Из Ленинграда в Москву
- А поедем в Москву? - спросил Олег. - Мне там родственники обещали помочь с записью песен...
Нет, начинать надо не так. Начинать надо вот так:
Это был тот далёкий год, когда уже закончилась одна страна, но ещё толком не началась другая. Когда полки в магазинах скучающие продавцы украшали кто во что горазд, но только не продуктами: их не было. А если что-то привозили, выкладывать было бессмысленно: желающих получить на свои талоны съедобное или полезное было больше, чем товара.
Э, нет, начинать надо так:
Жить было безумно интересно. И вовсе не страшно, хоть и пытаются сейчас доказать обратное. Ещё не были забыты советские принципы, но уже была свобода всего. И народ этой свободой такой... нахлобученный. Потому как было не понятно, а что же с ней делать-то, с той свободой...
А впрочем, как ни начинай, факт остаётся фактом: некто Олег, писавший весьма недурные песни, мечтал, как и любой музыкант, сделать хорошую запись своих шедевров. Нет, на магнитофон-то он записывался регулярно: и просто так, и по просьбе товарищей. И даже на хороший магнитофон, бабинный, с четырьмя дорожками. Но вот студийная запись... Это сейчас куда ни глянь - студия. А в том, переломном, «вспутченном», году их было мало. И по большей части юному исполнителю собственных песен они были недоступны. Кроме, пожалуй, радиорубки ЛИИЖТа (нонеча ПГУПС), где юноша Олег обучался... а, не помню, чему он там обучался, да и не важно это. Важно то, что студия (она же радиорубка) не так тешила самолюбие, как настоящая студия на Мосфильме. Где любящая тётушка обещала раздобыть несколько часов и целого настоящего звукооператора. И это было предложение, от которого не стоило отказываться!
- А поедем в Москву? - спросил Олег. - Мне там родственники обещали помочь с записью песен...
Я призадумалась: хочется. Очень. Но у меня совсем маленькая дочь. Но хочется. Но дочь. О том, чтобы ехать с дочкой, речи не шло: не тот возраст. Да и ночевать нам предстояло две ночи в поезде, а ещё одну - в общаге московского универа. Не вариант для менее, чем годовалой девочки. Спасла мама, пообещав ребёнку кормить, переодевать, гулять и спать укладывать.
- А поеду! - сказала Алёнушка. И начались приятные хлопоты: выбрать поезд, взять билет, собрать вещи, не опоздать на поезд... Всё это и сейчас вызывает всплеск эмоций, а тогда было во много раз ярче. И потому, что самостоятельных поездок, полностью спланированных и оформленных без участия мамы, было ещё совсем чуть-чуть, и потому, что до последнего не было ясно, смогу ли ехать. Дитя малое иногда становится непреодолимым препятствием. Но бог бродяжек был на стороне Алёнушки, и в час назначенный «пятьсот весёлый» открыл нам свои двери. Мы специально выбирали его: в те, досапсанные, годы среднее время в пути от Московского до Ленинградского было что-то около пяти-шести часов. «Пятьсот весёлый» шёл почти десять. Олег был студентом. Я - мамой младенца. Мы оба хотели выспаться...
Не задалось с самого начала: нашими соседями по плацкартному островку оказались бабуленция росту среднего, но гласа гренадёрского, и её то ли сын, то ли зять - степень родства была не понятна. Бабулечка вещала про огород. Про то, что в наши времена надо сОдить всё. Вот соседи не содют, потому и голодают. Что там того еды на бумажки-та енти, тьфу! Надо, надо сОдить! Тогда зимой и поесть, и подзакусить можно будет. Вот приедем - и сразу на огород, сОдить будем.
То ли сын, то ли зять, откровенно тяготившийся столь интересной беседой, наконец-то (примерно через час после отправления) улучил момент, когда «любимая мамо» отлучилась по делам неотложным, и сбежал курить. В нашем недо-купе временно воцарилась тишина. «Ура!» - подумали мы хором и разбежались по верхним полкам: спать. Колёса мерно стучали, вагон слегка покачивало, все соседи давно уже спали... Нелепо начавшаяся ночь обещала быть спокойной. Алёнушка заснула, предвкушая, как завтра ей будет хорошо...
- Ну, в общем, похоронили они его как положено! - ворвался в красивый сон гренадёрский голос бабки. - В той деревне-та их не вверх лицом хоронють, а вбок. Чтобы покойничек-та не разглядывал, что там наверху-та.
- А у нас суседи сидя харанили-та. Как деды завещали, - ответил ей незнакомый дребезжаще-визгливый голос. В отличии от бабки-гренадёра, выделяющей все буквы «о», вторая бабка упор делала на букву «а». Преобразуя при этом в букву «а» практически все многострадальные «о». Оказалось, что за время недолгого Алёнушкиного сна бабуленция прошлась по вагонам и нашла себе подружку: такую же скучающую и мающуюся отсутствием сна. Почему они не остались там, где обрели друг друга? Не знаю. Возможно, их оттуда просто прогнали желающие спать. А может, бабка ждала своего сына (или зятя?), который, судя по долгому отсутствию, решил ехать в тамбуре... или сгинул в вагоне-ресторане. Судя по часам, ехать оставалось ещё три часа...
(Продолжение следует...)
