576. И.П.Лапин 8 Трудности во взаимодействии с иностранными коллегами
На этот раз я не буду обращаться к письмам, только цитаты и рассказы, потому что тема - Лапин и контакты с иностранцами. Широко известный по публикациям, несколько раз провозглашенный классиком цитирования, Изяслав Петрович был единственным экспериментатором, входившим в комитет Всемирной организации здравоохранения по психофармакологии. В этом комитете были очень квалифицированные люди, клиницисты, великолепно знавшие химическое строение и биохимическое воздействие психофармакологических препаратов, но сами они экспериментов на животных не ставили, никогда не были, как говорили на профессиональном жаргоне, «животниками». И, хотя они работали с экспериментаторами, на комитете ВОЗ по психофармакологии Лапин был признанным авторитетом во всём, что касалось экспериментов и связанных с ними теоретических посылок. Его первые поездки на заседания комитета сопротивления не вызвали. Но, как я уже писал в тексте №61, однажды, когда Изяслава Петровича известили об очередном заседании, директор института имени Бехтерева пригласил его зайти. «Есть мнение, - сказал он, - что вам не следует ехать на это заседание. И есть мнение, что вам не следует ссылаться на это мнение. Найдите какой-нибудь благовидный предлог, ну, например, напишите, что Вы заболели». И Лапин ответил: «Это же регулярно работающий орган, будут ещё заседания. Может, лучше написать, что я умер? Это сразу снимет проблему».
Ленинградский психоневрологический институт имени Бехтерева.
Фото с сайта.
Особое раздражение власть предержащих вызывало то, что получавший регулярные приглашения на зарубежные научные форумы Лапин отвечал, что не имеет возможности приехать, не ссылаясь ни на какие благовидные предлоги. Это, естественно, вызывало раздражение известных учёных - его зарубежных коллег - которые пытались улучшить ситуацию тем, что обращались во всё более высокие инстанции, а это только усиливало отрицательное отношение к зарубежным поездкам Изяслава Петровча. После эпизода, который известный популяризатор Поповкин, оставшись в Германии, включил свою книгу «Управляемая наука» (об этом я подробно писал в тексте №61), Лапин стал «невыездным» на целых 15 лет. Однако, в начале никто не мешал иностранным коллегам приезжать в его лабораторию. Международные организационные комитеты продолжали включать Изяслава Петровича в число докладчиков на международных встречах и конференциях, которые проводились на территории Советского Союза. Иногда это приводило к трагикомическим эпизодам.
Я хочу привести сокращённое описание двух таких эпизодов, о которых Изяслав Петрович написал в своей книге воспоминаний «Время такое».
Первый такой эпизод произошёл в середине мая 1982 года, когда Изяславу Петровичу позвонил ближайший сотрудник директора Института экспериментальной медицины (ИЭМ) Натальи Петровны Бехтеревой. В своей области была Н.П. Бехтерева была одним из наиболее известных учёных, и, по мнению Лапина, самой выездной. Её сотрудник сообщил Изяславу Петровичу: «Завтра и послезавтра в Ленинграде будет семинар “Теоретические проблемы современной психиатрии”. Два дня будет заседании в Москве, два дня у нас. Наталья Петровна очень просит вас принять участие, иначе в психофармакологии у нас пробел. Наталья Петровна официально утверждена руководителем ленинградской половины семинара». «А что мне там делать? Просто сидеть» - спросил Лапин. «Там будет много психофармакологов, но Наталья Петровна очень на вас рассчитывает». У Изяслава Петровича не было официального пропуска в Дом учёных, он говорил, что не удосужился вступить, но пройти никто не мешал. Однако, спускаясь по узкой лестнице в гардероб, он встретил директора института и ещё одного профессора психиатра.
Дом учёных в Ленингаде, где проходил первый день ленинградской части семинара “Теоретические проблемы современной психиатрии”
Фото:
A.Savin
Дальше цитирую:
Увидели меня, и лицо директора буквально исказилось, именно исказилось, выражением недоумения или даже ошарашенности. Будто он увидел перед собой живого Петра Первого или актера, загримированного под Ленина. Он замер. Сама растерянность. Глаза вытаращены, в них испуг на гране легкого ужаса. Теперь уже я остолбенел от такой реакции. В чем дело? Почему такой испуг?
-Вы здесь как очутились? Кто Вас сюда приглашал?
-Наталья Петровна Бехтерева. Вчера специально звонили от нее.
-Как это могло произойти ? Не понимаю!
В заседаний Изяслав Петрович увидел расставленные вокруг стен стулья и большой овальный стол в центре «Только для иностранцев». Иностранцы приехали с московским эскортом. Начался семинар, доклады по программе делались с мест, к столу для иностранцев никто не подходил. Со своими знакомыми профессорами из Мюнхена, Парижа, Брюсселя и других западноевропейских городов Лапин обменялся кивками и улыбками, но во время перерыва буфет был только для иностранцев, и подойти к ним никому из советских участников не удалось. Через коновой Лапину удалось обменяться со знакомыми только парой фраз. Иностранные коллеги просили Изяслава Петровича назначить им встречу в Лаборатории психофармакологии, но он сказал, что это может сделать только администрация. Таким образом, в первый день, вопреки мнению Натальи Петровны, английский язык Лапина и его знания никому не пригодились. На следующий день заседание продолжалось уже в самом институте Бехтерева. Зная, в актовом зале идёт обсуждение интересующих его вопросов, Лапин почувствовал, что ему не сидится в лаборатории, и решил пойти хотя бы в библиотеку в главном здании. Но в вестибюле столкнулся с секретарём партбюро. Секретарь партбюро был, по мнению Лапина, неплохой мужик, не вредный, неизменно внешне приветливый. Удивившись, что Лапин не в зале, он сказал: «Библиотека не убежит, пошли-пошли», и увлёк за собой в зал. Лапин сел прямо у входа в боковом ряду, откуда был хорошо виден зал. Цитирую:
Чувствовалось, что заседание заканчивается. Уже началась финишная суета. Нельзя было не заметить, что в президиуме сразу «среагировали» на мое появление. На меня фокусировали взоры, началось шушукание с кивками в мою сторону. И в зале почуяли какое-то волнение в президиуме, перехватывали их взгляды на меня и тоже стали оборачиваться. Никак я не мог взять в толк - почему такое внимание к моей персоне. Не потому же, что опоздал и «пришел к шапочному разбору», как когда-то говорили.
Потом Изяславу Петровичу рассказали, что иностранцам предложили разделиться на две группы, одна из которых пойдёт в лечебно-трудовой комбинат, вторая - в отделение неврозов. Лапин решил уйти:
Останется время - дирекция соблаговолит разрешить им, иностранцам, зайти к нам в лабораторию - хорошо.
Он стал ждать у телефона в своей лаборатории, а к директору в это время плотной группой подошли зарубежные участники семинара и заявили, что они не хотят идти в предложенные им отделения, потому что это их не интересует, а интересует психофармакология.
Ради нее они и приехали в институт и вообще в Ленинград. Что поэтому они хотят посетить лабораторию психофармакологии и встретиться с сотрудниками, с профессором Лапиным, которого они давно знают по его работам и лично.
Директор ответил им, что это невозможно, потому что посещение лаборатории не запланировано программой семинара.
-Тогда запланируйте сейчас, - сказал один из гостей.
-Это невозможно. Программа составляется и утверждается заранее.
-Но программа составляется для участников. В соответствии с их специальностью и интересами. Мы же не интересуемся комбинатом и отделением неврозов. Мы остаемся здесь, в зале. Никуда не пойдем.
Появились «голоса протеста» уже многих участников. Директор растерялся. О чем-то вполголоса «переговорил» с замдиром по науке, с «мажордомом» института (официально - сотрудником музея Бехтерева, но неизменно дирижировавшим всеми собраниями с участием иностранцев), еще с кем-то. Все были в замешательстве. Упрямые иностранцы продолжали упорствовать, не желая понять «простых истин» про программу, ее утверждение и т. п. «Назревал конфликт», как пишут в прессе. Надо было что-то решать. Тут проявил свою «мудрость» замдир по науке:
-Его (это он про меня!) можно пригласить сюда, в зал. Тогда не будет «Посещение лаборатории», а как бы «Продолжение заседания».
Позовите его сюда, - скомандовал директор.
Когда Лапин вернулся в зал, он увидел знакомые и незнакомые лица иностранных гостей, и несколько сотрудников института. Ему сообщили, что не пошли никуда:
Встретили меня шумным оживлением, улыбками, фразами «Welcome», «We wait for you!», «Let us begin». Ко мне подошел провожаемый «уполномачивающими» взглядами иностранцев профессор Матуссек и предложил рассказать всем присутствующим здесь о том, что мы сделали в последнее время в лаборатории. В этот момент я поймал злой и гневный взгляд замдира по науке. Потом, уже во время моего рассказа, я видел злые взоры нескольких других «официальных лиц». Я не понимал, в чем дело, но чувствовал, что это «реакция» на мое появление.
Лапин предложил коллегам садиться, они быстро сдвинули кресла в кружок, и там 20-25 человек расселись. Лапин начал рассказывать, стараясь говорить громко - чтобы слышали те, кто сидят напротив. Рассказывал самое основное, выделяя не столько что сделали, сколько почему делали именно это и делали именно так. По частым и живым вопросам и реакции коллег он видел, что всё это им интересно. Беседа стала неформальной, живой, даже с юмором. Их вопросы были для Лапина очень ценными, потому что «всегда в точку, видно, что специалисты собрались».
Наш спонтанный «симпозиум» шел уже около получаса.
В зал шумно (он еще за дверью что-то говорил очень громко) вошел профессор Марат Енохович Вартанян, правая рука «фельдмаршала» советской психиатрии А. В. Снежневского, автора пресловутой теории «вялотекущей шизофрении». Вартанян - второй после Снежневского «начальник» для наших психиатров. Он из Института психиатрии Академии медицинских наук в Москве. М. Е. был главным на этом семинаре, как и на всех других известных мне психиатрических конференциях в стране с участием иностранных ученых. Как я понял, главным не только на московской половине семинара, но и на ленинградской. Главнее самой Бехтеревой?! Да, «по иностранной части» ему доверяют, пожалуй, больше, чем кому-либо другому. Он и за границей бывал, кажется, чаще любого. Кто доверял? А кто вообще доверяет в этом «вопросе»? Конечно, КГБ. Он всегда, когда я мог наблюдать эти международные конференции, выглядел и главным распорядителем, и главным пастухом.
На лице у Вартаняна гримаса недовольства и раздражения:
-Доктор Лапин, Вы задерживаете всех нас. Мы выбиваемся из графика. Когда Вы думаете закругляться? (грозным и приказным тоном).
Не лишним будет, наверно, заметить, что его обращение - тон я оставляю сейчас в стороне - было нарочитым. Не таким, какое используют в наших научных медицинских кругах. Обычно обращаются по имени отчеству или, если они не известны говорящему, по научному званию. Конкретно здесь можно было ожидать «Изяслав Петрович...» или, скорее, «Профессор Лапин...». Вартанян мог забыть мои имя и отчество, тем более что мы очень редко встречались. Но он точно знал, что И. П. Л. - профессор, не раз называл меня «профессор Лапин» на конференциях. На этот раз он подчеркивал - сознательно или неосознанно - что он обращается лишь к рядовому коллеге, просто к доктору, к мало знакомому подчиненному. «Для него» я сейчас - не профессор, а некто, кем он, Вартанян, руководит с разрешения высшего начальства. Перевод-калька с английского («Doctor so-and-so») или подражание англо-американской традиции обращаться ко всем, от врачей и немедиков до профессоров и Нобелевских лауреатов, универсальным «Doctor» вряд ли объясняют его выбор.
Меня такое обращение задело, и я в тон ему ответил
-Доктор Вартанян, а кто известил коллег и меня, каким временем мы располагаем в этом зале ? Есть какой-то регламент? Сколько у нас еще времени ? 5-10 минут ?
-Минут 10, не больше, - грозно ответил Вартанян.
-Okay, мы закончим через 8 минут.
Не знаю, понял ли Вартанян смысл этих «8 минут» в моем исполнении. Он не мог позволить себе размениваться на такие мелочи.
Мы действительно «закруглились» через несколько минут. Все мы чувствовали, как много мы не договорили. И с облегчением и надеждой сказали друг другу, что у нас есть еще один шанс - сегодня вечером будет банкет для участников. Вот там, в ресторане, и продолжим. Другого выбора у нас нет.
Эскорт, возглавляемый Вартаняном, «погнал» иностранцев вниз, к автобусам.
Эта история продолжилась на следующий день, но об этом я напишу в следующем тексте.
Продолжение следует.
Ленинградский психоневрологический институт имени Бехтерева.
Фото с сайта.
Особое раздражение власть предержащих вызывало то, что получавший регулярные приглашения на зарубежные научные форумы Лапин отвечал, что не имеет возможности приехать, не ссылаясь ни на какие благовидные предлоги. Это, естественно, вызывало раздражение известных учёных - его зарубежных коллег - которые пытались улучшить ситуацию тем, что обращались во всё более высокие инстанции, а это только усиливало отрицательное отношение к зарубежным поездкам Изяслава Петровча. После эпизода, который известный популяризатор Поповкин, оставшись в Германии, включил свою книгу «Управляемая наука» (об этом я подробно писал в тексте №61), Лапин стал «невыездным» на целых 15 лет. Однако, в начале никто не мешал иностранным коллегам приезжать в его лабораторию. Международные организационные комитеты продолжали включать Изяслава Петровича в число докладчиков на международных встречах и конференциях, которые проводились на территории Советского Союза. Иногда это приводило к трагикомическим эпизодам.
Я хочу привести сокращённое описание двух таких эпизодов, о которых Изяслав Петрович написал в своей книге воспоминаний «Время такое».
Первый такой эпизод произошёл в середине мая 1982 года, когда Изяславу Петровичу позвонил ближайший сотрудник директора Института экспериментальной медицины (ИЭМ) Натальи Петровны Бехтеревой. В своей области была Н.П. Бехтерева была одним из наиболее известных учёных, и, по мнению Лапина, самой выездной. Её сотрудник сообщил Изяславу Петровичу: «Завтра и послезавтра в Ленинграде будет семинар “Теоретические проблемы современной психиатрии”. Два дня будет заседании в Москве, два дня у нас. Наталья Петровна очень просит вас принять участие, иначе в психофармакологии у нас пробел. Наталья Петровна официально утверждена руководителем ленинградской половины семинара». «А что мне там делать? Просто сидеть» - спросил Лапин. «Там будет много психофармакологов, но Наталья Петровна очень на вас рассчитывает». У Изяслава Петровича не было официального пропуска в Дом учёных, он говорил, что не удосужился вступить, но пройти никто не мешал. Однако, спускаясь по узкой лестнице в гардероб, он встретил директора института и ещё одного профессора психиатра.
Дом учёных в Ленингаде, где проходил первый день ленинградской части семинара “Теоретические проблемы современной психиатрии”
Фото:
A.Savin
Дальше цитирую:
Увидели меня, и лицо директора буквально исказилось, именно исказилось, выражением недоумения или даже ошарашенности. Будто он увидел перед собой живого Петра Первого или актера, загримированного под Ленина. Он замер. Сама растерянность. Глаза вытаращены, в них испуг на гране легкого ужаса. Теперь уже я остолбенел от такой реакции. В чем дело? Почему такой испуг?
-Вы здесь как очутились? Кто Вас сюда приглашал?
-Наталья Петровна Бехтерева. Вчера специально звонили от нее.
-Как это могло произойти ? Не понимаю!
В заседаний Изяслав Петрович увидел расставленные вокруг стен стулья и большой овальный стол в центре «Только для иностранцев». Иностранцы приехали с московским эскортом. Начался семинар, доклады по программе делались с мест, к столу для иностранцев никто не подходил. Со своими знакомыми профессорами из Мюнхена, Парижа, Брюсселя и других западноевропейских городов Лапин обменялся кивками и улыбками, но во время перерыва буфет был только для иностранцев, и подойти к ним никому из советских участников не удалось. Через коновой Лапину удалось обменяться со знакомыми только парой фраз. Иностранные коллеги просили Изяслава Петровича назначить им встречу в Лаборатории психофармакологии, но он сказал, что это может сделать только администрация. Таким образом, в первый день, вопреки мнению Натальи Петровны, английский язык Лапина и его знания никому не пригодились. На следующий день заседание продолжалось уже в самом институте Бехтерева. Зная, в актовом зале идёт обсуждение интересующих его вопросов, Лапин почувствовал, что ему не сидится в лаборатории, и решил пойти хотя бы в библиотеку в главном здании. Но в вестибюле столкнулся с секретарём партбюро. Секретарь партбюро был, по мнению Лапина, неплохой мужик, не вредный, неизменно внешне приветливый. Удивившись, что Лапин не в зале, он сказал: «Библиотека не убежит, пошли-пошли», и увлёк за собой в зал. Лапин сел прямо у входа в боковом ряду, откуда был хорошо виден зал. Цитирую:
Чувствовалось, что заседание заканчивается. Уже началась финишная суета. Нельзя было не заметить, что в президиуме сразу «среагировали» на мое появление. На меня фокусировали взоры, началось шушукание с кивками в мою сторону. И в зале почуяли какое-то волнение в президиуме, перехватывали их взгляды на меня и тоже стали оборачиваться. Никак я не мог взять в толк - почему такое внимание к моей персоне. Не потому же, что опоздал и «пришел к шапочному разбору», как когда-то говорили.
Потом Изяславу Петровичу рассказали, что иностранцам предложили разделиться на две группы, одна из которых пойдёт в лечебно-трудовой комбинат, вторая - в отделение неврозов. Лапин решил уйти:
Останется время - дирекция соблаговолит разрешить им, иностранцам, зайти к нам в лабораторию - хорошо.
Он стал ждать у телефона в своей лаборатории, а к директору в это время плотной группой подошли зарубежные участники семинара и заявили, что они не хотят идти в предложенные им отделения, потому что это их не интересует, а интересует психофармакология.
Ради нее они и приехали в институт и вообще в Ленинград. Что поэтому они хотят посетить лабораторию психофармакологии и встретиться с сотрудниками, с профессором Лапиным, которого они давно знают по его работам и лично.
Директор ответил им, что это невозможно, потому что посещение лаборатории не запланировано программой семинара.
-Тогда запланируйте сейчас, - сказал один из гостей.
-Это невозможно. Программа составляется и утверждается заранее.
-Но программа составляется для участников. В соответствии с их специальностью и интересами. Мы же не интересуемся комбинатом и отделением неврозов. Мы остаемся здесь, в зале. Никуда не пойдем.
Появились «голоса протеста» уже многих участников. Директор растерялся. О чем-то вполголоса «переговорил» с замдиром по науке, с «мажордомом» института (официально - сотрудником музея Бехтерева, но неизменно дирижировавшим всеми собраниями с участием иностранцев), еще с кем-то. Все были в замешательстве. Упрямые иностранцы продолжали упорствовать, не желая понять «простых истин» про программу, ее утверждение и т. п. «Назревал конфликт», как пишут в прессе. Надо было что-то решать. Тут проявил свою «мудрость» замдир по науке:
-Его (это он про меня!) можно пригласить сюда, в зал. Тогда не будет «Посещение лаборатории», а как бы «Продолжение заседания».
Позовите его сюда, - скомандовал директор.
Когда Лапин вернулся в зал, он увидел знакомые и незнакомые лица иностранных гостей, и несколько сотрудников института. Ему сообщили, что не пошли никуда:
Встретили меня шумным оживлением, улыбками, фразами «Welcome», «We wait for you!», «Let us begin». Ко мне подошел провожаемый «уполномачивающими» взглядами иностранцев профессор Матуссек и предложил рассказать всем присутствующим здесь о том, что мы сделали в последнее время в лаборатории. В этот момент я поймал злой и гневный взгляд замдира по науке. Потом, уже во время моего рассказа, я видел злые взоры нескольких других «официальных лиц». Я не понимал, в чем дело, но чувствовал, что это «реакция» на мое появление.
Лапин предложил коллегам садиться, они быстро сдвинули кресла в кружок, и там 20-25 человек расселись. Лапин начал рассказывать, стараясь говорить громко - чтобы слышали те, кто сидят напротив. Рассказывал самое основное, выделяя не столько что сделали, сколько почему делали именно это и делали именно так. По частым и живым вопросам и реакции коллег он видел, что всё это им интересно. Беседа стала неформальной, живой, даже с юмором. Их вопросы были для Лапина очень ценными, потому что «всегда в точку, видно, что специалисты собрались».
Наш спонтанный «симпозиум» шел уже около получаса.
В зал шумно (он еще за дверью что-то говорил очень громко) вошел профессор Марат Енохович Вартанян, правая рука «фельдмаршала» советской психиатрии А. В. Снежневского, автора пресловутой теории «вялотекущей шизофрении». Вартанян - второй после Снежневского «начальник» для наших психиатров. Он из Института психиатрии Академии медицинских наук в Москве. М. Е. был главным на этом семинаре, как и на всех других известных мне психиатрических конференциях в стране с участием иностранных ученых. Как я понял, главным не только на московской половине семинара, но и на ленинградской. Главнее самой Бехтеревой?! Да, «по иностранной части» ему доверяют, пожалуй, больше, чем кому-либо другому. Он и за границей бывал, кажется, чаще любого. Кто доверял? А кто вообще доверяет в этом «вопросе»? Конечно, КГБ. Он всегда, когда я мог наблюдать эти международные конференции, выглядел и главным распорядителем, и главным пастухом.
На лице у Вартаняна гримаса недовольства и раздражения:
-Доктор Лапин, Вы задерживаете всех нас. Мы выбиваемся из графика. Когда Вы думаете закругляться? (грозным и приказным тоном).
Не лишним будет, наверно, заметить, что его обращение - тон я оставляю сейчас в стороне - было нарочитым. Не таким, какое используют в наших научных медицинских кругах. Обычно обращаются по имени отчеству или, если они не известны говорящему, по научному званию. Конкретно здесь можно было ожидать «Изяслав Петрович...» или, скорее, «Профессор Лапин...». Вартанян мог забыть мои имя и отчество, тем более что мы очень редко встречались. Но он точно знал, что И. П. Л. - профессор, не раз называл меня «профессор Лапин» на конференциях. На этот раз он подчеркивал - сознательно или неосознанно - что он обращается лишь к рядовому коллеге, просто к доктору, к мало знакомому подчиненному. «Для него» я сейчас - не профессор, а некто, кем он, Вартанян, руководит с разрешения высшего начальства. Перевод-калька с английского («Doctor so-and-so») или подражание англо-американской традиции обращаться ко всем, от врачей и немедиков до профессоров и Нобелевских лауреатов, универсальным «Doctor» вряд ли объясняют его выбор.
Меня такое обращение задело, и я в тон ему ответил
-Доктор Вартанян, а кто известил коллег и меня, каким временем мы располагаем в этом зале ? Есть какой-то регламент? Сколько у нас еще времени ? 5-10 минут ?
-Минут 10, не больше, - грозно ответил Вартанян.
-Okay, мы закончим через 8 минут.
Не знаю, понял ли Вартанян смысл этих «8 минут» в моем исполнении. Он не мог позволить себе размениваться на такие мелочи.
Мы действительно «закруглились» через несколько минут. Все мы чувствовали, как много мы не договорили. И с облегчением и надеждой сказали друг другу, что у нас есть еще один шанс - сегодня вечером будет банкет для участников. Вот там, в ресторане, и продолжим. Другого выбора у нас нет.
Эскорт, возглавляемый Вартаняном, «погнал» иностранцев вниз, к автобусам.
Эта история продолжилась на следующий день, но об этом я напишу в следующем тексте.
Продолжение следует.