71. Несколько слов об иностранцах. Продолжение 1.
Однажды моя давняя приятельница Леонора Черняховская, знакомство с которой началось у нас в период, когда она занялась психолингвистикой и приходила ко мне консультироваться по этому поводу, познакомила меня с американским психиатром Маршаллом Гилулой (Marshall F. Gilula). Блестящая переводчица Леонора часто выступала на разных форумах в качестве синхронного переводчика и у неё были широкие знакомства среди иностранцев, принимавших участие в этих форумах. Гилула был интересен мне тем, что он занимался вопросами, которые у нас часто обозначались как проблемы фармакопсихологии.
Он полагал, что лечение пациентов, которые в принципе были способны на неправоправные действия, имеют особое строение личности, и что сама способность к убийству представляет собой психическое отклонение, подлежащее лечению. Для того, чтобы понять, насколько волнуют его пациентов обсуждаемые проблемы, касающиеся насилия и лечения, которое было бы связано с предотвращением противоправных действий, Маршалл использовал миниатюрный приборчик для измерения кожного сопротивления электрическому току. Во время общения Маршалл часто просил собеседника на этом миниатюрном приборчике замерить уровень электрического сопротивления кожи. Чем больше падало сопротивление во время беседы, тем, по мнению Маршалла, больше увеличивалась напряжённость эмоции. Маршалл очень мило относился к растениям и пытался исследовать их настроение таким же образом. Он хотел продемонстрировать способность растений при изменении их состояния изменять электрическое сопротивление и у нас, но была зима, когда в России для растений было характерно состояние покоя. Растения служили, кроме всего прочего, для отработки методики применения КГР (кожно-гальванической реакции) с целью суждения о состоянии пациента.
Когда я рассказал о работах, посвященных противоправным действиям больных, методах психофармакологической коррекции склонности к насилию, методике построения исследования в этом направлении с целью осуществления политики не стеснения по отношению к больным на принципиально новом уровне заведующему кафедрой психиатрии и медпсихологии 1-го ММИ Николаю Михайловичу Жарикову, он живо заинтересовался этими исследованиями и спросил, нельзя ли пригласить Гилулу в клинику, Гилула охотно согласился прийти. Я присутствовал при этой длительной беседе и в связи с другими делами на несколько минут задержался в кабинете Жарикова. В это время раздался телефонный звонок, при котором можно было разобрать некоторые слова звонящего. Я успел услышать только «Что вы там вытворяете?» «Одну минутку», - сказал Жариков в трубку, и, прикрыв трубку рукой, сказал мне: «Феликс Борисович, вы не будете на меня в обиде, если я попрошу вас одну минутку подождать на диване в коридоре?» «Пожалуйста», - сказал я. Он позвал меня обратно буквально через две минуты и сказал, видимо, цитируя звонившего: «С чьего, видите ли, разрешения по вашей клинике бродят иностранцы?» Я сказал: «Вы быстро разобрались, как это вам удалось?» «Я, - сказал Жариков с иронической усмешкой, - объяснил ему, с чьего разрешения». Увидев ироническую усмешку Жарикова, я подумал, что человек, ему позвонивший, не знал, что Николай Михайлович занимает более высокий пост в организации, которая разрешает или запрещает работу с иностранцами в учебных и научно-исследовательских учреждениях, хотя это было только моё предположение и я не знал точно, работал ли Николай Михайлович в этой организации.
Некоторое время после этого, я поддерживал регулярную связь с Гилулой. А сейчас, во время очередного вояжа по просторам Интернета, я обнаружил информацию о нём.
Копия Гугла страницы http://www.mindspring.com/~mgilula
Маршалл остался чрезвычайно доволен посещением клиники и беседой с Жариковым, а Леонора Александровна была довольна, что курируемый её иностранец дал ценные сведения в советской клинике её руководителю. Маршалл подарил нам свой миниатюрный приборчик, а советская оборонка сделала нам 4 копии, которые мы использовали в ситуациях, когда далёкие поездки не позволяли использовать более громоздкую аппаратуру. Одним из ближайших следствий этой встречи с Гилулой, было возникновение в кругах, организующих международные встречи представления о том, что меня удобно использовать в качестве представителя советской стороны.
Леонора Александровна рассказала обо мне приехавшему в Москву корреспонденту National Geographic, фамилию которого я, к сожалению, не помню, попросил своего куратора - т.е. всё ту же Леонору Александровну, персональную переводчицу - познакомить его со мной, поскольку с её слов он знал, что я располагаю многочисленными данными о психологических особенностях коренных народов Севера. Его интересовали мои впечатления, о популяции чукчей и эскимосов, которые я получил во время многочисленных экспедиций (об этих экспедициях я ещё напишу позже).
Очевидно, что в этой беседе я чувствовал себя представителем страны и был весьма осторожен в высказываниях. И всё-таки, когда он, выслушав мои рассказы о чукчах, сказал, что он не видит большой разницы между ними и северными якутами, с которыми он общался лично. Я возразил, сказав, что это принципиально разные культуры (хотя территории северной Якутии и Колымы смыкаются, и река Колыма уходит за пределы Колымской территории) - за многие годы присутствия русских в Якутии якуты практически целиком стали христианами, а принадлежность к одной из мировых религий сильно меняет национальные ценности. «Вы антрополог?» - спросил он меня. «Нет, - сказал я, - я психолог и психиатр». И тогда он с подчёркнутым уважением сказал: «Ваши специалисты получают очень широкое образование. В США я не ожидал бы услышать подобный ответ от психиатров и психологов, которые специально антропологией не занимались». Когда мы попрощались, и он ушёл, Элеонора Александровна сказала мне: «Спасибо, Феликс Борисович, вы оказали мне очень большую услугу. Мне трудно было найти заслуживающего моего доверия человека, который мог бы с ним беседовать на равных».
Он полагал, что лечение пациентов, которые в принципе были способны на неправоправные действия, имеют особое строение личности, и что сама способность к убийству представляет собой психическое отклонение, подлежащее лечению. Для того, чтобы понять, насколько волнуют его пациентов обсуждаемые проблемы, касающиеся насилия и лечения, которое было бы связано с предотвращением противоправных действий, Маршалл использовал миниатюрный приборчик для измерения кожного сопротивления электрическому току. Во время общения Маршалл часто просил собеседника на этом миниатюрном приборчике замерить уровень электрического сопротивления кожи. Чем больше падало сопротивление во время беседы, тем, по мнению Маршалла, больше увеличивалась напряжённость эмоции. Маршалл очень мило относился к растениям и пытался исследовать их настроение таким же образом. Он хотел продемонстрировать способность растений при изменении их состояния изменять электрическое сопротивление и у нас, но была зима, когда в России для растений было характерно состояние покоя. Растения служили, кроме всего прочего, для отработки методики применения КГР (кожно-гальванической реакции) с целью суждения о состоянии пациента.
Когда я рассказал о работах, посвященных противоправным действиям больных, методах психофармакологической коррекции склонности к насилию, методике построения исследования в этом направлении с целью осуществления политики не стеснения по отношению к больным на принципиально новом уровне заведующему кафедрой психиатрии и медпсихологии 1-го ММИ Николаю Михайловичу Жарикову, он живо заинтересовался этими исследованиями и спросил, нельзя ли пригласить Гилулу в клинику, Гилула охотно согласился прийти. Я присутствовал при этой длительной беседе и в связи с другими делами на несколько минут задержался в кабинете Жарикова. В это время раздался телефонный звонок, при котором можно было разобрать некоторые слова звонящего. Я успел услышать только «Что вы там вытворяете?» «Одну минутку», - сказал Жариков в трубку, и, прикрыв трубку рукой, сказал мне: «Феликс Борисович, вы не будете на меня в обиде, если я попрошу вас одну минутку подождать на диване в коридоре?» «Пожалуйста», - сказал я. Он позвал меня обратно буквально через две минуты и сказал, видимо, цитируя звонившего: «С чьего, видите ли, разрешения по вашей клинике бродят иностранцы?» Я сказал: «Вы быстро разобрались, как это вам удалось?» «Я, - сказал Жариков с иронической усмешкой, - объяснил ему, с чьего разрешения». Увидев ироническую усмешку Жарикова, я подумал, что человек, ему позвонивший, не знал, что Николай Михайлович занимает более высокий пост в организации, которая разрешает или запрещает работу с иностранцами в учебных и научно-исследовательских учреждениях, хотя это было только моё предположение и я не знал точно, работал ли Николай Михайлович в этой организации.
Некоторое время после этого, я поддерживал регулярную связь с Гилулой. А сейчас, во время очередного вояжа по просторам Интернета, я обнаружил информацию о нём.
Копия Гугла страницы http://www.mindspring.com/~mgilula
Маршалл остался чрезвычайно доволен посещением клиники и беседой с Жариковым, а Леонора Александровна была довольна, что курируемый её иностранец дал ценные сведения в советской клинике её руководителю. Маршалл подарил нам свой миниатюрный приборчик, а советская оборонка сделала нам 4 копии, которые мы использовали в ситуациях, когда далёкие поездки не позволяли использовать более громоздкую аппаратуру. Одним из ближайших следствий этой встречи с Гилулой, было возникновение в кругах, организующих международные встречи представления о том, что меня удобно использовать в качестве представителя советской стороны.
Леонора Александровна рассказала обо мне приехавшему в Москву корреспонденту National Geographic, фамилию которого я, к сожалению, не помню, попросил своего куратора - т.е. всё ту же Леонору Александровну, персональную переводчицу - познакомить его со мной, поскольку с её слов он знал, что я располагаю многочисленными данными о психологических особенностях коренных народов Севера. Его интересовали мои впечатления, о популяции чукчей и эскимосов, которые я получил во время многочисленных экспедиций (об этих экспедициях я ещё напишу позже).
Очевидно, что в этой беседе я чувствовал себя представителем страны и был весьма осторожен в высказываниях. И всё-таки, когда он, выслушав мои рассказы о чукчах, сказал, что он не видит большой разницы между ними и северными якутами, с которыми он общался лично. Я возразил, сказав, что это принципиально разные культуры (хотя территории северной Якутии и Колымы смыкаются, и река Колыма уходит за пределы Колымской территории) - за многие годы присутствия русских в Якутии якуты практически целиком стали христианами, а принадлежность к одной из мировых религий сильно меняет национальные ценности. «Вы антрополог?» - спросил он меня. «Нет, - сказал я, - я психолог и психиатр». И тогда он с подчёркнутым уважением сказал: «Ваши специалисты получают очень широкое образование. В США я не ожидал бы услышать подобный ответ от психиатров и психологов, которые специально антропологией не занимались». Когда мы попрощались, и он ушёл, Элеонора Александровна сказала мне: «Спасибо, Феликс Борисович, вы оказали мне очень большую услугу. Мне трудно было найти заслуживающего моего доверия человека, который мог бы с ним беседовать на равных».