Чтение сейчас
Машу Трауб я неоднократно упоминал в ЖЖ. Давал ссылки на ее пятничную колонку в «Известиях». Видимо, удачный журналистский опыт стал поводом и для создания прозы от Трауб. Под обложкой книги со знакомой фамилией скрывались две повести: «Собирайся, мы уезжаем» и «Глянец». Названия, конечно, пугающие, но имя сделало свое дело. Купил.
«Собирайся, мы уезжаем»
Книга по стилистике напоминает именно «известинскую» колонку, понятное дело, растянутую на 200 страниц. Казалось бы, легкий стиль изложения и простота построения предложений не способствуют быстрому утомлению от чтива. Однако, книга и колонка - вещи все же разные. Та самая юморная краткая легковесность, порой выгодно (в зависимости от темы) смотрящаяся на газетной полосе, в полновесном книжном виде - смотрится как-то ... хм... (нелепо, дешево, натянуто???). В первой повести всё вроде бы на местах и на начальной стадии развития событий напоминает прозу Довлатова. Но столь высокого сравнения Трауб, по мере развития повествования, не выдерживает. Слишком уж все схематично и пунктирно из -ло- жила, хотя и с юмором. Если сравнения и уместны в данном случае, то с Андреем Колесниковым. И вот его-то (см. «Коммерсант-Weekend) на уровне "приземленного" бытописательства Трауб, на мой вкус, обыгрывает.
Итак, у 30-летней дамы прям на дороге случилась "машино-поломка", и все проезжающие полоскают ее на чем свет стоит: типа пробку создала, типа дура полная. А она, бедолага, аварийку включила и в слезы. Но подошел какой-то добрый молодец, простотой своей обворожил и помог дивчине с разобраться с нерадивой машиной. А напоследок задал ей вопрос, мол, что ж ты такая замороченная-то, что за жизнь у тебя, дива, до встречи со мной была? И героиня мысленно пустилась в воспоминания, насыщенные детскими невзгодами-переездами, тяжелыми отношениями с матерью, непонятными мужчинками, глупыми абортами и так далее. Правда, типично женскую мешанину в голове Трауб изложила просто и со вкусом.
И всё же книга ни о чем. Сюжета как такового нет. Есть репортаж о неких знаковых моментах жизни. Без каких-то исканий и ковыряний в себе. Словом, хорошо нарисованная простым карандашом картинка без примечаний и намеков на цвет. Как есть - так и есть. Все мы, мол, бабы одинаковые, со своими за.бами, с пи.дой-кормилицей и вечным недо.(воль) ством. Однако, над всем этим можно улыбаться, превращая в жизненные пустяки. Что Трауб и удалось.
P.S. Cамые лучшие эпизоды книги - детские воспоминания героини.
«...Летом они уезжали на море. Мама приходила и говорила: «Собирайся, мы уезжаем». Марина очень боялась ездить - ей казалось, что они не вернутся.
Первые два-три дня они ходили купаться, мать играла с ней в крестики-нолики, заплетала косички по утрам. Марина была счастлива. Иногда на мать находило и она «бралась за дочь». Подговаривала ребят из числа отдыхающих, тех, кто повыше, они делали руки замком, а марина должна была залезть на руки и прыгнуть с пирса и с рук «рыбкой». Войти без брызг. Если больно ударялась об воду животом, нужно было прыгнуть ещё раз - правильно.
Или мама брала катамаран и увозила Марину далеко от берега. Там произносила всегда одну и ту же фразу: «По-хорошему или по-плохому?» Если Марина выбирала «по-хорошему», то должна была сама прыгнуть в глубину с катамарана и доплыть до берега. Если по-плохому, то мать ее просто сбрасывала в воду и крутила педалями, чтобы Марина не догнала. Марина боялась медуз и глубины, но ещё больше она боялась разочаровать или расстроить маму. Поэтому держала свои страхи при себе, за сжатыми зубами, и прыгала «рыбкой» или плыла.
Но это было лучше последующих дней, когда мать «забирали» соседки по жилью - поговорить, посоветоваться. Мать работала юрисконсультом даже на отдыхе. Плату брала натурой - проживанием, например, или вином с фруктами. Марину сдавали на руки старшим девочкам - хозяйским, соседским. Потом мать садилась и считала деньги. Денег до конца отпуска всегда не хватало. «Я пошла играть. Ты знаешь, что делать», - говорила мама.
Маринина мать была игроком. Преферанс, нарды, шахматы, шашки. Подходило всё, что передвигалось и умещалось на столе. Только на деньги. Мать играла блестяще, но рисковала и заигрывалась. Марина ждала, когда большая стрелка дойдет до двенадцати, а маленькая - до одиннадцати, и шла забирать - днём мать всегда показывала ей дорогу, место, где будет играть, и назначала время. Марина приходила, стучалась, заходила в прокуренную комнату, где сидели страшные мужчины, и говорила: «Мама, пойдём». Мать вскакивала, улыбалась, отшучивалась, забирала выигрыш и убегала. Отыграться обещала завтра. Так они доживали до конца отпуска.
Назад всегда ехали отдельно - мать в купе, Марина у проводницы. Билеты были «оторваны» в день отъезда, а последняя красная потная десятка сунута в руку сердобольной женщине со значком-птичкой на груди...»
_________________________________________________________________________
«Гламур»
Тут повествование изнутри журнального глянца. Естественно, женского. Типажи современных «бальзаковских» барышень прорисованы замечательно. Но «Гламур» сильно проигрывает первой повести сборника. Он какой-то неопрятный что ли. Все эти оли, татьяны ивановны, кати, мити, сережи - в глазах рябит от сменяющих друг друга историй - достаточно бысто надоедают. Да и истории не такие смешные, как в "Собирайся" и изложены, как ни странно, не по-траубски коряво.
Вообще, после пролистывания «Гламура» возникает стабильное ощущение, что мужики - козлы от рождения. Не козлы - только те, кто далече и чаще в мечтаниях. А бабы - дуры, но дурами они становятся в силу жизненных обстоятельств и благодаря козлам. Словом, для дам у Трауб всегда найдутся оправдания. Иначе в женской прозе и быть не может.
Вывод: «Собирайся, мы уезжаем!» читать только девушкам в период отпуска. «Гламур» - в топку!
"...Мимо машины пробежала грязная здоровенная белая собака, и Катя вспомнила Серёгу. Серёга всегда подкармливал эту собаку. А может, не эту, а другую. Серёгу Катя отбила у своей лучшей подруги Аньки. Анька была красоткой, а Катя - Анькиной рыбой-прилипалой. Анька занималась в танцевальной студии, а Катя писала стихи. Серёга тоже писал стихи, посвященные Аньке. Он её встречал с репетиций у первого вагона метро, провожал до дома, читал свежесочиненные признания в вечной любви. Кате Серега не так чтобы очень нравился, но хотелось попробовать, как это бывает у Аньки. Попробовала. Пока пробовала, уговорила Серёгу поступить в театральное училище. Готовила с ним отрывки. Ездила с ним поступать и заодно написала репортаж. Получила гонорар. Он поступил, а она написала стихи и на гонорар сделала аборт. Тогда Катя и переехала с одной московской окраины на другую. Серёга, так и не узнав про Катин аборт, вернулся к Аньке в ранге студента. По слухам, актёром он не стал - то ли сам училище бросил, то ли выгнали. Катя его потом ещё раз видела - в спортивном магазине, куда пришла покупать кроссовки. Серёга, в фирменной магазинной футболке, показывал клиенту лыжи. Катя смотрела на собаку и плакала. Уговаривая себя, что это обычный предменструальный синдром..."