Пища богов
В постe Почему я не люблю всякие -измы ув. george_rooke (Сергей Махов) с крайним скептицизмом отозвался об идеологизированных оценках кампании 1853-1856 годов, начиная с ленинской фразы "Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России". Разумеется, слова Ленинa наводят адекватного читателя на мысль о гнилости самого Ленина, но бытующие в нашем богоспасаемом отечестве псевдолиберальные и квазимонархические интерпретации Крымской войны ничуть не лучше коммунистических. Своё собственное мнение Махов сформулировал в комментариях следующим образом: "На мой взгляд, Крымская война показала только одно - России без союзников войну у четырёх стран выиграть не получается. А четырём странам (две из них - промышленные супердержавы) у России войну выиграть не получается." Это взгляд человека, занимающегося темой долго, серьёзно и беспристрастно.
Я ничуть не сомневаюсь, что ув. george_rooke знает о Крымской войнe раз в сто больше, чем я. Я вообще не любитель военной истории, меня гораздо больше интересует история культуры. Но общее представление о смысле, ходе и итогах вооружённых конфликтов подобного масштаба у меня, конечно, есть. Maхов пришёл к тем же выводам, которые содержатся в стандартных западных источниках, касающихся Крымской войны. "Мир был заключён в результате исчерпанности сил обеих сторон при сохранении их чести". Данную формулировку я впервые встретил лет 20 назад. В "Харперской энциклопедии военной истории" под редакцией Дюпуи и Дюпуи, если мне не изменяет память. А может быть, в какой-то другой книге. Это оценка, преобладающая во всей мировой литературе. Кроме советской, разумеется. Для советских почти любая война, которую вели русские - это катастрофическое и позорное поражение, показавшее гнилость России.
В комментариях у Махова ведут свой бесконечный бой с реальностью советские патриоты, не оставляющие без внимания ни одного текста о Российской империи. Я насчитал среди них шесть или семь человек, забаненных в "Богемских манускриптах". Присутствует там и некто alan_a_skaz, в профайле которого указан единственный интерес - "русско-японская война". Примеры риторики сего узкого специалиста: "позорно проигранная война", "шакальское нападение отряда русских броненосных крейсеров на безоружные транспорта", "русские как-бы-военные как-бы-моряки", "русские недоброненосцы", "хрустобулочная мифология", "патриётизЬмЪЪЪ". Человек этот и у Махова перевёл разговор с Крымской войны на свою любимую русско-японскую - "царская Россия была позорнейше, всухую, разбита" и далее по всей программе. И ведь нельзя сказать, что oн косплеит японского военного пропагандиста. Японцы себя так не вели и не ведут. Посмотрите японские фильмы о войне с Россией - они преисполнены уважения к противнику. Это советского человека плющит от русских. Красноречивая деталь: когда речь заходит о русских на войне, он берёт слово "наши" в кавычки.
За девять с половиной лет в ЖЖ я написал пятнадцать или двадцать постов о русско-советской демаркации и сепарации. Но я не ожидал, что в ЖЖ найдётся человек, который послужит столь яркой иллюстрацией к моим тезисам. Собственные поражения могут быть масштабными, тяжёлыми, катастрофическими, но они никогда не бывают позорными. Если нация проигрывает, в её памяти остаются беззаветное мужество и беспримерные подвиги павших героев. Oб их деяниях слагают песни. Помнится, в школе у нас было ежегодное мероприятие, называвшееся "смотр строя и песни". Нужно было выбрать патриотическую песню и петь её всем классом, при этом красиво маршируя. Наш класс пел "Наверх вы, товарищи, все по местам". Не помню, почему мы выбрали именно эту вещь. Наверное, накануне по телевизору показали фильм 1946 года "Крейсер «Варяг»". А потом это стало классной традицией, и мы категорически отказывались исполнять что-нибудь другое. Это продолжалось пять или шесть лет подряд. Учителя не знали, что с этим делать. С одной стороны, песня была явно не советской, с другой - она была несомненно патриотической и звучала в советском фильме. В конце концов, на нас махнули рукой, и наш класс пел о подвиге "Варяга", когда все остальные маршировали под песни о красных партизанах.
Из таких мелочей складываются мироощущение и самоидентификация индивида. Я всегда говорил, что рождение или жизнь в СССР, наличие советского образования или обладание советским паспортом сами по себе никого не делают советским человеком. Для меня советский - это в первую очередь антирусский. Разумеется, не в этническом, а в культурно-политическом смысле. Первым советским человеком я считаю Александра Ивановича Герцена. Ленин приписал "пробуждение Герцена" декабристам, которые были совершенно ни при чём; но на самом Герцене действительно начинается советская история. В принципе, можно определить даже точную дату, когда Герцен перестал быть русским и стал советским. Для этого нужно покопаться в подшивках выходившего в Лондоне журнала "Колокол" и найти там первую статью в поддержку польского восстания. Это и будет день явления миру советской идеологии (с коммунистической она пересекается лишь отчасти). Например, у Герцена была статья, называвшаяся "Vivat Polonia!". Она вышла в свет 15 марта 1861 года (т.е. ещё до начала восстания) и была посвящена поступку одного русского офицера, отказавшегося стрелять в польских демонстрантов. Основной её мыслью был обращённый к русским призыв: "...идите в арестантские роты, в крепости, казематы, на смерть - только не убивайте ни поляка, который хочет быть самим собой, ни крестьянина, требующего свободы."
Сама по себе измена родине вещь вполне тривиальная. Однако Герцен возвёл борьбу на стороне противников России в идеологический принцип. Дальше пропаганда в пользу Польши пошла в "Колоколе" косяком. Статья "Русским офицерам в Польше" (15 октября 1862 года): "Поддерживать силою оружия правительство, составляющее польское и наше несчастие, вам невозможно, не совершив сознательно преступления или не унизившись до степени бессознательных палачей. Время слепого повиновения прошло. Дисциплина не обязательна там, где она зовет на злодейство. Не поднимать оружия против поляков заставляет вас совесть, уважение к правоте их дела, к достоинству человека и, наконец, уважение к нашему русскому земскому делу. Нельзя начинать эру свободы в своей родине, затягивая веревку на шее соседа; нельзя себе требовать прав и теснить во имя материальной силы и политических фантазий другой народ." Статья "Письмо к Гарибальди" (21 ноября 1863 года): "Когда благородное меньшинство русских офицеров обратилось к нам за советом, что им лучше делать в случае польского восстания, мы, не обинуясь, сказали им, что лучше оставить ряды, перейти в противный стан, быть убитым, чем сражаться против Польши, которая для нас имеет больше чем историческое право, больше чем право героизма, - право на наше искупление."
На этом карьера Герцена, как русского публициста, завершилась. Измена родине есть измена родине. Тираж "Колокола" упал практически до нуля, и для русских Герцен просто перестал существовать, перейдя в сонм советских героев. Однако несколько человек всё же увлеклись его демагогией. Среди них был подпоручик 15-го пехотного Шлиссельбургского полка Андрей Афанасьевич Потебня. Потебня происходил из Полтавской губернии, был близок к "Земле и Воле", ездил к Герцену в Лондон и входил в руководство революционного "комитета русских офицеров в Польше". В руководстве комитета преобладали поляки, и их мотивы были понятны, но Потебня явно собирался сражаться не за своё дело. 15 июня 1862 года в Саксонском саду в Варшаве двадцатичетырёхлетний подпоручик Потебня совершил покушение на семидесятидвухлетнего генерала Лидерса, русского наместника в Царстве Польском. Александр Николаевич фон Лидерс принимал участие во всех войнах, которые вела Россия с 1806 по 1856 год, и перечисление его наград непомерно удлинило бы этот текст. Строго говоря, интриги польского лобби в Петербурге привели к отставке фон Лидерса ещё 27 мая (с одновременным возведением его в графское достоинство), но поляки считали, что харизматичный старый генерал опасен для них, даже когда он не занимает никаких постов.
Потебня выстрелил в графа Лидерса со спины, попал в шею, старик выкрикнул: "Подлец стреляет сзади!" и пешком вернулся во дворец. Он умер своей смертью в Одессе двенадцать лет спустя. Потебня перешёл на нелегальное положение, а после начала восстания присоединился к мятежникам и в марте 1863 года погиб в бою с русскими войсками (украинские авторы пишут, что он сражался по-пейзански, с косой в руках, хотя в реале повстанцы были неплохо вооружены). Не знаю, в какую Вальгаллу попал этот воин - в украинскую, где пируют салом степные лыцари, или в советскую, где вкушают колбасу строители светлого будущего. Однако заповедь Герцена - "перейти в противный стан и быть убитым" Потебня исполнил полностью. И Герцен отреагировал на его смерть восторженно: "Чище, самоотверженнее, преданнее жертвы очищения Россия не могла принести на пылающем алтаре польского освобождения". В архетипичных фигурах Герцена и Потебни воплотились слагаемые советской нации - подлец-пропагaндист и распропагандированный им жертвенный дурачoк.
Слева: Александр Герцен. Справа: Андрей Потебня. Первые советские люди. Снимки сделаны около 1861 года
Кстати, то, что первой мишенью советских стал именно фон Лидерс, тоже весьма символично. Pусские националисты считают, что советскими двигала русофобия. Я же полагаю, что этничность как таковая тут особой роли не играла. Советские руководствовались ненавистью к Российской империи и стремились истребить в первую очередь носителей российской государственности. Немцы играли в империи весьма видную роль, и им досталось больше всех (один из парадоксов отечественной истории заключается в том, что мать Герцена тоже была этнической немкой). В ХХ веке русские немцы понесли от Советской власти даже бóльшие потери, чем сами русские. Предательство большевиками России в пользу Германии во время Первой мировой войны и судьба российских немцев при большевицком режиме - вещи, никак между собой не связанные. В своё время мне попадались данные об уровне образования народов СССР. Согласно переписи 1989 года, высшее образование было менее чем у 6% советских немцев (для сравнения: среди таджиков высшее образование было у 8, среди татар - у 9, среди русских - у 14, среди грузин - у 19, среди евреев - у 56%). Учитывая, что до революции немцы были одной самых образованных групп населения России, это означает, что им Советы перекрыли кислород почти полностью.
Если рождение советской нации произошло во время польского восстания 1863-1864 годов, то её становление пришлось на русско-японскую войну 1904-1905 г. К тому времени советские были уже в состоянии открыть в тылу у русских настоящий второй фронт, развязав вооружённое восстание, которое пришлось подавлять с применением артиллерии в уличных боях. И это не говоря о беспрецедентном терроре, унесшем тысячи жизней, включая жизни нескольких министров и одного члена царствующей фамилии. Подлецы опять стреляли русским в спину, и ещё называли это русской революцией. Мятеж в тылу был одной из причин поражения России в войне с Японией. Но существовала и вторая причина. На момент заключения мира русские безвозвратные потери составляли порядка 50 тысяч человек (японские - свыше 80 тысяч). Расчёты показывали, что для достижения победы русским пришлось бы потерять ещё до двухсот тысяч. И они решили, что игра не стоит свеч. Контроль над Манчжурией и Кореей значил для русского царя меньше, чем жизни двухсот тысяч солдат. Он предпочёл пойти на уступки противнику.
Причём в 1914 году, когда на карту было поставлено всё, тот же государь хладнокровно пожертвовал в Восточно-Прусской операции бóльшим количеством солдат, чем за всю войну с Японией. Но на этот раз он спас уже миллионы русских жизней, ибо обеспечил дальнейшее участие Франции в войне и переложил основное бремя военных потерь и расходов с русских плеч на французские. В обоих случаях смысл действий Николая абсолютно недоступен советофилам, по сей день несущим какую-то чушь о слабом царе. Зато он был прекрасно понятен западным политикам, отзывавшимся о нашем последнем императоре как о человеке со стальными нервами. В комментариях к предыдущему посту меня спрашивали, в чём его достижения. Господи, да каждый день его двадцатитрёхлетнего правления был достижением. Достижением сапёра, обезвредившего очередную мину. Он и проиграл, как сапёр - совершив небольшие ошибки, которые в других условиях не значили бы ровным счётом ничего (речь шла о нескольких неверных кадровых назначениях и доверии нескольким лживым докладам, только и всего).
Потом были феноменальное большевицкое предатальство в Брест-Литовске и гражданская война, которую выиграла советская сторона. После чего советские показали себя во всей красе. Я не буду в очередной раз цитировать Ленина с его "морем шовинистической великорусской швали" или Сталина с его "русские элементы в украинских городах будут украинизированы". Это очень известные пассажи, и я уже приводил их полностью в посте Bang-bang V, или Мечты интернацистов. Важно понимать, что все большевики были мазаны одним миром. Не имело ни малейшего значения, кто из них выигрывал, а кто проигрывал внутрипартийную борьбу. Побеждённые были такими же бешеными, как и победители. Троцкий, смотревший на русских как бы со стороны, называл Россию "страной икон и тараканов". Бухарин, говоривший якобы от лица русских, заявлял следующее:
"Если мы ударим по первому звену национализма, по самому главному и по самому основному, тем самым мы ударим по этим промежуточным звеньям вплоть до самых низших «местных» шовинизмов. И в этом весь вопрос. Нельзя даже подходить здесь с точки зрения равенства наций, и товарищ Ленин неоднократно это доказывал. Наоборот, мы должны сказать, что мы в качестве бывшей великодержавной нации должны идти наперерез националистическим стремлениям и поставить себя в неравное положение в смысле ещё больших уступок национальным течениям. Только при такой политике, идя наперерез, только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетённых наций." (из речи на Двенадцатом съезд РКП(б), апрель 1923 года)
Да что Бухарин, если среди советских литераторов и литературоведов было полным-полно бешеных того сорта, который в здоровом обществе просто отстреливают. Виктор Шкловский написал статью "О пище богов и о Чарской" (название "Пища богов" он позаимствовал у Геpберта Уэллса):
"Мы нашли, что рост останавливается от ядов, которые вырабатывает капитализм. Человек останавливается в своем развитии в старой Европе и Америке очень часто на уровне двенадцатилетнего ребенка. Заводы, фабрики, исследовательские учреждения тоже не могут вырасти там выше сил отдельного человека. Мы едим «пищу богов», и поэтому нас ненавидят. В мире говорят о нас, что мы гигантская крапива. <...> Ко мне пришла веселая, шумливая компания пионеров. Шумели они о разном. И между прочим говорили они о том, можно ли читать Чарскую, можно ли читать Клавдию Лукашевич? Хорошая книга «Маленький лорд Фаунтлерой»? Они мне напомнили о таких книгах, которые я читал лет тридцать назад. В каких трещинах живут эти книги? Что им дает это паршивое бессмертие?
Товарищи-пионеры, не мы одни стреляем «пищей богов». В нас стреляют пищей карликов. Вот эти книги - это способ борьбы, это способ не дать расти, способ затушить кривую. Книги эти плохие, написанные жалким бедным языком. Эти институтки, которые описаны Чарской, - не думал я, что придется мне о них писать, - эти институтки были жалкие ограниченные люди. Они живут в плохих книгах, которые вы читаете, как будто в воздухе, но жили они со слугами. И слуги у них были девочки из воспитательного дома, и всех этих девочек без различия лица и имени звали «полосатки». Потому что носили они полосатые платья. Вот подумайте об этих «полосатках», посмотрите на этот старый Смольный из полосатой шкуры питомицы воспитательного дома."
Эта статья Шкловского была опубликована в "Литературной газете" 5 апреля 1932 года. В том же самом году рассуждавший об ограниченности институток, о паршивом бессмертии русских книг и о советской пище богов Виктор Шкловский совершил поездку на Беломорканал. Ему принадлежит немалая доля материалов, вошедших в известный сборник 1934 года, прославляющий эту стройку века на костях заключённых. Среди работавших на строительстве Беломорканала зэков был родной брат Шкловского, Владимир (позже, в 1937, его расстреляли). Другой его брат, Николай, был расстрелян за принадлежность к правым эсерам ещё в 1918 году. Сестра Елена умерла в голодном Петрограде в 1919. Сам Шкловский в 20-х годах тоже арестовывался, а его жену красные однажды взяли в заложники и отпустили за выкуп. На Беломорканале его спросили, как он себя здесь чувствует, и он ответил: "Как живая лиса в меховом магазине". Шкловский боялся. Это русская писательница Лидия Чарская могла жить, не показывая страха. Муж её (вроде бы) погиб, сын (кажется) эмигрировал, имущества её лишили, доходов тоже, книги её запретили. Ей было нечего терять, она впроголодь жила в нищенской квартире, болела туберкулёзом, ходила в своём допотопном пальто в церковь и уже ничего не боялась. А советские производители пищи богов буквально тряслись от страха в обществе, которое сами же построили.
Лидия Алексеевна Чарская (урожд. Воронова), русская писательница
От Чарской их корёжило страшно. Чарская определённо не была ни Достоевским, ни Толстым. Но она была хорошей детской писательницей, добившейся в России большей популярности, чем Жюль Верн во Франции или Андерсен в Дании. Впрочем, Лидию Алексеевну читали не только от Варшавы до Харбина. На западноевропейские языки её тоже переводили и издавали немалыми тиражами. В общем, Чарская была кем-то вроде русской Джоан Роулинг, к тому же добропорядочной, благонамеренной и патриотичной. Она писала не только о сказочных персонажах и o гимназистках с институтками, но и, например, о героине Отечественной войны 1812 года кавалерист-девице Дуровой. Известно, что Чарская создала около трёхсот произведений, в том числе под псевдонимами. Полной библиографии Чарской не существует до сих пор. Сразу после 1917 года её книги попали под запрет, однако она умудрялась и далее издаваться, скрываясь за всё новыми вымышленными именами (что затрудняет сегодня работу исcледователей её творчества). В 20-30-х годах дети продолжали зачитываться повестями Чаpcкой, этим свидетельством нормальной жизни в нормальной стране.
Корней Чуковский (из выступления на Первом съезде советских писателей, 1934 год): "Нашим нынешним детским книгам надо противопоставить тогдашнюю детскую литературу для масс. Об этой детской литературе для масс принято теперь говорить очень много плохого, но самое плохое в этом отношении ещё не указано. Раньше всего необходимо сказать, что она была вся продажна и за планомерное развращение детей получала от правительства деньги... Чарскую нельзя трактовать (как её трактуют теперь) как пошлую романтическую институтку. Чарская отравляла детей сифилисом милитаристических и казарменно-патриотических чувств. «Победа русского оружия», «мощный двуглавый орёл», «русские молодецкие груди», «обожаемый русский монарх» - это было у неё на каждом шагу... Когда русское «христолюбивое воинство» ночью «искрошило» спящих горцев, она пролепетала со сладенькой институтской ужимкой: «Сладкое чувство удовлетворённой мести»."
Самуил Маршак (из выступления на Первом съезде советских писателей, 1934 год): "Стихи его [Чуковского - b], связанные с литературными традициями и в то же время проникнутые задором школьной "дразнилки", считалки или скороговорки, появились вслед за яростными критическими атаками, которые он вел на слащавую и ядовитую романтику Чарской и ей подобных [атаку на Чарскую Чуковский вёл с 1912 года - b]. "Убить" Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность, было не так-то легко. Ведь она и до сих пор продолжает, как это показала в своей статье писательница Е. Я. Данько, жить в детской среде, хотя и на подпольном положении. Но революция нанесла ей сокрушительный удар. Одновременно с институтскими повестями исчезли с лица нашей земли и святочные рассказы и слащавые стихи, приуроченные к праздникам."
Слева: Корней Чуковский. В центре: Виктор Шкловский. Справа: Самуил Маршак. Советские производители пищи богов
В нормальных условиях Корней Чуковский и Самуил Маршак не могли конкурировать с Лидией Чарской ни по одному, ни вместе, ни в составе более широкой группы. Однако советская издательская политика не имела с нормой ничего общего. Повести Чарской изымали из библиотек, а книги её недругов выходили миллионными тиражами. Производство пищи богов поставили на промышленную основу. Видимо, апофеозом окормления советской публики нектаром и амброзией стало появление феномена Валентина Пикуля, писателя без среднего образования (т.е. ходячего оксюморона вроде слепого художника или немого певца). Человек этот писал невероятные вещи (если, конечно, он действительно писал их сам). В жизни Николая II был известный эпизод: во время поездки по Японии его, в ту пору ещё цесаревича, ранил мечом какой-то местный фанатик. Пикуль написал, что дело происходило в Сербии, где царь сдуру решил помочиться в православном храме, за что один серб наказал его ударом шашки. Не знаю, как кто-то может читать этого автора. Я пытался, у меня не получилось. По-моему, Пикуль - это дно, пробить которое уже невозможно. И ведь в такой культурной ситуации жил двухсотвосьмидесятимиллионный народ.
Однако есть люди, которые всегда остаются людьми. Борис Львович Васильев, сын офицера российской императорской армии и русской дворянки, один из тех писателей советского времени, которые останутся в русской литературе, боевой офицер, переживший то, что обычно убивает (а ему доводилось и выходить из окружения, и подрываться на мине), честный человек, ничем не запятнавший своего имени, однажды написал: "Если Григорий Петрович Данилевский впервые представил мне историю не как перечень дат, а как цепь деяний давно почивших людей, то другой русский писатель сумел превратить этих мертвецов в живых, понятных и близких мне моих соотечественников. Имя этого писателя когда-то знали дети всей читающей России, а ныне оно прочно забыто, и если когда и поминается, то непременно с оттенком насмешливого пренебрежения. Я говорю о Лидии Алексеевне Чарской, чьи исторические повести - при всей их наивности! - не только излагали популярно русскую историю, но и учили восторгаться ею. А восторг перед историей родной страны есть эмоциональное выражение любви к ней. И первые уроки этой любви я получил из "Грозной дружины", "Дикаря", "Княжны Джавахи" и других повестей детской писательницы Лидии Чарской."
Борис Васильев, автор повести "А зори здесь тихие" и сценария к фильму "Офицеры", воспитывавшийся на книгах Чарской
Одни воспитывались на русской литературе, другие росли на советской пище богов. Вот две фразы, прозвучавшие уже в наши дни:
1. «Пока русские не предложат новый фантастический проект - они не выживут<...>Никакого умеренного позиционирования внутри существующей системы для русских не существует. Они либо пойдут в сторону мессианства, либо на ликвидацию. Они лишние в этом устройстве мира - это страшно».
2. «Русский народ не уступит. Санкции, там, нормы, права, какие? У нас всегда была норма 125 грамм хлеба в сутки и право победить! Это и будет нашим ответом на санкции!»
Одну из этих фраз произнёс Сергей Кургинян, обладающий репутацией бешеного комми создатель какого-то мутного политического движения сталинистского толка. Другая принадлежит Алишеру Усманову, британскому подданому-миллиардеру и владельцу неприлично длинной яхты. В норме коммунисты и капиталисты говорят противоположные вещи. Но только не в случае с советскими людьми. Сентенции советского "коммуниста" и советского "капиталиста" настолько совпадают по форме и по сути, что не зная, кому из них принадлежит та или иная фраза, определить её авторство по содержанию невозможно. Потому что и "коммунизм", и "капитализм" носят у советских фиктивный характер, a реально только их отношение к русским, генезис которого нетрудно проследить до самого Герцена.
Но знаете, что самое смешное? Чарская опять издаётся массовыми тиражами, и русские дети опять зачитываются её повестям. A Герцен с призывами к русским умереть за Польшу, и Ленин с тирадами о русской швали, и Сталин с обещаниями дерусификации русскиx городов, и Шкловский с жалобами на паршивое бессмертие русских книг, и Чуковский с приравниванием русского патриотизма к сифилису, и Пикуль с фантазиями о русском царе, использующем алтарь как нужник, и англо-узбекский яхтсмен с идеей выделять русским по 125 граммов хлеба, и истеричный театральный режиссёр с предложением русским помессианствовать или помереть, и этот свихнувшийся на теме русско-японской войны блогер, никнейм которого я уже забыл - все они сегодня воспринимаются русскими только в качестве говорящих мартышек. Опытным путём yстановлено, что советская пища богов превращает человека в обезьяну.
* * *
С момента публикации поста Царский вопрос прошёл уже месяц, и голосование читателей можно считать завершённым. На данный момент в опросе об отношении к Николаю II приняли участие 1051 человек. Их голоса распределились следующим образом (в порядке возрастания):
Валентина Лисица играет Рахманинова. Несколько часов назад в "Богемском клубе" появился другой мой текст, не имеющий к этому ни малейшего отношения, однако тоже завершающийся фортепианным концертом Валентины Евгеньевны. Он находится в открытом доступе и называется Рудольфинум и дипустан. Можете считать, что сегодня у меня день признания в любви к творчеству Валентины Лисицы.
Я ничуть не сомневаюсь, что ув. george_rooke знает о Крымской войнe раз в сто больше, чем я. Я вообще не любитель военной истории, меня гораздо больше интересует история культуры. Но общее представление о смысле, ходе и итогах вооружённых конфликтов подобного масштаба у меня, конечно, есть. Maхов пришёл к тем же выводам, которые содержатся в стандартных западных источниках, касающихся Крымской войны. "Мир был заключён в результате исчерпанности сил обеих сторон при сохранении их чести". Данную формулировку я впервые встретил лет 20 назад. В "Харперской энциклопедии военной истории" под редакцией Дюпуи и Дюпуи, если мне не изменяет память. А может быть, в какой-то другой книге. Это оценка, преобладающая во всей мировой литературе. Кроме советской, разумеется. Для советских почти любая война, которую вели русские - это катастрофическое и позорное поражение, показавшее гнилость России.
В комментариях у Махова ведут свой бесконечный бой с реальностью советские патриоты, не оставляющие без внимания ни одного текста о Российской империи. Я насчитал среди них шесть или семь человек, забаненных в "Богемских манускриптах". Присутствует там и некто alan_a_skaz, в профайле которого указан единственный интерес - "русско-японская война". Примеры риторики сего узкого специалиста: "позорно проигранная война", "шакальское нападение отряда русских броненосных крейсеров на безоружные транспорта", "русские как-бы-военные как-бы-моряки", "русские недоброненосцы", "хрустобулочная мифология", "патриётизЬмЪЪЪ". Человек этот и у Махова перевёл разговор с Крымской войны на свою любимую русско-японскую - "царская Россия была позорнейше, всухую, разбита" и далее по всей программе. И ведь нельзя сказать, что oн косплеит японского военного пропагандиста. Японцы себя так не вели и не ведут. Посмотрите японские фильмы о войне с Россией - они преисполнены уважения к противнику. Это советского человека плющит от русских. Красноречивая деталь: когда речь заходит о русских на войне, он берёт слово "наши" в кавычки.
За девять с половиной лет в ЖЖ я написал пятнадцать или двадцать постов о русско-советской демаркации и сепарации. Но я не ожидал, что в ЖЖ найдётся человек, который послужит столь яркой иллюстрацией к моим тезисам. Собственные поражения могут быть масштабными, тяжёлыми, катастрофическими, но они никогда не бывают позорными. Если нация проигрывает, в её памяти остаются беззаветное мужество и беспримерные подвиги павших героев. Oб их деяниях слагают песни. Помнится, в школе у нас было ежегодное мероприятие, называвшееся "смотр строя и песни". Нужно было выбрать патриотическую песню и петь её всем классом, при этом красиво маршируя. Наш класс пел "Наверх вы, товарищи, все по местам". Не помню, почему мы выбрали именно эту вещь. Наверное, накануне по телевизору показали фильм 1946 года "Крейсер «Варяг»". А потом это стало классной традицией, и мы категорически отказывались исполнять что-нибудь другое. Это продолжалось пять или шесть лет подряд. Учителя не знали, что с этим делать. С одной стороны, песня была явно не советской, с другой - она была несомненно патриотической и звучала в советском фильме. В конце концов, на нас махнули рукой, и наш класс пел о подвиге "Варяга", когда все остальные маршировали под песни о красных партизанах.
Из таких мелочей складываются мироощущение и самоидентификация индивида. Я всегда говорил, что рождение или жизнь в СССР, наличие советского образования или обладание советским паспортом сами по себе никого не делают советским человеком. Для меня советский - это в первую очередь антирусский. Разумеется, не в этническом, а в культурно-политическом смысле. Первым советским человеком я считаю Александра Ивановича Герцена. Ленин приписал "пробуждение Герцена" декабристам, которые были совершенно ни при чём; но на самом Герцене действительно начинается советская история. В принципе, можно определить даже точную дату, когда Герцен перестал быть русским и стал советским. Для этого нужно покопаться в подшивках выходившего в Лондоне журнала "Колокол" и найти там первую статью в поддержку польского восстания. Это и будет день явления миру советской идеологии (с коммунистической она пересекается лишь отчасти). Например, у Герцена была статья, называвшаяся "Vivat Polonia!". Она вышла в свет 15 марта 1861 года (т.е. ещё до начала восстания) и была посвящена поступку одного русского офицера, отказавшегося стрелять в польских демонстрантов. Основной её мыслью был обращённый к русским призыв: "...идите в арестантские роты, в крепости, казематы, на смерть - только не убивайте ни поляка, который хочет быть самим собой, ни крестьянина, требующего свободы."
Сама по себе измена родине вещь вполне тривиальная. Однако Герцен возвёл борьбу на стороне противников России в идеологический принцип. Дальше пропаганда в пользу Польши пошла в "Колоколе" косяком. Статья "Русским офицерам в Польше" (15 октября 1862 года): "Поддерживать силою оружия правительство, составляющее польское и наше несчастие, вам невозможно, не совершив сознательно преступления или не унизившись до степени бессознательных палачей. Время слепого повиновения прошло. Дисциплина не обязательна там, где она зовет на злодейство. Не поднимать оружия против поляков заставляет вас совесть, уважение к правоте их дела, к достоинству человека и, наконец, уважение к нашему русскому земскому делу. Нельзя начинать эру свободы в своей родине, затягивая веревку на шее соседа; нельзя себе требовать прав и теснить во имя материальной силы и политических фантазий другой народ." Статья "Письмо к Гарибальди" (21 ноября 1863 года): "Когда благородное меньшинство русских офицеров обратилось к нам за советом, что им лучше делать в случае польского восстания, мы, не обинуясь, сказали им, что лучше оставить ряды, перейти в противный стан, быть убитым, чем сражаться против Польши, которая для нас имеет больше чем историческое право, больше чем право героизма, - право на наше искупление."
На этом карьера Герцена, как русского публициста, завершилась. Измена родине есть измена родине. Тираж "Колокола" упал практически до нуля, и для русских Герцен просто перестал существовать, перейдя в сонм советских героев. Однако несколько человек всё же увлеклись его демагогией. Среди них был подпоручик 15-го пехотного Шлиссельбургского полка Андрей Афанасьевич Потебня. Потебня происходил из Полтавской губернии, был близок к "Земле и Воле", ездил к Герцену в Лондон и входил в руководство революционного "комитета русских офицеров в Польше". В руководстве комитета преобладали поляки, и их мотивы были понятны, но Потебня явно собирался сражаться не за своё дело. 15 июня 1862 года в Саксонском саду в Варшаве двадцатичетырёхлетний подпоручик Потебня совершил покушение на семидесятидвухлетнего генерала Лидерса, русского наместника в Царстве Польском. Александр Николаевич фон Лидерс принимал участие во всех войнах, которые вела Россия с 1806 по 1856 год, и перечисление его наград непомерно удлинило бы этот текст. Строго говоря, интриги польского лобби в Петербурге привели к отставке фон Лидерса ещё 27 мая (с одновременным возведением его в графское достоинство), но поляки считали, что харизматичный старый генерал опасен для них, даже когда он не занимает никаких постов.
Потебня выстрелил в графа Лидерса со спины, попал в шею, старик выкрикнул: "Подлец стреляет сзади!" и пешком вернулся во дворец. Он умер своей смертью в Одессе двенадцать лет спустя. Потебня перешёл на нелегальное положение, а после начала восстания присоединился к мятежникам и в марте 1863 года погиб в бою с русскими войсками (украинские авторы пишут, что он сражался по-пейзански, с косой в руках, хотя в реале повстанцы были неплохо вооружены). Не знаю, в какую Вальгаллу попал этот воин - в украинскую, где пируют салом степные лыцари, или в советскую, где вкушают колбасу строители светлого будущего. Однако заповедь Герцена - "перейти в противный стан и быть убитым" Потебня исполнил полностью. И Герцен отреагировал на его смерть восторженно: "Чище, самоотверженнее, преданнее жертвы очищения Россия не могла принести на пылающем алтаре польского освобождения". В архетипичных фигурах Герцена и Потебни воплотились слагаемые советской нации - подлец-пропагaндист и распропагандированный им жертвенный дурачoк.
Слева: Александр Герцен. Справа: Андрей Потебня. Первые советские люди. Снимки сделаны около 1861 года
Кстати, то, что первой мишенью советских стал именно фон Лидерс, тоже весьма символично. Pусские националисты считают, что советскими двигала русофобия. Я же полагаю, что этничность как таковая тут особой роли не играла. Советские руководствовались ненавистью к Российской империи и стремились истребить в первую очередь носителей российской государственности. Немцы играли в империи весьма видную роль, и им досталось больше всех (один из парадоксов отечественной истории заключается в том, что мать Герцена тоже была этнической немкой). В ХХ веке русские немцы понесли от Советской власти даже бóльшие потери, чем сами русские. Предательство большевиками России в пользу Германии во время Первой мировой войны и судьба российских немцев при большевицком режиме - вещи, никак между собой не связанные. В своё время мне попадались данные об уровне образования народов СССР. Согласно переписи 1989 года, высшее образование было менее чем у 6% советских немцев (для сравнения: среди таджиков высшее образование было у 8, среди татар - у 9, среди русских - у 14, среди грузин - у 19, среди евреев - у 56%). Учитывая, что до революции немцы были одной самых образованных групп населения России, это означает, что им Советы перекрыли кислород почти полностью.
Если рождение советской нации произошло во время польского восстания 1863-1864 годов, то её становление пришлось на русско-японскую войну 1904-1905 г. К тому времени советские были уже в состоянии открыть в тылу у русских настоящий второй фронт, развязав вооружённое восстание, которое пришлось подавлять с применением артиллерии в уличных боях. И это не говоря о беспрецедентном терроре, унесшем тысячи жизней, включая жизни нескольких министров и одного члена царствующей фамилии. Подлецы опять стреляли русским в спину, и ещё называли это русской революцией. Мятеж в тылу был одной из причин поражения России в войне с Японией. Но существовала и вторая причина. На момент заключения мира русские безвозвратные потери составляли порядка 50 тысяч человек (японские - свыше 80 тысяч). Расчёты показывали, что для достижения победы русским пришлось бы потерять ещё до двухсот тысяч. И они решили, что игра не стоит свеч. Контроль над Манчжурией и Кореей значил для русского царя меньше, чем жизни двухсот тысяч солдат. Он предпочёл пойти на уступки противнику.
Причём в 1914 году, когда на карту было поставлено всё, тот же государь хладнокровно пожертвовал в Восточно-Прусской операции бóльшим количеством солдат, чем за всю войну с Японией. Но на этот раз он спас уже миллионы русских жизней, ибо обеспечил дальнейшее участие Франции в войне и переложил основное бремя военных потерь и расходов с русских плеч на французские. В обоих случаях смысл действий Николая абсолютно недоступен советофилам, по сей день несущим какую-то чушь о слабом царе. Зато он был прекрасно понятен западным политикам, отзывавшимся о нашем последнем императоре как о человеке со стальными нервами. В комментариях к предыдущему посту меня спрашивали, в чём его достижения. Господи, да каждый день его двадцатитрёхлетнего правления был достижением. Достижением сапёра, обезвредившего очередную мину. Он и проиграл, как сапёр - совершив небольшие ошибки, которые в других условиях не значили бы ровным счётом ничего (речь шла о нескольких неверных кадровых назначениях и доверии нескольким лживым докладам, только и всего).
Потом были феноменальное большевицкое предатальство в Брест-Литовске и гражданская война, которую выиграла советская сторона. После чего советские показали себя во всей красе. Я не буду в очередной раз цитировать Ленина с его "морем шовинистической великорусской швали" или Сталина с его "русские элементы в украинских городах будут украинизированы". Это очень известные пассажи, и я уже приводил их полностью в посте Bang-bang V, или Мечты интернацистов. Важно понимать, что все большевики были мазаны одним миром. Не имело ни малейшего значения, кто из них выигрывал, а кто проигрывал внутрипартийную борьбу. Побеждённые были такими же бешеными, как и победители. Троцкий, смотревший на русских как бы со стороны, называл Россию "страной икон и тараканов". Бухарин, говоривший якобы от лица русских, заявлял следующее:
"Если мы ударим по первому звену национализма, по самому главному и по самому основному, тем самым мы ударим по этим промежуточным звеньям вплоть до самых низших «местных» шовинизмов. И в этом весь вопрос. Нельзя даже подходить здесь с точки зрения равенства наций, и товарищ Ленин неоднократно это доказывал. Наоборот, мы должны сказать, что мы в качестве бывшей великодержавной нации должны идти наперерез националистическим стремлениям и поставить себя в неравное положение в смысле ещё больших уступок национальным течениям. Только при такой политике, идя наперерез, только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетённых наций." (из речи на Двенадцатом съезд РКП(б), апрель 1923 года)
Да что Бухарин, если среди советских литераторов и литературоведов было полным-полно бешеных того сорта, который в здоровом обществе просто отстреливают. Виктор Шкловский написал статью "О пище богов и о Чарской" (название "Пища богов" он позаимствовал у Геpберта Уэллса):
"Мы нашли, что рост останавливается от ядов, которые вырабатывает капитализм. Человек останавливается в своем развитии в старой Европе и Америке очень часто на уровне двенадцатилетнего ребенка. Заводы, фабрики, исследовательские учреждения тоже не могут вырасти там выше сил отдельного человека. Мы едим «пищу богов», и поэтому нас ненавидят. В мире говорят о нас, что мы гигантская крапива. <...> Ко мне пришла веселая, шумливая компания пионеров. Шумели они о разном. И между прочим говорили они о том, можно ли читать Чарскую, можно ли читать Клавдию Лукашевич? Хорошая книга «Маленький лорд Фаунтлерой»? Они мне напомнили о таких книгах, которые я читал лет тридцать назад. В каких трещинах живут эти книги? Что им дает это паршивое бессмертие?
Товарищи-пионеры, не мы одни стреляем «пищей богов». В нас стреляют пищей карликов. Вот эти книги - это способ борьбы, это способ не дать расти, способ затушить кривую. Книги эти плохие, написанные жалким бедным языком. Эти институтки, которые описаны Чарской, - не думал я, что придется мне о них писать, - эти институтки были жалкие ограниченные люди. Они живут в плохих книгах, которые вы читаете, как будто в воздухе, но жили они со слугами. И слуги у них были девочки из воспитательного дома, и всех этих девочек без различия лица и имени звали «полосатки». Потому что носили они полосатые платья. Вот подумайте об этих «полосатках», посмотрите на этот старый Смольный из полосатой шкуры питомицы воспитательного дома."
Эта статья Шкловского была опубликована в "Литературной газете" 5 апреля 1932 года. В том же самом году рассуждавший об ограниченности институток, о паршивом бессмертии русских книг и о советской пище богов Виктор Шкловский совершил поездку на Беломорканал. Ему принадлежит немалая доля материалов, вошедших в известный сборник 1934 года, прославляющий эту стройку века на костях заключённых. Среди работавших на строительстве Беломорканала зэков был родной брат Шкловского, Владимир (позже, в 1937, его расстреляли). Другой его брат, Николай, был расстрелян за принадлежность к правым эсерам ещё в 1918 году. Сестра Елена умерла в голодном Петрограде в 1919. Сам Шкловский в 20-х годах тоже арестовывался, а его жену красные однажды взяли в заложники и отпустили за выкуп. На Беломорканале его спросили, как он себя здесь чувствует, и он ответил: "Как живая лиса в меховом магазине". Шкловский боялся. Это русская писательница Лидия Чарская могла жить, не показывая страха. Муж её (вроде бы) погиб, сын (кажется) эмигрировал, имущества её лишили, доходов тоже, книги её запретили. Ей было нечего терять, она впроголодь жила в нищенской квартире, болела туберкулёзом, ходила в своём допотопном пальто в церковь и уже ничего не боялась. А советские производители пищи богов буквально тряслись от страха в обществе, которое сами же построили.
Лидия Алексеевна Чарская (урожд. Воронова), русская писательница
От Чарской их корёжило страшно. Чарская определённо не была ни Достоевским, ни Толстым. Но она была хорошей детской писательницей, добившейся в России большей популярности, чем Жюль Верн во Франции или Андерсен в Дании. Впрочем, Лидию Алексеевну читали не только от Варшавы до Харбина. На западноевропейские языки её тоже переводили и издавали немалыми тиражами. В общем, Чарская была кем-то вроде русской Джоан Роулинг, к тому же добропорядочной, благонамеренной и патриотичной. Она писала не только о сказочных персонажах и o гимназистках с институтками, но и, например, о героине Отечественной войны 1812 года кавалерист-девице Дуровой. Известно, что Чарская создала около трёхсот произведений, в том числе под псевдонимами. Полной библиографии Чарской не существует до сих пор. Сразу после 1917 года её книги попали под запрет, однако она умудрялась и далее издаваться, скрываясь за всё новыми вымышленными именами (что затрудняет сегодня работу исcледователей её творчества). В 20-30-х годах дети продолжали зачитываться повестями Чаpcкой, этим свидетельством нормальной жизни в нормальной стране.
Корней Чуковский (из выступления на Первом съезде советских писателей, 1934 год): "Нашим нынешним детским книгам надо противопоставить тогдашнюю детскую литературу для масс. Об этой детской литературе для масс принято теперь говорить очень много плохого, но самое плохое в этом отношении ещё не указано. Раньше всего необходимо сказать, что она была вся продажна и за планомерное развращение детей получала от правительства деньги... Чарскую нельзя трактовать (как её трактуют теперь) как пошлую романтическую институтку. Чарская отравляла детей сифилисом милитаристических и казарменно-патриотических чувств. «Победа русского оружия», «мощный двуглавый орёл», «русские молодецкие груди», «обожаемый русский монарх» - это было у неё на каждом шагу... Когда русское «христолюбивое воинство» ночью «искрошило» спящих горцев, она пролепетала со сладенькой институтской ужимкой: «Сладкое чувство удовлетворённой мести»."
Самуил Маршак (из выступления на Первом съезде советских писателей, 1934 год): "Стихи его [Чуковского - b], связанные с литературными традициями и в то же время проникнутые задором школьной "дразнилки", считалки или скороговорки, появились вслед за яростными критическими атаками, которые он вел на слащавую и ядовитую романтику Чарской и ей подобных [атаку на Чарскую Чуковский вёл с 1912 года - b]. "Убить" Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность, было не так-то легко. Ведь она и до сих пор продолжает, как это показала в своей статье писательница Е. Я. Данько, жить в детской среде, хотя и на подпольном положении. Но революция нанесла ей сокрушительный удар. Одновременно с институтскими повестями исчезли с лица нашей земли и святочные рассказы и слащавые стихи, приуроченные к праздникам."
Слева: Корней Чуковский. В центре: Виктор Шкловский. Справа: Самуил Маршак. Советские производители пищи богов
В нормальных условиях Корней Чуковский и Самуил Маршак не могли конкурировать с Лидией Чарской ни по одному, ни вместе, ни в составе более широкой группы. Однако советская издательская политика не имела с нормой ничего общего. Повести Чарской изымали из библиотек, а книги её недругов выходили миллионными тиражами. Производство пищи богов поставили на промышленную основу. Видимо, апофеозом окормления советской публики нектаром и амброзией стало появление феномена Валентина Пикуля, писателя без среднего образования (т.е. ходячего оксюморона вроде слепого художника или немого певца). Человек этот писал невероятные вещи (если, конечно, он действительно писал их сам). В жизни Николая II был известный эпизод: во время поездки по Японии его, в ту пору ещё цесаревича, ранил мечом какой-то местный фанатик. Пикуль написал, что дело происходило в Сербии, где царь сдуру решил помочиться в православном храме, за что один серб наказал его ударом шашки. Не знаю, как кто-то может читать этого автора. Я пытался, у меня не получилось. По-моему, Пикуль - это дно, пробить которое уже невозможно. И ведь в такой культурной ситуации жил двухсотвосьмидесятимиллионный народ.
Однако есть люди, которые всегда остаются людьми. Борис Львович Васильев, сын офицера российской императорской армии и русской дворянки, один из тех писателей советского времени, которые останутся в русской литературе, боевой офицер, переживший то, что обычно убивает (а ему доводилось и выходить из окружения, и подрываться на мине), честный человек, ничем не запятнавший своего имени, однажды написал: "Если Григорий Петрович Данилевский впервые представил мне историю не как перечень дат, а как цепь деяний давно почивших людей, то другой русский писатель сумел превратить этих мертвецов в живых, понятных и близких мне моих соотечественников. Имя этого писателя когда-то знали дети всей читающей России, а ныне оно прочно забыто, и если когда и поминается, то непременно с оттенком насмешливого пренебрежения. Я говорю о Лидии Алексеевне Чарской, чьи исторические повести - при всей их наивности! - не только излагали популярно русскую историю, но и учили восторгаться ею. А восторг перед историей родной страны есть эмоциональное выражение любви к ней. И первые уроки этой любви я получил из "Грозной дружины", "Дикаря", "Княжны Джавахи" и других повестей детской писательницы Лидии Чарской."
Борис Васильев, автор повести "А зори здесь тихие" и сценария к фильму "Офицеры", воспитывавшийся на книгах Чарской
Одни воспитывались на русской литературе, другие росли на советской пище богов. Вот две фразы, прозвучавшие уже в наши дни:
1. «Пока русские не предложат новый фантастический проект - они не выживут<...>Никакого умеренного позиционирования внутри существующей системы для русских не существует. Они либо пойдут в сторону мессианства, либо на ликвидацию. Они лишние в этом устройстве мира - это страшно».
2. «Русский народ не уступит. Санкции, там, нормы, права, какие? У нас всегда была норма 125 грамм хлеба в сутки и право победить! Это и будет нашим ответом на санкции!»
Одну из этих фраз произнёс Сергей Кургинян, обладающий репутацией бешеного комми создатель какого-то мутного политического движения сталинистского толка. Другая принадлежит Алишеру Усманову, британскому подданому-миллиардеру и владельцу неприлично длинной яхты. В норме коммунисты и капиталисты говорят противоположные вещи. Но только не в случае с советскими людьми. Сентенции советского "коммуниста" и советского "капиталиста" настолько совпадают по форме и по сути, что не зная, кому из них принадлежит та или иная фраза, определить её авторство по содержанию невозможно. Потому что и "коммунизм", и "капитализм" носят у советских фиктивный характер, a реально только их отношение к русским, генезис которого нетрудно проследить до самого Герцена.
Но знаете, что самое смешное? Чарская опять издаётся массовыми тиражами, и русские дети опять зачитываются её повестям. A Герцен с призывами к русским умереть за Польшу, и Ленин с тирадами о русской швали, и Сталин с обещаниями дерусификации русскиx городов, и Шкловский с жалобами на паршивое бессмертие русских книг, и Чуковский с приравниванием русского патриотизма к сифилису, и Пикуль с фантазиями о русском царе, использующем алтарь как нужник, и англо-узбекский яхтсмен с идеей выделять русским по 125 граммов хлеба, и истеричный театральный режиссёр с предложением русским помессианствовать или помереть, и этот свихнувшийся на теме русско-японской войны блогер, никнейм которого я уже забыл - все они сегодня воспринимаются русскими только в качестве говорящих мартышек. Опытным путём yстановлено, что советская пища богов превращает человека в обезьяну.
* * *
С момента публикации поста Царский вопрос прошёл уже месяц, и голосование читателей можно считать завершённым. На данный момент в опросе об отношении к Николаю II приняли участие 1051 человек. Их голоса распределились следующим образом (в порядке возрастания):
- ненависть 4 (0.4%)
- равнодушие 164 (15.6%)
- презрение 173 (16.5%)
- сочувствие 332 (31.6%)
- почтение 378 (36.0%)
- pасстрел царской семьи - справедливое наказание за жертвы, понесенные Россией из-за промахов и ошибок Николая Второго 3 %
- Николай Второй должен был понести наказание за свои ошибки, но смертная казнь - наказание слишком большое 29 %
- pасстрел царской семьи - чудовищное, ничем не обоснованное преступление 57 %
- затрудняюсь ответить 11 %
Click to viewВалентина Лисица играет Рахманинова. Несколько часов назад в "Богемском клубе" появился другой мой текст, не имеющий к этому ни малейшего отношения, однако тоже завершающийся фортепианным концертом Валентины Евгеньевны. Он находится в открытом доступе и называется Рудольфинум и дипустан. Можете считать, что сегодня у меня день признания в любви к творчеству Валентины Лисицы.