142. В Дальстройпроекте. 9
Лиза стремглав бросилась в раздевалку и почти тут же оказалась с пакетами возле Вячеслава. Она вскрыла пакет и собралась бинтовать рану, но Калачёв отодвинул её и сказал:
- Отойди, девочка, у тебя нет опыта обработки ран.
Сам он сделал это предельно быстро и ловко. Стерильные салфетки из неприлипающего материала типа «Адаптик» покрыли всю поверхность раны, и таким же материалом, только несколько более эластичным, они плотно прижимались к поверхности раны, и кровотечение, достаточно сильное вначале, почти сразу полностью остановилось, повязки не промокли.
Лена наклонилось над ногой Вячеслава, Калачёв заканчивал перевязку, и я огляделся, отыскивая глазами Лизу. Сначала я не понял, где она, потом я увидел, что люк открыт и она влезает в помещение бассейна, захлопывает люк и показывает нам обломок остро заточенного железного прута.
Бассейн с горячей минеральной водой из подземных источников.
Основано на фотографии whgrad
- Диверсия, - сказал Калачёв.
А Вячеслав, сильно побледневший и с тёмными кругами под глазами, ответил:
- Вряд ли, скорее халатность.
А Калачёв уже стоял у телефона и говорил главному врачу:
- Николай, тут у нас маленькое ЧП произошло во вверенном тебе учреждении. У тебя хирург-то есть?
- Есть и хирург, - сказал главный врач Талой, - а что случилось-то?
- Ранение неустановленным металлическим предметом.
- Вы в бассейне?
- Да.
- Сейчас я с хирургом к вам спущусь.
- Лиза отправилась в раздевалку, и к тому моменту, когда хирург и главный врач санатория вошли, она уже тоже была в спортивном костюме.
Хирург подробно расспросил Вячеслава и Калачёва и сказал:
- Я не стану снимать повязку, если подтекать не будет, подержим её пока хорошо свернётся кровь. Повязка качественная, в Магадане вы таких не найдёте.
- Вячеслав, а я ведь тебя, пожалуй, не выпущу. Положу тебя в отдельную палату, хирург у нас есть, терапевт есть, процедурная сестра есть, чего тебе ещё надо?
- Ещё мне работать надо, - сказал Вячеслав.
- Я привезу всё нужное, - сказала Лиза. - Я бы и сама сделала, но при вашем характере вы будете требовать, чтобы я делала это у вас на глазах.
- Хорошо, - сказал Вячеслав, - но тогда поезжай сейчас и постарайся вернуться сегодня же.
- Вернусь, - сказала Лиза.
- Ну, - сказал Калачёв, - держись, Вячеслав, завтра мы ещё все здесь будем тебя осматривать и развлекать, но, скорее всего, ничего страшного.
Вячеслав кивнул:
- Да, о страшном речь не идёт, просто работать надо.
Лиза вернулась поздно, и увидел я её только на следующий день. В палату был внесен большой стол, на нём был установлен кульман и лежала логарифмическая линейка. Лиза что-то делала со всем этим хозяйством. Что именно, я не понимал, но любовался её чёткими отточенными движениями. Она приветливо поздоровалась и спросила Вячеслава:
- Можно мне немножко с Феликсом Борисовичем поговорить, минут 15-20? Ты же знаешь, что я наверстаю.
- Вячеслав засмеялся:
- Странный ты человек, в выходной день в санатории ты просишь у меня разрешения на 15-20 минут оторваться от работы.
- Да нет, - сказала Лиза, - это, пожалуй, ты странный, потому что если бы я не спросила у тебя разрешения, ты либо сказал бы мне, что я совершенно лишена чувства долга, либо просто обиженно молчал бы до вечера.
Неприлипающий перевязочный материал типа Адаптик и рана на бедре, закрытая этим материалом.
- Эк тебя заносит, - сказал Вячеслав. - Люди подумают, что я кровосос-эксплуататор.
Лена засмеялась:
- Пока что я вижу, что вы отдаёте кровь, а не сосёте чужую.
Мы с ней отправились к себе, Лиза вышла с нами и сказала:
- Феликс Борисович, на минуточку. Понимаете, может и не время сейчас об этом говорить, но есть у меня подруга, Таня Гонецкая, она и Нюсина подруга, которая получила от Нюси вчера письмо. Она мне дала его прочесть.
И она замолчала.
- А дальше? - сказал я.
- Понимаете, неприятное письмо, потому и хочу с Вами посоветоваться, хотя неприятным оно от этого быть не перестанет. Она пишет, что когда уезжала, то рассчитывала, что этот дальстройпроектовский святой поймёт, что ему прямой резон к ней присоединиться. Но он даже шагу не сделал в этом направлении, и теперь она увидела, что это очень удачно. Она живёт как хочет, никто не требует, чтобы она думала о каких-то социальных нормах. Сберкнижка там у них общая, и на ней сейчас 35 000 рублей. Она убедилась, что она ещё молодая и привлекательная, офицеры из воинской части, которая расположена в городе, охотно за ней ухаживают и организуют ей разные развлечения. Вячеслав счёл бы такую жизнь пустой, а Нюся впервые увидела, что только такая жизнь и имеет наполнение, ей приятно, и для неё это главное. Единственное, что Нюсю беспокоит, что никогда не знаешь, что Вячеславу придёт в голову. Возможно, она решит, что откроет свою сберкнижку и переложит на неё эти деньги. Тогда Вячеслав уже ничего не сможет сделать такого, что было бы ей неприятно.
Лиза замолчала. Я тоже молчал. Я часто держал паузу, когда хотел понять взгляды или намерения собеседника. Минуты через 3 Лиза, не выдержав, сказала:
- Так что вы скажете?
- О чём?
- О нюсином письме.
- Я, наверное, скажу, что человек, который мог написать такое письмо, был бы мне неприятен.
- Вы скажете об этом Вячеславу?
- Нет. И не думаю, что вам это следует делать. Такие вещи со временем обнаруживаются, и никто не будет к этому причастен.
- И что же, вы полагаете, мне нужно делать?
- Я думаю, что если вам это доставляет удовольствие, следует активно помогать Вячеславу, потому что он обеспокоен тем, что выбыл из строя. Это сейчас для него актуально, Нюси в данный момент нет. Ну а при северных надбавках, которые у него уже максимальные, даже потеряв 35 000, он сможет восстановить своё материальное положение.
- Я подумаю, - сказала Лиза.
- Подумайте.
Я видел, что ей очень хочется рассказать Вячеславу об этом письме, но надеялся, что у неё хватит ума и выдержки, и она этого не сделает.
Половину следующего дня я проговорил с Вячеславом на темы которые Лизе, вероятно, казались общефилософскими, но в контексте наших первых двух сессий имели вполне конкретный смысл. Я решил, что не стоит сейчас перегружать Вячеслава, и сам обсудил с ним вопрос о социальных ролях, о концепции собственной личности и образе собственной личности. Я подчеркнул, что образ собственной личности значительно более полон, чем концепция, но его нельзя передать другим людям. Но если речь идёт об общении со значимыми людьми или об установлении новых значимых контактов, приходиться довольствоваться «Я-концепцией». Вячеслав вёл себя не так, как в первые две сессии. Он очень внимательно слушал, почти не перебивал, и только время от времени говорил: «Да, я понял», «Да, я согласен».
Вечером, когда мы уже собирались уезжать, у него поднялась температура. Его отвезли на каталке в рентгеновский кабинет, и терапевт санатория сказала мне:
- Вы знаете, профессор, боюсь, что это пневмония.
- Мы живём в эпоху антибиотиков, пневмония уже не смертельна.
- Да, конечно, но рана и пневмония - это плохое сочетание.
- Вы хотите, чтобы я остался здесь? - спросил я.
Она смутилась:
-Была у меня такая мысль. Но давайте договоримся так: если я сочту, что мне нужна консультация, я позвоню, и вы приедете.
- Да, конечно, - сказал я.
Я спросил, какой антибиотик она собирается назначить, и одобрил выбор пролонгированного азитромицина - сумамед.
- Ну, даже если вы не будете мне звонить, - сказал я, - то в четверг я заеду.
- Вячеслав, - сказал вошедший в палату Калачёв, - тебе прислать для круглосуточного дежурства сестру?
- Да что ты, Валерий, я не умираю.
- Ну, если будет нужно, позвонишь, и я главному здешнему скажу, что всё, что нужно будет для тебя сделать, я сделаю.
- Спасибо, Валерий, - сказал Вячеслав, - в этом-то я не сомневался.
- Если вы будете хорошо себя чувствовать, - сказал я Вячеславу, - то в четверг мы проведём очередную сессию.
Я в общем не очень беспокоился за здоровье Вячеслава. Калачёв был человек опытный и влиятельный, и если бы потребовалось, он мог бы вызвать санавиацию хоть из Москвы. Чтобы не дёргать Лизу, мы поехали с Валерием Фёдоровичем.
Калачёв был отличный хозяйственник, и его больные питались значительно лучше, чем пациенты какого-нибудь санатория. Будучи главным врачом магаданской областной психиатрической больницы, он развернул обширное подсобное хозяйство - свиноферму, молочную ферму, столярный цех, чему способствовало загородное расположение больницы на 23-ем километре Колымской трассы, и его собственный энтузиазм, который заражал даже пациентов, страдающих психозом.
- Хороший мужик, - сказал Валерий Фёдорович, - сколько раз он нам безвозмездно что-нибудь проектировал, я же постоянно испытываю потребность что-нибудь построить.
Хотя я не очень беспокоился за здоровье Вячеслава, я каждый день звонил его лечащему врачу, чтобы узнать о его здоровье. Очаг пневмонии не был обширным, а при проведении терапии обнаружил тенденцию к рассасыванию, и удивительно быстро затянулась рана. Я вспомнил рассуждение Вячеслава о роли положительных эмоций, и подумал, что положительные эмоции, так или иначе, у него организовались.
Когда мы уезжали, машину по Колымской трассе вела Лиза, не забывая о своих обязанностях гида.
Фото с сайта.
В среду я позвонил Вячеславу спросить, сохранилось ли у него желание провести в четверг сессию, и услышав положительный ответ, назначил время с таким расчётом, чтобы в санатории пообедать и потом там же провести сессию. Я уговорил Елену Дмитриевну меня сопровождать потомоу, что она несколько раз высоко отзывалась об этом чистом, не хлорированном озонированном бассейне. При её любви к плаванию мне хотелось доставить ей это удовольствие. Мне пришлось расписать работу вперёд на несколько дней, чтобы она убедилась, что мы всё успеваем. После обеда Елена Дмитриевна пошла переодеться в спортивный костюм, чтобы потом идти в бассейн, а я пошёл к Вячеславу, чтобы не откладывать начало сессии. Ещё из коридора я услышал смех. «Ну, если смех, значит не плохо» - подумал я. «Быстро он вылез. И травма и пневмония, а через 4 дня практически ничего нет».
Когда я вошёл, Лиза сидела на кровати Вячеслава, он обнимал её рукой за плечи, и оба смеялись.
- Что происходит? - спросил я.
- Репетиция, - сказал мне Вячеслав, и повторил, - Репетиция использования метода подстановки.
- Однако, - сказал я, - по-моему, вы так далеко продвинулись, что можете уже переходить на сцену.
Оба они буквально грохнули хохотом, и я уже посерьёзнее спросил:
- Вячеслав, мы сегодня работать будем?
- Да, Феликс Борисович, - сказал Вячеслав, - простите, что я позволил себе немного расслабиться.
- Я, естественно, вас прощаю, но наше терапевтическое содружество работает в ваших интересах.
Продолжение следует.
- Отойди, девочка, у тебя нет опыта обработки ран.
Сам он сделал это предельно быстро и ловко. Стерильные салфетки из неприлипающего материала типа «Адаптик» покрыли всю поверхность раны, и таким же материалом, только несколько более эластичным, они плотно прижимались к поверхности раны, и кровотечение, достаточно сильное вначале, почти сразу полностью остановилось, повязки не промокли.
Лена наклонилось над ногой Вячеслава, Калачёв заканчивал перевязку, и я огляделся, отыскивая глазами Лизу. Сначала я не понял, где она, потом я увидел, что люк открыт и она влезает в помещение бассейна, захлопывает люк и показывает нам обломок остро заточенного железного прута.
Бассейн с горячей минеральной водой из подземных источников.
Основано на фотографии whgrad
- Диверсия, - сказал Калачёв.
А Вячеслав, сильно побледневший и с тёмными кругами под глазами, ответил:
- Вряд ли, скорее халатность.
А Калачёв уже стоял у телефона и говорил главному врачу:
- Николай, тут у нас маленькое ЧП произошло во вверенном тебе учреждении. У тебя хирург-то есть?
- Есть и хирург, - сказал главный врач Талой, - а что случилось-то?
- Ранение неустановленным металлическим предметом.
- Вы в бассейне?
- Да.
- Сейчас я с хирургом к вам спущусь.
- Лиза отправилась в раздевалку, и к тому моменту, когда хирург и главный врач санатория вошли, она уже тоже была в спортивном костюме.
Хирург подробно расспросил Вячеслава и Калачёва и сказал:
- Я не стану снимать повязку, если подтекать не будет, подержим её пока хорошо свернётся кровь. Повязка качественная, в Магадане вы таких не найдёте.
- Вячеслав, а я ведь тебя, пожалуй, не выпущу. Положу тебя в отдельную палату, хирург у нас есть, терапевт есть, процедурная сестра есть, чего тебе ещё надо?
- Ещё мне работать надо, - сказал Вячеслав.
- Я привезу всё нужное, - сказала Лиза. - Я бы и сама сделала, но при вашем характере вы будете требовать, чтобы я делала это у вас на глазах.
- Хорошо, - сказал Вячеслав, - но тогда поезжай сейчас и постарайся вернуться сегодня же.
- Вернусь, - сказала Лиза.
- Ну, - сказал Калачёв, - держись, Вячеслав, завтра мы ещё все здесь будем тебя осматривать и развлекать, но, скорее всего, ничего страшного.
Вячеслав кивнул:
- Да, о страшном речь не идёт, просто работать надо.
Лиза вернулась поздно, и увидел я её только на следующий день. В палату был внесен большой стол, на нём был установлен кульман и лежала логарифмическая линейка. Лиза что-то делала со всем этим хозяйством. Что именно, я не понимал, но любовался её чёткими отточенными движениями. Она приветливо поздоровалась и спросила Вячеслава:
- Можно мне немножко с Феликсом Борисовичем поговорить, минут 15-20? Ты же знаешь, что я наверстаю.
- Вячеслав засмеялся:
- Странный ты человек, в выходной день в санатории ты просишь у меня разрешения на 15-20 минут оторваться от работы.
- Да нет, - сказала Лиза, - это, пожалуй, ты странный, потому что если бы я не спросила у тебя разрешения, ты либо сказал бы мне, что я совершенно лишена чувства долга, либо просто обиженно молчал бы до вечера.
Неприлипающий перевязочный материал типа Адаптик и рана на бедре, закрытая этим материалом.
- Эк тебя заносит, - сказал Вячеслав. - Люди подумают, что я кровосос-эксплуататор.
Лена засмеялась:
- Пока что я вижу, что вы отдаёте кровь, а не сосёте чужую.
Мы с ней отправились к себе, Лиза вышла с нами и сказала:
- Феликс Борисович, на минуточку. Понимаете, может и не время сейчас об этом говорить, но есть у меня подруга, Таня Гонецкая, она и Нюсина подруга, которая получила от Нюси вчера письмо. Она мне дала его прочесть.
И она замолчала.
- А дальше? - сказал я.
- Понимаете, неприятное письмо, потому и хочу с Вами посоветоваться, хотя неприятным оно от этого быть не перестанет. Она пишет, что когда уезжала, то рассчитывала, что этот дальстройпроектовский святой поймёт, что ему прямой резон к ней присоединиться. Но он даже шагу не сделал в этом направлении, и теперь она увидела, что это очень удачно. Она живёт как хочет, никто не требует, чтобы она думала о каких-то социальных нормах. Сберкнижка там у них общая, и на ней сейчас 35 000 рублей. Она убедилась, что она ещё молодая и привлекательная, офицеры из воинской части, которая расположена в городе, охотно за ней ухаживают и организуют ей разные развлечения. Вячеслав счёл бы такую жизнь пустой, а Нюся впервые увидела, что только такая жизнь и имеет наполнение, ей приятно, и для неё это главное. Единственное, что Нюсю беспокоит, что никогда не знаешь, что Вячеславу придёт в голову. Возможно, она решит, что откроет свою сберкнижку и переложит на неё эти деньги. Тогда Вячеслав уже ничего не сможет сделать такого, что было бы ей неприятно.
Лиза замолчала. Я тоже молчал. Я часто держал паузу, когда хотел понять взгляды или намерения собеседника. Минуты через 3 Лиза, не выдержав, сказала:
- Так что вы скажете?
- О чём?
- О нюсином письме.
- Я, наверное, скажу, что человек, который мог написать такое письмо, был бы мне неприятен.
- Вы скажете об этом Вячеславу?
- Нет. И не думаю, что вам это следует делать. Такие вещи со временем обнаруживаются, и никто не будет к этому причастен.
- И что же, вы полагаете, мне нужно делать?
- Я думаю, что если вам это доставляет удовольствие, следует активно помогать Вячеславу, потому что он обеспокоен тем, что выбыл из строя. Это сейчас для него актуально, Нюси в данный момент нет. Ну а при северных надбавках, которые у него уже максимальные, даже потеряв 35 000, он сможет восстановить своё материальное положение.
- Я подумаю, - сказала Лиза.
- Подумайте.
Я видел, что ей очень хочется рассказать Вячеславу об этом письме, но надеялся, что у неё хватит ума и выдержки, и она этого не сделает.
Половину следующего дня я проговорил с Вячеславом на темы которые Лизе, вероятно, казались общефилософскими, но в контексте наших первых двух сессий имели вполне конкретный смысл. Я решил, что не стоит сейчас перегружать Вячеслава, и сам обсудил с ним вопрос о социальных ролях, о концепции собственной личности и образе собственной личности. Я подчеркнул, что образ собственной личности значительно более полон, чем концепция, но его нельзя передать другим людям. Но если речь идёт об общении со значимыми людьми или об установлении новых значимых контактов, приходиться довольствоваться «Я-концепцией». Вячеслав вёл себя не так, как в первые две сессии. Он очень внимательно слушал, почти не перебивал, и только время от времени говорил: «Да, я понял», «Да, я согласен».
Вечером, когда мы уже собирались уезжать, у него поднялась температура. Его отвезли на каталке в рентгеновский кабинет, и терапевт санатория сказала мне:
- Вы знаете, профессор, боюсь, что это пневмония.
- Мы живём в эпоху антибиотиков, пневмония уже не смертельна.
- Да, конечно, но рана и пневмония - это плохое сочетание.
- Вы хотите, чтобы я остался здесь? - спросил я.
Она смутилась:
-Была у меня такая мысль. Но давайте договоримся так: если я сочту, что мне нужна консультация, я позвоню, и вы приедете.
- Да, конечно, - сказал я.
Я спросил, какой антибиотик она собирается назначить, и одобрил выбор пролонгированного азитромицина - сумамед.
- Ну, даже если вы не будете мне звонить, - сказал я, - то в четверг я заеду.
- Вячеслав, - сказал вошедший в палату Калачёв, - тебе прислать для круглосуточного дежурства сестру?
- Да что ты, Валерий, я не умираю.
- Ну, если будет нужно, позвонишь, и я главному здешнему скажу, что всё, что нужно будет для тебя сделать, я сделаю.
- Спасибо, Валерий, - сказал Вячеслав, - в этом-то я не сомневался.
- Если вы будете хорошо себя чувствовать, - сказал я Вячеславу, - то в четверг мы проведём очередную сессию.
Я в общем не очень беспокоился за здоровье Вячеслава. Калачёв был человек опытный и влиятельный, и если бы потребовалось, он мог бы вызвать санавиацию хоть из Москвы. Чтобы не дёргать Лизу, мы поехали с Валерием Фёдоровичем.
Калачёв был отличный хозяйственник, и его больные питались значительно лучше, чем пациенты какого-нибудь санатория. Будучи главным врачом магаданской областной психиатрической больницы, он развернул обширное подсобное хозяйство - свиноферму, молочную ферму, столярный цех, чему способствовало загородное расположение больницы на 23-ем километре Колымской трассы, и его собственный энтузиазм, который заражал даже пациентов, страдающих психозом.
- Хороший мужик, - сказал Валерий Фёдорович, - сколько раз он нам безвозмездно что-нибудь проектировал, я же постоянно испытываю потребность что-нибудь построить.
Хотя я не очень беспокоился за здоровье Вячеслава, я каждый день звонил его лечащему врачу, чтобы узнать о его здоровье. Очаг пневмонии не был обширным, а при проведении терапии обнаружил тенденцию к рассасыванию, и удивительно быстро затянулась рана. Я вспомнил рассуждение Вячеслава о роли положительных эмоций, и подумал, что положительные эмоции, так или иначе, у него организовались.
Когда мы уезжали, машину по Колымской трассе вела Лиза, не забывая о своих обязанностях гида.
Фото с сайта.
В среду я позвонил Вячеславу спросить, сохранилось ли у него желание провести в четверг сессию, и услышав положительный ответ, назначил время с таким расчётом, чтобы в санатории пообедать и потом там же провести сессию. Я уговорил Елену Дмитриевну меня сопровождать потомоу, что она несколько раз высоко отзывалась об этом чистом, не хлорированном озонированном бассейне. При её любви к плаванию мне хотелось доставить ей это удовольствие. Мне пришлось расписать работу вперёд на несколько дней, чтобы она убедилась, что мы всё успеваем. После обеда Елена Дмитриевна пошла переодеться в спортивный костюм, чтобы потом идти в бассейн, а я пошёл к Вячеславу, чтобы не откладывать начало сессии. Ещё из коридора я услышал смех. «Ну, если смех, значит не плохо» - подумал я. «Быстро он вылез. И травма и пневмония, а через 4 дня практически ничего нет».
Когда я вошёл, Лиза сидела на кровати Вячеслава, он обнимал её рукой за плечи, и оба смеялись.
- Что происходит? - спросил я.
- Репетиция, - сказал мне Вячеслав, и повторил, - Репетиция использования метода подстановки.
- Однако, - сказал я, - по-моему, вы так далеко продвинулись, что можете уже переходить на сцену.
Оба они буквально грохнули хохотом, и я уже посерьёзнее спросил:
- Вячеслав, мы сегодня работать будем?
- Да, Феликс Борисович, - сказал Вячеслав, - простите, что я позволил себе немного расслабиться.
- Я, естественно, вас прощаю, но наше терапевтическое содружество работает в ваших интересах.
Продолжение следует.