72. Несколько слов об иностранцах. Продолжение 2.
Однажды я был в ректорате, когда позвонили из «Союза дружбы народов с зарубежными странами». Трубку взял проректор, сказал две фразы и спросил меня: «Феликс Борисович, поговорите с людьми, может быть вы сможете им помочь». Мой телефонный собеседник спросил меня: «Вы знаете, что такое психосоматика?» «Да» «А знаете кого-нибудь, кто этим у нас занимается?» «Я, например». «Послушайте, у меня здесь делегация аргентинских врачей. Они хотят понять, на каком уровне у нас проводятся психосоматические исследования, а все люди, с которыми я разговаривал, полагают, что психосоматические исследования это исследование психических расстройств у соматически больных людей» «Не могу с этим согласиться», - сказал я. «А вы не сможете с ними поговорить? Перевод мы обеспечим». «Приезжайте, - сказал я, - я сейчас в ректорате, пройдём в конференц-зал и поговорим».
«Простите, - сказал он, - мне неудобно тащить с собой столько людей, а за вами я просто пришлю машину, вы же знаете, мы находимся недалеко». За мной приехали и через 15 минут я начал небольшую лекцию о своих исследованиях по психосоматике. В тот период психосоматические исследования в Союзе ими, пожалуй, и исчерпывались. Я был удивлён, с каким напряжённым вниманием они слушают (их было примерно 25 человек), и с каким интересом задают вопросы из которых я сделал вывод, что приехав в Москву они полагали, что здесь никто о психосоматике не слышал. Вопросы заняли больше времени, чем сама лекция, а в конце этих вопросов одна из участниц делегации спросила меня, может ли она задать вопрос, который не касается психосоматики прямо. Я разрешил, и она спросила, не наблюдал ли я неблагоприятных последствий воспитания детей в дошкольных учреждениях, где на довольно большую группу приходится одна воспитательница, а дети находятся в этих группах в чрезвычайно важном для формирования личности возрасте (от трёх до шести лет), т.е. тогда, когда завершается формирование Эго («Я») и идёт формирование Супер-Эго. Я сказал, что я не видел таких неблагоприятных последствий, вечера дети проводят с родителями, а хорошо обученный персонал детских садов учитывает период развития психики и с учётом особенностей этого периода, работает над созданием положительного образа родителей и укреплением идентификации детей с этим положительным образом. Члены делегации были довольны, меня долго благодарили говоря, что теперь наконец разобрались в проблеме, в которой они не могли разобраться с утра. А Майк Петрович по этому поводу сказал мне: «Когда речь идёт о таком трудном материале, естественно, нужно проводить встречу в Доме дружбы народов, потому что в таком случае запись встречи вы можете прослушать любое количество раз». Я вышел к машине, которая должна была отвозить меня обратно. Руководитель делегации вышел вслед за мной и спросил меня: «Вы на какой кафедре работаете?» «Психиатрии и медицинской психологии». «Вы кандидат наук?» «Без пяти минут доктор, моя диссертация уже лежит в ВАКе» «Постойте, - сказал он, - как бы вы посмотрели на то, чтобы принять участие в ответной делегации советских врачей?» Это был не аргентинец, а хорошо осведомленный советский гражданин, поэтому я прямо сказал: «Я еврей и беспартийный». «А если я это улажу, вы сами согласитесь поехать?» - спросил он. «Только в том случае, если мою жену врача тоже включат в эту делегацию». «Семейные визиты у нас не поощряются», - сказал он мне. «Тогда боюсь, я не смогу вам помочь». «Послушайте, сдайте мне 6 фотографий паспортного формата, если это окажется возможным, я постараюсь получить разрешение на включение в группу двух супругов». Но оказалось, что организовать в Аргентину семейный визит, даже если по специальности оба супруга подходят составу делегации, невозможно. Моя жена Лена и мой близкий друг Майк категорически наставали, чтобы я ехал один, на что я процитировал Кольцова, несколько перефразировав его: «Хороши они, когда нету вас, когда с ними делишь грусть-тоску. А при вас их хоть бы не было».
Что касается совместных с Леной визитов в зарубежные страны, то это оказывалось возможным, если приглашение получал я, а Лена ехала со мной как сопровождающее лицо. Именно так были оформлены наши поездки в Польшу, США, Индию. Интересно, что во время официального собеседования в консульстве США, сотрудник консульства спросил, были ли мы за рубежом вдвоём. Я назвал ему уже перечисленные страны, а, кроме того, Израиль, где мы были не с официальным визитом, а в гостях у дочери Елены Дмитриевны от первого брака. Как только он услышал слово Израиль, его настороженность исчезла, и он сказал: «Ну, я думаю, Вы можете ехать».
Мне хочется сказать ещё несколько слов, совсем по другому поводу. Речь тоже пойдёт об иностранцах, которых я назвал бы «новыми иностранцами», т.е. о людях, которые стали иностранцами в результате распада СССР. В этом плане особенно характерна Прибалтика. В силу сходства тематики исследований, у меня сложились близкие отношения с кафедрой психиатрии Тартурского университета. Я охотно приглашал руководителя этой кафедры Лембета Михелане и психофармаколога, тогда декана факультета, Лембета Аликметса на конференцию по психофармакологии, которая организовывала клиника им. Корсакова. Я был инициатором и организатором этих конференций и охотно приглашал на них своих тартуских коллег. В течение нескольких лет я регулярно читал в Тарту курсы лекций. Я подчёркивал понимание национальных чаяний эстонского народа, не выходил из зала (как это делали некоторые советские участники проходящих в Тарту конгрессов) когда в зал вносили сине-чёрно-белый флаг Эстонии. Такое поведение привело к тому, что мне однажды даже предложили стать советником Эстонского Национального Фронта, правда, от этой чести я отказался, объяснив, что я для этого недостаточно хорошо знаю стоящие перед фронтом проблемы, а если я смогу быть фронту полезен, то я смогу это сделать, даже не будучи официально его консультантом.
Я не буду говорить о том, что Эстония вообще не оправдала моих ожиданий. В первоначальной программе Национального Фронта было сказано, что гражданство получат все люди, которые проживают в республики на момент предоставления ей независимости. Как повернулась история вы знаете. Но это факт истории государственных и межгосударственных отношений, я не претендую на то, чтобы мои личные отношения играли в этом какую-нибудь роль. Но только почти сразу после провозглашения независимости Эстонии оба моих Лембета исчезли из поля моего зрения. «Ни карточки, ни просьбы, ни письма». В Тартурский университет меня не пригласили больше ни разу, а я не стал хуже, я по-прежнему мог сообщить им информацию, которую узнать можно было только у меня. И Аликметс и Михелане были людьми умными и не страдающими ксенофобией. Просто в новой Эстонии тесное сотрудничество с учёным из России стало обстоятельством компрометирующим. И они остереглись общественного осуждения. Такая зависимость от микросоциума чрезмерна для личности, которая считает себя цельной.
Грустно видеть, что люди, которые долгие годы были твоими друзьями, сотрудничество с которыми приносило плодотворные результаты, исчезают из поля зрения, когда становятся иностранцами, хотя иностранцы, которые были таковыми с самого начала, этого не делают.
Во мне нет обиды, я понимаю, как трудно противостоять давлению, но мне жаль.
«Простите, - сказал он, - мне неудобно тащить с собой столько людей, а за вами я просто пришлю машину, вы же знаете, мы находимся недалеко». За мной приехали и через 15 минут я начал небольшую лекцию о своих исследованиях по психосоматике. В тот период психосоматические исследования в Союзе ими, пожалуй, и исчерпывались. Я был удивлён, с каким напряжённым вниманием они слушают (их было примерно 25 человек), и с каким интересом задают вопросы из которых я сделал вывод, что приехав в Москву они полагали, что здесь никто о психосоматике не слышал. Вопросы заняли больше времени, чем сама лекция, а в конце этих вопросов одна из участниц делегации спросила меня, может ли она задать вопрос, который не касается психосоматики прямо. Я разрешил, и она спросила, не наблюдал ли я неблагоприятных последствий воспитания детей в дошкольных учреждениях, где на довольно большую группу приходится одна воспитательница, а дети находятся в этих группах в чрезвычайно важном для формирования личности возрасте (от трёх до шести лет), т.е. тогда, когда завершается формирование Эго («Я») и идёт формирование Супер-Эго. Я сказал, что я не видел таких неблагоприятных последствий, вечера дети проводят с родителями, а хорошо обученный персонал детских садов учитывает период развития психики и с учётом особенностей этого периода, работает над созданием положительного образа родителей и укреплением идентификации детей с этим положительным образом. Члены делегации были довольны, меня долго благодарили говоря, что теперь наконец разобрались в проблеме, в которой они не могли разобраться с утра. А Майк Петрович по этому поводу сказал мне: «Когда речь идёт о таком трудном материале, естественно, нужно проводить встречу в Доме дружбы народов, потому что в таком случае запись встречи вы можете прослушать любое количество раз». Я вышел к машине, которая должна была отвозить меня обратно. Руководитель делегации вышел вслед за мной и спросил меня: «Вы на какой кафедре работаете?» «Психиатрии и медицинской психологии». «Вы кандидат наук?» «Без пяти минут доктор, моя диссертация уже лежит в ВАКе» «Постойте, - сказал он, - как бы вы посмотрели на то, чтобы принять участие в ответной делегации советских врачей?» Это был не аргентинец, а хорошо осведомленный советский гражданин, поэтому я прямо сказал: «Я еврей и беспартийный». «А если я это улажу, вы сами согласитесь поехать?» - спросил он. «Только в том случае, если мою жену врача тоже включат в эту делегацию». «Семейные визиты у нас не поощряются», - сказал он мне. «Тогда боюсь, я не смогу вам помочь». «Послушайте, сдайте мне 6 фотографий паспортного формата, если это окажется возможным, я постараюсь получить разрешение на включение в группу двух супругов». Но оказалось, что организовать в Аргентину семейный визит, даже если по специальности оба супруга подходят составу делегации, невозможно. Моя жена Лена и мой близкий друг Майк категорически наставали, чтобы я ехал один, на что я процитировал Кольцова, несколько перефразировав его: «Хороши они, когда нету вас, когда с ними делишь грусть-тоску. А при вас их хоть бы не было».
Что касается совместных с Леной визитов в зарубежные страны, то это оказывалось возможным, если приглашение получал я, а Лена ехала со мной как сопровождающее лицо. Именно так были оформлены наши поездки в Польшу, США, Индию. Интересно, что во время официального собеседования в консульстве США, сотрудник консульства спросил, были ли мы за рубежом вдвоём. Я назвал ему уже перечисленные страны, а, кроме того, Израиль, где мы были не с официальным визитом, а в гостях у дочери Елены Дмитриевны от первого брака. Как только он услышал слово Израиль, его настороженность исчезла, и он сказал: «Ну, я думаю, Вы можете ехать».
Мне хочется сказать ещё несколько слов, совсем по другому поводу. Речь тоже пойдёт об иностранцах, которых я назвал бы «новыми иностранцами», т.е. о людях, которые стали иностранцами в результате распада СССР. В этом плане особенно характерна Прибалтика. В силу сходства тематики исследований, у меня сложились близкие отношения с кафедрой психиатрии Тартурского университета. Я охотно приглашал руководителя этой кафедры Лембета Михелане и психофармаколога, тогда декана факультета, Лембета Аликметса на конференцию по психофармакологии, которая организовывала клиника им. Корсакова. Я был инициатором и организатором этих конференций и охотно приглашал на них своих тартуских коллег. В течение нескольких лет я регулярно читал в Тарту курсы лекций. Я подчёркивал понимание национальных чаяний эстонского народа, не выходил из зала (как это делали некоторые советские участники проходящих в Тарту конгрессов) когда в зал вносили сине-чёрно-белый флаг Эстонии. Такое поведение привело к тому, что мне однажды даже предложили стать советником Эстонского Национального Фронта, правда, от этой чести я отказался, объяснив, что я для этого недостаточно хорошо знаю стоящие перед фронтом проблемы, а если я смогу быть фронту полезен, то я смогу это сделать, даже не будучи официально его консультантом.
Я не буду говорить о том, что Эстония вообще не оправдала моих ожиданий. В первоначальной программе Национального Фронта было сказано, что гражданство получат все люди, которые проживают в республики на момент предоставления ей независимости. Как повернулась история вы знаете. Но это факт истории государственных и межгосударственных отношений, я не претендую на то, чтобы мои личные отношения играли в этом какую-нибудь роль. Но только почти сразу после провозглашения независимости Эстонии оба моих Лембета исчезли из поля моего зрения. «Ни карточки, ни просьбы, ни письма». В Тартурский университет меня не пригласили больше ни разу, а я не стал хуже, я по-прежнему мог сообщить им информацию, которую узнать можно было только у меня. И Аликметс и Михелане были людьми умными и не страдающими ксенофобией. Просто в новой Эстонии тесное сотрудничество с учёным из России стало обстоятельством компрометирующим. И они остереглись общественного осуждения. Такая зависимость от микросоциума чрезмерна для личности, которая считает себя цельной.
Грустно видеть, что люди, которые долгие годы были твоими друзьями, сотрудничество с которыми приносило плодотворные результаты, исчезают из поля зрения, когда становятся иностранцами, хотя иностранцы, которые были таковыми с самого начала, этого не делают.
Во мне нет обиды, я понимаю, как трудно противостоять давлению, но мне жаль.