом ничто не исправит. Когда красные вырезали целиком русские деревни - поголовно от мала до велика - да убивали своих жертв с изощренными пытками (причем это были не единичные эпизоды с изуверами народе Харьковский ЧК, а обычная практика большевиков) - жестокость Унгерна вполне можно было понять. Бог ему судья за это.
Книгу Фомина крайне рекомендую для изучения. Читать ее лучше всего уже после знакомства с хорошими биографиями Унгерна - С.Л. Кузьмина «История барона Унгерна. Опыт реконструкции» или Е.А. Белова «Барон Унгерн фон Штернберг». Наиболее известную биографию Унгерна за авторством Леонида Юзефовича прочитать тоже стоит - но с пониманием того, что автор ее весьма тенденциозен в описании ряда моментов (что подробно разбирает Фомин в своей книге). Впрочем, вдумчивому читателю книга Фомина будет многим интересна и без хорошего знания биографии барона.
Заказать ее можно по контактам, указанным автором https://sergey-v-fomin.livejournal.com/709310.html потом она появится и в интернет-магазинах.
В свое время посты об Унгерне Фомин выкладывал в своем ЖЖ и ознакомление с ними было крайне полезным - с таких позиций историю Унгерна никто не освещал. Бумажная книга всегда добавляет особую магию тексту, который, к тому же, был отредактирован и дополнен. Не любитель делать что-то спешно, но, только вчера получив книгу, успел ее уже прочитать за вечер и утро - настолько был огромен интерес к ней. Причина понятна - хотя барон Унгерн не обделен вниманием историков и публики, так что ему посвящено немало публикаций, Фомин подходит к его истории не столько с позиции биографа, столько с точки зрения соратника по борьбе, отнюдь не завершенной век назад.
Это определяет особенность книги - перед нами не очередной разбор биографии Унгерна, которая к настоящему моменту вполне доступна заинтересованному читателю трудами добросовестных и объективных историков (особенно стоит отметить громадный вклад С.Л. Кузьмина), опровергших многие лживые наветы на барона, на которых не скупились советские пропагандисты и не скупятся многие современные авторы.
Фомин написал историю мечты Унгерна - его монархического проекта восстановления исторических престолов на Востоке, историю попыток воплощения этого проекта самим бароном и монархическими силами Японии, Маньчжурии и Китая. Заодно Фомин подробно показал к каким последствиям привела неудача Унгерна и падение Маньчжоу-Го в 1945 году, какие страдания и гибель принесли эти события русским эмигрантам и какие глобальные изменения в раскладе сил на международной арене произошли в результате исчезновения монгольской и маньчжурской монархий.
Рецензию на книгу Фомина начну издалека и сперва выскажу свои соображения по судьбе барона.
Бывают знамения, не понятые современниками.
В 1917 году Временное правительство выпустило банкноты, на которых были изображены свастика и буддийские узлы бесконечности. Эта же символика была также использована на советских банкнотах 1918-1921 гг. Такое странное сочетание ставило в тупик что современников, что последующие поколения. Кое-кто помнил, что свастика была любимым символом семьи последнего русского царя и яростно клеймилась социалистами как древний знак Знич, символ огня и монархии. Использование свастики национал-социалистами в Германии только запутало дело и породило множество теорий, как и зачем свастика появилась на советских банкнотах. На удивление беспамятная эмиграция даже провозгласила свастику масонским символом, который, якобы, победившие масоны - коммунисты открыто поместили на своих деньгах. Уже в постсоветское время истину удалось установить - свастика и узел бесконечности попали на банкноты 1917-1921 гг. с клише бумажных денег, подготовленных еще в царское время для провозгласившей независимость Монголии. Когда срочно понадобились деньги новой российской власти, то не стали искать сложных путей и использовали как образцы клише монгольских банкнот.
Поистине поразительное явление. В Смуту и гибель русской монархии по России внезапно стал распространяться, да еще безбожниками, знак, означающий, говоря простым языком, что «все мы под Богом ходим». В буддизме свастика воспринималась как символ закона Будды, которому подвластна Вселенная. Никому не встать выше этого закона, подчинение закону добродетельными вознаграждается, а сопротивление людей плохих наказывается. Наверно мало кто осознал удивительное предостережение, даже интеллигенция была, в своей значительной части, малосведущей и часто элементарно бескультурной, скрывая за громкими словами полнейшее невежество. Но люди мистически чувствительные определенно внимание обратили. Сейчас, конечно, невозможно узнать, как трактовал подобное появление древних восточных символов на российских банкнотах Унгерн и обратил ли он вообще на них внимание. Хотя новые государственные банкноты барон, разумеется, никак не мог не видеть, а при многолетнем интересе к монгольским делам не узнать знакомую символику было сложно. Исследователи, и в прошлом, и ныне, задаются вопросом, как Унгерн мог верить пророчествам и знакам, приведшим его в Монголию. А впору задаваться вопросом, как можно было не поверить такому знаку?
Свет с Востока сиял Унгерну в самые суровые годы гражданской войны. Крайне важный факт, что барон не верил в успех дела Колчака даже в самый победоносный период боев сибирской армии. Видимо он полагал, что дело безнадежно без прочной монархической основы и верных людей. Поэтому герой Великой войны, многократно раненный и многократно награжденный за храбрость, совершает поразительный поступок - вместо фронта, где уже предвкушали освобождение Москвы, он едет в Китай и остается там с февраля до осени 1919 года. Ведет долгие переговоры с китайскими и маньчжурскими влиятельными лицами, готовит план восстановления монархий на востоке, даже вступает в брак со знатной маньчжуркой, родственницей царского дома Цин. Эти переговоры, начатые в то время, когда успех армии Колчака казался прямой дорогой к окончательной победе над большевиками, доказывают, что Унгерн был весьма дальновидным политиком и умным человеком, трезво оценивающим тяжесть предстоящей борьбы.
В замечательном цикле «Око Силы» Андрея Валентинова (конспирологическая история гражданской войны и СССР) есть диалог Агасфера, возглавившего тот эксперимент по изменению человеческой истории, что людям известен как революция и гражданская война, с представителем иной стороны.
«… Люди оказались в тупике, в страшном тупике. Вы знаете, сколько погибло в последней войне? А цифрами детской смертности интересовались? А что касаемо определенных мною жертв… Увы, операции без крови не бывает.
-Тогда почему под вашими знаменами воюют силы враждебные не только цивилизации, но и всему нашему миру? Почему среди ваших врагов - все, что осталось в этой стране здорового? … А если они все-таки объединятся? Не боитесь?
-Представьте себе, нет. Не боюсь даже фанатиков, их легко натравить на таких же фанатиков, но с противоположным знаком. Я боюсь других… отрешившихся.
-Простите?
-Попытаюсь объяснить… Вы никогда не бывали в цирке? Там показывают фокусы. Помните факиров в Индии?
-Факиры в Индии не показывают фокусов. Они…
-Здесь это называется фокусами. Так вот, большая часть зрителей никогда не разгадает фокус, потому что смотрят на факира. В этом весь трюк. Но тот, кто почему-то отрешился, отвел глаза от приманки, может увидеть главное. Вот таких, отрешившихся, я побаиваюсь».
Унгерн увидел главное. И поехал не брать Москву, а договариваться в Пекин и Харбин.
У нас крайне недооценивают влияние Синьхайской революции 1911 года на революцию в России. Династия Цин правила Китаем с 1644 года (еще ранее в родной Маньчжурии), то есть по древности правления вполне сравнима с Романовыми. Ее успешное свержение сильно вдохновило российских революционеров. Более того, вряд ли является случайным активное участие китайцев на стороне красных в гражданской войне в России. Складывается впечатление, что китайские революционеры и их лидеры намеренно приезжали в Россию во время трудовых наборов китайцев в Великую войну. Примечательна история Жена Фучэня - выпускника Мукденской офицерской школы, подполковника китайской армии и активного участника революции и гражданской войны в Китае. И вот такой человек вдруг приезжает на Урал в Алапаевск в 1914 году как подрядчик, выступает фактически как полномочный представитель всех китайцев перед заводским начальством, после революции оказывается прекрасно знакомым большевикам и назначается ими уполномоченным по делам китайских рабочих во всей Пермской губернии. Формирует китайские красные отряды, сразу ставшими одними из наиболее боеспособных частей большевиков на Урале. Командует у красных 225-м китайским интернациональным полком и погибает в бою под станцией Выя. С вдовой и детьми этого красного героя потом встречался лично Ленин, их почитали и в красном Китае. Интересный вопрос - а Жен Фучэнь и ему подобные случайно оказались на территории России, сменив военную форму на скромные одежды подрядчиков и десятников, или все же отряды китайских революционеров с опытными офицерами были посланы заранее с целью поддержать своих российских коллег в ожидаемой уже в России гражданской войне?
Теперь вернусь к книге Фомина. Фомин не разбирает действия Унгерна в 1917-1918 годах, когда барон, при всех своих стараниях и успехах, принципиально ничем особо не выделяется среди таких же защитников старого мира, выступивших против революционеров. Зато автор подробно останавливается на тех взглядах и действиях Унгерна в 1919-1921 гг., что сделали барона мировой знаменитостью и легендой. Унгерн ищет союзников - и находит их среди китайских и маньчжурских монархистов, имевших сильные позиции в северном Китае и Маньчжурии. Подробности этих переговоров до сих пор неизвестны, но сам факт породнения барона с домом Цин наводит на мысль, что некое соглашение было достигнуто. Таким образом, в своих последующих действиях в Монголии Унгерн не был авантюристом, а следовал заранее согласованному плану, на поддержку которого извне имел все основания рассчитывать. При этом барон не являлся агентом ни англичан, ни японцев, как описывали его советские агитаторы. При всем старании что красных судей на процессе над бароном, что биографов Унгерна не нашлось никаких доказательств его встреч и сотрудничества с представителями иностранных разведок. Никаких японских советников при нем не было, контактов Унгерна с японскими властями не выявлено. В союзниках у барона были только отдельные представители белой эмиграции, его знакомые в монархических кругах Маньчжурии и Пекина да часть монгольской знати, для которой Унгерн был спасителем от китайских революционеров.
Фомин особо останавливается на том моменте, что Унгерн, бесспорно, был православным. Хотя в массовой культуре барон представлен в образе буддиста и оккультиста (во многом благодаря роману Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота»), а историки часто считают его лютеранином (по его предкам), тот факт, что жена Унгерна приняла православие, после чего венчание состоялось в православной церкви, уже неоспоримо указывает на православие самого барона. Православность Унгерна подтверждают также его высказывания, записанные общавшимися с ним людьми, и его утверждения на допросах у красных. Кроме того, в Урге по приказу Унгерна была составлена и издана небольшая книга христианских пророчеств (Фомин ее приводит целиком). Так что буддизм и оккультизм барона были выдуманы врагами, стремившимися представить его очередным авантюристом, решившим попытать счастье на Востоке и увлекшимся тамошней мистикой. При этом Унгерн действительно хорошо знал язык, культуру и религию Монголии.
Фомин, сам известный в православной среде в первую очередь не как историк, а как составитель прогремевшего сборника «Россия перед Вторым Пришествием», конечно не может обойти вниманием веру Унгерна в пророчества и разбирает этот момент с основательностью, недоступной светским историкам, плохо понимающим религиозные аспекты деятельности людей истинно верующих. Тут даже не возьмусь пересказывать его исследование хоть кратко - это надо читать вдумчиво и обстоятельно. Что знал Унгерн о настоящем и грядущем и во что верил? Действительно ли он полагал, что Великий князь Михаил Александрович не убит в Перми, а спасен, при этом совсем скоро объявит себя и возглавит его армию? Или же верил, что в Божьей власти дать отчаявшимся и измученным людям чудо возвращения истинного Монарха и это будет сам архистратиг Небесного Воинства Михаил? Знаменитый приказ барона под номером № 15 вызвал немалое изумление современников и многолетние споры потом. Был ли это отчаянный блеф проигравшего или прозвучали слова Пророка, узревшего нечто, недоступное остальным? Сложно сказать. Неудача и гибель Унгерна, преданного и брошенного своим войском, может свидетельствовать о неверности всего его понимания происходящего и крахе гордыни человека, осмелившегося верить, что узрел и понял Божий Замысел. С другой стороны, пути Господни неисповедимы и, возможно, Унгерн вполне понимал свою судьбу и сделал именно то, что должен был сделать.
Фомин много внимания уделяет восприятию образа барона его современниками самых разных взглядов. Взятие бароном Урги и восстановление им в Монголии теократической монархии прогремело на весь мир. В те годы, когда древние монархии исчезали одна за другой, успех маленького отряда Унгерна в восстановлении свергнутого революционерами монарха был вселяющим надежду примером для европейских монархистов. Унгерн стал тем ударом молнии, что разорвал тьму апатии и слабости, нависшую над монархическими кругами после столь сильных поражений. Уже в этом он заметно повлиял на мировую историю. Барон изменил геополитическую карту мира, Монголия так больше и не вернулась под власть Китая. Идеи Унгерна о единой монархии на востоке нашли свое частичное воплощение в Маньчжоу-Го, где отказались от идеи национальной монархии и провозгласили мирное содружество под властью дома Цин людей разных национальностей. Слава барона обеспечила спокойную жизнь в Маньчжоу-Го для русских эмигрантов. Под китайской властью они были беззащитны перед действиями советских спецслужб, которые даже посылали карательные отряды сжигать русские деревни, устроенные эмигрантами недалеко от советской границы. Создание Маньчжоу-Го обеспечило безопасность границ и только в 1945 году чекисты смогли с лихвой утолить свою жажду крови.
О Маньчжоу-Го и русской эмиграции там наврано немало, уже немного писал об этом https://catofoldmemory.livejournal.com/230059.html . Современные российские историки не спешат разбирать давние русские трагедии маньчжурской эмиграции. И современная российская власть, прямая наследница советской и плоть от плоти чекистов, и китайское коммунистическое руководство уж точно не заинтересованы в том, что эти страницы русско-китайского прошлого стали широко известны. Заслуга Фомина в том, что он не боится вспоминать и доносить до читателя кровавые эпизоды прошлого и те деяния коммунистов, о которых они предпочитали молчать.
Не обойден вниманием у Фомина вопрос о кровожадности самого Унгерна. Он был прописан кровавым убийцей у советских авторов и у многих зарубежных писателей, которым образ идейного убийцы - безумца на фоне экзотического пейзажа позволял выгодней продать свои сочинения. Однако убитых по приказу Унгерна ныне сосчитали чуть ли не каждого поименно, чем сразу сильно расстроили тех авторов, которые живописали тотальное убиение Унгерном евреев и пленных красноармейцев. Унгерн не скрывал своей жестокости к врагам - революционерам, выпускал приказы, где обещал коммунистам только смерть, но по факту убил людей гораздо меньше, чем обычный большевик - глава губернского ЧК того времени. Жертв расправ барона вне боев, когда убивали врагов с оружием в руках, насчитывают сотни, но никак не тысячи. По меркам и обычаям кровавой гражданской войны Унгерн выглядит едва ли не гуманистом - имея бесконтрольную власть он мог убивать в гораздо большем масштабе, но предпочитал этого не делать. К коммунистам и их агентам был беспощаден, считая что таких людей как одержимых злом ничто не исправит. Когда красные вырезали целиком русские деревни - поголовно от мала до велика - да убивали своих жертв с изощренными пытками (причем это были не единичные эпизоды с изуверами народе Харьковский ЧК, а обычная практика большевиков) - жестокость Унгерна вполне можно было понять. Бог ему судья за это.
Книгу Фомина крайне рекомендую для изучения. Читать ее лучше всего уже после знакомства с хорошими биографиями Унгерна - С.Л. Кузьмина «История барона Унгерна. Опыт реконструкции» или Е.А. Белова «Барон Унгерн фон Штернберг». Наиболее известную биографию Унгерна за авторством Леонида Юзефовича прочитать тоже стоит - но с пониманием того, что автор ее весьма тенденциозен в описании ряда моментов (что подробно разбирает Фомин в своей книге). Впрочем, вдумчивому читателю книга Фомина будет многим интересна и без хорошего знания биографии барона.