66. Две интересные встречи: Каверин, Чуйков.
Из интересных встреч периода середины 1960 - середины 1970-х годов, мне хочется ещё отметить встречу с писателем В. Кавериным, который в связи с расстройством здоровья обратился ко мне за помощью. Тогда я был только кандидатом наук и не имел широкой известности, но кто-то упомянул Каверину обо мне и он решил попробовать, что может человек, о котором он раньше никогда не слышал. Он любил задержаться после окончания сеанса терапии и рассказать что-нибудь интересное о картине Фалька, которою он приобрёл, чтобы поддержать художника, о своих зарубежных поездках. Чаще всего это были не серьёзные рассказы, а смешные находки.
Так, например, рассказывая о том, как он видел немецких girls в Японии он сказал: «На них были только белые трусики, которые мало что скрывали, но это было среди girls общим правилом, главное, что их отличало - это были большие торчащие груди, которые они несли с такой гордостью, как будто бы только у них одних имелась эта часть тела». Он любил вспоминать Ленинград и свои приятельские отношения с Зощенко, которые не нарушились даже после постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград». А прощаясь со мной, он подарил мне первый том своего собрания сочинений и подписку, которая давала право выкупить остальные тома. Каюсь, я не нашёл времени подписку выкупить, Каверин узнал об этом и очень обиделся, после чего я не решился продолжать с ним какие-нибудь контакты.
Хочется сказать несколько слов об ещё одном человеке, встреча с которым показалась мне интересной. Это был художник Семён Афанасьевич Чуйков. Я попал в его дом в связи с болезнью одного из членов его семьи. Я познакомился с Чуйковым почти разу после знакомства с Кавериным, и вспомнил по этому поводу известный афоризм: «Жизнь врача проходит среди больных. Больные становятся друзьями, а друзья - больными». Я несколько раз встречался с Семёном Афанасьевичем уже независимо от моей профессиональной деятельности, потому что у него дома и в его мастерской можно было очень близко и не ограничено долго рассматривать его картины. Я попросил его написать портрет моей дочери, тогда восьмилетней, и он мне сказал: «Вообще-то я белых лиц не пишу-с, не люблю-с» (он действительно писал индийцев и лица азиатского типа), «но вам я очень благодарен и сделаю для вас исключение». Марина не любила позировать, ей было трудно долго сидеть неподвижно, но с другой стороны было интересно смотреть, как на мольберте возникает её лицо.
В отличие от Каверина, который подписал письмо в защиту Ю. Даниэля и А. Синявского и пытался добиться печати «Ракового корпуса» Солженицына, Чуйков был далёк от политики, но очень интересно рассказывал о своих поездках на натуру и о том, как меняется Венеция, если на неё смотрят глаза человека, который видел кубизм. Венецианский этюд он подарил мне при последней встрече. Эта встреча была последней, ибо Семён Афанасьевич вскоре умер, и хотя умер он в возрасте 77 лет, эту смерть хочется называть безвременной. А портрет восьмилетней Марины до сих пор украшает стены нашей квартиры.
Скан с подаренного мне этюда у меня сохранился. Конечно, скан не оригинал, но хотя бы этим я могу с вами поделиться.
С. Чуйков. «Венецианский этюд». 1956 г.
Так, например, рассказывая о том, как он видел немецких girls в Японии он сказал: «На них были только белые трусики, которые мало что скрывали, но это было среди girls общим правилом, главное, что их отличало - это были большие торчащие груди, которые они несли с такой гордостью, как будто бы только у них одних имелась эта часть тела». Он любил вспоминать Ленинград и свои приятельские отношения с Зощенко, которые не нарушились даже после постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград». А прощаясь со мной, он подарил мне первый том своего собрания сочинений и подписку, которая давала право выкупить остальные тома. Каюсь, я не нашёл времени подписку выкупить, Каверин узнал об этом и очень обиделся, после чего я не решился продолжать с ним какие-нибудь контакты.
Хочется сказать несколько слов об ещё одном человеке, встреча с которым показалась мне интересной. Это был художник Семён Афанасьевич Чуйков. Я попал в его дом в связи с болезнью одного из членов его семьи. Я познакомился с Чуйковым почти разу после знакомства с Кавериным, и вспомнил по этому поводу известный афоризм: «Жизнь врача проходит среди больных. Больные становятся друзьями, а друзья - больными». Я несколько раз встречался с Семёном Афанасьевичем уже независимо от моей профессиональной деятельности, потому что у него дома и в его мастерской можно было очень близко и не ограничено долго рассматривать его картины. Я попросил его написать портрет моей дочери, тогда восьмилетней, и он мне сказал: «Вообще-то я белых лиц не пишу-с, не люблю-с» (он действительно писал индийцев и лица азиатского типа), «но вам я очень благодарен и сделаю для вас исключение». Марина не любила позировать, ей было трудно долго сидеть неподвижно, но с другой стороны было интересно смотреть, как на мольберте возникает её лицо.
В отличие от Каверина, который подписал письмо в защиту Ю. Даниэля и А. Синявского и пытался добиться печати «Ракового корпуса» Солженицына, Чуйков был далёк от политики, но очень интересно рассказывал о своих поездках на натуру и о том, как меняется Венеция, если на неё смотрят глаза человека, который видел кубизм. Венецианский этюд он подарил мне при последней встрече. Эта встреча была последней, ибо Семён Афанасьевич вскоре умер, и хотя умер он в возрасте 77 лет, эту смерть хочется называть безвременной. А портрет восьмилетней Марины до сих пор украшает стены нашей квартиры.
Скан с подаренного мне этюда у меня сохранился. Конечно, скан не оригинал, но хотя бы этим я могу с вами поделиться.
С. Чуйков. «Венецианский этюд». 1956 г.