217. Знакомство с объединением "Апатит".14
- А что с вами было? Что заставило вызвать «скорую помощь»?
- Стало невозможно дышать, особенно на выдохе. И в груди как будто музыка заиграла, а потом эта музыкальная игра становилась всё громче и когда меня везли на машине «скорой», люди останавливались и смотрели на машину, чтобы понять, что там происходит. А, к несчастью, ночь была. К людям я вообще хорошо отношусь, стараюсь их не беспокоить, а тут эта переливчатая музыка разбудила две палаты - ту, в которую меня должны были госпитализировать, и соседнюю. «Это что?» - спросил я у врача, с трудом выдавливая слава из зажатых лёгких. «Это? Это хрипы у тебя в лёгких».
«И долго они хрипеть будут?» «Да вот, будем стараться, чтобы не долго». В палату внесли и поставили на стол какую-то четырёхугольную коробочку, наполненную жидкостью, врач достал из бикса две трубки и шприц, трубки вставил мне в нос и сказал вздыхать носом, выдыхать ртом. Я вдыхал какую-то жидкость носом, выдыхал ртом и спросил: «Именно это называется ингаляция?» «Это, это» - сказал врач и повернул какое-то колесо на коробочке. И жидкость, которая до этого была просто жидкостью, вспенилась и стала разбрызгиваться по станкам ротовой полости, трахее и бронхам. Дышать стало легче, музыка стала тише. Когда жидкость в коробочке кончилась, мне надели кислородную маску, вложили в неё влажный марлевый тампон и врач попросил меня вдыхать и выдыхать по его команде - вдох-выдох, вдох-выдох. Когда кислородный баллон подошёл к концу, врач и ассистирующая ему сестра, не вынимая трубок, поставили второй баллон, затем третий, и только на третьем баллоне музыка прекратилась. Дышать всё-таки было тяжело и было жарко. «А у тебя, отец, - спросил врач, - часто температура повышается?»
Такой вид открывается полярной ночью из кабины водителя.
Фотограф belboo
«Я её мерею редко, а когда мерею, обычно оказывается нормальной». «А высокая бывала?» «Да уж не помню, особо высокой, наверное, не было». «Сейчас будет высокая, - сказал врач, - у меня рука чувствительная». И действительно, поставленный термометр показал температуру 39.4. «Ловко у вас, - сказал я, - у меня никогда такой температуры не получалось». «Вставать нельзя, - сказал врач, - будет какая нужда, сестра принесёт вам судно или утку. У вас нет ощущения, что вы отдаляетесь от меня?» «У меня есть ощущение, что вы отдаляетесь от меня нижней половиной тела, которая стала очень длинная, вытянулась. А верхняя половина тела прежних размеров и нет ощущения отдаления её. Но я и сам стал другой - конечности удлинились, я не могу увидеть их концы, живот вздулся, а внутри наоборот, всё стало маленькое-маленькое. Такое ощущение, что то ли я есть, то ли уже меня нету. Или ещё есть, но потихоньку исчезаю». «Не исчезните, - уверенно сказал врач, - здесь останетесь». «Я дежурю, - сказал врач, - так что заходить к вам буду часто, так что я с вами не прощаюсь».
И тут пациента прервала сестра, которая вошла в палату с подносом, на котором лежали три шприца, сделала две внутримышечных инъекции и одно медленное внутривенное вливание. Когда она уже собиралась выйти из палаты, мой собеседник вдруг сказал: «А всё равно нигде ничего нету», - и замолчал. Сестра не выходя из палаты нажала кнопку звонка, и врач появился почти немедленно.
- Что с вами? - спросил он пациента. Пациент молчал. - А температура? - спросил он сестру.
- Ещё не перемеряли.
- Перемерьте.
Сестра достала из белой прозрачной коробочки электрический градусник и положила его пациенту подмышку и прижала рукой.
- 5 минут с вами посижу, - сказал врач, - здесь больше 5 минут не понадобится.
Действительно, звоночек электрического термометра раздался через 4 минуты.
- Тут, - сказал мне врач, - можно даже на время ориентироваться, чем больше температура, тем меньшее время требуется.
Температура была 39,9
- Ну, - придётся снизить её, - сказал врач, - хотя я искусственно снижать температуру не люблю, но сейчас-то он сознание потерял от гипертермии. Введите ему парацетамол. 120 мг. Через час проверите температуру. Если не будет выраженного снижения, повторите инъекцию.
Больше делать мне было здесь нечего, но я уже заинтересовался. Потом врач улыбнулся и сказал сестре:
- Вызовите лаборанта из ургентной лаборатории, пусть возьмут биологический материал на все возможные анализы. А мазок из бронхов нужно посеять на питательную среду на чашку Петри, посмотрим, что вырастет.
Экскаватор направляется к точке погрузки руды.
Фотограф WSDOT
Через полчаса температура упала на градус, пациент открыл глаза, посмотрел на меня и сказал:
- А, мы же с вами не договорили, - и уснул.
Я уезжал на следующий день во второй половине дня, и решил пациента навестить с утра, а сейчас можно было уходить. Я попрощался с врачом, поднялся, чтобы подойти к двери, и почувствовал, что сильно устал. Из ординаторской я позвонил Мельникову, сказал, что задержался в больнице, поскольку принимал участие в консультировании тяжёлого больного, заодно я спросил у Мельникова, нет ли у него под рукой машины, поскольку мои ноги уже не ходят.
- Под рукой нету, - сказал Мельников, - поскольку я в ней сижу. Но я сейчас заеду за вами в больницу, выходите.
Уходя, я на всякий случай записал фамилию пациента и оказалось не зря. Первое, что у меня спросил Мельников: «Как фамилия пациента?» Я назвал фамилию.
- И тяжело болен? - спросил Мельников.
- Похоже, что да.
- Эх, жалость какая, один из лучших на руднике. И не болел никогда.
- Выложился, - сказал я, - и возбудитель мог попасться такой, с которым организм не знаком.
- Ну, ладно, завтра будем о ним заботиться.
- Я ещё загляну завтра утром.
- Это хорошо, - сказал Мельников, - лишней хорошая голова никогда не бывает.
Чтобы немножко взбодриться, я в гостинице сразу принял душ, и мне действительно вроде стало легче. Но уснул я, тем не менее, мгновенно. Утром я вошёл в палату больного, с которым беседовал вчера. Он был в сознании, глаза его были открыты, на вопросы он отвечал.
- Ну, как самочувствие?
- Да, я думаю, выздоравливаю, - сказал пациент, - температуру утром мерили, было 37.5
- А укол какой-нибудь делали?
- Делали.
- Один или два?
- Два.
Больше можно было ни о чём не спрашивать, пациенту ввели мощный антибиотик и высокую дозу парацетамола. Температура упала, а в обязанность антибиотика входило уничтожение возбудителя. Дежурный врач уже сдал свою смену, но у пациента был уже постоянный лечащий врач. Я представился и попросил рассказать, что происходит с больным.
- В легочных заболеваниях что-нибудь понимаете? - спросил он.
- Что-нибудь понимаю, - сказал я.
- А в снимках?
- Что-то понимаю и в снимках.
- Тогда пойдёмте, покажу.
Мы вышли в рентген-кабинет, он достал снимки включил негатоскоп и поставил первый снимок. Я ахнул. Нижняя доля левого лёгкого была целиком затемнена, как это бывает при крупозной пневмонии. От крупного бронха левой доли тянулся через лёгкое соединительно-тканый тяж, который как бы врастал в плевру. Ещё несколько крупных бронхоэктазов образовались несколько выше описанного.
Так выглядит негатоскоп, на который установлены рентгеновские снимки лёгких.
Фотография с сайта
Врач улыбнулся, когда я ахнул, а когда я отвернулся от снимка, сказал мне:
- Ну что, производит впечатление?
- По-моему, слишком сильное. Что-то делать надо.
- Я пульмонолог, - сказал врач, - а вы - нет, и можете поверить, что, всё, что возможно, мы сделаем.
И потом сказал мне:
- Я не знаю, что вы видели в Москве, но у нас прекрасный легочной хирург, и когда пациент окрепнет, мы удалим эти тяжи и ушьём бронхоэктазы.
Я впервые слышал о такой тактики ведения пневмонии и сказал:
- А у вас уже есть такая практика?
- А что, вы уже испугались. Есть практика, и всё-таки, каждый раз это риск.
Мы распрощались и я подумал, что как только попаду в Москву, позвоню в больницу, я позвоню в больницу и узнаю, как обстоит дело с состоянием здоровья этого пациента.
Продолжение следует.
- Стало невозможно дышать, особенно на выдохе. И в груди как будто музыка заиграла, а потом эта музыкальная игра становилась всё громче и когда меня везли на машине «скорой», люди останавливались и смотрели на машину, чтобы понять, что там происходит. А, к несчастью, ночь была. К людям я вообще хорошо отношусь, стараюсь их не беспокоить, а тут эта переливчатая музыка разбудила две палаты - ту, в которую меня должны были госпитализировать, и соседнюю. «Это что?» - спросил я у врача, с трудом выдавливая слава из зажатых лёгких. «Это? Это хрипы у тебя в лёгких».
«И долго они хрипеть будут?» «Да вот, будем стараться, чтобы не долго». В палату внесли и поставили на стол какую-то четырёхугольную коробочку, наполненную жидкостью, врач достал из бикса две трубки и шприц, трубки вставил мне в нос и сказал вздыхать носом, выдыхать ртом. Я вдыхал какую-то жидкость носом, выдыхал ртом и спросил: «Именно это называется ингаляция?» «Это, это» - сказал врач и повернул какое-то колесо на коробочке. И жидкость, которая до этого была просто жидкостью, вспенилась и стала разбрызгиваться по станкам ротовой полости, трахее и бронхам. Дышать стало легче, музыка стала тише. Когда жидкость в коробочке кончилась, мне надели кислородную маску, вложили в неё влажный марлевый тампон и врач попросил меня вдыхать и выдыхать по его команде - вдох-выдох, вдох-выдох. Когда кислородный баллон подошёл к концу, врач и ассистирующая ему сестра, не вынимая трубок, поставили второй баллон, затем третий, и только на третьем баллоне музыка прекратилась. Дышать всё-таки было тяжело и было жарко. «А у тебя, отец, - спросил врач, - часто температура повышается?»
Такой вид открывается полярной ночью из кабины водителя.
Фотограф belboo
«Я её мерею редко, а когда мерею, обычно оказывается нормальной». «А высокая бывала?» «Да уж не помню, особо высокой, наверное, не было». «Сейчас будет высокая, - сказал врач, - у меня рука чувствительная». И действительно, поставленный термометр показал температуру 39.4. «Ловко у вас, - сказал я, - у меня никогда такой температуры не получалось». «Вставать нельзя, - сказал врач, - будет какая нужда, сестра принесёт вам судно или утку. У вас нет ощущения, что вы отдаляетесь от меня?» «У меня есть ощущение, что вы отдаляетесь от меня нижней половиной тела, которая стала очень длинная, вытянулась. А верхняя половина тела прежних размеров и нет ощущения отдаления её. Но я и сам стал другой - конечности удлинились, я не могу увидеть их концы, живот вздулся, а внутри наоборот, всё стало маленькое-маленькое. Такое ощущение, что то ли я есть, то ли уже меня нету. Или ещё есть, но потихоньку исчезаю». «Не исчезните, - уверенно сказал врач, - здесь останетесь». «Я дежурю, - сказал врач, - так что заходить к вам буду часто, так что я с вами не прощаюсь».
И тут пациента прервала сестра, которая вошла в палату с подносом, на котором лежали три шприца, сделала две внутримышечных инъекции и одно медленное внутривенное вливание. Когда она уже собиралась выйти из палаты, мой собеседник вдруг сказал: «А всё равно нигде ничего нету», - и замолчал. Сестра не выходя из палаты нажала кнопку звонка, и врач появился почти немедленно.
- Что с вами? - спросил он пациента. Пациент молчал. - А температура? - спросил он сестру.
- Ещё не перемеряли.
- Перемерьте.
Сестра достала из белой прозрачной коробочки электрический градусник и положила его пациенту подмышку и прижала рукой.
- 5 минут с вами посижу, - сказал врач, - здесь больше 5 минут не понадобится.
Действительно, звоночек электрического термометра раздался через 4 минуты.
- Тут, - сказал мне врач, - можно даже на время ориентироваться, чем больше температура, тем меньшее время требуется.
Температура была 39,9
- Ну, - придётся снизить её, - сказал врач, - хотя я искусственно снижать температуру не люблю, но сейчас-то он сознание потерял от гипертермии. Введите ему парацетамол. 120 мг. Через час проверите температуру. Если не будет выраженного снижения, повторите инъекцию.
Больше делать мне было здесь нечего, но я уже заинтересовался. Потом врач улыбнулся и сказал сестре:
- Вызовите лаборанта из ургентной лаборатории, пусть возьмут биологический материал на все возможные анализы. А мазок из бронхов нужно посеять на питательную среду на чашку Петри, посмотрим, что вырастет.
Экскаватор направляется к точке погрузки руды.
Фотограф WSDOT
Через полчаса температура упала на градус, пациент открыл глаза, посмотрел на меня и сказал:
- А, мы же с вами не договорили, - и уснул.
Я уезжал на следующий день во второй половине дня, и решил пациента навестить с утра, а сейчас можно было уходить. Я попрощался с врачом, поднялся, чтобы подойти к двери, и почувствовал, что сильно устал. Из ординаторской я позвонил Мельникову, сказал, что задержался в больнице, поскольку принимал участие в консультировании тяжёлого больного, заодно я спросил у Мельникова, нет ли у него под рукой машины, поскольку мои ноги уже не ходят.
- Под рукой нету, - сказал Мельников, - поскольку я в ней сижу. Но я сейчас заеду за вами в больницу, выходите.
Уходя, я на всякий случай записал фамилию пациента и оказалось не зря. Первое, что у меня спросил Мельников: «Как фамилия пациента?» Я назвал фамилию.
- И тяжело болен? - спросил Мельников.
- Похоже, что да.
- Эх, жалость какая, один из лучших на руднике. И не болел никогда.
- Выложился, - сказал я, - и возбудитель мог попасться такой, с которым организм не знаком.
- Ну, ладно, завтра будем о ним заботиться.
- Я ещё загляну завтра утром.
- Это хорошо, - сказал Мельников, - лишней хорошая голова никогда не бывает.
Чтобы немножко взбодриться, я в гостинице сразу принял душ, и мне действительно вроде стало легче. Но уснул я, тем не менее, мгновенно. Утром я вошёл в палату больного, с которым беседовал вчера. Он был в сознании, глаза его были открыты, на вопросы он отвечал.
- Ну, как самочувствие?
- Да, я думаю, выздоравливаю, - сказал пациент, - температуру утром мерили, было 37.5
- А укол какой-нибудь делали?
- Делали.
- Один или два?
- Два.
Больше можно было ни о чём не спрашивать, пациенту ввели мощный антибиотик и высокую дозу парацетамола. Температура упала, а в обязанность антибиотика входило уничтожение возбудителя. Дежурный врач уже сдал свою смену, но у пациента был уже постоянный лечащий врач. Я представился и попросил рассказать, что происходит с больным.
- В легочных заболеваниях что-нибудь понимаете? - спросил он.
- Что-нибудь понимаю, - сказал я.
- А в снимках?
- Что-то понимаю и в снимках.
- Тогда пойдёмте, покажу.
Мы вышли в рентген-кабинет, он достал снимки включил негатоскоп и поставил первый снимок. Я ахнул. Нижняя доля левого лёгкого была целиком затемнена, как это бывает при крупозной пневмонии. От крупного бронха левой доли тянулся через лёгкое соединительно-тканый тяж, который как бы врастал в плевру. Ещё несколько крупных бронхоэктазов образовались несколько выше описанного.
Так выглядит негатоскоп, на который установлены рентгеновские снимки лёгких.
Фотография с сайта
Врач улыбнулся, когда я ахнул, а когда я отвернулся от снимка, сказал мне:
- Ну что, производит впечатление?
- По-моему, слишком сильное. Что-то делать надо.
- Я пульмонолог, - сказал врач, - а вы - нет, и можете поверить, что, всё, что возможно, мы сделаем.
И потом сказал мне:
- Я не знаю, что вы видели в Москве, но у нас прекрасный легочной хирург, и когда пациент окрепнет, мы удалим эти тяжи и ушьём бронхоэктазы.
Я впервые слышал о такой тактики ведения пневмонии и сказал:
- А у вас уже есть такая практика?
- А что, вы уже испугались. Есть практика, и всё-таки, каждый раз это риск.
Мы распрощались и я подумал, что как только попаду в Москву, позвоню в больницу, я позвоню в больницу и узнаю, как обстоит дело с состоянием здоровья этого пациента.
Продолжение следует.