Семейство незаконнорожденных. Часть третья.
Из детей Яковлева Алексея Александровича и Натальи Борисовны старшей была дочь Мария (в замужестве княгиня Хованская), родившаяся в 1756 году. Петр родился в 1760 году, следующим родился сын Александр. Когда умерли родители, ему было 19 лет.
Этот прекрасный портрет приписывают изображению Александра Алексеевича Яковлева, но поскольку мне не удалось атрибутировать его, чтобы дополнить сведениями о том, кем он был написан и когда, то нельзя с уверенностью утверждать, что на портрете изображен родной дядя и тесть Александра Ивановича Герцена. Но внешность изображенного господина весьма привлекательна.
Александр Алексеевич Яковлев (1762 -1625) был образован, начитан и умен. До начала 19 века служил по дипломатической части, а с воцарением Александра I, который желал благотворных перемен в России, в чине действительного статского советника был назначен обер-прокурором Святейшего Синода. В должности этой Яковлев удержался не долго, с 31 декабря 1802 до 07 октября 1803, однако его пребывание не осталось бесследным. Александр Алексеевич Яковлев был «человеком весьма деловитым, горячим поборником законности и государственного интереса, … опытным и ревностным».
Яковлев добился расширения своих полномочий на контроль обер-прокурором синодального хозяйства, действовал в соответствии с обер-прокурорской инструкцией, утвержденной при Петре I, и руководствовался «Духовным регламентом» и занялся учетом расходуемых Синодом денег и контролем над деятельностью Синодальной типографии.
Разумеется, это не могло не вызвать неудовольствия церковных иерархов, привыкших класть себе в карман остатки неизрасходованных средств и распределять на торгах выгодно для себя контракты на поставку бумаги в типографию. На обер-прокурора пошли жалобы императору. Александр I, не желавший спорить с церковными иерархами, стал проявлять недовольство деятельностью Яковлева на месте обер-прокурора, в результате честный законник Яковлев подал прошение об отставке с должности, и просьба его была удовлетворена Государем. Возможно, что отставка Александра Яковлева с должности обер-прокурора была принята Государем по причине найти достойное место для своего друга князя Александра Николаевича Голицина, занявшего это место после Яковлева, но после отставки Яковлева Александр I провел изменения в Синоде, укрепившие власть обер-прокурора Святейшего Синода.
После отставки Александр Алексеевич Яковлев поселился в своей усадьбе в Москве. Сейчас это здание Литературного института по адресу Тверской бульвар дом 25. Тут он, по словам Герцена, владел своим домашним "сералем", то есть жил с несколькими крепостными крестьянками, которых держал взаперти у себя дома. В этом высказывании Герцена скрывается личная неприязнь к своему дяде и тестю. Прочитав достаточно большое количество материалов о жизни Герцена, его писем и статей, я обнаружила, что его отношение к тем, кто выполнял свой долг перед Родиной или просто жил, не помышляя о революциях, вполне соответствует отношению современных либералов, у которых отношение к "неболотным" согражданам характеризуется скрытой или открытой неприязнью. Герцен редко уважает тех, кто делает в России свое дело, но он сочувствует "революционерам", тем, кто готов уничтожить в России власть и порядок. Это общее свойство всех российских либералов - страсть к уничтожению и разрушению существующего порядка и пристрастие к тем, кто хочет это порядок разрушить.
Основания для личной неприязни к Александру Алексеевичу Яковлеву у Герцена были, и эта личная неприязнь создала искаженный неприязненный образ "старшего братца" Яковлевых. Трудно сказать, насколько оценка Герцена своего дяди справедлива, но скорее всего, несправедлива.
Раздел родовых имений по раздельному акту между братьями Яковлевыми был произведен 15 июля 1821 года. После раздела Александр Алексеевич Яковлев уехал в Петербург и жил там до конца своих дней.
Он действительно оставил после себя детей больше, чем другие братья Яковлевы. И разобраться, кто из его незаконнорожденных детей какой крепостной крестьянкой был рожден, не всегда теперь представляется возможным. Разумеется, это сейчас не имеет значения с моей точки зрения, поскольку я не изучаю генеалогию конкретных его потомков по крови, не являвшихся законными потомками Яковлевых-Мещерских. Меня интересует жизнь людей, а в жизни действуют конкретные персоны, наделенные природой от рождения своими индивидуальными чертами, усиленными или подавленными социальным окружением, исторической обстановкой, и «случаем, богом-изобретателем», то есть тем, что принято называть средой.
Дети Александра Алексеевича записывались при рождении по фамилии Захарьины и числились по тогдашнему обычаю его воспитанниками и воспитанницами. Мне известно, что у Александра Алексеевича Яковлева были "воспитанники" Алексей, Анна, Наталья, Петр, Павел, Софья, Екатерина Захарьевы. До 1825 года у Александра Алексеевича Яковлева были незаконнорожденные дети, но не было законных детей. Поэтому, по закону он не мог никому из своих "воспитанников" завещать принадлежащее ему родовое недвижимое имущество. Чтобы законным образом передать свое имущество кому-нибудь из многочисленных своих незаконнорожденных детей, Яковлев венчался с Олимпиадой Максимовной, матерью уже взрослого сына Алексея Александровича, которого Герцен называет «химик». Согласно метрической записи от 26 января 1825, в этот день "венчался Его Превосходительство Действительный Статский Советник и Кавалер Александр Алексеевич Яковлев, 63 лет, с дочерью умершаго обер-офицера Максима Андреева Зотова девицей Олимпиадой Максимовой, 48 лет. Оба венчались первым браком".
Для признания сына Олимпиады Максимовны законнорожденным Яковлев после венчания направил прошение на имя императора Александра Павловича, который вследствие особой Высочайшей милости постановил признать уже совершеннолетнего сына Алексея Александровича законным сыном Александра Алексеевича Яковлева. В результате этого акта Алексей Александрович Яковлев наследовал родовые владения после смерти отца, которая наступила вскоре.
Герцен пишет, что его дядя «привенчал» этого сына. Однако, это не могло быть результатом только венчания, ибо для узаконения сына требовалась исключительная Высочайшая милость императора, делавшего исключение из законного порядка в благодарность за заслуги перед Отечеством отца Александра Алексеевича Яковлева.
Герцен также пишет, что Александр Алексеевич Яковлев сделал уже совершеннолетнего сына своего Алексея законным наследником, только чтобы его братья Иван и Лев не получили его имущества. Ему вторит и Пассек. Татьяна Пассек пишет, что Александр Алексеевич Яковлев умер, испугавшись наводнения. Но наводнение было в 1824 году, а Яковлев умер в ноябре 1825 года. Это одна из неточностей, которых достаточно в беллетристике Пассек.
Александр Алексеевич Яковлев, камергер, кавалер, действительный статский советник, экс-обер-прокурор Святейшего Синода, умер 3 ноября 1825 года возрасте 63 лет в Петербурге. Похоронен он в Александро-Невской лавре, там же была похоронена его законная жена Олимпиада Максимовна, умершая через 40 лет после смерти мужа. Памятник, по всей видимости, поставлен их сыном Алексеем Александровичем Яковлевым после смерти матери.
Сам Алексей Александрович Яковлев, сын Александра и Олимпиады Яковлевых, умер в 1868 году бездетным, и с его смертью эта ветвь дворянского рода Яковлевых пресеклась.
Герцен писал свой роман «Былое и думы» уже после смерти своей жены Натальи Александровны (урожденной Захарьиной). Она умерла в 1852 году, и Герцен был уже вполне зрелым мужем и отцом - ему было 40 лет, он уже знал законы взрослого мира. Однако он в романе своем с детской наивностью задает вопрос, почему только «химика» узаконил его дядя Александр Алексеевич Яковлев, а вместе с ним не сделал законными всех остальных своих детей? И это после того, как сам же Герцен писал о существовании у дядюшки собственного «сераля» и незаконнорожденных детях от разных матерей, «воспитанников», проживающих в доме старшего Яковлева до его смерти в ноябре 1825 года. Герцен либо не понимает, о чем пишет, что трудно допустить, либо «валяет дурака» с целью показать, что этот вопрос для него никогда не был хоть сколько-то важен. Скорее всего, он не может умолчать и так выражает свой больной детский вопрос: почему его отец так и не заключил брак с его матерью Луизой Гааг и не сделал его, любимого сына Александра, своим законным сыном Александром Ивановичем Яковлевым, а оставил на всю жизнь своим "воспитанником"? И ведь он действительно этого не сделал! Вряд ли у Ивана Алексеевича Яковлева были шансы просить у Государя особой милости после того, как такая милость уже была оказана его старшему брату. Да и жениться на Луизе Гааг Иван Алексеевич Яковлев, по всей вероятности, не собирался.
Можно только предполагать, какую травму перенес Герцен в юношестве: ему было в 1825 году 13 лет. Этот возраст, 13 лет, самим Герценом указывается, как важный и переломный: "С 13 лет… я служил одной идее, был под одним знаменем - война против всякой власти, против всякой неволи во имя безусловной независимости лица". Какое же потрясение случилось в 13 лет с Герценом? Что его так травмировало? Я думаю, эта травма не столько казнь декабристов, как это указывает Герцен в "Былом и думах", сколько превращение незаконнорожденного "воспитанника" Алексея в законного дворянина Алексея Александровича Яковлева - последнего законного представителя этой ветви дворянского рода Яковлевых. Сколько бы общественные люди ни говорили о важности общественных событий, ничто так не травмирует людей, как личная несправедливость. Как тут ни вспомнить страдания героя романа Достоевского "Подросток" Аркадия Андреевича Долгорукого!.. И невольно подумаешь, что обида на отца может таким герценовским образом трансформироваться в обиду на отечество вообще и Отечество. Герцен сам писал за закате своей жизни, что он скитается, как Агасфер, без дома, без семьи и без Родины.
Одна из дочерей Александра Алексеевича Яковлева, сводная сестра "привенчанного" сына Алексея «химика», Наталья Захарьина, стала впоследствии женой своего двоюродного брата Александра Герцена. Матерью Натальи Александровны Захарьиной была крепостная крестьянка Яковлева из Шацкого имения Тамбовской губернии села Рождествено (Дьячи) Аксинья (Ксения) Ивановна Захарьина (Фролова). Думаю, Захарьиной она стала по фамилии детей: Павла, Софьи, Петра, и возможно, Екатерины и Анны. Относительно того, были ли Екатерина и Анна ее дочерьми, нет никаких конкретных подтверждений. Возможно, что они были дочерьми Анны Андреевны Лебедевой, тоже крепостной крестьянки Алексея Александровича Яковлева, получившей вольную уже от его сына Алексея в 1830 году и записавшейся в мещанки в Петербурге.
После смерти Александра Алексеевича Яковлева в 1825 году его наследник Алексей Александрович Яковлев-младший отправил Аксинью Ивановну в Шацкое имение через Москву. Когда Аксинья с детьми остановилась в московском доме на Тверском бульваре, то посмотреть на них приехала старшая сестра Яковлева княгиня Хованская Марья Алексеевна. Она решила взять к себе одну из девочек - восьмилетнюю Наташу. Так Наталья Александровна Захарьина попала на воспитание к княгине Хованской. От княгини Хованской ее украл двоюродный брат Александр Герцен, чтобы тайно с ней обвенчаться в мае 1838 года.
Петр Александрович Захарьин учился в Академии художеств, окончил ее, но художником так и не стал. Уехал во Францию. В Париже Герцен устроил "Петрушу" работать в фотографию их общего двоюродного брата, незаконнорожденного сына Льва Алексеевича Яковлева Сергея Львовича Левицкого (Львова-Львицкого), бывшего придворным фотографом Российского императорского дома и последнего Французского императора Наполеона III. Затем Петр Захарьин вернулся в Россию, имел свою фотографию в Петербурге. Несмотря на то, что Герцен всемерно и часто помогал ему деньгами, он не любил Герцена - Герцен не поощрял иждивенчества, родственников деньгами не баловал, был рациональным капиталистом и удачливым рантье. Умер Петр Захарьин в 1909 году бездетным.
О Софье Александровне Захарьиной (в браке Семичевой) известно, что она вместе со своим братом Павлом воспитывалась в воспитательном доме. Софья по окончании курса поступила в семейство помещиков Семичевых гувернанткой и после некоторого времени вышла замуж за сына этого семейства. Через какое-то время муж покончил собой. В 1853 году Софья Александровна родила дочь Софью и вскоре сама умерла. Заботу о сироте взял на себя сводный брат Герцена Егор Иванович.
Павел Александрович Захарьин по словам его дочери Ольги Павловны Захарьиной, окончившей в 1900 году Высшие женские Бесстужевские курсы, был врачом, женился он на Варваре Николаевне Семичевой, возможно родственнице мужа своей сестры Софьи. Больше о нем нет никаких сведений.
Анна Александровна Захарьина (по мужу Орлова) в 1825 году стала женой вольноотпущенника Орлова Петра Ивановича, бывшего служащего в чине коллежского асессора. Умерла бездетной.
Екатерина Александровна Захарьина (по мужу Селина) стала женой Александра Ивановича Селина, который в 1845 г. занял кафедру словесности в Киевском университете. Детей у них не было.
Итак, из всех незаконнорожденных детей братьев Яковлевых узаконен был только один сын - это Алексей Александрович Яковлев, сын Олимпиады Максимовны.
Этот прекрасный портрет приписывают изображению Александра Алексеевича Яковлева, но поскольку мне не удалось атрибутировать его, чтобы дополнить сведениями о том, кем он был написан и когда, то нельзя с уверенностью утверждать, что на портрете изображен родной дядя и тесть Александра Ивановича Герцена. Но внешность изображенного господина весьма привлекательна.
Александр Алексеевич Яковлев (1762 -1625) был образован, начитан и умен. До начала 19 века служил по дипломатической части, а с воцарением Александра I, который желал благотворных перемен в России, в чине действительного статского советника был назначен обер-прокурором Святейшего Синода. В должности этой Яковлев удержался не долго, с 31 декабря 1802 до 07 октября 1803, однако его пребывание не осталось бесследным. Александр Алексеевич Яковлев был «человеком весьма деловитым, горячим поборником законности и государственного интереса, … опытным и ревностным».
Яковлев добился расширения своих полномочий на контроль обер-прокурором синодального хозяйства, действовал в соответствии с обер-прокурорской инструкцией, утвержденной при Петре I, и руководствовался «Духовным регламентом» и занялся учетом расходуемых Синодом денег и контролем над деятельностью Синодальной типографии.
Разумеется, это не могло не вызвать неудовольствия церковных иерархов, привыкших класть себе в карман остатки неизрасходованных средств и распределять на торгах выгодно для себя контракты на поставку бумаги в типографию. На обер-прокурора пошли жалобы императору. Александр I, не желавший спорить с церковными иерархами, стал проявлять недовольство деятельностью Яковлева на месте обер-прокурора, в результате честный законник Яковлев подал прошение об отставке с должности, и просьба его была удовлетворена Государем. Возможно, что отставка Александра Яковлева с должности обер-прокурора была принята Государем по причине найти достойное место для своего друга князя Александра Николаевича Голицина, занявшего это место после Яковлева, но после отставки Яковлева Александр I провел изменения в Синоде, укрепившие власть обер-прокурора Святейшего Синода.
После отставки Александр Алексеевич Яковлев поселился в своей усадьбе в Москве. Сейчас это здание Литературного института по адресу Тверской бульвар дом 25. Тут он, по словам Герцена, владел своим домашним "сералем", то есть жил с несколькими крепостными крестьянками, которых держал взаперти у себя дома. В этом высказывании Герцена скрывается личная неприязнь к своему дяде и тестю. Прочитав достаточно большое количество материалов о жизни Герцена, его писем и статей, я обнаружила, что его отношение к тем, кто выполнял свой долг перед Родиной или просто жил, не помышляя о революциях, вполне соответствует отношению современных либералов, у которых отношение к "неболотным" согражданам характеризуется скрытой или открытой неприязнью. Герцен редко уважает тех, кто делает в России свое дело, но он сочувствует "революционерам", тем, кто готов уничтожить в России власть и порядок. Это общее свойство всех российских либералов - страсть к уничтожению и разрушению существующего порядка и пристрастие к тем, кто хочет это порядок разрушить.
Основания для личной неприязни к Александру Алексеевичу Яковлеву у Герцена были, и эта личная неприязнь создала искаженный неприязненный образ "старшего братца" Яковлевых. Трудно сказать, насколько оценка Герцена своего дяди справедлива, но скорее всего, несправедлива.
Раздел родовых имений по раздельному акту между братьями Яковлевыми был произведен 15 июля 1821 года. После раздела Александр Алексеевич Яковлев уехал в Петербург и жил там до конца своих дней.
Он действительно оставил после себя детей больше, чем другие братья Яковлевы. И разобраться, кто из его незаконнорожденных детей какой крепостной крестьянкой был рожден, не всегда теперь представляется возможным. Разумеется, это сейчас не имеет значения с моей точки зрения, поскольку я не изучаю генеалогию конкретных его потомков по крови, не являвшихся законными потомками Яковлевых-Мещерских. Меня интересует жизнь людей, а в жизни действуют конкретные персоны, наделенные природой от рождения своими индивидуальными чертами, усиленными или подавленными социальным окружением, исторической обстановкой, и «случаем, богом-изобретателем», то есть тем, что принято называть средой.
Дети Александра Алексеевича записывались при рождении по фамилии Захарьины и числились по тогдашнему обычаю его воспитанниками и воспитанницами. Мне известно, что у Александра Алексеевича Яковлева были "воспитанники" Алексей, Анна, Наталья, Петр, Павел, Софья, Екатерина Захарьевы. До 1825 года у Александра Алексеевича Яковлева были незаконнорожденные дети, но не было законных детей. Поэтому, по закону он не мог никому из своих "воспитанников" завещать принадлежащее ему родовое недвижимое имущество. Чтобы законным образом передать свое имущество кому-нибудь из многочисленных своих незаконнорожденных детей, Яковлев венчался с Олимпиадой Максимовной, матерью уже взрослого сына Алексея Александровича, которого Герцен называет «химик». Согласно метрической записи от 26 января 1825, в этот день "венчался Его Превосходительство Действительный Статский Советник и Кавалер Александр Алексеевич Яковлев, 63 лет, с дочерью умершаго обер-офицера Максима Андреева Зотова девицей Олимпиадой Максимовой, 48 лет. Оба венчались первым браком".
Для признания сына Олимпиады Максимовны законнорожденным Яковлев после венчания направил прошение на имя императора Александра Павловича, который вследствие особой Высочайшей милости постановил признать уже совершеннолетнего сына Алексея Александровича законным сыном Александра Алексеевича Яковлева. В результате этого акта Алексей Александрович Яковлев наследовал родовые владения после смерти отца, которая наступила вскоре.
Герцен пишет, что его дядя «привенчал» этого сына. Однако, это не могло быть результатом только венчания, ибо для узаконения сына требовалась исключительная Высочайшая милость императора, делавшего исключение из законного порядка в благодарность за заслуги перед Отечеством отца Александра Алексеевича Яковлева.
Герцен также пишет, что Александр Алексеевич Яковлев сделал уже совершеннолетнего сына своего Алексея законным наследником, только чтобы его братья Иван и Лев не получили его имущества. Ему вторит и Пассек. Татьяна Пассек пишет, что Александр Алексеевич Яковлев умер, испугавшись наводнения. Но наводнение было в 1824 году, а Яковлев умер в ноябре 1825 года. Это одна из неточностей, которых достаточно в беллетристике Пассек.
Александр Алексеевич Яковлев, камергер, кавалер, действительный статский советник, экс-обер-прокурор Святейшего Синода, умер 3 ноября 1825 года возрасте 63 лет в Петербурге. Похоронен он в Александро-Невской лавре, там же была похоронена его законная жена Олимпиада Максимовна, умершая через 40 лет после смерти мужа. Памятник, по всей видимости, поставлен их сыном Алексеем Александровичем Яковлевым после смерти матери.
Сам Алексей Александрович Яковлев, сын Александра и Олимпиады Яковлевых, умер в 1868 году бездетным, и с его смертью эта ветвь дворянского рода Яковлевых пресеклась.
Герцен писал свой роман «Былое и думы» уже после смерти своей жены Натальи Александровны (урожденной Захарьиной). Она умерла в 1852 году, и Герцен был уже вполне зрелым мужем и отцом - ему было 40 лет, он уже знал законы взрослого мира. Однако он в романе своем с детской наивностью задает вопрос, почему только «химика» узаконил его дядя Александр Алексеевич Яковлев, а вместе с ним не сделал законными всех остальных своих детей? И это после того, как сам же Герцен писал о существовании у дядюшки собственного «сераля» и незаконнорожденных детях от разных матерей, «воспитанников», проживающих в доме старшего Яковлева до его смерти в ноябре 1825 года. Герцен либо не понимает, о чем пишет, что трудно допустить, либо «валяет дурака» с целью показать, что этот вопрос для него никогда не был хоть сколько-то важен. Скорее всего, он не может умолчать и так выражает свой больной детский вопрос: почему его отец так и не заключил брак с его матерью Луизой Гааг и не сделал его, любимого сына Александра, своим законным сыном Александром Ивановичем Яковлевым, а оставил на всю жизнь своим "воспитанником"? И ведь он действительно этого не сделал! Вряд ли у Ивана Алексеевича Яковлева были шансы просить у Государя особой милости после того, как такая милость уже была оказана его старшему брату. Да и жениться на Луизе Гааг Иван Алексеевич Яковлев, по всей вероятности, не собирался.
Можно только предполагать, какую травму перенес Герцен в юношестве: ему было в 1825 году 13 лет. Этот возраст, 13 лет, самим Герценом указывается, как важный и переломный: "С 13 лет… я служил одной идее, был под одним знаменем - война против всякой власти, против всякой неволи во имя безусловной независимости лица". Какое же потрясение случилось в 13 лет с Герценом? Что его так травмировало? Я думаю, эта травма не столько казнь декабристов, как это указывает Герцен в "Былом и думах", сколько превращение незаконнорожденного "воспитанника" Алексея в законного дворянина Алексея Александровича Яковлева - последнего законного представителя этой ветви дворянского рода Яковлевых. Сколько бы общественные люди ни говорили о важности общественных событий, ничто так не травмирует людей, как личная несправедливость. Как тут ни вспомнить страдания героя романа Достоевского "Подросток" Аркадия Андреевича Долгорукого!.. И невольно подумаешь, что обида на отца может таким герценовским образом трансформироваться в обиду на отечество вообще и Отечество. Герцен сам писал за закате своей жизни, что он скитается, как Агасфер, без дома, без семьи и без Родины.
Одна из дочерей Александра Алексеевича Яковлева, сводная сестра "привенчанного" сына Алексея «химика», Наталья Захарьина, стала впоследствии женой своего двоюродного брата Александра Герцена. Матерью Натальи Александровны Захарьиной была крепостная крестьянка Яковлева из Шацкого имения Тамбовской губернии села Рождествено (Дьячи) Аксинья (Ксения) Ивановна Захарьина (Фролова). Думаю, Захарьиной она стала по фамилии детей: Павла, Софьи, Петра, и возможно, Екатерины и Анны. Относительно того, были ли Екатерина и Анна ее дочерьми, нет никаких конкретных подтверждений. Возможно, что они были дочерьми Анны Андреевны Лебедевой, тоже крепостной крестьянки Алексея Александровича Яковлева, получившей вольную уже от его сына Алексея в 1830 году и записавшейся в мещанки в Петербурге.
После смерти Александра Алексеевича Яковлева в 1825 году его наследник Алексей Александрович Яковлев-младший отправил Аксинью Ивановну в Шацкое имение через Москву. Когда Аксинья с детьми остановилась в московском доме на Тверском бульваре, то посмотреть на них приехала старшая сестра Яковлева княгиня Хованская Марья Алексеевна. Она решила взять к себе одну из девочек - восьмилетнюю Наташу. Так Наталья Александровна Захарьина попала на воспитание к княгине Хованской. От княгини Хованской ее украл двоюродный брат Александр Герцен, чтобы тайно с ней обвенчаться в мае 1838 года.
Петр Александрович Захарьин учился в Академии художеств, окончил ее, но художником так и не стал. Уехал во Францию. В Париже Герцен устроил "Петрушу" работать в фотографию их общего двоюродного брата, незаконнорожденного сына Льва Алексеевича Яковлева Сергея Львовича Левицкого (Львова-Львицкого), бывшего придворным фотографом Российского императорского дома и последнего Французского императора Наполеона III. Затем Петр Захарьин вернулся в Россию, имел свою фотографию в Петербурге. Несмотря на то, что Герцен всемерно и часто помогал ему деньгами, он не любил Герцена - Герцен не поощрял иждивенчества, родственников деньгами не баловал, был рациональным капиталистом и удачливым рантье. Умер Петр Захарьин в 1909 году бездетным.
О Софье Александровне Захарьиной (в браке Семичевой) известно, что она вместе со своим братом Павлом воспитывалась в воспитательном доме. Софья по окончании курса поступила в семейство помещиков Семичевых гувернанткой и после некоторого времени вышла замуж за сына этого семейства. Через какое-то время муж покончил собой. В 1853 году Софья Александровна родила дочь Софью и вскоре сама умерла. Заботу о сироте взял на себя сводный брат Герцена Егор Иванович.
Павел Александрович Захарьин по словам его дочери Ольги Павловны Захарьиной, окончившей в 1900 году Высшие женские Бесстужевские курсы, был врачом, женился он на Варваре Николаевне Семичевой, возможно родственнице мужа своей сестры Софьи. Больше о нем нет никаких сведений.
Анна Александровна Захарьина (по мужу Орлова) в 1825 году стала женой вольноотпущенника Орлова Петра Ивановича, бывшего служащего в чине коллежского асессора. Умерла бездетной.
Екатерина Александровна Захарьина (по мужу Селина) стала женой Александра Ивановича Селина, который в 1845 г. занял кафедру словесности в Киевском университете. Детей у них не было.
Итак, из всех незаконнорожденных детей братьев Яковлевых узаконен был только один сын - это Алексей Александрович Яковлев, сын Олимпиады Максимовны.