В свое время удалось купить целый чемодан документов и фотографий с архива интересовавшего меня человека. К сожалению, наследники были очень небрежны, многое потеряли, оставшееся было перемешано, пришлось долго разбирать по годам. С большой досадой при этом обнаружил, что значительная часть документов и писем вообще не относится к этому человеку, а принадлежали его знакомой - жительнице одного из уральских городов, чье имя ни о чем мне не говорило и не находилось в сети. Обнаруженная среди бумаг ее биография не прибавляла оптимизма - работа на мелких должностях в небольших советских конторах - какой тут может быть интерес для краеведа?
Чуть было не закинул эти бумаги пылиться к ненужному хламу, но все же решил посмотреть подробней - зачем-то же их хранил человек, интересовавшийся прошлым. Терпение оказалось вознаграждено - сюжет жизни внешне обычной конторской работницы вдруг заиграл такими интригующими загадками, что остается только дивиться.
Не буду называть ее имени - пусть будет просто N. Она сама долгое время стремилась стать незаметной. Ее история восстанавливается с таким огромным количеством домыслов и догадок, что никак не может претендовать на достоверность. Возможно, значительная часть того, о чем она сама писала, было литературной игрой одинокого человека. С другой стороны, несколько известных людей действительно вели с N переписку и очень ее уважали. Жизнь порой причудливей любого романа и, возможно, судьба N и на самом деле была такой, какой представляется после ознакомления с сохранившимися ее бумагами.
N родилась в небогатой образованной уральской городской семье, успела закончить полный курс гимназии до революции, так что на 1917 год ей было 18-20 лет. Советскую власть признала решительно и безоговорочно. Активно работала в советских учреждениях, благо умела печатать на машинке и вести делопроизводство. Летом 1918 года ушла с красными, работала в агитпоездах на Восточном фронте, каких-то учреждениях по новой культуре. После гражданской войны осталась в Москве в неком секретариате, каковой потом в официальной биографии прописывала чуть ли не рядовой жилконторой. Однако фотографии и письма той поры свидетельствуют, что N позднее скрывала свое истинное место работы и секретариат этот был непростой. Сохранилась открытка к N от ее коллеги по этому секретариату, отправленная из США.
Непонятно что произошло в Москве, но к концу 1920-х гг. N вернулась домой и потом до конца жизни, со своими то способностями, сидела тихо и работала на самых незначительных должностях в разных небольших конторах. У меня сложилось впечатление, что она намеренно выбирала такие тихие места, где не было риска попасть под проверку отдела кадров. Это объяснимо, если N после гражданской работала в тех партийных структурах, что поддержали оппозицию и потому были разгромлены. Партийная любовь к псевдонимам и новым звучным именам могла спасти N - искали партработницу - троцкистку, а она тихо жила под своим изначальным дореволюционным именем.
Представляет большой интерес знакомство и переписка N с известными людьми того времени. К сожалению, трудно установить насколько они достоверны. Знаменитостям пишут многие, совершенно незнакомые им корреспонденты. Главное тут факт ответа, а в сохранившихся материалах ответных писем мало. Впрочем, они могли быть как ценности либо самой N, либо владельцем ее архива переданы специалистам или проданы коллекционерам. Вызывает недоумение само наличие писем к знаменитостям от N в ее же архиве. Неясно, отправляла ли она эти письма и вообще собиралась ли отправлять? Может писала послания просто для своего развлечения без отправки, может по секретарской привычке делала в свой архив копии - установить затруднительно.
Сохранилось ее письмо Демьяну Бедному, где она весьма фамильярно ругает его за перегибы в творчестве. Ответных писем от Демьяна нет, но N действительно могла его знать по Восточному фронту или Москве.
Факт, что со второй половины 1930-х годов N сорок лет писала известному советскому литератору Владимиру Германовичу Лидину. Их переписка составляет значительную часть сохранившихся ее бумаг. N никогда не признавалась, что была с ним знакома до этой переписки, утверждая, что восхищена просто его литературным даром. Но вполне могла его встречать во время гражданской войны или в годы московской жизни. Иначе такая заочная многолетняя привязанность выглядит весьма необычной. Возможно встреча была - памятная для нее и совершенно неважная для него. Лидин в 30-х годах подвергался жестокой критике, органы собирали на него материал, прошел совсем близко от ареста. Печатали его мало, свою литературную популярность, завоеванную в 20-х годах, он терял. N же расхваливала его гениальность, описывала его как выразителя их поколения - энтузиастов нового мира времен гражданской войны и мечтателей начала 1920-х годов. Узнав о его увлеченности старыми книгами, искала и покупала для него редкие издания. Высылала Лидину также материалы, которые, на ее взгляд, могли заинтересовать писателя и пригодиться ему в работе.
При этом пятнадцать лет N в переписке не сообщала своего имени и обратного адреса. Если она действительно пряталась - это было разумно. Переписка известных людей органами отслеживалась, архив Лидина мог попасть к чекистам, отработавшим бы активные связи опального писателя. Так что переписка шла только от N к Лидину - год за годом письма, открытки и посылки с ценными изданиями.
Только в 50-х годах, видимо уже после смерти Сталина, N сообщила свой домашний адрес и имя. Имя Лидину ничего не сказало, но он стал ей писать - благодарил за подарки и замечания по его творчеству, вежливо интересовался ее тихой жизнью и увлечениями.
Писем Лидина немного, то ли сохранились не все, то ли писал он не слишком часто. Но сохранилось гораздо больше писем и открыток ему - то ли не отправленных, то ли дубликатов для архива. Однако зачем покупать открытку и заполнять ее просто для архива ради нескольких строчек обычных поздравлений? Может N не хотела быть излишне назойливой, но потребность писать Лидину была так велика, что она писала просто в стол?
В 1970-х годах Лидин тяжело заболел. Любители СССР хвалят советскую бесплатную медицину, нагло забывая о ее низком качестве. Хорошее лечение для обычных людей было доступно только за большие деньги. Лидин значительных гонораров не имел, его хоть и стали довольно активно издавать с конца 50-х годов, но былой востребованности не было. Откуда-то узнав о финансовых затруднениях писателя, N поехала в Москву.
Выждав, когда Лидина заведомо не будет дома, N пришла на его квартиру и передала домработнице пакет, где был мешочек с драгоценными камнями (sic!), - на лечение Владимира Германовича.
И тут - как в добротном старом романтическом фильме - сюжет сводит двух героев.
Выходя из подъезда, N встретила Лидина.
Она его узнала, но не окликнула.
Даже если они и встречались ранее, в уже далекой революционной молодости, то с той встречи прошло более полувека.
Лидин не обратил внимания на незнакомую старушку и прошел мимо.
Этот эпизод N сообщила в своем письме, оставшемся в ее архиве.
Была ли действительно эта встреча, откуда у обычной пенсионерки со скромной пенсией драгоценные камни? Богатых родственников у нее точно не было, от родителей могла унаследовать в лучшем случае скромные серебряные ложки.
В 1979 году Лидин умер. N связалась с его дочерью и оплатила стоимость памятника с установкой. Опять загадка - откуда у нее деньги?
Возможно, оба эпизода с денежной помощью, да еще столь экзотической - драгоценными камнями - все же романтическая фантазия N, хотя бы в мечтах хотевшей помочь своему кумиру. Но если это было на самом деле, остается только гадать об источнике такого благосостояния.
Довольно известный факт, что уже при СССР часть алмазного фонда коммунистов (тайные партийные кассы никуда не делись и после захвата большевиками власти, наоборот - туда натащили еще больше с трофеев) хранилась в тайне дома у Новгородцевой, вдовы Свердлова. Партийцы высоко ценили драгоценные камни за их высокую стоимость при малом весе и размере. Возможно, не только у сталинистов, но и у партийной оппозиции были такие заначки - схроны на черный день у доверенных людей - нравы то были общие. Что если N долгие годы была таким хранителем сокровищ? Помощь Лидину она вполне могла воспринимать как трата средств вполне по назначению - Лидин свой, участник гражданской, близок к партийной оппозиции в 20-х годов, при Сталине подвергался травле - значит заслужил свою долю тех драгоценностей, что, возможно, были доверены молодой девушке с Урала, бежавшей из Москвы в разгар преследования троцкистов.
Это, разумеется, лишь домыслы. Письма к N, если они сохранились в архиве Лидина, могли бы подтвердить или опровергнуть ее денежную помощь. Зная имена коллег N по работе в Москве, можно попытаться вычислить учреждение, в котором они работали, но в сети по этим людям ничего не нашлось. Поэтому история N так и остается загадкой. Будем надеяться, что в дальнейшем все же посчастливится и удастся эту необычную историю подкрепить фактами и документами со стороны. Пока же просто привожу ее как пример того, что только не бывало или могло быть в советском прошлом.