236. Майк. Приход и уход. 2
К начавшимся приступам гипертонии Майк отнёсся очень серьёзно, его отец был гипертоником, а при ухудшении состояния, у отца начал развиваться сосудистый паркинсонизм. «Что мне делать в армии? - подумал Майк, - Если предположить, что на один разумный приказ приходится один неразумный, то это ещё терпимо. Но ведь, похоже, что тенденция выстраивается другая». Человек хорошо образованный, Майк Петрович без труда сообразил, что нужно сделать, чтобы иметь регулярно высокое артериальное давление, и хотя Жуков выразил глубокое сожаление по поводу его ухода, Майк был демобилизован по болезни.
Майк был человеком невероятно широко образованным. Во время службы с генштабовцами он объяснял своему командиру, какое в их подразделении нужно вооружение, где его взять и как модернизировать, если оно не полностью отвечало требованиям. Но наиболее сильными его привязанностями были биология и иностранные языки. Тем не менее, он поступил в медицинский институт. Он говорил: «Хорошее преподавание в медицинском институте это лучшая биология, чем биологический факультет. А у медицинского института есть ещё одно важное преимущество: если я буду биологом по специальности, то при любых локальных конфликтах я буду оказываться в центре событий потому, что моё командование будет помнить мой прошлый опыт. Если же я буду врачом, это всё перекроет - я врач и меня можно использовать только в качестве медперсонала».
Здание, в котором до 2004 дога находился ректорат Первого МГМУ им. И.М. Сеченова
Фотограф aleksseregin
Существовал военный институт иностранных языков. Вторая страстная привязанность Майка Петровича могла реализоваться там. Но это было опасно. Хотя он всегда говорил, что его сослуживцы боялись садиться с ним за подин стол, предполагая, что он имеет какие-то секретные полномочия, - не зря же он один ездил в союзные миссии. Он уверял меня, что в армии он никогда не имел никакого отношения к секретным формам деятельности. «Но я изучал языки сам, - говорил Майк, - если же я окончу военный институт иностранных языков, то сойдутся три фактора: абсолютное доверие - среди генштабовцев не было ни одного человека, который не пользовался бы абсолютным доверием командования, высокий уровень подготовки к различным видам боевых действий от винтовки с оптическим прицелом до боевого каратэ, и, к тому времени, уже 4 языка. Я всегда полагал, что мои возможности будут использованы не самым полезным и не самым разумным способом. И я снова возвращался к мысли о медицинском институте, где я мог изучать то, что любил, и быть защищённым от неразумного, на мой взгляд, использования моего потенциала».
Майк рассказывал мне всё это уже после того, как между нами установились дружеские отношения. Это было в 1962 году, когда я стал работать в Клинике психиатрии, которой тогда руководил Банщиков, а Майк Петрович был у него аспирантом.
Моё первоначальное впечатление, что Майк человек интровертированный, неразговорчивый и предпочитает одиночество, оказалось совершенно неверным. У него просто был невероятный нюх на людей, и до моего появления он не видел в отделении человека, которому можно было бы рассказывать всё и с полным доверием. До метро «Парк культуры» мы всегда шли пешком. Это было несколько дальше, чем идти до метро «Фрунзенская», но в эти минуты мы никуда не спешили, а Майк считал, что старые дворы, заросшие деревьями, самый подходящий пейзаж для откровенных бесед. Я в посте №45 упоминал, как он внезапно изменил тему политическую на совершенно нейтральную, я не понял, что произошло, но понимал, что Майк ничего не делает зря, и подхватил новую тему. Мы прошли шагов 30-40, после чего Майк вернулся к прежней беседе и сказал мне: «Вот на этом отрезке бульвара можно говорить только то, что вы согласны вывесить на доске объявлений, здесь находится явочная квартира КГБ». «А вы откуда это знаете?» - удивился я. И Майк сказал задумчиво и несколько нараспев: «Всякие бывают признаки». «Я знаю, Феликс Борисович, - говорил он мне, - что вы очень осторожный человек. Даже мне вы никогда не сказали ничего такого, что могло бы вас дискредитировать, но на всякий случай, я вам всё-таки скажу при ком нельзя говорить вообще ничего, что можно использовать против вас даже с некоторыми передержками», и Майк назвал три фамилии. С двумя из этих людей я был знаком, третью фамилию слышал впервые, И Майк точно описал мне внешность этой неизвестной мне женщины. Описал скупо, но так, что когда я увидел её в первый раз, у меня не возникло ни малейшего сомнения в том, что это она.
Станция метро «Парк культуры», до которой мы с Майком всегда доходили пешком.
Фотограф Г.Король
«Вы ведь знаете, - сказал Майк, - что сейчас на вступление интеллигентов в партию существует квота. Цифры не важны, просто важно понимать, что на n рабочих и крестьян в партию может быть принято только n / x интеллигентов». Я ответил ему: «Сейчас это вещь достаточно хорошо известная, это ведь началось года 4 назад». «Верно, - сказал Майк, - но я говорю вот о чём, вы не имеете никаких политических заслуг, из-за которых для вас бы делалось исключение из этого правила. Если вдруг человек, который не вызывал у вас никаких подозрений, скажет вам «У вас очень хорошая подготовка по диалектическому и историческому материализму. Это теоретическая основа деятельности КПСС, с такой подготовкой вам надо бы вступать в партию…» Я засмеялся и перебил Майка: «У меня нет таких намерений». Майк досадливо поморщился и сказал: «Вы дослушали бы меня». «Слушаю», - сказал я уже серьёзно. «Так вот, если к вам обратится такой человек и посоветует вам серьёзно подумать о вступлении в партию и даже предложит вам рекомендацию, имейте в виду, что это человек опасный, а не просто осведомитель».
Через несколько месяцев, когда я уже давно забыл об этом разговоре, женщина - новый ординатор в нашем отделении, которая была мне неприятна только тем, что была заурядна и не вписывалась в наш узкий круг, сказала мне: «Феликс Борисович, я хожу на философский семинар только для того, чтобы вас слушать. Вы умеете всё подать неформально так, что сразу понимаешь, что всё это вы давно продумали и пережили». «Чёрт, - вдруг вспомнил я, - не об этом ли говорил Майк?» И женщина, которая начала со мной этот разговор, тут же подтвердила мою догадку. «Партии нужны таки люди, как вы, - сказала она, - у меня 25 лет партстажа и я с удовольствием дам вам рекомендацию «О, - чёрт, - подумал я. Майк наперёд знает всё, что случиться». Но держался я спокойно и вежливо, и сказал, что к серьёзным вопросам я отношусь серьёзно, и уже два или три года думаю о вступлении в партию. На нашем пути от клиники к «Парку культуры» я рассказал Майку об этой беседе и просил:
-У вас дар предвидения?
Первый Московский медицинский институт имени И.М. Сеченова. Ночная панорама.
Фотограф sorsw
- Нет, - сказал Майк, - у меня нет дара предвидения, эти люди очень стереотипны, а на вас нельзя было не обратит внимание, вы закончили вечерний университет марксизма-ленинизма и очень активно ведёте себя на философском семинаре. Правда, если женщина, которая с вами говорила, имеет достаточный опыт подобной работы, она должна была бы принять во внимание, что вы не управляемы. Хотя, если бы вы приняли её предложение, то вы были бы уже связаны партийной дисциплиной и ваша управляемость бы повысилась.
- Но ведь могло быть так, что такого человека, который не просто осведомитель, а опасный, вообще нет в клинике?
- Я бы этому очень удивился, - сказал Майк, - кафедра психиатрии и медицинской психологии - учреждение, имеющее идеологическую направленность, здесь им нужен «свой глаз».
- А вы не заинтересовались, - спросил я, - кто это был?
- Да я думаю, что я имею об этом представление, - сказал Майк, - А зачем задавать вам вопросы, которые будут ставить вас в неловкое положение?
Продолжение следует.
Майк был человеком невероятно широко образованным. Во время службы с генштабовцами он объяснял своему командиру, какое в их подразделении нужно вооружение, где его взять и как модернизировать, если оно не полностью отвечало требованиям. Но наиболее сильными его привязанностями были биология и иностранные языки. Тем не менее, он поступил в медицинский институт. Он говорил: «Хорошее преподавание в медицинском институте это лучшая биология, чем биологический факультет. А у медицинского института есть ещё одно важное преимущество: если я буду биологом по специальности, то при любых локальных конфликтах я буду оказываться в центре событий потому, что моё командование будет помнить мой прошлый опыт. Если же я буду врачом, это всё перекроет - я врач и меня можно использовать только в качестве медперсонала».
Здание, в котором до 2004 дога находился ректорат Первого МГМУ им. И.М. Сеченова
Фотограф aleksseregin
Существовал военный институт иностранных языков. Вторая страстная привязанность Майка Петровича могла реализоваться там. Но это было опасно. Хотя он всегда говорил, что его сослуживцы боялись садиться с ним за подин стол, предполагая, что он имеет какие-то секретные полномочия, - не зря же он один ездил в союзные миссии. Он уверял меня, что в армии он никогда не имел никакого отношения к секретным формам деятельности. «Но я изучал языки сам, - говорил Майк, - если же я окончу военный институт иностранных языков, то сойдутся три фактора: абсолютное доверие - среди генштабовцев не было ни одного человека, который не пользовался бы абсолютным доверием командования, высокий уровень подготовки к различным видам боевых действий от винтовки с оптическим прицелом до боевого каратэ, и, к тому времени, уже 4 языка. Я всегда полагал, что мои возможности будут использованы не самым полезным и не самым разумным способом. И я снова возвращался к мысли о медицинском институте, где я мог изучать то, что любил, и быть защищённым от неразумного, на мой взгляд, использования моего потенциала».
Майк рассказывал мне всё это уже после того, как между нами установились дружеские отношения. Это было в 1962 году, когда я стал работать в Клинике психиатрии, которой тогда руководил Банщиков, а Майк Петрович был у него аспирантом.
Моё первоначальное впечатление, что Майк человек интровертированный, неразговорчивый и предпочитает одиночество, оказалось совершенно неверным. У него просто был невероятный нюх на людей, и до моего появления он не видел в отделении человека, которому можно было бы рассказывать всё и с полным доверием. До метро «Парк культуры» мы всегда шли пешком. Это было несколько дальше, чем идти до метро «Фрунзенская», но в эти минуты мы никуда не спешили, а Майк считал, что старые дворы, заросшие деревьями, самый подходящий пейзаж для откровенных бесед. Я в посте №45 упоминал, как он внезапно изменил тему политическую на совершенно нейтральную, я не понял, что произошло, но понимал, что Майк ничего не делает зря, и подхватил новую тему. Мы прошли шагов 30-40, после чего Майк вернулся к прежней беседе и сказал мне: «Вот на этом отрезке бульвара можно говорить только то, что вы согласны вывесить на доске объявлений, здесь находится явочная квартира КГБ». «А вы откуда это знаете?» - удивился я. И Майк сказал задумчиво и несколько нараспев: «Всякие бывают признаки». «Я знаю, Феликс Борисович, - говорил он мне, - что вы очень осторожный человек. Даже мне вы никогда не сказали ничего такого, что могло бы вас дискредитировать, но на всякий случай, я вам всё-таки скажу при ком нельзя говорить вообще ничего, что можно использовать против вас даже с некоторыми передержками», и Майк назвал три фамилии. С двумя из этих людей я был знаком, третью фамилию слышал впервые, И Майк точно описал мне внешность этой неизвестной мне женщины. Описал скупо, но так, что когда я увидел её в первый раз, у меня не возникло ни малейшего сомнения в том, что это она.
Станция метро «Парк культуры», до которой мы с Майком всегда доходили пешком.
Фотограф Г.Король
«Вы ведь знаете, - сказал Майк, - что сейчас на вступление интеллигентов в партию существует квота. Цифры не важны, просто важно понимать, что на n рабочих и крестьян в партию может быть принято только n / x интеллигентов». Я ответил ему: «Сейчас это вещь достаточно хорошо известная, это ведь началось года 4 назад». «Верно, - сказал Майк, - но я говорю вот о чём, вы не имеете никаких политических заслуг, из-за которых для вас бы делалось исключение из этого правила. Если вдруг человек, который не вызывал у вас никаких подозрений, скажет вам «У вас очень хорошая подготовка по диалектическому и историческому материализму. Это теоретическая основа деятельности КПСС, с такой подготовкой вам надо бы вступать в партию…» Я засмеялся и перебил Майка: «У меня нет таких намерений». Майк досадливо поморщился и сказал: «Вы дослушали бы меня». «Слушаю», - сказал я уже серьёзно. «Так вот, если к вам обратится такой человек и посоветует вам серьёзно подумать о вступлении в партию и даже предложит вам рекомендацию, имейте в виду, что это человек опасный, а не просто осведомитель».
Через несколько месяцев, когда я уже давно забыл об этом разговоре, женщина - новый ординатор в нашем отделении, которая была мне неприятна только тем, что была заурядна и не вписывалась в наш узкий круг, сказала мне: «Феликс Борисович, я хожу на философский семинар только для того, чтобы вас слушать. Вы умеете всё подать неформально так, что сразу понимаешь, что всё это вы давно продумали и пережили». «Чёрт, - вдруг вспомнил я, - не об этом ли говорил Майк?» И женщина, которая начала со мной этот разговор, тут же подтвердила мою догадку. «Партии нужны таки люди, как вы, - сказала она, - у меня 25 лет партстажа и я с удовольствием дам вам рекомендацию «О, - чёрт, - подумал я. Майк наперёд знает всё, что случиться». Но держался я спокойно и вежливо, и сказал, что к серьёзным вопросам я отношусь серьёзно, и уже два или три года думаю о вступлении в партию. На нашем пути от клиники к «Парку культуры» я рассказал Майку об этой беседе и просил:
-У вас дар предвидения?
Первый Московский медицинский институт имени И.М. Сеченова. Ночная панорама.
Фотограф sorsw
- Нет, - сказал Майк, - у меня нет дара предвидения, эти люди очень стереотипны, а на вас нельзя было не обратит внимание, вы закончили вечерний университет марксизма-ленинизма и очень активно ведёте себя на философском семинаре. Правда, если женщина, которая с вами говорила, имеет достаточный опыт подобной работы, она должна была бы принять во внимание, что вы не управляемы. Хотя, если бы вы приняли её предложение, то вы были бы уже связаны партийной дисциплиной и ваша управляемость бы повысилась.
- Но ведь могло быть так, что такого человека, который не просто осведомитель, а опасный, вообще нет в клинике?
- Я бы этому очень удивился, - сказал Майк, - кафедра психиатрии и медицинской психологии - учреждение, имеющее идеологическую направленность, здесь им нужен «свой глаз».
- А вы не заинтересовались, - спросил я, - кто это был?
- Да я думаю, что я имею об этом представление, - сказал Майк, - А зачем задавать вам вопросы, которые будут ставить вас в неловкое положение?
Продолжение следует.