Короли драмы: статья
Перевод статьи в The Times к субботней фотосессии.
Бен Мэчелл, The Times, 4.04.2015.
Истерики на публику или мужское братство - что произошло, когда ведущие актеры Британии собрались вместе для нашей фотосессии
Какое общее название для комнаты, полной актеров? “Нытье”, - говорит Рассел Тови.
“Трепотня”, - предлагает версию Тим Пиготт-Смит. “Отдых, - говорит Марк Гэтисс и немедленно передумывает. - Амбиция. Нет, наскок! Наскок актеров”, - наконец решает он, смеясь. Косясь одним глазом на своих коллег, он шепчет заговорщицким тоном: “Вы чуете тестостерон?”
Мы в фотостудии в северном Лондоне, и актеры - одетые в костюмы, обутые, готовые для портретной съемки - сидят за длинным столом, болтают, пьют кофе и воркуют над Рокки, французским бульдогом Рассела Тови. На самом деле тестостероном не пахнет. Атмосфера расслабленная и оживленная, как если бы я случайно зашел на вечер игры в покер, устроенный для некоторых из лучших актеров британской сцены, дружелюбная и веселая. “Актеры, как правило, довольно хорошо ладят с людьми, - говорит Берти Карвел, высокий, темноволосый и задумчивый. - Если ты мудак, с тобой не хотят работать. Тебе не будут давать ролей”.
Погодите, минуточку… актеры не могут быть мудаками? “Ну, несколько мудаков есть”, - уступает он, но настаивает, что среди присутствующих сегодня их нет. Новые лица забредают в студию, их тепло приветствуют. Эндрю Скотт, получивший премию Оливье в 2005 году за «Девушку в машине с мужчиной» в театре Ройял Корт, заключает в медвежьи объятия Карвела, который, в свою очередь, получил эту премию в 2012 году («лучший актер в мюзикле») за свою мисс Транчбулл в «Матильде». Джеймс МакЭвой - пока что трижды номинант Оливье - прибывает с мотоциклетным шлемом подмышкой и приветствует всех хлопками по ладоням, а Рори Киннир (два Оливье, в том числе «лучший актер» в прошлом году за его Яго), более сдержанный, улыбается и кивает людям в вежливом узнавании, как муж на офисной вечеринке жены.
Через несколько мгновений заходит Майкл Шин и мимически изображает удивление, завидев Гэтисса на другом конце комнаты. Выясняется, что на вечер у них запланирован ужин и спектакль, но никто из них не ожидал встретить другого здесь днем. Я говорю, что с точки зрения тусовщика очень мило такое услышать. “Ну, мы с Марком знаем друг друга уже очень давно, - говорит Шин, поясняя, что очень часто актеры действительно становятся друзьями. - Когда шесть месяцев вы вместе вечер за вечером выходите на сцену в одной и той же постановке, пытаясь не сойти с ума, это очень сближает”.
Год выдался урожайным на интересные мужские роли на британской сцене, и в следующие выходные на вручении премии Оливье это будет отмечаться. При виде этих ведущих актеров возникает вопрос: почему в 2015 году у нас такой избыток театральных талантов? Чтобы ответить на него, сначала нужно понять, как изменился театр. Пиготт-Смит, номинированный на Оливье за «Короля Карла III», работает на сцене почти 50 лет. “Сегодня профессия радикально изменилась. Все эти старомодные образы актера как паренька в шляпе-федоре со следами грима на глазах ушли в прошлое. Когда я начинал, иерархия имела большое значение. Пожилых актеров уважали гораздо больше. Но с тех пор произошла демократизация, что очень здраво”.
Другими словами, в настоящее время гораздо меньше сухостоя занимает место, которое в противном случае может быть заполнено талантливыми молодыми актерами. Частично это потому, что британский театр был вынужден стать гибче и меньше почивать на лаврах. “Сейчас постановок уже не так много, - говорит Пиготт-Смит, - что означает гораздо большую конкуренцию за работу, которой все меньше и меньше”. Эта конкуренция, в свою очередь, повышает качество игры у всех. Результат?
Заколдованный круг усилий и способностей.
Марк Стронг говорит о скрытой конкуренции, существующей между актерами. “Это сложная динамика, причудливый баланс, - говорит он. - Потому что у тебя формируются очень, очень тесные взаимоотношения с людьми. Они - твои приятели, но также ты соревнуешься с ними за работу. Нас много, а ролей мало”.
Стронг, номинированный на «лучшего актера» за «Вид с моста» Артура Миллера, подозревает, что соревновательная жилка присутствует в каждом его исполнении. “Если честно, я думаю, прежде всего я играю для своих коллег. Я не хочу принижать аудиторию, но именно в оценке своего исполнения другими актерами я заинтересован больше всего. Мы делаем это друг для друга. Мы всегда пытаемся превзойти друг друга, всегда пытаемся произвести друг на друга впечатление”.
Я стою в углу гардеробной, пока некоторые из них примеряют костюмы, им укладывают волосы и наносят грим. Эндрю Скотт подтягивает брюки на своих тощих ногах и беспокоится перед зеркалом, не коротки ли они. Гэтисс очаровывает девушек-гардеробщиц, в какой-то момент при смене рубашки мелькают его широкие волосатые плечи. Шин подбирается бочком, у него небольшой животик. Он смотрит на костюмы. “Меня устроит все, что по размеру”.
Стилисты приступают к Шину, МакЭвою и Кинниру, которые сидят в ряд, как три клиента в парикмахерской. Шин и МакЭвой недавно играли в одной футбольной команде знаменитостей для благотворительности, и тренером у них был Хосе Мауриньо. Оба вполне объяснимо горячо влюблены в менеджера «Челси». “Я люблю его”, - говорит МакЭвой. “Он прислал мне смс на Рождество”, - говорит Шин. Киннир подает голос: “Что там было? ‘Перестань слать мне смс’?”
Я завладеваю МакЭвоем. По какой-то причине мне кажется, что играть против него в футбол - сущий кошмар, он, должно быть, злобный и беспощадный. Во плоти он уверен в себе и пылок, особенно когда говорит о театре. “Я думаю, когда ты играешь главную роль, твоя обязанность - первым приходить и последним уходить, - говорит он. - Работать так усердно, как только возможно. Определить актера, который работает усерднее всех, а затем работать усерднее, чем он. Просто чтобы задать тон”.
У МакЭвоя, номинированного на Оливье за роль параноидального шизофреника 14-го графа Гарни в «Правящем классе», есть теория о непреходящей привлекательности сцены.
“Истоки театра - в человеческих жертвоприношениях, - говорит он, глядя мне в глаза. - В первый раз, как мы убили кого-то на глазах толпы, чтобы умилостивить богов, - вот тогда мы получили театр. И я думаю, в нем все еще есть этот элемент, когда он пугает и электризует, и вы смотрите, как актеры отдают себя с такой решимостью, что практически потеют кровью. Вот что я всегда пытаюсь делать”.
Звучит немного экстремально, говорю я. Но именно это, вспыхивает он, и имеется в виду. “Я бы предпочел, чтобы люди ходили в театр дважды в год, чтобы увидеть по-настоящему хорошую, опасную постановку, где они будут искренне сопереживать актеру на сцене, чем просто ходили бы на кучу легонького буржуазного блядского дерьма, легонького материала, который ставят, только чтобы быстро продать”.
Кажется, плохой театр физически расстраивает МакЭвоя. “Если вы смотрите плохой фильм, вы вроде как просто забываете о нем. Это не такая уж головная боль. Но плохая пьеса? Когда я смотрю плохой театр, я чувствую себя так, как будто мне делают больно. Как будто кто-то меня очень раздражает. Сильно”.
Вам может показаться, что это немного слишком, но он говорит от чистого сердца. И это только отражает то, что подчеркивает каждый, с кем я говорю, а именно: актеры - или, в любом случае, эти актеры - искренне любят работать в театре. Звучит слишком мило, но ведь они, в самом лучшем смысле, куча милашек. И кроме того, у них у всех есть свои причины. Мэтью МакФейден, например, говорит о работе в спектакле «Дживс и Вустер в ‘Абсолютной чепухе’» в прошлом году. “Я чувствовал, что делаю настоящую работу.
Я знаю, что это звучит смешно, - мягко говорит он. - Но я чувствовал приятную анонимность. Приходишь, делаешь свою работу, идешь домой. С тобой не нянчатся так, как на телевидении. Сталкиваешься с большим количеством людей, с которыми работал раньше”. Я говорю, что это звучит так, будто он работает на стройке. “Именно так, да! - говорит он. - Это прекрасно, я это обожаю”.
Николас Пиннок любит работать в театре из-за близости, возникающей между актерами и зрителями, особенно учитывая теперешнюю популярность студийных постановок и туров. Сейчас он играет в «Ройяле» в театре Буш, пьесе, основанной на истории афроамериканского боксера начала 20 века Джека Джонсона. “Недавно две женщины сидели в первом ряду и плакали, - говорит он. - Просто из-за того, что мы показывали на сцене. Приятно иметь возможность видеть своими глазами такие реакции. Это дает особенную энергию”.
Не волнует ли его, что он звучит немного, ну… театрально? Он усмехается. “Я достиг того этапа в своей жизни, когда мне стало насрать, что люди думают. Я могу говорить об актерстве весь день напролет. Я это люблю, это моя работа. Иногда мы ударяемся в это клише. Ну и что?”
Человек, который не может говорить об актерстве весь день напролет - Рэйф Файнс. Он последним прибывает в студию, и его нянька говорит, что на ответы на вопросы есть две минуты. Все остальные слоняются вокруг, ожидая последнего группового снимка, а Файнс стоит особняком и смотрит в окно.
Итак, спрашиваю я, на что похоже, когда множество актеров собирается вот так?
Он хмурится. “Я думаю, похоже на любое другое взаимодействие в группе. Вы знаете, что вы занимаетесь одним и тем же. Но с чувством признания заслуг и общей цели, - говорит он голосом, напоминающим голос принца Уэльского. - Некоторые из этих людей… - начинает он, а затем осматривает их, - Я знаю Марка [Стронга], немного знаю Тима [Пиготта-Смита]. Но обычно это чувство легкого товарищества”.
Я спрашиваю его: глядя на этих людей, что вы думаете о качестве британской актерской игры в настоящее время? “Я думаю, если вы занимаетесь этой профессией, вы ею занимаетесь. Не так уж часто вы делаете паузу, чтобы подумать о ней. Это ваша работа. Работа для критиков и журналистов”, - говорит он и выдает скупую усмешку.
У него вообще есть какие-то мнения о всех остальных? “Все они - актеры, которыми я действительно восхищаюсь”, - говорит он, и его уводят занять центральное место на снимке.
После этого я говорю с Расселом Тови, который участвовал в нескольких номинированных на Оливье пьесах, среди них «Любители истории». Он милый, со всей грубоватой открытостью эссекского парикмахера. Итак, спрашиваю я, на что похоже, когда множество актеров собирается вот так? “Мы любим сесть, поскулить и поныть по всякому поводу”.
Правда?
“Ага! Актеры любят сесть и хорошенько постонать. Но это потому, что мы драматичные. Конечно, сегодня такого нет, - быстро добавляет он. - Мы все счастливы. Мы все надели эти красивые костюмы. Мы все на седьмом небе!”
Он говорит, что, в конечном итоге, каждый актер здесь знает, что ему очень повезло. “Мы - тот малый процент парней, которые могут отказаться от работы и не чувствовать опасности от того, что придет кто-то другой. Я все еще накладываю в штаны, когда отказываюсь от работы, потому что у меня очень много друзей-актеров, которые вообще не работают. Но мне так повезло. Я купил дом. Я плачу закладную. Я могу пойти, купить пару ботинок и не переживать по этому поводу”.
Но дело ведь не в ботинках, продолжает он. Дело в том, что он абсолютно влюблен в свою работу. И я думаю, что, по большому счету, это верно по отношению к каждому в этой комнате. Возможно, они и куча милашек, но, к счастью для нас, куча чертовски хороших в своем деле милашек.
“В конце концов, я люблю притворяться кем-то другим, - говорит Тови. - В какой еще работе ты можешь орать и рыдать, а потом кто-то погладит тебя по спине и скажет ‘молодец’? Я этим занимаюсь, потому что мне это нужно. Я думаю, нам всем нужно, - говорит он. - Психоанализируй это”.
Кто есть кто
Стоят, слева направо:
Марк Гэтисс, 48. С 24 апреля играет в новой постановке театра Донмар «Голосование» с дамой Джуди Денч и Кэтрин Тейт.
Том Пиготт-Смит, 68. Номинирован на «лучшего актера» в 2015 году за спектакль «Король Карл III» в театрах Алмейда и Уиндем.
Джулиан Овенден, 38. До 11 апреля играет в номинированном на премию Оливье за лучшее возобновленное шоу спектакле «Моя ночь с Регом» в театре Аполло.
Берти Карвел, 37. Победил в номинации «лучший актер в мюзикле» в 2012 году за роль мисс Транчбулл в «Матильде»; с 29 мая вместе с Беном Уишоу играет в «Вакханках» в театре Алмейда.
Мэтью МакФейден, 40. Играл в спектакле «Дживс и Вустер в ‘Абсолютной чепухе’», в 2014 году получившем премию Оливье в номинации «лучшая новая комедия».
Николас Пиннок, 41. До 18 апреля играет боксера-тяжеловеса в «Ройяле» в театре Буш.
Иван Реон, 29. Победил в номинации «лучший актер второго плана в мюзикле» в 2010 году за спектакль «Пробуждение весны».
Ролан Белл, 31. Номинирован на «лучшего актера второго плана в мюзикле» за роль в спектакле «Мемфис: мюзикл» в театре Шафтсбери.
Сидят, слева направо:
Рори Киннир, 37. Получил премию Оливье в номинации «лучший актер» в 2014 году за «Отелло» в Национальном театре. С 19 июня играет в «Процессе» в театре Янг Вик.
Марк Стронг, 51. В 2015 году номинирован на «лучшего актера» за «Вид с моста» в театре Янг Вик, спектакли идут до 11 апреля.
Рэйф Файнс, 52. Играет в «Человеке и сверхчеловеке» в Национальном театре до 17 мая.
Рассел Тови, 33. Играл в номинированном на Оливье спектакле «Любители истории» и в «Проходе» в театре Ройял Корт в 2014 году.
Эндрю Скотт, 38. Получил премию Оливье за выдающиеся достижения за «Девушку в машине с мужчиной» в театре Ройял Корт в 2005 году.
Джеймс МакЭвой, 35. Номинирован в категории «лучший актер» в 2015 году за «Правящий класс», спектакль закрывается 11 апреля.
Майкл Шин, 46. Был номинирован на четыре премии Оливье: за спектакли «Амадеус», «Оглянись во гневе», «Калигула» и «Фрост/Никсон» театра Донмар в 2006 году. Играл Гамлета в театре Янг Вик в 2011-12 годах.
Джейми Кэмпбелл Бауэр, 26. С 15 мая играет тренера Джо в спектакле «Играй, как Бекхэм» в театре Финикс.
Церемония вручения премии Оливье-2015 состоится 12 апреля в Королевской опере, Лондон. Ведущий - Ленни Генри (olivierawards.com)
Бен Мэчелл, The Times, 4.04.2015.
Истерики на публику или мужское братство - что произошло, когда ведущие актеры Британии собрались вместе для нашей фотосессии
Какое общее название для комнаты, полной актеров? “Нытье”, - говорит Рассел Тови.
“Трепотня”, - предлагает версию Тим Пиготт-Смит. “Отдых, - говорит Марк Гэтисс и немедленно передумывает. - Амбиция. Нет, наскок! Наскок актеров”, - наконец решает он, смеясь. Косясь одним глазом на своих коллег, он шепчет заговорщицким тоном: “Вы чуете тестостерон?”
Мы в фотостудии в северном Лондоне, и актеры - одетые в костюмы, обутые, готовые для портретной съемки - сидят за длинным столом, болтают, пьют кофе и воркуют над Рокки, французским бульдогом Рассела Тови. На самом деле тестостероном не пахнет. Атмосфера расслабленная и оживленная, как если бы я случайно зашел на вечер игры в покер, устроенный для некоторых из лучших актеров британской сцены, дружелюбная и веселая. “Актеры, как правило, довольно хорошо ладят с людьми, - говорит Берти Карвел, высокий, темноволосый и задумчивый. - Если ты мудак, с тобой не хотят работать. Тебе не будут давать ролей”.
Погодите, минуточку… актеры не могут быть мудаками? “Ну, несколько мудаков есть”, - уступает он, но настаивает, что среди присутствующих сегодня их нет. Новые лица забредают в студию, их тепло приветствуют. Эндрю Скотт, получивший премию Оливье в 2005 году за «Девушку в машине с мужчиной» в театре Ройял Корт, заключает в медвежьи объятия Карвела, который, в свою очередь, получил эту премию в 2012 году («лучший актер в мюзикле») за свою мисс Транчбулл в «Матильде». Джеймс МакЭвой - пока что трижды номинант Оливье - прибывает с мотоциклетным шлемом подмышкой и приветствует всех хлопками по ладоням, а Рори Киннир (два Оливье, в том числе «лучший актер» в прошлом году за его Яго), более сдержанный, улыбается и кивает людям в вежливом узнавании, как муж на офисной вечеринке жены.
Через несколько мгновений заходит Майкл Шин и мимически изображает удивление, завидев Гэтисса на другом конце комнаты. Выясняется, что на вечер у них запланирован ужин и спектакль, но никто из них не ожидал встретить другого здесь днем. Я говорю, что с точки зрения тусовщика очень мило такое услышать. “Ну, мы с Марком знаем друг друга уже очень давно, - говорит Шин, поясняя, что очень часто актеры действительно становятся друзьями. - Когда шесть месяцев вы вместе вечер за вечером выходите на сцену в одной и той же постановке, пытаясь не сойти с ума, это очень сближает”.
Год выдался урожайным на интересные мужские роли на британской сцене, и в следующие выходные на вручении премии Оливье это будет отмечаться. При виде этих ведущих актеров возникает вопрос: почему в 2015 году у нас такой избыток театральных талантов? Чтобы ответить на него, сначала нужно понять, как изменился театр. Пиготт-Смит, номинированный на Оливье за «Короля Карла III», работает на сцене почти 50 лет. “Сегодня профессия радикально изменилась. Все эти старомодные образы актера как паренька в шляпе-федоре со следами грима на глазах ушли в прошлое. Когда я начинал, иерархия имела большое значение. Пожилых актеров уважали гораздо больше. Но с тех пор произошла демократизация, что очень здраво”.
Другими словами, в настоящее время гораздо меньше сухостоя занимает место, которое в противном случае может быть заполнено талантливыми молодыми актерами. Частично это потому, что британский театр был вынужден стать гибче и меньше почивать на лаврах. “Сейчас постановок уже не так много, - говорит Пиготт-Смит, - что означает гораздо большую конкуренцию за работу, которой все меньше и меньше”. Эта конкуренция, в свою очередь, повышает качество игры у всех. Результат?
Заколдованный круг усилий и способностей.
Марк Стронг говорит о скрытой конкуренции, существующей между актерами. “Это сложная динамика, причудливый баланс, - говорит он. - Потому что у тебя формируются очень, очень тесные взаимоотношения с людьми. Они - твои приятели, но также ты соревнуешься с ними за работу. Нас много, а ролей мало”.
Стронг, номинированный на «лучшего актера» за «Вид с моста» Артура Миллера, подозревает, что соревновательная жилка присутствует в каждом его исполнении. “Если честно, я думаю, прежде всего я играю для своих коллег. Я не хочу принижать аудиторию, но именно в оценке своего исполнения другими актерами я заинтересован больше всего. Мы делаем это друг для друга. Мы всегда пытаемся превзойти друг друга, всегда пытаемся произвести друг на друга впечатление”.
Я стою в углу гардеробной, пока некоторые из них примеряют костюмы, им укладывают волосы и наносят грим. Эндрю Скотт подтягивает брюки на своих тощих ногах и беспокоится перед зеркалом, не коротки ли они. Гэтисс очаровывает девушек-гардеробщиц, в какой-то момент при смене рубашки мелькают его широкие волосатые плечи. Шин подбирается бочком, у него небольшой животик. Он смотрит на костюмы. “Меня устроит все, что по размеру”.
Стилисты приступают к Шину, МакЭвою и Кинниру, которые сидят в ряд, как три клиента в парикмахерской. Шин и МакЭвой недавно играли в одной футбольной команде знаменитостей для благотворительности, и тренером у них был Хосе Мауриньо. Оба вполне объяснимо горячо влюблены в менеджера «Челси». “Я люблю его”, - говорит МакЭвой. “Он прислал мне смс на Рождество”, - говорит Шин. Киннир подает голос: “Что там было? ‘Перестань слать мне смс’?”
Я завладеваю МакЭвоем. По какой-то причине мне кажется, что играть против него в футбол - сущий кошмар, он, должно быть, злобный и беспощадный. Во плоти он уверен в себе и пылок, особенно когда говорит о театре. “Я думаю, когда ты играешь главную роль, твоя обязанность - первым приходить и последним уходить, - говорит он. - Работать так усердно, как только возможно. Определить актера, который работает усерднее всех, а затем работать усерднее, чем он. Просто чтобы задать тон”.
У МакЭвоя, номинированного на Оливье за роль параноидального шизофреника 14-го графа Гарни в «Правящем классе», есть теория о непреходящей привлекательности сцены.
“Истоки театра - в человеческих жертвоприношениях, - говорит он, глядя мне в глаза. - В первый раз, как мы убили кого-то на глазах толпы, чтобы умилостивить богов, - вот тогда мы получили театр. И я думаю, в нем все еще есть этот элемент, когда он пугает и электризует, и вы смотрите, как актеры отдают себя с такой решимостью, что практически потеют кровью. Вот что я всегда пытаюсь делать”.
Звучит немного экстремально, говорю я. Но именно это, вспыхивает он, и имеется в виду. “Я бы предпочел, чтобы люди ходили в театр дважды в год, чтобы увидеть по-настоящему хорошую, опасную постановку, где они будут искренне сопереживать актеру на сцене, чем просто ходили бы на кучу легонького буржуазного блядского дерьма, легонького материала, который ставят, только чтобы быстро продать”.
Кажется, плохой театр физически расстраивает МакЭвоя. “Если вы смотрите плохой фильм, вы вроде как просто забываете о нем. Это не такая уж головная боль. Но плохая пьеса? Когда я смотрю плохой театр, я чувствую себя так, как будто мне делают больно. Как будто кто-то меня очень раздражает. Сильно”.
Вам может показаться, что это немного слишком, но он говорит от чистого сердца. И это только отражает то, что подчеркивает каждый, с кем я говорю, а именно: актеры - или, в любом случае, эти актеры - искренне любят работать в театре. Звучит слишком мило, но ведь они, в самом лучшем смысле, куча милашек. И кроме того, у них у всех есть свои причины. Мэтью МакФейден, например, говорит о работе в спектакле «Дживс и Вустер в ‘Абсолютной чепухе’» в прошлом году. “Я чувствовал, что делаю настоящую работу.
Я знаю, что это звучит смешно, - мягко говорит он. - Но я чувствовал приятную анонимность. Приходишь, делаешь свою работу, идешь домой. С тобой не нянчатся так, как на телевидении. Сталкиваешься с большим количеством людей, с которыми работал раньше”. Я говорю, что это звучит так, будто он работает на стройке. “Именно так, да! - говорит он. - Это прекрасно, я это обожаю”.
Николас Пиннок любит работать в театре из-за близости, возникающей между актерами и зрителями, особенно учитывая теперешнюю популярность студийных постановок и туров. Сейчас он играет в «Ройяле» в театре Буш, пьесе, основанной на истории афроамериканского боксера начала 20 века Джека Джонсона. “Недавно две женщины сидели в первом ряду и плакали, - говорит он. - Просто из-за того, что мы показывали на сцене. Приятно иметь возможность видеть своими глазами такие реакции. Это дает особенную энергию”.
Не волнует ли его, что он звучит немного, ну… театрально? Он усмехается. “Я достиг того этапа в своей жизни, когда мне стало насрать, что люди думают. Я могу говорить об актерстве весь день напролет. Я это люблю, это моя работа. Иногда мы ударяемся в это клише. Ну и что?”
Человек, который не может говорить об актерстве весь день напролет - Рэйф Файнс. Он последним прибывает в студию, и его нянька говорит, что на ответы на вопросы есть две минуты. Все остальные слоняются вокруг, ожидая последнего группового снимка, а Файнс стоит особняком и смотрит в окно.
Итак, спрашиваю я, на что похоже, когда множество актеров собирается вот так?
Он хмурится. “Я думаю, похоже на любое другое взаимодействие в группе. Вы знаете, что вы занимаетесь одним и тем же. Но с чувством признания заслуг и общей цели, - говорит он голосом, напоминающим голос принца Уэльского. - Некоторые из этих людей… - начинает он, а затем осматривает их, - Я знаю Марка [Стронга], немного знаю Тима [Пиготта-Смита]. Но обычно это чувство легкого товарищества”.
Я спрашиваю его: глядя на этих людей, что вы думаете о качестве британской актерской игры в настоящее время? “Я думаю, если вы занимаетесь этой профессией, вы ею занимаетесь. Не так уж часто вы делаете паузу, чтобы подумать о ней. Это ваша работа. Работа для критиков и журналистов”, - говорит он и выдает скупую усмешку.
У него вообще есть какие-то мнения о всех остальных? “Все они - актеры, которыми я действительно восхищаюсь”, - говорит он, и его уводят занять центральное место на снимке.
После этого я говорю с Расселом Тови, который участвовал в нескольких номинированных на Оливье пьесах, среди них «Любители истории». Он милый, со всей грубоватой открытостью эссекского парикмахера. Итак, спрашиваю я, на что похоже, когда множество актеров собирается вот так? “Мы любим сесть, поскулить и поныть по всякому поводу”.
Правда?
“Ага! Актеры любят сесть и хорошенько постонать. Но это потому, что мы драматичные. Конечно, сегодня такого нет, - быстро добавляет он. - Мы все счастливы. Мы все надели эти красивые костюмы. Мы все на седьмом небе!”
Он говорит, что, в конечном итоге, каждый актер здесь знает, что ему очень повезло. “Мы - тот малый процент парней, которые могут отказаться от работы и не чувствовать опасности от того, что придет кто-то другой. Я все еще накладываю в штаны, когда отказываюсь от работы, потому что у меня очень много друзей-актеров, которые вообще не работают. Но мне так повезло. Я купил дом. Я плачу закладную. Я могу пойти, купить пару ботинок и не переживать по этому поводу”.
Но дело ведь не в ботинках, продолжает он. Дело в том, что он абсолютно влюблен в свою работу. И я думаю, что, по большому счету, это верно по отношению к каждому в этой комнате. Возможно, они и куча милашек, но, к счастью для нас, куча чертовски хороших в своем деле милашек.
“В конце концов, я люблю притворяться кем-то другим, - говорит Тови. - В какой еще работе ты можешь орать и рыдать, а потом кто-то погладит тебя по спине и скажет ‘молодец’? Я этим занимаюсь, потому что мне это нужно. Я думаю, нам всем нужно, - говорит он. - Психоанализируй это”.
Кто есть кто
Стоят, слева направо:
Марк Гэтисс, 48. С 24 апреля играет в новой постановке театра Донмар «Голосование» с дамой Джуди Денч и Кэтрин Тейт.
Том Пиготт-Смит, 68. Номинирован на «лучшего актера» в 2015 году за спектакль «Король Карл III» в театрах Алмейда и Уиндем.
Джулиан Овенден, 38. До 11 апреля играет в номинированном на премию Оливье за лучшее возобновленное шоу спектакле «Моя ночь с Регом» в театре Аполло.
Берти Карвел, 37. Победил в номинации «лучший актер в мюзикле» в 2012 году за роль мисс Транчбулл в «Матильде»; с 29 мая вместе с Беном Уишоу играет в «Вакханках» в театре Алмейда.
Мэтью МакФейден, 40. Играл в спектакле «Дживс и Вустер в ‘Абсолютной чепухе’», в 2014 году получившем премию Оливье в номинации «лучшая новая комедия».
Николас Пиннок, 41. До 18 апреля играет боксера-тяжеловеса в «Ройяле» в театре Буш.
Иван Реон, 29. Победил в номинации «лучший актер второго плана в мюзикле» в 2010 году за спектакль «Пробуждение весны».
Ролан Белл, 31. Номинирован на «лучшего актера второго плана в мюзикле» за роль в спектакле «Мемфис: мюзикл» в театре Шафтсбери.
Сидят, слева направо:
Рори Киннир, 37. Получил премию Оливье в номинации «лучший актер» в 2014 году за «Отелло» в Национальном театре. С 19 июня играет в «Процессе» в театре Янг Вик.
Марк Стронг, 51. В 2015 году номинирован на «лучшего актера» за «Вид с моста» в театре Янг Вик, спектакли идут до 11 апреля.
Рэйф Файнс, 52. Играет в «Человеке и сверхчеловеке» в Национальном театре до 17 мая.
Рассел Тови, 33. Играл в номинированном на Оливье спектакле «Любители истории» и в «Проходе» в театре Ройял Корт в 2014 году.
Эндрю Скотт, 38. Получил премию Оливье за выдающиеся достижения за «Девушку в машине с мужчиной» в театре Ройял Корт в 2005 году.
Джеймс МакЭвой, 35. Номинирован в категории «лучший актер» в 2015 году за «Правящий класс», спектакль закрывается 11 апреля.
Майкл Шин, 46. Был номинирован на четыре премии Оливье: за спектакли «Амадеус», «Оглянись во гневе», «Калигула» и «Фрост/Никсон» театра Донмар в 2006 году. Играл Гамлета в театре Янг Вик в 2011-12 годах.
Джейми Кэмпбелл Бауэр, 26. С 15 мая играет тренера Джо в спектакле «Играй, как Бекхэм» в театре Финикс.
Церемония вручения премии Оливье-2015 состоится 12 апреля в Королевской опере, Лондон. Ведущий - Ленни Генри (olivierawards.com)
Click to view