Коррупция, Макиавелли и история развития государственности.(C-ZE feat. Б-ИН.) (1)
(к публикации на livejournal'е. от со-автора: оригинальный текст был написан Бакуниным полтора столетия назад, и касался проблем Бонапартизма и того времени. Меня же поразило, насколько это все современно. Сделав несколько замен (к примеру "бонапартизм" vs "путинизм" или "германская армия" vs "войска НАТО") и слегка подредактировав изначальный текст, я, к большому удивлению для себя, получил вполне себе современное описание текущего состояния дел, которое и предлагаю вашему вниманию)
_____
(от со-автора: создавалось ночью, в поезде, поэтому могут быть огрехи. Все претензии принимаются. Предупреждаю - текст длинный, страниц 10-12, с примечаниями. Размещу его двумя частями)
Коррупция, Макиавелли и история развития государственности.
"...Мы знаем так много позорных секретов, что если они будут активированы, весь правящий сброд этой и не только этой страны лопнет, сдуется, испуская грязь и гниль. А с ним вместе расплывётся, растечётся всё общество и государство. Как ни печально звучит, коррупция и оргпреступность такие же несущие конструкции социального порядка, как школа, полиция и мораль..."
Натан Дубовицкий, Околоноля
Много уже говорилось, что путинизм, будучи прямым наследником ельцинизма, не является, по сути, ни принципом, ни политическим течением, не вызван каким-либо органическим или историческим интересом в экономическом и политическом развитии страны. Просто-напросто, добавляли многие, банда разбойников, воспользовавшись глубокими разногласиями между стратами российского общества, ночной порой внезапно и дерзко овладела Россией и, захватив власть, удерживают ее вот уж более двадцати лет. Опорой ее послужили три огромных порока России, или три великих ее несчастья: неизлечимая доверчивость ее интеллигенции, дезориентированность городских масс и невежество рабочих и крестьян. Ее поддерживали три в равной степени отвратительных обстоятельства, которые за эти двадцать лет весьма способствовали гибели России:
• бюрократическая организация, которая, в конце концов убила всякое стихийное народное движение, дезорганизовала все живые силы России и зацементировала коррупционную круговую поруку;
• бесчестная и тупая дисциплина, скованная взаимным компроматом, насаждаемая в силовых органах, опустившихся до состояния огромной наемной гвардии, специально обученной покрывать зло, бесчинствовать и лгать. Такая дисциплина делает рядовых исполнителей, увенчанных погонами, орудием в руках неспособных и глубоко порочных руководителей.
• И наконец, бич православной церкви, представленной огромным количеством "людей с дорогими часами" с главой в Москве, которые, считая несчастный российский народ благородной добычей, могущей ускользнуть от них в любой момент, насаждают в нем все разногласия и политические взгляды, пытающиеся держать доверчивое население в вечном рабстве.
Таковы, несомненно, условия и причины существующего положения, которое может признавать и уважать не искренний человек, но лишь политик, желающий в свою очередь воспользоваться им, чтобы прийти к власти и удержать ее. Что касается результатов, к которым может привести подобная политика, мы их видим: это современное состояние России.
Мы рассмотрели основы ельцинизма-путинизма, обратимся теперь к его средствам. У него есть лишь одно средство, но очень сильное: коррупция, которая, впрочем, изобретена не путинизмом, но получена им как историческое наследие от ельцинизма, - единственное, которым путинизм сумел воспользоваться и продуктом которого стал сам.
* * *
Условимся теперь о значении слова "коррупция" (1). Оставляя в стороне все вопросы, связанные с частной моралью (которая, впрочем, неотделима от коллективной), я понимаю под этим словом полное безразличие индивида к общественной пользе и солидарности исключительно во имя личной выгоды. Какой-либо класс или ограниченная общность людей - церковь, правящая верхушка, собирательная элита, буржуазия, бюрократия, армия, полиция и даже банды разбойников - могут быть глубоко аморальны, т.е. противопоставлены всему человечеству по своим основам, условиям своего исключительного и привилегированного существования, по целям, которые они преследуют; но при этом они еще не коррумпированы, - до тех пор, пока не распадутся под нажимом частных интересов их членов. Правда, чем больше интересы класса противостоят общественным интересам, тем более облегчается коррупция его членов, что обусловлено аморальностью принципа, лежащего в основе его существования; если только эта безнравственность не прикрывается в их глазах каким-либо вымышленным идеалом, например, патриотическим или религиозным.
Именно это и произошло с церковью и верховной властью, и потому они были так могущественны в прошлом и так упорно цепляются за жизнь еще и сегодня, когда все общественные условия этому противоречат. Это также объясняет, почему бюрократическое чиновничество, едва придя к власти, начинает обнаруживать бесспорные признаки разложения и упадка.
По природе своих повседневных занятий слишком реалистичное, чтобы искать опоры в великих идеалах патриотизма и религии, оно вынуждено довольствоваться весьма сомнительными и спорными идеалами метафизики и юридического права, и ему никогда не удается скрыть, даже от самого себя, свою низкую сущность. В этом отношении игроки на бирже, крупные промышленные, торговые и банковские компании, финансовые и политические спекулянты, контрабандисты, грабители - группы, легче всего поддающиеся коррупции, ибо они - еще большие реалисты, чем основная масса чиновничества. Они цинично срывают всякую маску, отбрасывают всякую видимость идеала и открыто проявляют свою истинную сущность эксплуататоров богатства и труда нации. Члены этих различных сообществ объединяются уже не во имя какого-то принципа, истинного или ложного; они связаны друг с другом лишь личной выгодой. Такова истинная коррупция.
Добавим, что - среди этих групп откровенных эксплуататоров - шайки контрабандистов, разбойников и воров являют сравнительно высокий уровень морали. Во-первых, они большей частью бедны и борются за жизнь; это, по крайней мере, понятно. Кроме того, они не пользуются уважением и защитой общества, как привилегированные и богатые спекулянты, воры и разбойники на государственной службе, в банках, промышленности и торговле. Их изгоняет и преследует, как диких зверей, то самое общество, которое не сумело дать им ни воспитания, ни образования, ни средств к существованию, но зато наделяет их всеми привилегиями уголовного кодекса. Они ведут постоянную войну с обществом, которое всегда было для них лишь мачехой, и подвергаются в этой борьбе жестоким опасностям, вынуждающим их теснее объединяться между собой, что вовсе не нужно официальным эксплуататорам, признанным и обласканным высшим обществом. Внутри таких вынужденных союзов чаще всего формируется нечто вроде коллективной морали, иногда возвышающейся до общего воодушевления, которое становится источником поистине героических поступков и самоотверженности.
Разумеется, слово "коррупция" неприменимо к классам, какими бы аморальными ни были их принципы, по крайней мере до тех пор, пока эти классы объединены во имя какого-либо идеала; оно также не относится к бандам преступников, пока их связывают узы солидарности, способные воодушевить их на героические и самоотверженные поступки. Оно применимо лишь к индивидам, предающим интересы какого-либо коллектива, но не во имя более высоких и справедливых интересов, что было бы, напротив, признаком относительной моральности, а исключительно ради личной выгоды. Итак, до тех пор, пока индивид сохраняет верность и страстную преданность общим и более или менее идеализированным интересам какого-либо коллектива, как бы ни были аморальны поступки, которые он совершает ради этого сообщества или совместно с ним, нельзя сказать, что он коррумпирован.
Таким образом, грабитель или вор представляет в высшей степени безнравственные коллективные интересы, несомненно, преступные и пагубные для общества в целом; но до тех пор, пока он предан своей банде и готов пожертвовать собой во имя ее спасения, его нельзя назвать коррумпированным. Есть ли что более отвратительное и порочное, грубое и бесчеловечное, более противоречащее всему тому, что получило в XXI веке название демократии и свободы, чем поведение всех этих генералов и офицеров американской армии? Сии достойные представители своего спесивого политического руководства предаются сегодня в Авганистане, Пакистане, Ираке и во множестве других мест, с пылом, выдающим их истинную сущность, обычно запретным, но сейчас дозволенным и даже похвальным утехам - они пытают, убивают и совершают самые разнообразные жестокости под знаменами «американской гегемонии», для которой они, по давнему энергичному выражению Берна, «являются не столько подданными, сколько лакеями».
Так вот, сколь бы гнусны и отвратительны ни были их деяния, - совершая пх, эти люди верят, что выполняют долг американских патриотов и верных подданных своего президента: если они верят, что служат таким образом чести национального знамени или интересам и славе американского народа, к которому по большей части принадлежат, то можно сказать, что они жестокие, хоть и цивилизованные дикари, злейшие и опаснейшие враги всего, что есть человеческого в человечестве, но нельзя назвать их коррумпированными. Этого нельзя сказать даже о шпионах, которыми Израиль заполонил, кажется, весь арабо-исламский мир, - ведь многие из них занимаются своим гнусным ремеслом из чистого патриотизма.
Террористы-самоубийцы, совершающие, не ради личного интереса, но во имя свободы своей родины и своих духовных лидеров, и во имя обогащения своих полевых командиров, те ужасные преступления, которыми покойный Шамиль Басаев взвалил на голову бедных мирных жителей Буденновска и других городов и сел, - эти террористы, несомненно, гнусны, но не коррумпированы.
Киевляне, которые не из трусости или корысти, но лишь ради спасения своей страны от узурпации предают Украину оранжистам, - заслуживают каких угодно определений, но они не коррумпированы.
Когда молодой радикальный политик, к примеру, г. Навальный, адвокат и блогер, забыв о своих шалостях с националистическими кругами, одной рукой ласкает либералов, а другой свирепо карает представителей власти, о нем можно лишь сказать, что он вновь обрел моральные принципы. Но, напротив, когда мы видим, как организатор массовых протестов, к примеру, в Калиниграде, приглашенный местной властью стать ее частью, пренебрег своими товарищами-манифестантами, обманул их, пожертвовал интересами народа и города во имя интересов власти, - о, тогда мы назовем это предательством и коррупцией, если только поступки его не вызваны трусостью и глупостью.
Коррупция, как я уже сказал, вовсе не изобретение путинизма; она возникла с появлением первого в истории политического государства, но именно в наши дни стала политическим институтом государства. Впрочем, никогда не было государства, которое в той или иной мере не прибегало бы к коррупции как к средству управления; ни одно государство не могло в достаточной степени укрепиться благодаря урегулированию интересов классов, представителем и естественным защитником которых оно являлось, - достаточно, чтобы не бояться ни внешних, ни внутренних врагов. И если этих врагов нельзя было ни удовлетворить, допустив в состав привилегированного класса, ни уничтожить, ни парализовать, ни запугать своим могуществом, государство вынуждено было пытаться их подкупить. Но число коррумпированных было бесконечно меньше в прошлом, чем в наши дни: меньше до 1991 года, и, тем более, при Брежневе, гораздо меньше при Хрущеве, и совсем ничтожно при Сталине.
Что уж говорить про Средневековье и еще более глубокую древность. В древности государство и религиозный культ составляли единое целое, так что само государство, принимавшее обличье богов, и являлось постоянным и реальным предметом религиозного культа. Предательство интересов государства расценивалось в общественном мнении как самое преступное и презренное святотатство. Впрочем, в древнем мире один человек не мог поставить себя вне общества как существо, имеющее отдельную жизнь, независимую от какой-либо политической и социальной общности. Собственно, человек еще не существовал или существовал лишь как предмет философских размышлений; на самом деле он был лишь гражданин, и каждый гражданин вкладывал всю свою душу или даже обретал свою душу, принцип своего индивидуального существования, лишь в пределах этой национальной организованной и ограниченной общности, которая называлась государством. Коррупция и предательство в этот золотой век политики были, несомненно, исключительно трудны и редки.
Христианство дало человеку индивидуальную душу, независимую от государства и даже от общества. Оно, бесспорно, заронило в его душу семена эгоизма, освященного и узаконенного религией; а также мысль о вечном спасении каждого наряду с уверенностью, что избранных слишком мало и, значит, огромное большинство его сограждан навеки осуждено гореть в геенне огненной. Этой доктриной христианство разрушило античную политическую солидарность; но разрушило лишь для того, чтобы создать новую: солидарность избранных или праведников, Церковь, т.е. духовную и небесную общность, а рикошетом и иную светскую общность новых государств, благословленных и освященных церковью. Так в средневековье возникли два мира, неразделимо связанные и в то же время противостоящие друг другу: церковь и государство. Их глубокий антагонизм, развиваясь и углубляясь, медленно, но верно отрывал многие души то от одной, то от другой, а часто от обоих.
Между этими мирами, поглощенными вечной борьбой друг с другом, с естественной необходимостью появилась третья категория общностей - более ограниченных, а потому теснее сплоченных и крепче связанных: классы и корпорации, отделенные от церкви и государства, и, тем не менее, неотделимые от них и принимающие то одну, то другую сторону: дворянство чаще и охотнее примыкало к церкви, а буржуазия и рабочие корпорации - к государству. Что же касается народных масс (крестьян и крепостных), служащих опорой истории и всегда приносимых в жертву церкви и государству, то они всегда склонялись то туда, то сюда и принимали ту сторону, которая сулила им защиту, облегчение участи и спасение, никогда, впрочем, не выполняя своих обещаний.
В такой организации было мало места для индивидуализма, а значит, и условий для коррупции. Средневековье, в сущности, было сплошной гражданской войной, правда, организованной, но варварской и беспощадной к побежденным, а ничто так не укрепляет союз, ничто не способно так упрочить чувство сплоченности, доходящее до страсти, как борьба. Да и сами интересы людей требовали такой солидарности: в разгар этой беспрестанной и беспощадной борьбы индивид мог спасти свою жизнь, лишь опираясь на ту общность, к которой он принадлежал. И наконец, религиозный дух, царивший тогда в Европе, придавал всем этим ассоциациям, как бы ни были преступны их замыслы, священный и мистический характер. Верность и честь считались религиозными добродетелями. По сравнению с нашей эпохой индивидуальный бунт и предательство были весьма редки. Совершаемые обычно под влиянием сильных чувств, они вызывали всеобщее порицание и почти всегда приводили либо к раскаянию, либо к ужасным наказаниям. Для бунта средневековому человеку, будь то даже король или император, нужно было проявить истинный героизм, настолько каждый был связан прочными узами солидарности, одновременно мистической, политической и социальной,
В конце средних веков, начиная со второй половины XV вплоть до первой половины XVII века, две категории людей, чтобы не сказать два класса, стали проявлять заметное стремление к индивидуальному раскрепощению, а именно к коррупции. Это были военные банды и политики. И те и другие возникли сначала и главным образом в Италии.
Собственно говоря, банды не были итальянскими. В большинстве своем они состояли из французов, испанцев и особенно немцев. Их привлекали в Италию как гражданские войны, так и войны между государствами, театром которых столь долго была эта прекрасная и несчастная страна. В сущности, это были банды грабителей, более или менее организованные и дисциплинированные, состоящие из людей многих национальностей, висельников, которых объединяли лишь узы порока, варварства, страсти к наживе, - людей без веры, без закона, предлагающих свои услуги тому, кто лучше заплатит, которых ничуть не заботит справедливость или несправедливость его действий - лишь бы хорошо платили. Большей частью эти банды состояли из людей сильных духом, насмехающихся над Богом и дьяволом, как и те политики, о которых я вскоре скажу. Это они прекрасно доказали в первой половине XVI века: когда их привел в Рим коннетабль Бурбона, генерал ревностного императора-католика и защитника религии Карла V, они безжалостно разорили эту святую столицу католического мира. Из них по большей части состояли императорские и баварские армии во время Тридцатилетней войны.
Позднее эти банды вошли в состав постоянных регулярных армий крупных государств и, естественно, привнесли всю свирепость и распутство, приобретенные ими на протяжении двухвековых занятий доходным и жестоким ремеслом грабителей, в большинство стран Европы. Но в регулярных армиях все эти блистательные качества не уничтожились, а энергично подавлялись железной дисциплиной, не менее жестокой и безжалостной, чем они сами, и могли служить лишь пользе государства. Именно так и возникла пресловутая добродетель самопожертвования солдата, столь превозносимая когда-то всеми любителями порядка как такового, будь то монархисты или республиканцы, капиталисты или социалисты.
Эта добродетель - не что иное, как презрение к правам человека или глупое пренебрежение ими, презрение ко всем человеческим симпатиям, а также свирепость, обычно присущая грабителям, которых железная дисциплина превращает в механический инструмент, слепо и беспрекословно повинующийся воле начальников. Об этом говорят неслыханные подвиги армий НАТО в несчастных оккупированных ими странах, описаниями которых заполнены в наши дни газеты и блоги по всему миру и от которых продолжают надуваться спесью сердца доброй американской и прочей «буржуазии», пока они не обернутся против нее, что обязательно вскоре произойдет: ведь каждый из этих подвигов - преступление. Обманываются те, кто воображает, что современные регулярные армии ведут начало от рыцарства. Хоть это и не нравится американскому, британскому или французскому руководству, они не имеют с рыцарством ничего общего. Они происходят непосредственно от шаек вольных средневековых разбойников, убийц и грабителей и до сих пор сохранили всю их природу. Ибо в регулярных армиях самых цивилизованных государств вы всегда найдете слегка замаскированного старого разбойника, старого средневекового грабителя, несомненно, обузданного дисциплиной, но не менее жестокого и ожидающего лишь сигнала своего начальника, чтобы с радостью предаться своему ремеслу.
Возвращаясь в прошлое, повторю, хотя военные банды и совершали свои подвиги в Италии, они были более испанскими и французскими, нежели итальянскими; и более немецкими, чем испанскими и французскими.
Что же до племени политиков, то, напротив, оно было исключительно итальянским. Наука и искусство современной политики происходят из Италии...
____
продолжение читайте здесь
_____
(от со-автора: создавалось ночью, в поезде, поэтому могут быть огрехи. Все претензии принимаются. Предупреждаю - текст длинный, страниц 10-12, с примечаниями. Размещу его двумя частями)
Коррупция, Макиавелли и история развития государственности.
"...Мы знаем так много позорных секретов, что если они будут активированы, весь правящий сброд этой и не только этой страны лопнет, сдуется, испуская грязь и гниль. А с ним вместе расплывётся, растечётся всё общество и государство. Как ни печально звучит, коррупция и оргпреступность такие же несущие конструкции социального порядка, как школа, полиция и мораль..."
Натан Дубовицкий, Околоноля
Много уже говорилось, что путинизм, будучи прямым наследником ельцинизма, не является, по сути, ни принципом, ни политическим течением, не вызван каким-либо органическим или историческим интересом в экономическом и политическом развитии страны. Просто-напросто, добавляли многие, банда разбойников, воспользовавшись глубокими разногласиями между стратами российского общества, ночной порой внезапно и дерзко овладела Россией и, захватив власть, удерживают ее вот уж более двадцати лет. Опорой ее послужили три огромных порока России, или три великих ее несчастья: неизлечимая доверчивость ее интеллигенции, дезориентированность городских масс и невежество рабочих и крестьян. Ее поддерживали три в равной степени отвратительных обстоятельства, которые за эти двадцать лет весьма способствовали гибели России:
• бюрократическая организация, которая, в конце концов убила всякое стихийное народное движение, дезорганизовала все живые силы России и зацементировала коррупционную круговую поруку;
• бесчестная и тупая дисциплина, скованная взаимным компроматом, насаждаемая в силовых органах, опустившихся до состояния огромной наемной гвардии, специально обученной покрывать зло, бесчинствовать и лгать. Такая дисциплина делает рядовых исполнителей, увенчанных погонами, орудием в руках неспособных и глубоко порочных руководителей.
• И наконец, бич православной церкви, представленной огромным количеством "людей с дорогими часами" с главой в Москве, которые, считая несчастный российский народ благородной добычей, могущей ускользнуть от них в любой момент, насаждают в нем все разногласия и политические взгляды, пытающиеся держать доверчивое население в вечном рабстве.
Таковы, несомненно, условия и причины существующего положения, которое может признавать и уважать не искренний человек, но лишь политик, желающий в свою очередь воспользоваться им, чтобы прийти к власти и удержать ее. Что касается результатов, к которым может привести подобная политика, мы их видим: это современное состояние России.
Мы рассмотрели основы ельцинизма-путинизма, обратимся теперь к его средствам. У него есть лишь одно средство, но очень сильное: коррупция, которая, впрочем, изобретена не путинизмом, но получена им как историческое наследие от ельцинизма, - единственное, которым путинизм сумел воспользоваться и продуктом которого стал сам.
* * *
Условимся теперь о значении слова "коррупция" (1). Оставляя в стороне все вопросы, связанные с частной моралью (которая, впрочем, неотделима от коллективной), я понимаю под этим словом полное безразличие индивида к общественной пользе и солидарности исключительно во имя личной выгоды. Какой-либо класс или ограниченная общность людей - церковь, правящая верхушка, собирательная элита, буржуазия, бюрократия, армия, полиция и даже банды разбойников - могут быть глубоко аморальны, т.е. противопоставлены всему человечеству по своим основам, условиям своего исключительного и привилегированного существования, по целям, которые они преследуют; но при этом они еще не коррумпированы, - до тех пор, пока не распадутся под нажимом частных интересов их членов. Правда, чем больше интересы класса противостоят общественным интересам, тем более облегчается коррупция его членов, что обусловлено аморальностью принципа, лежащего в основе его существования; если только эта безнравственность не прикрывается в их глазах каким-либо вымышленным идеалом, например, патриотическим или религиозным.
Именно это и произошло с церковью и верховной властью, и потому они были так могущественны в прошлом и так упорно цепляются за жизнь еще и сегодня, когда все общественные условия этому противоречат. Это также объясняет, почему бюрократическое чиновничество, едва придя к власти, начинает обнаруживать бесспорные признаки разложения и упадка.
По природе своих повседневных занятий слишком реалистичное, чтобы искать опоры в великих идеалах патриотизма и религии, оно вынуждено довольствоваться весьма сомнительными и спорными идеалами метафизики и юридического права, и ему никогда не удается скрыть, даже от самого себя, свою низкую сущность. В этом отношении игроки на бирже, крупные промышленные, торговые и банковские компании, финансовые и политические спекулянты, контрабандисты, грабители - группы, легче всего поддающиеся коррупции, ибо они - еще большие реалисты, чем основная масса чиновничества. Они цинично срывают всякую маску, отбрасывают всякую видимость идеала и открыто проявляют свою истинную сущность эксплуататоров богатства и труда нации. Члены этих различных сообществ объединяются уже не во имя какого-то принципа, истинного или ложного; они связаны друг с другом лишь личной выгодой. Такова истинная коррупция.
Добавим, что - среди этих групп откровенных эксплуататоров - шайки контрабандистов, разбойников и воров являют сравнительно высокий уровень морали. Во-первых, они большей частью бедны и борются за жизнь; это, по крайней мере, понятно. Кроме того, они не пользуются уважением и защитой общества, как привилегированные и богатые спекулянты, воры и разбойники на государственной службе, в банках, промышленности и торговле. Их изгоняет и преследует, как диких зверей, то самое общество, которое не сумело дать им ни воспитания, ни образования, ни средств к существованию, но зато наделяет их всеми привилегиями уголовного кодекса. Они ведут постоянную войну с обществом, которое всегда было для них лишь мачехой, и подвергаются в этой борьбе жестоким опасностям, вынуждающим их теснее объединяться между собой, что вовсе не нужно официальным эксплуататорам, признанным и обласканным высшим обществом. Внутри таких вынужденных союзов чаще всего формируется нечто вроде коллективной морали, иногда возвышающейся до общего воодушевления, которое становится источником поистине героических поступков и самоотверженности.
Разумеется, слово "коррупция" неприменимо к классам, какими бы аморальными ни были их принципы, по крайней мере до тех пор, пока эти классы объединены во имя какого-либо идеала; оно также не относится к бандам преступников, пока их связывают узы солидарности, способные воодушевить их на героические и самоотверженные поступки. Оно применимо лишь к индивидам, предающим интересы какого-либо коллектива, но не во имя более высоких и справедливых интересов, что было бы, напротив, признаком относительной моральности, а исключительно ради личной выгоды. Итак, до тех пор, пока индивид сохраняет верность и страстную преданность общим и более или менее идеализированным интересам какого-либо коллектива, как бы ни были аморальны поступки, которые он совершает ради этого сообщества или совместно с ним, нельзя сказать, что он коррумпирован.
Таким образом, грабитель или вор представляет в высшей степени безнравственные коллективные интересы, несомненно, преступные и пагубные для общества в целом; но до тех пор, пока он предан своей банде и готов пожертвовать собой во имя ее спасения, его нельзя назвать коррумпированным. Есть ли что более отвратительное и порочное, грубое и бесчеловечное, более противоречащее всему тому, что получило в XXI веке название демократии и свободы, чем поведение всех этих генералов и офицеров американской армии? Сии достойные представители своего спесивого политического руководства предаются сегодня в Авганистане, Пакистане, Ираке и во множестве других мест, с пылом, выдающим их истинную сущность, обычно запретным, но сейчас дозволенным и даже похвальным утехам - они пытают, убивают и совершают самые разнообразные жестокости под знаменами «американской гегемонии», для которой они, по давнему энергичному выражению Берна, «являются не столько подданными, сколько лакеями».
Так вот, сколь бы гнусны и отвратительны ни были их деяния, - совершая пх, эти люди верят, что выполняют долг американских патриотов и верных подданных своего президента: если они верят, что служат таким образом чести национального знамени или интересам и славе американского народа, к которому по большей части принадлежат, то можно сказать, что они жестокие, хоть и цивилизованные дикари, злейшие и опаснейшие враги всего, что есть человеческого в человечестве, но нельзя назвать их коррумпированными. Этого нельзя сказать даже о шпионах, которыми Израиль заполонил, кажется, весь арабо-исламский мир, - ведь многие из них занимаются своим гнусным ремеслом из чистого патриотизма.
Террористы-самоубийцы, совершающие, не ради личного интереса, но во имя свободы своей родины и своих духовных лидеров, и во имя обогащения своих полевых командиров, те ужасные преступления, которыми покойный Шамиль Басаев взвалил на голову бедных мирных жителей Буденновска и других городов и сел, - эти террористы, несомненно, гнусны, но не коррумпированы.
Киевляне, которые не из трусости или корысти, но лишь ради спасения своей страны от узурпации предают Украину оранжистам, - заслуживают каких угодно определений, но они не коррумпированы.
Когда молодой радикальный политик, к примеру, г. Навальный, адвокат и блогер, забыв о своих шалостях с националистическими кругами, одной рукой ласкает либералов, а другой свирепо карает представителей власти, о нем можно лишь сказать, что он вновь обрел моральные принципы. Но, напротив, когда мы видим, как организатор массовых протестов, к примеру, в Калиниграде, приглашенный местной властью стать ее частью, пренебрег своими товарищами-манифестантами, обманул их, пожертвовал интересами народа и города во имя интересов власти, - о, тогда мы назовем это предательством и коррупцией, если только поступки его не вызваны трусостью и глупостью.
Коррупция, как я уже сказал, вовсе не изобретение путинизма; она возникла с появлением первого в истории политического государства, но именно в наши дни стала политическим институтом государства. Впрочем, никогда не было государства, которое в той или иной мере не прибегало бы к коррупции как к средству управления; ни одно государство не могло в достаточной степени укрепиться благодаря урегулированию интересов классов, представителем и естественным защитником которых оно являлось, - достаточно, чтобы не бояться ни внешних, ни внутренних врагов. И если этих врагов нельзя было ни удовлетворить, допустив в состав привилегированного класса, ни уничтожить, ни парализовать, ни запугать своим могуществом, государство вынуждено было пытаться их подкупить. Но число коррумпированных было бесконечно меньше в прошлом, чем в наши дни: меньше до 1991 года, и, тем более, при Брежневе, гораздо меньше при Хрущеве, и совсем ничтожно при Сталине.
Что уж говорить про Средневековье и еще более глубокую древность. В древности государство и религиозный культ составляли единое целое, так что само государство, принимавшее обличье богов, и являлось постоянным и реальным предметом религиозного культа. Предательство интересов государства расценивалось в общественном мнении как самое преступное и презренное святотатство. Впрочем, в древнем мире один человек не мог поставить себя вне общества как существо, имеющее отдельную жизнь, независимую от какой-либо политической и социальной общности. Собственно, человек еще не существовал или существовал лишь как предмет философских размышлений; на самом деле он был лишь гражданин, и каждый гражданин вкладывал всю свою душу или даже обретал свою душу, принцип своего индивидуального существования, лишь в пределах этой национальной организованной и ограниченной общности, которая называлась государством. Коррупция и предательство в этот золотой век политики были, несомненно, исключительно трудны и редки.
Христианство дало человеку индивидуальную душу, независимую от государства и даже от общества. Оно, бесспорно, заронило в его душу семена эгоизма, освященного и узаконенного религией; а также мысль о вечном спасении каждого наряду с уверенностью, что избранных слишком мало и, значит, огромное большинство его сограждан навеки осуждено гореть в геенне огненной. Этой доктриной христианство разрушило античную политическую солидарность; но разрушило лишь для того, чтобы создать новую: солидарность избранных или праведников, Церковь, т.е. духовную и небесную общность, а рикошетом и иную светскую общность новых государств, благословленных и освященных церковью. Так в средневековье возникли два мира, неразделимо связанные и в то же время противостоящие друг другу: церковь и государство. Их глубокий антагонизм, развиваясь и углубляясь, медленно, но верно отрывал многие души то от одной, то от другой, а часто от обоих.
Между этими мирами, поглощенными вечной борьбой друг с другом, с естественной необходимостью появилась третья категория общностей - более ограниченных, а потому теснее сплоченных и крепче связанных: классы и корпорации, отделенные от церкви и государства, и, тем не менее, неотделимые от них и принимающие то одну, то другую сторону: дворянство чаще и охотнее примыкало к церкви, а буржуазия и рабочие корпорации - к государству. Что же касается народных масс (крестьян и крепостных), служащих опорой истории и всегда приносимых в жертву церкви и государству, то они всегда склонялись то туда, то сюда и принимали ту сторону, которая сулила им защиту, облегчение участи и спасение, никогда, впрочем, не выполняя своих обещаний.
В такой организации было мало места для индивидуализма, а значит, и условий для коррупции. Средневековье, в сущности, было сплошной гражданской войной, правда, организованной, но варварской и беспощадной к побежденным, а ничто так не укрепляет союз, ничто не способно так упрочить чувство сплоченности, доходящее до страсти, как борьба. Да и сами интересы людей требовали такой солидарности: в разгар этой беспрестанной и беспощадной борьбы индивид мог спасти свою жизнь, лишь опираясь на ту общность, к которой он принадлежал. И наконец, религиозный дух, царивший тогда в Европе, придавал всем этим ассоциациям, как бы ни были преступны их замыслы, священный и мистический характер. Верность и честь считались религиозными добродетелями. По сравнению с нашей эпохой индивидуальный бунт и предательство были весьма редки. Совершаемые обычно под влиянием сильных чувств, они вызывали всеобщее порицание и почти всегда приводили либо к раскаянию, либо к ужасным наказаниям. Для бунта средневековому человеку, будь то даже король или император, нужно было проявить истинный героизм, настолько каждый был связан прочными узами солидарности, одновременно мистической, политической и социальной,
В конце средних веков, начиная со второй половины XV вплоть до первой половины XVII века, две категории людей, чтобы не сказать два класса, стали проявлять заметное стремление к индивидуальному раскрепощению, а именно к коррупции. Это были военные банды и политики. И те и другие возникли сначала и главным образом в Италии.
Собственно говоря, банды не были итальянскими. В большинстве своем они состояли из французов, испанцев и особенно немцев. Их привлекали в Италию как гражданские войны, так и войны между государствами, театром которых столь долго была эта прекрасная и несчастная страна. В сущности, это были банды грабителей, более или менее организованные и дисциплинированные, состоящие из людей многих национальностей, висельников, которых объединяли лишь узы порока, варварства, страсти к наживе, - людей без веры, без закона, предлагающих свои услуги тому, кто лучше заплатит, которых ничуть не заботит справедливость или несправедливость его действий - лишь бы хорошо платили. Большей частью эти банды состояли из людей сильных духом, насмехающихся над Богом и дьяволом, как и те политики, о которых я вскоре скажу. Это они прекрасно доказали в первой половине XVI века: когда их привел в Рим коннетабль Бурбона, генерал ревностного императора-католика и защитника религии Карла V, они безжалостно разорили эту святую столицу католического мира. Из них по большей части состояли императорские и баварские армии во время Тридцатилетней войны.
Позднее эти банды вошли в состав постоянных регулярных армий крупных государств и, естественно, привнесли всю свирепость и распутство, приобретенные ими на протяжении двухвековых занятий доходным и жестоким ремеслом грабителей, в большинство стран Европы. Но в регулярных армиях все эти блистательные качества не уничтожились, а энергично подавлялись железной дисциплиной, не менее жестокой и безжалостной, чем они сами, и могли служить лишь пользе государства. Именно так и возникла пресловутая добродетель самопожертвования солдата, столь превозносимая когда-то всеми любителями порядка как такового, будь то монархисты или республиканцы, капиталисты или социалисты.
Эта добродетель - не что иное, как презрение к правам человека или глупое пренебрежение ими, презрение ко всем человеческим симпатиям, а также свирепость, обычно присущая грабителям, которых железная дисциплина превращает в механический инструмент, слепо и беспрекословно повинующийся воле начальников. Об этом говорят неслыханные подвиги армий НАТО в несчастных оккупированных ими странах, описаниями которых заполнены в наши дни газеты и блоги по всему миру и от которых продолжают надуваться спесью сердца доброй американской и прочей «буржуазии», пока они не обернутся против нее, что обязательно вскоре произойдет: ведь каждый из этих подвигов - преступление. Обманываются те, кто воображает, что современные регулярные армии ведут начало от рыцарства. Хоть это и не нравится американскому, британскому или французскому руководству, они не имеют с рыцарством ничего общего. Они происходят непосредственно от шаек вольных средневековых разбойников, убийц и грабителей и до сих пор сохранили всю их природу. Ибо в регулярных армиях самых цивилизованных государств вы всегда найдете слегка замаскированного старого разбойника, старого средневекового грабителя, несомненно, обузданного дисциплиной, но не менее жестокого и ожидающего лишь сигнала своего начальника, чтобы с радостью предаться своему ремеслу.
Возвращаясь в прошлое, повторю, хотя военные банды и совершали свои подвиги в Италии, они были более испанскими и французскими, нежели итальянскими; и более немецкими, чем испанскими и французскими.
Что же до племени политиков, то, напротив, оно было исключительно итальянским. Наука и искусство современной политики происходят из Италии...
____
продолжение читайте здесь