то, что дальше
Вот и конец эпохи, он пахнет тиной; годы идут и уносят людей, как льдины; что-то кончается, что-то придет взамен; птицы летят на юг - значит, быть зиме.
Мерзкое время отсутствия перемен.
Тот, кто подходит к окну уж не первый год, вроде не ждет никого, и, конечно, ждет. На подоконник он ставит горшки с цветами и поливает долго, стирает пыль; сам краем глаза смотрит: ворот столбы, видно дорожку из серого кирпича, можно бы выйти кого-нибудь там встречать... Если никто не придет, это будет страшно. Он поливает цветы - хорошо и важно.
Вот он стоит у плиты и готовит полдник - он, совершивший свой самый великий подвиг, после которого можно и на покой. Можно на все пересуды махнуть рукой, жить, как захочется, ни на кого не глядя, только вот если подумать - чего же ради? Прошлое было ярким, живым, больным, все настоящее - вкусный и пряный дым, розы за окнами, кресло к огню поближе. Разве же сменишь прелесть знакомых книжек снова на холод, голод и путь в ничто? Кто променяет дом свой на это? Кто?
Он твердо знает, что счастье бывает разным, все завершилось, эпоха идет к концу; но иногда прижимает ладонь к лицу и вспоминает, как падает, все и сразу: хохот друзей, звук костра и ночную тьму, звезды так светят - не вынести одному, а вот компанией можно их видеть смело. Общая кружка, бревно, котелок и дело. Кучка мгновений - как в памяти угольки, падают и затухают на дне реки.
Если бы он оставался таким, как прежде, сам бы себе, разумеется, дал надежду - в сказках всегда все закончится хорошо. В сказках бы кто-то давно уж к двери пришел, и был бы чай и пространные разговоры, спать бы легли под утро, совсем нескоро; утром... да кто же ведает, быть чему?
Тропка все вьется, ненужная одному.
День - просто день, их таких миновало много, и, пробудившись, он слышит вдруг зов дороги - тонкий и нежный: так ахает тетива, если ее задели едва-едва. Дуб, что растет у порога родного дома, - он говорит. Знакомо и незнакомо. Ставни беседуют и облака звучат...
В двери задорно и... наяву - стучат.
...Вот и конец эпохи, он пахнет летом; дом затопило легким и добрым светом; может, он даже отсюда не уходил, просто запрятался в мисках, в углах, в груди, в памяти, что вдруг становится - настоящим; в двери колотят еще веселей и чаще.
Он замирает на миг, не поверив сразу, он вспоминает лучшую в жизни фразу, ловит ее, как летящую вниз звезду и, улыбаясь, кричит:
- Я уже иду!
Мерзкое время отсутствия перемен.
Тот, кто подходит к окну уж не первый год, вроде не ждет никого, и, конечно, ждет. На подоконник он ставит горшки с цветами и поливает долго, стирает пыль; сам краем глаза смотрит: ворот столбы, видно дорожку из серого кирпича, можно бы выйти кого-нибудь там встречать... Если никто не придет, это будет страшно. Он поливает цветы - хорошо и важно.
Вот он стоит у плиты и готовит полдник - он, совершивший свой самый великий подвиг, после которого можно и на покой. Можно на все пересуды махнуть рукой, жить, как захочется, ни на кого не глядя, только вот если подумать - чего же ради? Прошлое было ярким, живым, больным, все настоящее - вкусный и пряный дым, розы за окнами, кресло к огню поближе. Разве же сменишь прелесть знакомых книжек снова на холод, голод и путь в ничто? Кто променяет дом свой на это? Кто?
Он твердо знает, что счастье бывает разным, все завершилось, эпоха идет к концу; но иногда прижимает ладонь к лицу и вспоминает, как падает, все и сразу: хохот друзей, звук костра и ночную тьму, звезды так светят - не вынести одному, а вот компанией можно их видеть смело. Общая кружка, бревно, котелок и дело. Кучка мгновений - как в памяти угольки, падают и затухают на дне реки.
Если бы он оставался таким, как прежде, сам бы себе, разумеется, дал надежду - в сказках всегда все закончится хорошо. В сказках бы кто-то давно уж к двери пришел, и был бы чай и пространные разговоры, спать бы легли под утро, совсем нескоро; утром... да кто же ведает, быть чему?
Тропка все вьется, ненужная одному.
День - просто день, их таких миновало много, и, пробудившись, он слышит вдруг зов дороги - тонкий и нежный: так ахает тетива, если ее задели едва-едва. Дуб, что растет у порога родного дома, - он говорит. Знакомо и незнакомо. Ставни беседуют и облака звучат...
В двери задорно и... наяву - стучат.
...Вот и конец эпохи, он пахнет летом; дом затопило легким и добрым светом; может, он даже отсюда не уходил, просто запрятался в мисках, в углах, в груди, в памяти, что вдруг становится - настоящим; в двери колотят еще веселей и чаще.
Он замирает на миг, не поверив сразу, он вспоминает лучшую в жизни фразу, ловит ее, как летящую вниз звезду и, улыбаясь, кричит:
- Я уже иду!