126. Северная усталость. 15. Дина. 11
- Скажите, - спросил я, - в каком положении дело сейчас, идёт ли работа по модульному проектированию, знает ли вы что-нибудь об этом после того, как вы добровольно отказались от информации.
- Что до меня, - сказала Дина, - я занимаюсь исключительно модульным проектированием, имея для отработки такой объект, как новая обогатительная фабрика. Сначала мы с Сергеем разрабатываем теоретические основы, потом я договариваюсь с ним, как будет выглядеть программное обеспечение в том, или ином случае, и, наконец, даю указание начальнику монтажа изменить монтажную схему в нужном мне направлении.
Вот такие объекты лучше всего создавать методом модульного проектирования.
Фотограф - Магадан
- И никто не возражает? - спросил я.
- Напротив, все в восторге, из-за этих нововведений монтаж шёл быстрее, чем шёл на Полярнинской обогатительной фабрике, чистота промывки на каждом из этапов её значительно увеличилась. Но, - сказала Дина, - я ведь хотела говорить с Вами не об этом.
- А о чём?
- Вы ведь не горный инженер, и обсуждать с вами горное конструирование бессмысленно, а я хотела поговорить с вами о том, что происходит со мной.
- И что же с вами происходит?
- Я всегда была очень спокойным, трезвым и выдержанным человеком. Я практически не испытывала усталости, я не знала, что это такое.
- А теперь?
- А теперь, может быть не без основания, у меня появилось ощущение постоянной угрозы. Иногда оно еле заметно, иногда становится настолько сильным, что я всерьёз обдумываю пути спасения. Примерно с середины дня я перестаю работать. Я могу имитировать деятельность, но она непродуктивна и в такой деятельности нет смысла. Мне стало очень трудно принимать решения. Сопоставляя варианты решений, я в каждом из них вижу негативные аспекты, из-за которых от этого решения следует воздержаться. Но какое-то решение я принять, всё-таки, должна, я не в санатории, я на очень трудной работе.
- И что же вы делаете с невозможностью принять решение?
- Я начинаю дробить последствия. Дробить их до такой степени, что больше разделить их нельзя. Я научилась вычленять из негативного ощущения какие-то аспекты, которые если развивать только их, дадут позитивный результат. Но я не могу делать только, работать только по этим аспектам, и тогда я провожу следующую операцию разделения и выделяю из плохого наименее плохое. После трёх-четырёх таких операций у меня остаётся только самое плохое, и тогда я перестаю работать в этом направлении, а если кто-нибудь замечает это, я объясняю, что этим можно будет заняться только после того, когда будут решены все предварительные вопросы. Чем ближе я подхожу к тому моменту, когда останется самое плохое, тем больше у меня ощущение угрозы. Шайдуров всё-таки настоял на совместных встречах раз в два месяца сотрудников Севвостокзолота и ВНИИ. Обычно накануне такой встречи, которая проходит в Магадане, я заказываю люкс - номер довольно хорошо изолированный, и почти всю ночь мы работаем с Владленом - тем человеком, который сейчас временно руководит моей группой. Тогда я получаю всю информацию, которой у меня не было в течение 4 месяцев, и использую накопленный мною здесь опыт для того, чтобы сказать Владлену, какую часть из информации, которую наработали сотрудники ВНИИ и я можно обсуждать на совместном заседании с Севвостокзолотом, а о какой не надо даже заикаться. Вы знаете, Шайдуров то ли не понимает ни чего, то ли думает, что я ничего не понимаю, но он демонстрирует великолепную доброжелательность, говорит, что я единственный человек во ВНИИ, которому дело важнее личных амбиций. «Если, - он сказал, - моё положение не пошатнётся, можно будет поставить вопрос о вашем карьерном продвижении. Пока, скажем, заместителем вашего директора, а потом… он уже не молод… он заболеет, он долго не будет выходить на работу, а в это время вы станете временно исполняющей обязанности. А потом компетентные органы будут решать, может ли он вернуться, не получиться ли так, что мы угробим человека работой вместо того, чтобы перевести его на работу более лёгкую, где можно будет с пользой использовать его теоретические знания».
- И что вы говорите в этих случаях?
- Я говорю, что до этого, наверное, ещё далеко, Владимир Станиславович пока что здоров. И Шайдуров говорит мне: «Вы плохо информированы. Заключение по каждому медосмотру и данные каждого медицинского анализа в копии доставляются мне. А здесь уже мои специалисты объясняют мне, что это значит». «Надеюсь, - сказала я, - что ваши специалисты ошибаются». Шайдуров засмеялся и сказал: «А жив в вас ещё этот страх перед начальством». После последнего такого совещания Шайдуров сказал, что есть решение Обкома о выделении мне служебной машины, поскольку я работаю на двух приисках, в ГОКе и в Севвостокзолоте. «Я не умею водить машину», - сказала я. «Ну, это вы зря, обязательно научитесь, но дела это не меняет, просто во вчерашнее решение мы добавим "с водителем"».
Решением Обкома Дине была выделена служебная машина.
Фото с сайта.
- И что, - спрашиваю я, - вы уже видели своего водителя?
- Да, - сказал Дина, - водит машину он хорошо, но он сторонник чёткого соблюдения КЗОТа и больше 8 часов не работает.
Я рассмеялся:
- Это его право
-Да, конечно, но водители обычно работают не так. И потом он за рулём всё время бубнит 4 строчки из какой-то песни. Всегда только 4, а когда я попросила его спеть мне её всю, он сказал, что больше ни одной строчки не знает. А песня очень странная.
- Чем же?
- Я вам просто повторю эти 4 строчки: «Я умру и зажму в сердце рану и скажу уж в последний я раз: Прощай девочка в серенькой юбочке, мне твоих не видать больше глаз».
- И что вам кажется странным?
- А вам не показалось странным, что человек сначала умирает, потом зажимает в сердце рану, а потом уже напоследок разговаривает со своей любимой? Если бы это была ни Колыма и ни Чукотка, я бы решила, что он сумасшедший, но здесь люди попадаются с разными странностями.
Она поглядела на часы и сказала:
- Мы с вами уже довольно долго здесь, нас, наверное, потеряли. Что там делают хозяева, ваша жена, Осинин?
- Хорошо, ещё одна фраза и я кончаю. Вы связываете изменение вашего состояния с производственной ситуацией?
- Вы знаете, как это ни странно, я связываю её с тем, что слишком долго живу на Севере. Мне нравился Север, я получала наслаждение от северной природы, от ощущения простора, от отсутствия лишних людей. Но сейчас мне кажется, мне нужно уехать в большой город, где никто не будет обращать на меня внимания, и я думаю, тогда исчезнет ощущение угрозы. Здесь я занимаю видное место в жизни большой территории, и кто знает, может быть это не моя фантазия, может быть кто-то сочтёт действительно необходимым от меня избавиться.
"Мне нравился Север, я получала наслаждение от северной природы"
Фотограф - Магадан
- Вы согласитесь рассматривать меня как своего лечащего врача, общаться со мной регулярно и выполнять мои назначения?
- Можно попробовать, - сказала Дина, - судя по Елене Дмитриевне, вы должны быть хорошим человеком. О сроках следующей встрече мы потом договоримся. А сейчас давайте поищем хозяев.
- Потом это когда?- спросил я.
- Да, я думаю, созвонимся сегодня позднее, примерно через час после того, как уйдём отсюда.
В комнате, где располагалась коллекция Чебалдина, стоял передвижной столик, кипящий чайник, и Люба разрезала какой-то диковинный пирог
- А, вы вовремя, - сказала она, - я только что испекла. Брусника с можжевеловкой, это вкусно.
Я сел рядом с Еленой Дмитриевной, Дина предпочла место возле Осинина.
- Однако, вы люди словоохотливые, - сказал Чебалдин, - мы уж не чаяли вас дождаться.
- Конечно, - сказал я, - быть словоохотливым - моя специальность.
Мы пили чай спокойно, мирно, если глянуть со стороны, можно было подумать, что у меня скоро не будет клинической работы.
Чебалдин отвёз нас в наш номер, попросил обращаться к нему, если будут какие-то затруднения в проведении обследований. Мы остались с Леной вдвоём. Я улыбнулся, увидев, как немедленно она стала что-то поправлять, что-то переставлять - значит, она ещё не достигла полного ощущения дома. Лена никогда не задавала мне вопросов, но чаще всего я обсуждал с ней все новые элементы в текущей ситуации, а сейчас таким новым элементом было неожиданное для меня состояние Дины -человека, который успешно выполнял большую работу, которым все были довольны, и от которого никто не слышал, ни одного слова неудовольствия. Я не считал обсуждение таких вопросов с Леной нарушением врачебной этики, просто это была ситуация консилиума.
Лена выслушала меня практически не перебивая, значит, того, что я ей рассказывал, ей было достаточно, чтобы погрузиться в ситуацию. И первая же её фраза была:
- А не хватит ли Дине Севера? Люди здесь живут годами в состоянии северной усталости, просто потому, что они привыкли жить здесь. Вспомни, сколько раз мы слышали «Какое же у меня может быть здоровье, когда я 15 лет на Севере». Но почему-то осознание этого не влияло на миграционное поведение, а чтобы у такого человека как Дина возникло ощущение связи ухудшения её состояния с пребыванием в этом регионе, эти изменения должны быть очень выражены. Просто мы не работаем с животными и не можем позволить себе доводить стадию истощения адаптации до логичного исхода. А бывает ведь, что и не удаётся такой исход предотвратить. А то, что ощущение угрозы начинает получать фабулу, мне и вовсе не нравится.
- И что ты предлагаешь? - спросил я Лену.
- Пока мы здесь, ты никак не можешь повлиять на ситуацию. Значит, нам нужно повести себя с Диной так, чтобы ей хотелось прийти на ежедневную психотерапевтическую сессию.
- Я думаю, - сказал я, - в этом случае придётся начитать с психофармакологической терапии.
- Да, - согласилась Лена, - только психофармакологическую терапию надо выбрать не грубую, но достаточную для того, чтобы Дина работала с тобой ежедневно, и чтобы в ближайшее время получить ситуацию психотерапевтического альянса. Что у нас есть с собой?
- Ноолептил есть, альпрозалам есть, я думал именно эти препараты выбрать.
- Начинать можно и так, только не оказался бы ноолептил недостаточно сильным.
- Мы здесь три недели, а уже через неделю я это увижу. Ну, я позвоню Дине, час прошёл.
- Сколько, по-вашему, будет занимать каждая встреча, - спросила Дина
- Я бы предпочёл два часа, но не меньше полутора.
- Ну, можно начинать за полчаса до обеденного перерыва и кончать через полчаса после него. Тогда основное время люди будут заняты обедом, и вряд ли я кому-нибудь понадоблюсь.
- А где?
- Наверное, придётся у меня в кабинете,- сказала Дина, - хотя это не лучший вариант.
- Что вас смущает?
- Нужна версия, которая бы объяснила, какие деловые взаимоотношения возможным между нами.
- Ну, это нетрудно, - сказал я, - во многих организациях и во многих областях я занимался проблемой человеческого фактора.
- Да, - сказала Дина, - тем более что это действительно интересно, и вы, может быть, мне и на эту тему что-нибудь скажете. Ну, тогда договорились, за полчаса до обеда в моём кабинете.
Мне не пришлось менять терапию. Неожиданно легко Дина вошла в ситуацию психотерапевтического альянса, а сочетание ноолептина с эльпрозаламом позволило уменьшить тревогу настолько, что уже на второй неделе я оставил эльпрозалам только как препарат немедленной помощи при возникновении тревоги.
- Для меня, - сказал я Дине, - ваше ощущение угрозы только показатель высокого уровня тревоги. От кого, собственно, может и сходить реальная опасность? Шайдуров считает вас человеком очень ему полезным, а когда он перестанет так считать, вас уже не будет на Севере.
- А когда меня не будет на Севере? - заинтересованно спросила Дина.
- Можно ли менять человека, осуществляющего авторский надзор?
- Да, никаких запретов на этот счёт нет, нужно только, чтобы я доверяла человеку, которому авторский надзор передаю.
- А найдётся такой?
- В моей группе? Пожалуй, найдётся.
- Тогда давайте считать, что вы на Севере останетесь не больше года, а скорее меньше. Вас не огорчит, если меньше?
- Если в Центральной России будет устраивающая меня работа, нет, не огорчит. Только не хочется терять сотрудничество с Осининым.
- Сотрудничество с Осининым не привязано к региону, - сказал я, - а судя потому, что вы мне сказали, может возникнуть ситуация, когда только сотрудничества вам будет недостаточно.
Дина засмеялась.
- Мне его уже недостаточно, но это всё-таки решаю не я.
Продолжение следует.
- Что до меня, - сказала Дина, - я занимаюсь исключительно модульным проектированием, имея для отработки такой объект, как новая обогатительная фабрика. Сначала мы с Сергеем разрабатываем теоретические основы, потом я договариваюсь с ним, как будет выглядеть программное обеспечение в том, или ином случае, и, наконец, даю указание начальнику монтажа изменить монтажную схему в нужном мне направлении.
Вот такие объекты лучше всего создавать методом модульного проектирования.
Фотограф - Магадан
- И никто не возражает? - спросил я.
- Напротив, все в восторге, из-за этих нововведений монтаж шёл быстрее, чем шёл на Полярнинской обогатительной фабрике, чистота промывки на каждом из этапов её значительно увеличилась. Но, - сказала Дина, - я ведь хотела говорить с Вами не об этом.
- А о чём?
- Вы ведь не горный инженер, и обсуждать с вами горное конструирование бессмысленно, а я хотела поговорить с вами о том, что происходит со мной.
- И что же с вами происходит?
- Я всегда была очень спокойным, трезвым и выдержанным человеком. Я практически не испытывала усталости, я не знала, что это такое.
- А теперь?
- А теперь, может быть не без основания, у меня появилось ощущение постоянной угрозы. Иногда оно еле заметно, иногда становится настолько сильным, что я всерьёз обдумываю пути спасения. Примерно с середины дня я перестаю работать. Я могу имитировать деятельность, но она непродуктивна и в такой деятельности нет смысла. Мне стало очень трудно принимать решения. Сопоставляя варианты решений, я в каждом из них вижу негативные аспекты, из-за которых от этого решения следует воздержаться. Но какое-то решение я принять, всё-таки, должна, я не в санатории, я на очень трудной работе.
- И что же вы делаете с невозможностью принять решение?
- Я начинаю дробить последствия. Дробить их до такой степени, что больше разделить их нельзя. Я научилась вычленять из негативного ощущения какие-то аспекты, которые если развивать только их, дадут позитивный результат. Но я не могу делать только, работать только по этим аспектам, и тогда я провожу следующую операцию разделения и выделяю из плохого наименее плохое. После трёх-четырёх таких операций у меня остаётся только самое плохое, и тогда я перестаю работать в этом направлении, а если кто-нибудь замечает это, я объясняю, что этим можно будет заняться только после того, когда будут решены все предварительные вопросы. Чем ближе я подхожу к тому моменту, когда останется самое плохое, тем больше у меня ощущение угрозы. Шайдуров всё-таки настоял на совместных встречах раз в два месяца сотрудников Севвостокзолота и ВНИИ. Обычно накануне такой встречи, которая проходит в Магадане, я заказываю люкс - номер довольно хорошо изолированный, и почти всю ночь мы работаем с Владленом - тем человеком, который сейчас временно руководит моей группой. Тогда я получаю всю информацию, которой у меня не было в течение 4 месяцев, и использую накопленный мною здесь опыт для того, чтобы сказать Владлену, какую часть из информации, которую наработали сотрудники ВНИИ и я можно обсуждать на совместном заседании с Севвостокзолотом, а о какой не надо даже заикаться. Вы знаете, Шайдуров то ли не понимает ни чего, то ли думает, что я ничего не понимаю, но он демонстрирует великолепную доброжелательность, говорит, что я единственный человек во ВНИИ, которому дело важнее личных амбиций. «Если, - он сказал, - моё положение не пошатнётся, можно будет поставить вопрос о вашем карьерном продвижении. Пока, скажем, заместителем вашего директора, а потом… он уже не молод… он заболеет, он долго не будет выходить на работу, а в это время вы станете временно исполняющей обязанности. А потом компетентные органы будут решать, может ли он вернуться, не получиться ли так, что мы угробим человека работой вместо того, чтобы перевести его на работу более лёгкую, где можно будет с пользой использовать его теоретические знания».
- И что вы говорите в этих случаях?
- Я говорю, что до этого, наверное, ещё далеко, Владимир Станиславович пока что здоров. И Шайдуров говорит мне: «Вы плохо информированы. Заключение по каждому медосмотру и данные каждого медицинского анализа в копии доставляются мне. А здесь уже мои специалисты объясняют мне, что это значит». «Надеюсь, - сказала я, - что ваши специалисты ошибаются». Шайдуров засмеялся и сказал: «А жив в вас ещё этот страх перед начальством». После последнего такого совещания Шайдуров сказал, что есть решение Обкома о выделении мне служебной машины, поскольку я работаю на двух приисках, в ГОКе и в Севвостокзолоте. «Я не умею водить машину», - сказала я. «Ну, это вы зря, обязательно научитесь, но дела это не меняет, просто во вчерашнее решение мы добавим "с водителем"».
Решением Обкома Дине была выделена служебная машина.
Фото с сайта.
- И что, - спрашиваю я, - вы уже видели своего водителя?
- Да, - сказал Дина, - водит машину он хорошо, но он сторонник чёткого соблюдения КЗОТа и больше 8 часов не работает.
Я рассмеялся:
- Это его право
-Да, конечно, но водители обычно работают не так. И потом он за рулём всё время бубнит 4 строчки из какой-то песни. Всегда только 4, а когда я попросила его спеть мне её всю, он сказал, что больше ни одной строчки не знает. А песня очень странная.
- Чем же?
- Я вам просто повторю эти 4 строчки: «Я умру и зажму в сердце рану и скажу уж в последний я раз: Прощай девочка в серенькой юбочке, мне твоих не видать больше глаз».
- И что вам кажется странным?
- А вам не показалось странным, что человек сначала умирает, потом зажимает в сердце рану, а потом уже напоследок разговаривает со своей любимой? Если бы это была ни Колыма и ни Чукотка, я бы решила, что он сумасшедший, но здесь люди попадаются с разными странностями.
Она поглядела на часы и сказала:
- Мы с вами уже довольно долго здесь, нас, наверное, потеряли. Что там делают хозяева, ваша жена, Осинин?
- Хорошо, ещё одна фраза и я кончаю. Вы связываете изменение вашего состояния с производственной ситуацией?
- Вы знаете, как это ни странно, я связываю её с тем, что слишком долго живу на Севере. Мне нравился Север, я получала наслаждение от северной природы, от ощущения простора, от отсутствия лишних людей. Но сейчас мне кажется, мне нужно уехать в большой город, где никто не будет обращать на меня внимания, и я думаю, тогда исчезнет ощущение угрозы. Здесь я занимаю видное место в жизни большой территории, и кто знает, может быть это не моя фантазия, может быть кто-то сочтёт действительно необходимым от меня избавиться.
"Мне нравился Север, я получала наслаждение от северной природы"
Фотограф - Магадан
- Вы согласитесь рассматривать меня как своего лечащего врача, общаться со мной регулярно и выполнять мои назначения?
- Можно попробовать, - сказала Дина, - судя по Елене Дмитриевне, вы должны быть хорошим человеком. О сроках следующей встрече мы потом договоримся. А сейчас давайте поищем хозяев.
- Потом это когда?- спросил я.
- Да, я думаю, созвонимся сегодня позднее, примерно через час после того, как уйдём отсюда.
В комнате, где располагалась коллекция Чебалдина, стоял передвижной столик, кипящий чайник, и Люба разрезала какой-то диковинный пирог
- А, вы вовремя, - сказала она, - я только что испекла. Брусника с можжевеловкой, это вкусно.
Я сел рядом с Еленой Дмитриевной, Дина предпочла место возле Осинина.
- Однако, вы люди словоохотливые, - сказал Чебалдин, - мы уж не чаяли вас дождаться.
- Конечно, - сказал я, - быть словоохотливым - моя специальность.
Мы пили чай спокойно, мирно, если глянуть со стороны, можно было подумать, что у меня скоро не будет клинической работы.
Чебалдин отвёз нас в наш номер, попросил обращаться к нему, если будут какие-то затруднения в проведении обследований. Мы остались с Леной вдвоём. Я улыбнулся, увидев, как немедленно она стала что-то поправлять, что-то переставлять - значит, она ещё не достигла полного ощущения дома. Лена никогда не задавала мне вопросов, но чаще всего я обсуждал с ней все новые элементы в текущей ситуации, а сейчас таким новым элементом было неожиданное для меня состояние Дины -человека, который успешно выполнял большую работу, которым все были довольны, и от которого никто не слышал, ни одного слова неудовольствия. Я не считал обсуждение таких вопросов с Леной нарушением врачебной этики, просто это была ситуация консилиума.
Лена выслушала меня практически не перебивая, значит, того, что я ей рассказывал, ей было достаточно, чтобы погрузиться в ситуацию. И первая же её фраза была:
- А не хватит ли Дине Севера? Люди здесь живут годами в состоянии северной усталости, просто потому, что они привыкли жить здесь. Вспомни, сколько раз мы слышали «Какое же у меня может быть здоровье, когда я 15 лет на Севере». Но почему-то осознание этого не влияло на миграционное поведение, а чтобы у такого человека как Дина возникло ощущение связи ухудшения её состояния с пребыванием в этом регионе, эти изменения должны быть очень выражены. Просто мы не работаем с животными и не можем позволить себе доводить стадию истощения адаптации до логичного исхода. А бывает ведь, что и не удаётся такой исход предотвратить. А то, что ощущение угрозы начинает получать фабулу, мне и вовсе не нравится.
- И что ты предлагаешь? - спросил я Лену.
- Пока мы здесь, ты никак не можешь повлиять на ситуацию. Значит, нам нужно повести себя с Диной так, чтобы ей хотелось прийти на ежедневную психотерапевтическую сессию.
- Я думаю, - сказал я, - в этом случае придётся начитать с психофармакологической терапии.
- Да, - согласилась Лена, - только психофармакологическую терапию надо выбрать не грубую, но достаточную для того, чтобы Дина работала с тобой ежедневно, и чтобы в ближайшее время получить ситуацию психотерапевтического альянса. Что у нас есть с собой?
- Ноолептил есть, альпрозалам есть, я думал именно эти препараты выбрать.
- Начинать можно и так, только не оказался бы ноолептил недостаточно сильным.
- Мы здесь три недели, а уже через неделю я это увижу. Ну, я позвоню Дине, час прошёл.
- Сколько, по-вашему, будет занимать каждая встреча, - спросила Дина
- Я бы предпочёл два часа, но не меньше полутора.
- Ну, можно начинать за полчаса до обеденного перерыва и кончать через полчаса после него. Тогда основное время люди будут заняты обедом, и вряд ли я кому-нибудь понадоблюсь.
- А где?
- Наверное, придётся у меня в кабинете,- сказала Дина, - хотя это не лучший вариант.
- Что вас смущает?
- Нужна версия, которая бы объяснила, какие деловые взаимоотношения возможным между нами.
- Ну, это нетрудно, - сказал я, - во многих организациях и во многих областях я занимался проблемой человеческого фактора.
- Да, - сказала Дина, - тем более что это действительно интересно, и вы, может быть, мне и на эту тему что-нибудь скажете. Ну, тогда договорились, за полчаса до обеда в моём кабинете.
Мне не пришлось менять терапию. Неожиданно легко Дина вошла в ситуацию психотерапевтического альянса, а сочетание ноолептина с эльпрозаламом позволило уменьшить тревогу настолько, что уже на второй неделе я оставил эльпрозалам только как препарат немедленной помощи при возникновении тревоги.
- Для меня, - сказал я Дине, - ваше ощущение угрозы только показатель высокого уровня тревоги. От кого, собственно, может и сходить реальная опасность? Шайдуров считает вас человеком очень ему полезным, а когда он перестанет так считать, вас уже не будет на Севере.
- А когда меня не будет на Севере? - заинтересованно спросила Дина.
- Можно ли менять человека, осуществляющего авторский надзор?
- Да, никаких запретов на этот счёт нет, нужно только, чтобы я доверяла человеку, которому авторский надзор передаю.
- А найдётся такой?
- В моей группе? Пожалуй, найдётся.
- Тогда давайте считать, что вы на Севере останетесь не больше года, а скорее меньше. Вас не огорчит, если меньше?
- Если в Центральной России будет устраивающая меня работа, нет, не огорчит. Только не хочется терять сотрудничество с Осининым.
- Сотрудничество с Осининым не привязано к региону, - сказал я, - а судя потому, что вы мне сказали, может возникнуть ситуация, когда только сотрудничества вам будет недостаточно.
Дина засмеялась.
- Мне его уже недостаточно, но это всё-таки решаю не я.
Продолжение следует.