Изяслав Петрович и люди, которые с ним работали, отличались оригинальностью и свободой мышления. «Истины», которые им преподносились, в том числе и «философские», они не могли принять на веру, рассматривая их как исходную гипотезу, над которой ещё нужно работать. Ещё до отъезда в США, Лапин писал мне: «Судя по моей переписке, никому не придётся объяснять, что такое Лаборатория психофармакологии института имени Бехтерева. Она стала, без преувеличения, знаменитой благодаря оригинальности идей и нетривиальным подходам к их экспериментальной проверке».
Ликвидацию самостоятельной лаборатории психофармакологии в процессе «реорганизации» Изяслав Петрович воспринял как личную потерю. Но не только как личную - он полагал, что лаборатория представляла ценность для психофармакологии в целом.
«ЛАБОРАТОРИЯ ПСИХОФАРМАКОЛОГИИ = Истинное чудо: как подобрались (никто их не мобилизовывал и не соблазнял!) - редкостно творческие интеллигентные молодые люди, "шедшие в ногу с временем" и даже нередко его опережая. Истинный интернационал (по всему, от свободного English и быстрого чтения иностранных работ в свежих журналах)»
Изяслав Петрович писал также, что лаборатория была кладезем оригинальных подходов. Эти оригинальные подходы привели к созданию получившей всемирное признание серотонинергической теории антидепрессантов Лапина-Оксенкруга (большинство антидепрессантов сейчас серотонинергических), и позволили показать участие кинуренинов в широком круге психических расстройств: от тревоги и стресса до депрессии и эпилепсии.
Книга И.П. Лапина, посвященная клиническому значению кинуренинов.
Лаборатория работала не взирая на вопрос директора в семидесятых: «Почему в вашей лаборатории так много Львовичей?" и «Ваша лаборатория становится инкубатором эмигрантов» (после отъезда в США Оксенкруга в 1979). «Ничего, - писал Лапин, - выстояли… до самой «реорганизации». Надо было не косится на лабораторию, а позаботиться, чтобы её сотрудники воспитали себе смену. А со сменой плохо».
Об этом Изяслав Петрович говорил на семинаре в Институте имени Герцена:
« <Мои занятия с аспирантами> К сожалению, это ужасные переживания, ужасный опыт. Это та лекция, о которой я упоминал. Лекция для аспирантов, ординаторов, в аудитории человек двадцать - молодые люди, милые лица и так далее. Но когда я посмотрел, для меня это был тихий ужас. Это полностью отсутствующие лица, никакого выражения. Ну, хорошо. Может быть, это я их не вдохновляю. Они были веселые и живые, а потом я заговорил и усыпил их. Это было бы хорошо, тогда я понял бы, что есть эффект. Но нет. Ничего. Абсолютно стеклянный, отсутствующий взгляд, абсолютная незаинтересованность, хотя никто их не гнал. Смотреть на потолок - это хотя бы occupation therapy - терапия занятостью, но и этого нет. Один из наших профессоров-психотерапевтов поделился впечатлениями от таких лекций. Тоже говорит: «Невозможно. Такие отсутствующие лица! Абсолютно тусклые глаза». Мне хотелось ему ответить, но я не успел, а самому себе это сказал. Это опять высказывание того классика, которого я не хотел бы цитировать. Это довольно известная фраза. Александр Александрович Фадеев, который долгое время был первым секретарем в Союзе советских писателей. У него с юности был ближайший друг, тоже писатель, Юрий Сергеевич Либединский (не Лебединский, а ЛИбединский). Фадеев первому ему эту историю и рассказал. Сталин вызвал Фадеева и что-то ему говорил о советских писателях: «Вот, товарищ Фадеев, как-то нехорошо получается… Литература у нас как-то не очень…До войны…, после войны» и так далее. А Фадеев, возьми и брякни: «Товарищ Сталин, хороших писателей, которые были раньше, уже нет. Сейчас уже другие писатели». А дальше идет историческая фраза: «Товарищ Фадеев, других писателей у меня для Вас нет. Работайте с теми, которые есть». Так и здесь: «Других аспирантов у нас для вас нет. Работайте с теми аспирантами, которые есть».
Я говорил Изяславу Петровичу, что мне всё это знакомо, что снизился уровень преподавания в институте, и ещё больше снизился уровень знаний выпускников. Единицы, которые обнаруживают широкий кругозор и высокий уровень подготовки, удивляются, когда слышат что-нибудь дельное и оригинальное от преподавателей. Уже довольно давно (возможно, я писал об этом) после лекции по клинической психологии ко мне подошёл студент: «Вы ведь не врач?» - спросил он меня. Такое предположение меня не удивило, лекцию по клинической психологии мог читать и психолог, хотя в нашем институте это не было принято. Но я честно признался, что я врач. «Но ведь не психиатр?» - спросил студент. Этот вопрос был поставлен так, что «Я - психиатр» прозвучало в моих устах почти покаянно. «Это удивительно, - сказал студент, - у вас хорошее этологическое мышление. Это крайняя редкость среди врачей, и ещё большая редкость среди психиатров».
Интересно отметить, что качество преподавания резко снизилось, уровень профессионализма выпускников снизился ещё больше, а количество аспирантов не уменьшилось - просто при всеобщем снижении требований проходят работы, которые бы в прежние времена не прошли. Проверка ВАК сначала стала выборочной, потом для кандидатских её вообще отменили. Аспиранты стремятся получить кандидатскую степень не из любви к науке, а потому, что при работе в любой страховой медицине и, тем более, в частной практике, это даёт дополнительные деньги. У меня есть старые материалы, которые нуждаются в обработке и могут служить основой для новых поворотов научной мысли, но такую работу не проделать в одиночку, а никто не выражает желания принять в ней участие. По этому поводу, не смотря на отсутствие поэтического дара, я позволил себе написать стихи:
Затерялись мои друзья
Чаще в том, реже в этом мире.
Мы вдвоём - компьютер и я -
В стометровой моей квартире.
А коллеги мои россияне -
Молодая поросль наук -
(Аспирантами знал их когда-то
Все теперь, как один, кандидаты)
Совершают неспешный круг
От высоких ворот познания
К сытной сфере платных услуг.
Если встречу кого на пути,
Величаю по имени-отчеству:
- Заходите в моё одиночество.
- Как-то времени нету зайти.
Изяслава Петровича вопрос о снижении квалификации специалистов живо волновал. Он говорил, что забота о подготовке смены - в значительной степени упущенная им сфера деятельности:
"Беда в том, что меня поглощала работа, все эксперименты делал сам или в команде. На писание книг времени не оставалось. Я полагал, что не моё амплуа учить, поучать, направлять и т.д, лекций не читал и учебников не писал. Ваши слова о моих книгах в США - недоразумение. За границей вышла только одна моя книга Slava Lapin "From the inside", вышла в Лондоне в 2009. И с ней было много неприятностей, хотя бы потому, что ни одного фунта стерлингов из обещанных 10% выручки я не получил. Я был не чукча-писатель, я был чукча-читатель, и, глядя на нынешних аспирантов, понимаю, что это я упустил. "
Может быть те, кто захочет восполнить пробелы своего образования (если такие найдутся), могут воспользоваться источниками, которые легко доступны и ориентированы на интересующую их тему. Может быт, именно это имел в виду Изяслав Петрович, когда писал:
"Хочу сказать несколько слов о Вашем сайте. Мы знаем из другого источника, что нельзя найти черную кошку в темной комнате, особенно когда ее там нет. Ваши работы это то, что есть! Это "Вам" - не черная кошка! Естественно, главное в них (для меня!) МЫСЛИ. Они не стареют так быстро» (И.П., по-видимому, имел в виду, что мысли не стареют так быстро, как конкретные лабораторные методы или лекарственные препараты).
Одно из выступлений Лапина в 2011 году.
Фото с
сайта.
Этот текст я хочу закончить цитатой из одного из первых писем Изяслава Петровича, тон которого был не в пример оптимистичнее, чем в докладе:
"ЧТО ДА, ТО ДА: ЭТО ТАКИ СОБЫТИЕ = ВАШЕ ПИСЬМО. ВСЕ ВО МНЕ, от ПРОВОДЯЩЕЙ СИСТЕМЫ СЕРДЦА ДО СЕРОТОНИНА (от него, по гипотезе - теперь ее, как сговорились, называют все, кто называет - теория) по LAPIN + OXENKRUG (LANCET, 1969, JANUARY 19) НАСТРОЕНИЕ ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ - среди прочих нейрохимических бяк - именно С. ВОТ ПОЧЕМУ СОВРЕМЕННЫЕ АНТИДЕПРЕССАНТЫ - СЕРОТОНИНОВЫЕ (SSRI = selactive serotonin reuptake inhibitors), а не гистаминовые, ацетлхолновые и т.п. ВАШЕ ПИСЬМО = . ВОТ УЖ ПОДАРОК, ТАК ПОДАРОК! ТЕМ БОЛЕЕ ДРАГОЦЕННЫЙ, ЧТО НЕ ОЖИДАЕМЫЙ ТАК ВОТ ТОТЧАС."
Отвечая Лапину, я писал, что испытываю то же самое: «Как говорит моя дочь Марина, «Письмо Лапина это именины души и праздник сердца». В Вашем последнем письме Вы просили меня не пропадать. Я не буду пропадать, не пропали бы Вы. А то, что Вы говорите о пропадании по какой-нибудь уважительной причине, может произойти только один раз и уже навсегда. Тогда можете меня искать на Хаванском кладбище рядом с могилой Елены Дмитриевны. А ещё лучше было бы, если бы Вы выбрались в Москву, где мы можем увидеть друг друга и поговорить и за жизнь, и за науку."