179. Человек из ЦК. 9
Через несколько минут Селезнёв сказал:
- Из всего, что мы с вами обсуждали, это, пожалуй, самое важное. Любые трудности на Советской территории могут быть разрешены. Если конфликт выходит за границы Советского Союза, это очень существенное осложнение. Меры, которые вы предлагаете осуществить, разумны, но могут оказаться недостаточными. Может быть, люди, хорошо знающие Чукотку и побережье, и не вызывающие у эскимосов никаких отрицательных чувств, могли бы устроить нечто вроде барражирования берега залива. Для этой цели, вероятно, из ваших кандидатур подошли бы Вольфсон и Выкван, которые постепенно перемещались бы вдоль побережья Берингова пролива, задерживаясь на участках, наиболее удобных для перехода. Я думаю, что надо попросить их приехать сейчас сюда и составить что-то вроде графика, соединённого с картой, а потом реализовывать указанные в графике и карте превентивные действия, которые должны помочь избежать перехода на американскую территорию лиц, у которых в настоящее время может проявиться заболевание. Феликс Борисович, я попросил бы вас пригласить сюда Вольфсона и Выквана.
- Хорошо, я это сделаю сегодня и постараюсь, чтобы они сегодня же были здесь, - сказал я.
Сдвинувшийся в сторону маяк открыл два солнца.
Фотограф Магадан.
Я вышел из номер Селезнёва, зашёл к себе. Мне проще всего было пригласить Вольфсона и Выквана через Калачёва, поскольку я всё равно хотел посмотреть последних пациентов, я решил съездить на 23-й километр, оттуда связаться с Вольфсоном, а потом посмотреть пациентов. Я позвонил Калачёву и он сказал мне с явной иронией в голосе:
- Феликс Борисович, я могу вас поздравить, у нас ещё одна госпитализация.
- Хорошо, если вы дадите мне машину, я сейчас же к вам приеду.
- Вы же знаете, Феликс Борисович, если появляется новый пациент, машина уже в пути.
Действительно, машина подъехала к гостинице через 10 минут, и я поехал в областную психиатрическую больницу.
- Раньше, чем беседовать с новым больным, я хочу рассказать вам о просьбе Селезнёва. Он полагает, что было бы хорошо, чтобы не бросающиеся в глаза и хорошо знакомые местным людям Вольфсон и Выкван негласно патрулировали побережье Берингова пролива, по крайней мере до тех пор, пока пройдёт диспансеризация.
- Хорошо, - сказал Калачёв, - давайте позвоним Вольфсону.
Вольфсон отнёсся к предложению Селезнёва без энтузиазма, но и не отказался.
- Феликс Борисович, надо бы закончить всё это. Мы отвлекаемся от своих дел, сейчас надо готовить материалы на следующий северный симпозиум. Мы возобновили работу подвижных противотуберкулёзных групп, причём об этом даже не пришлось просить. Окрисполком принял такое решение. Мы хотим регулярно отслеживать заболеваемость, особенно такую, которая может привести к смерти, и если делать всё это и то, что хочет Селезнёв, нам будет просто не хватать людей.
- Я думаю, - сказал я, - что сейчас всё равно придётся выполнить просьбу Селезнёва, минимальными силами, не бросая своих дел - согласовать карту-график с Селезнёвым, он просил вас сегодня с Выкваном приехать, и как можно быстрее начинать сплошную диспансеризацию науканцев.
Вольфсон недовольно пробурчал, что когда работу разрешают, то делают всё, чтобы это было невозможно, но сказал, что они дневным рейсом вылетят в Магадан.
- Проведём интервью? - спросил я Калачёва.
-Это-то сделать необходимо, - сказал Калачёв. - Кстати, не можете ли вы мне объяснить, почему у нас почти из 20 госпитализированных всего 4 женщины?
- Я сам этого не понимаю, - сказал я честно, причём самая тяжёлая пациентка была женщина - я говорю о Нагуе - единственной, у которой после заболевания развились стойкие изменения личности.
И тут Калачёв произнёс фразу, из которой я сделал вывод, что он сильно вырос как врач.
- Вы всегда говорили, Феликс Борисович, - сказал он мне, - что господствующую точку зрения о том, что личностная предрасположенность не играет роли при развитии посттравматического стрессового расстройства, так как интенсивность стрессогенного воздействия настолько велика, что не требует для развития заболевания предрасположенности, нельзя считать доказанной. Вы мотивировали это тем, что количество лиц, страдающих посттравматическим стрессовым расстройством никогда не приближается к 100%, а в большинстве случаев колеблется от 10 до 60%. Очевидно, какая-то предрасположенность всё-таки имела место. Там это было трудно установить, поскольку лица страдающие этим расстройством, ранее не наблюдались. У нас совершенно особый случай, при котором предрасположенность может объясняться близкородственным скрещиванием. Я не имею возможности проверить это экспериментально, но даже без эксперимента это бросается в глаза. Если бы заболевали исключительно мужчины, то это можно было бы объяснять наследственной передачей, сцепленной с Y хромосомой. Но женщины, хотя и реже, тоже заболевают. Я полагаю, что можно выдвинуть гипотезу о том, что имеет место наследственная отягощённость по рецессивному типу, причём с Y хромосомой сцеплена гомозигота.
Хозяин эскимосского пса задержался.
Фотограф Магадан.
Это выглядело весьма вероятным, и я подумал, что если удастся это проверить экспериментально с помощью Соловенчука, то скорее всего предположения Калачёва подтвердятся.
- Валерий Фёдорович, - сказал я, - мы уезжаем послезавтра. Сегодня мы проведём интервью с новым пациентом и посмотрим, нет ли там каких-либо ранее неизвестных нам особенностей. Во-вторых, вы собирались начать диспансеризацию завтра. Хотелось бы, чтобы это было в первой половине дня, и чтобы я успел посмотреть, как это будет осуществляться. В принципе, моя помощь вам не нужна, вы эту разновидность посттравматического стрессового расстройства знаете лучше всех в стране, так что я полагаю, что вы не испытываете беспокойства.
- Всё, что вы сказали, правда, - сказал Калачёв, - кроме одного - беспокойство я всё-таки испытываю.
- Ладно, - сказал я, - давайте побеседуем с пациентом. Может быть, ваше беспокойство после этого исчезнет.
Когда новый пациент вошёл в кабинет Калачёва, я подумал, что это второй после Ануки человек, у которого есть особая примета. Анука был необычайно высок, новый пациент (его звали Ыкалук) отличался необычным для эскимоса правильным европейским лицом. Может быть он действительно был красивым человеком, может быть он казался таким на фоне остальных эскимосов.
- С вами что-нибудь случилось? - спросил я его. - Почему вы приехали сюда?
- Я не приехал сюда, - сказал Ыкалук, - меня привезли.
- Откуда же вас привезли?
- Из посёлка Провидения.
- Но когда вас сюда везли, вы не возражали против этого?
- Это было бы бесполезно, - сказал Ыкалук, - меня везли три человека и вряд ли я справился бы с ними, если бы захотел сопротивляться.
Океанский лёд, изрезанный ледоколом.
Фотограф Магадан.
- Ну, а сейчас как вы думаете, вас нужно было привезти сюда, или это была какая-то ошибка?
- Сейчас я уже не знаю. Меня привезли сюда потому, что я стал стучать в соседний дом и просить, чтобы мне помогли, чтобы меня избавили от ужаса, который приходит неизвестно откуда и давит мне грудь.
- А у вас были какие-нибудь мысли о том, откуда взялся этот ужас?
- Тогда нет. Тогда мне было слишком страшно, чтобы думать, откуда ужас взялся.
- А сейчас?
- А сейчас я думаю, что среди эскимосов ходит какая-то болезнь. Я не первый человек, который почувствовал ужас, я знал некоторых из тех людей, с которыми это произошло. Бывает так, что приходит болезнь, заболевает кто-то один, а потом постепенно заболевает несколько человек, иногда даже много.
- А эта болезнь как-нибудь называется?
- Я думаю, что ещё нет. Это новая болезнь, а потом мы ей придумаем название, или подождём, когда название придумают врачи.
- Вы говорили, что знали некоторых из людей, у которых была та же болезнь с чувством страха. Как спасались от страха те люди?
- Как они спасались сами, или как их спасали потом?
- Как их спасали потом, я знаю. Меня интересует, как они спасались сами.
- Потом, - сказал Ыкалук, - я тоже знаю. Один из моих знакомых и сейчас находится в этой больнице.
Продолжение следует.
- Из всего, что мы с вами обсуждали, это, пожалуй, самое важное. Любые трудности на Советской территории могут быть разрешены. Если конфликт выходит за границы Советского Союза, это очень существенное осложнение. Меры, которые вы предлагаете осуществить, разумны, но могут оказаться недостаточными. Может быть, люди, хорошо знающие Чукотку и побережье, и не вызывающие у эскимосов никаких отрицательных чувств, могли бы устроить нечто вроде барражирования берега залива. Для этой цели, вероятно, из ваших кандидатур подошли бы Вольфсон и Выкван, которые постепенно перемещались бы вдоль побережья Берингова пролива, задерживаясь на участках, наиболее удобных для перехода. Я думаю, что надо попросить их приехать сейчас сюда и составить что-то вроде графика, соединённого с картой, а потом реализовывать указанные в графике и карте превентивные действия, которые должны помочь избежать перехода на американскую территорию лиц, у которых в настоящее время может проявиться заболевание. Феликс Борисович, я попросил бы вас пригласить сюда Вольфсона и Выквана.
- Хорошо, я это сделаю сегодня и постараюсь, чтобы они сегодня же были здесь, - сказал я.
Сдвинувшийся в сторону маяк открыл два солнца.
Фотограф Магадан.
Я вышел из номер Селезнёва, зашёл к себе. Мне проще всего было пригласить Вольфсона и Выквана через Калачёва, поскольку я всё равно хотел посмотреть последних пациентов, я решил съездить на 23-й километр, оттуда связаться с Вольфсоном, а потом посмотреть пациентов. Я позвонил Калачёву и он сказал мне с явной иронией в голосе:
- Феликс Борисович, я могу вас поздравить, у нас ещё одна госпитализация.
- Хорошо, если вы дадите мне машину, я сейчас же к вам приеду.
- Вы же знаете, Феликс Борисович, если появляется новый пациент, машина уже в пути.
Действительно, машина подъехала к гостинице через 10 минут, и я поехал в областную психиатрическую больницу.
- Раньше, чем беседовать с новым больным, я хочу рассказать вам о просьбе Селезнёва. Он полагает, что было бы хорошо, чтобы не бросающиеся в глаза и хорошо знакомые местным людям Вольфсон и Выкван негласно патрулировали побережье Берингова пролива, по крайней мере до тех пор, пока пройдёт диспансеризация.
- Хорошо, - сказал Калачёв, - давайте позвоним Вольфсону.
Вольфсон отнёсся к предложению Селезнёва без энтузиазма, но и не отказался.
- Феликс Борисович, надо бы закончить всё это. Мы отвлекаемся от своих дел, сейчас надо готовить материалы на следующий северный симпозиум. Мы возобновили работу подвижных противотуберкулёзных групп, причём об этом даже не пришлось просить. Окрисполком принял такое решение. Мы хотим регулярно отслеживать заболеваемость, особенно такую, которая может привести к смерти, и если делать всё это и то, что хочет Селезнёв, нам будет просто не хватать людей.
- Я думаю, - сказал я, - что сейчас всё равно придётся выполнить просьбу Селезнёва, минимальными силами, не бросая своих дел - согласовать карту-график с Селезнёвым, он просил вас сегодня с Выкваном приехать, и как можно быстрее начинать сплошную диспансеризацию науканцев.
Вольфсон недовольно пробурчал, что когда работу разрешают, то делают всё, чтобы это было невозможно, но сказал, что они дневным рейсом вылетят в Магадан.
- Проведём интервью? - спросил я Калачёва.
-Это-то сделать необходимо, - сказал Калачёв. - Кстати, не можете ли вы мне объяснить, почему у нас почти из 20 госпитализированных всего 4 женщины?
- Я сам этого не понимаю, - сказал я честно, причём самая тяжёлая пациентка была женщина - я говорю о Нагуе - единственной, у которой после заболевания развились стойкие изменения личности.
И тут Калачёв произнёс фразу, из которой я сделал вывод, что он сильно вырос как врач.
- Вы всегда говорили, Феликс Борисович, - сказал он мне, - что господствующую точку зрения о том, что личностная предрасположенность не играет роли при развитии посттравматического стрессового расстройства, так как интенсивность стрессогенного воздействия настолько велика, что не требует для развития заболевания предрасположенности, нельзя считать доказанной. Вы мотивировали это тем, что количество лиц, страдающих посттравматическим стрессовым расстройством никогда не приближается к 100%, а в большинстве случаев колеблется от 10 до 60%. Очевидно, какая-то предрасположенность всё-таки имела место. Там это было трудно установить, поскольку лица страдающие этим расстройством, ранее не наблюдались. У нас совершенно особый случай, при котором предрасположенность может объясняться близкородственным скрещиванием. Я не имею возможности проверить это экспериментально, но даже без эксперимента это бросается в глаза. Если бы заболевали исключительно мужчины, то это можно было бы объяснять наследственной передачей, сцепленной с Y хромосомой. Но женщины, хотя и реже, тоже заболевают. Я полагаю, что можно выдвинуть гипотезу о том, что имеет место наследственная отягощённость по рецессивному типу, причём с Y хромосомой сцеплена гомозигота.
Хозяин эскимосского пса задержался.
Фотограф Магадан.
Это выглядело весьма вероятным, и я подумал, что если удастся это проверить экспериментально с помощью Соловенчука, то скорее всего предположения Калачёва подтвердятся.
- Валерий Фёдорович, - сказал я, - мы уезжаем послезавтра. Сегодня мы проведём интервью с новым пациентом и посмотрим, нет ли там каких-либо ранее неизвестных нам особенностей. Во-вторых, вы собирались начать диспансеризацию завтра. Хотелось бы, чтобы это было в первой половине дня, и чтобы я успел посмотреть, как это будет осуществляться. В принципе, моя помощь вам не нужна, вы эту разновидность посттравматического стрессового расстройства знаете лучше всех в стране, так что я полагаю, что вы не испытываете беспокойства.
- Всё, что вы сказали, правда, - сказал Калачёв, - кроме одного - беспокойство я всё-таки испытываю.
- Ладно, - сказал я, - давайте побеседуем с пациентом. Может быть, ваше беспокойство после этого исчезнет.
Когда новый пациент вошёл в кабинет Калачёва, я подумал, что это второй после Ануки человек, у которого есть особая примета. Анука был необычайно высок, новый пациент (его звали Ыкалук) отличался необычным для эскимоса правильным европейским лицом. Может быть он действительно был красивым человеком, может быть он казался таким на фоне остальных эскимосов.
- С вами что-нибудь случилось? - спросил я его. - Почему вы приехали сюда?
- Я не приехал сюда, - сказал Ыкалук, - меня привезли.
- Откуда же вас привезли?
- Из посёлка Провидения.
- Но когда вас сюда везли, вы не возражали против этого?
- Это было бы бесполезно, - сказал Ыкалук, - меня везли три человека и вряд ли я справился бы с ними, если бы захотел сопротивляться.
Океанский лёд, изрезанный ледоколом.
Фотограф Магадан.
- Ну, а сейчас как вы думаете, вас нужно было привезти сюда, или это была какая-то ошибка?
- Сейчас я уже не знаю. Меня привезли сюда потому, что я стал стучать в соседний дом и просить, чтобы мне помогли, чтобы меня избавили от ужаса, который приходит неизвестно откуда и давит мне грудь.
- А у вас были какие-нибудь мысли о том, откуда взялся этот ужас?
- Тогда нет. Тогда мне было слишком страшно, чтобы думать, откуда ужас взялся.
- А сейчас?
- А сейчас я думаю, что среди эскимосов ходит какая-то болезнь. Я не первый человек, который почувствовал ужас, я знал некоторых из тех людей, с которыми это произошло. Бывает так, что приходит болезнь, заболевает кто-то один, а потом постепенно заболевает несколько человек, иногда даже много.
- А эта болезнь как-нибудь называется?
- Я думаю, что ещё нет. Это новая болезнь, а потом мы ей придумаем название, или подождём, когда название придумают врачи.
- Вы говорили, что знали некоторых из людей, у которых была та же болезнь с чувством страха. Как спасались от страха те люди?
- Как они спасались сами, или как их спасали потом?
- Как их спасали потом, я знаю. Меня интересует, как они спасались сами.
- Потом, - сказал Ыкалук, - я тоже знаю. Один из моих знакомых и сейчас находится в этой больнице.
Продолжение следует.