398. Личность и болезни в ГА. Дискинезия желчевыводящих путей. 22
Когда Алла пришла на следующий день, меня поразило, как изменилось её лицо. Это было лицо человека в глубокой тоске. Я решил до продолжения её рассказа разобрать её сегодняшнюю ситуацию в технике колонок, чтобы она сумела найти свою автоматическую мысль и баланс между аргументами «за» и аргументами «против».
Алла определила свою ситуацию как погружение в прошлое, которое нельзя изменить. Чувство, которое она испытывала при этом, она назвала болью, а автоматическую мысль мы вылавливали долго - я несколько раз вмешивался и говорил, что то, что она предлагает как автоматическую мысль, уже первая ступень логического построения. Наконец, мы добрались до мысли «С этим придётся жить до конца». Это не было логическим заключением, это была мысль, пришедшая самостоятельно, без всякого обоснования, что характерно для автоматических мыслей. Я сказал, что в этой автоматической мысли центральные элементы - это утверждение что «жить придётся» и именно «до конца». И о том, что состояние Аллы за сутки ухудшилось, свидетельствовал тот факт, что она легко и быстро нашла аргументы в поддержку автоматической мысли, и как медленно и трудно, только с моей помощью, нашлось равное количество аргументов «против». О всесторонней оценке ситуации могло свидетельствовать только равное количество аргументов «за» и «против», а о снижении эмоционального напряжения - способность находить аргументы «против» автоматической мысли самостоятельно и с такой же скоростью, как аргументы «за». И по мере появления аргументов «против» я уменьшал своё участие в поиске этих аргументов, и последние два Алла нашла уже целиком самостоятельно и довольно быстро. Выражение её лица перестало отображать её боль, а стало просто лицом человека, максимально сосредоточившегося на выполнении какой-то задачи. После этого я счёл возможным спросить:
- Вы хотите продолжить свой рассказ?
- Конечно, - сказала Алла, - я сказала об этом ещё вчера, и с тех пор ничего не изменилось.
- Ваше напряжение сейчас так же велико, как оно было, когда мы начали работу с техникой колонок?
- Нет, - сказала Алла, - оно уменьшилось, но оно всё ещё достаточно велико, и мне нужно досказать до конца, чтобы потом оно ушло в результате того, что я всё рассказала, или в результате последующей медитации.
И тогда я повторил:
- Я слушаю.
И Алла повторила:
- Да, я знаю, что вы это умеете.
Рассказ Аллы. Продолжение.
Закончился год нашего пребывания на Гоа, потом прошло ещё три безмятежных месяца, а потом Бенц получил телеграмму, написанную на пенджаби. Он прочёл эту телеграмму дважды, и только потом перевёл её мне. В телеграмме стояло:
«Мама тяжело и неизлечимо больна. Приезжай. Отец».
- Ты поедешь? - спросила я.
- У меня нет выбора, - сказал Бенц. - Я разберусь в ситуации на месте и вернусь сюда, чтобы рассказать о том, что происходит, держа руки на твоих плечах, в том случае, если я буду бояться, что ты испытаешь сильную боль.
Гоа. Надвигаются редкие здесь тёмные тучи.
Фото: MrZanud
- Ты думаешь, мне придётся её испытать? - спросила я.
- Я ещё не знаю этого, но считаю это возможным.
Бенц отсутствовал неделю, потом он позвонил и сказал, что прилетит и всё расскажет при личной встрече. Я встречала его в аэропорту, и когда он вышел ко мне, у меня сразу сжалось сердце. Бенц великолепно владел собой, но на этот раз мышцы его лица были напряжены. Я знала, что Бенц мог изменить свою эмоцию, отражающуюся на лице в бодрствовании или в медитации, но он не стал этого делать. Этому могло быть только одно объяснение - он хотел, чтобы я была готова к трагическим известиям. Я была готова. Он молча вывел свой автомобиль с платной стоянки, молча открыл передо мной переднюю дверцу, и я села рядом с ним.
- Рассказывай, - сказала я.
- Когда приедем домой, - сказал Бенц. - Сейчас мне нужно вести машину.
Это была красноречивая фраза, которая, так же как и выражение его лица, должна была подготовить меня к известиям, которые я уже считала трагическими. И не ошиблась. Когда мы приехали домой, Бенц сел в кресло. Он ещё некоторое время молчал, и я спросила:
- Ты хочешь что-нибудь съесть или выпить?
- Нет, - сказал Бенц. - Есть я не хочу, и постараюсь справиться с этой беседой без выпивки.
Он снова помолчал, потом сказал:
- Выслушай меня... Впрочем, нет. Давай сядем рядом на диване.
Он первый пересел на диван. Я минуту помедлила и села рядом. И, ещё не сказав ни одного слова, Бенц положил мне руки на плечи, чтобы снять напряжение моего ожидания. Он не хотел или не сумел наполнить меня покоем, он наполнил меня безразличием. И, не снимая своих рук с моих плеч, он начал говорить:
Гоа. Закат в океане.
Фото: MrZanud - Когда я приехал в Пенджаб, я ещё надеялся, что это какая-то уловка матери, чтобы оторвать меня от тебя. Но всё оказалось всерьёз. Когда я попросил свою маму рассказать мне, что происходит, она сказала: «Сначала поговори с моим врачом, он лучше, чем я, сумеет объяснить, что происходит. А потом уже я скажу, что я думаю, и чего хочу». «Он придёт сюда, или мне поехать к нему?» - спросил я. Мать подумала, потом сказала: «Я думаю, что лучше будет, если ты позвонишь ему, предупредишь о своём приезде, потом поедешь к нему в его клинику, где он может говорить свободно, а когда будешь возвращаться, привезёшь его ко мне». Я знал её врача, он был её врачом ещё со времён моего детства, и я знал, что хотя он и перестал быть молодым, его способность разбираться в состоянии больного не уменьшилась, напротив, она улучшилась за счёт приобретённого им опыта. Я позвонил ему, представился, он поздоровался, и, прежде чем я успел произнести хоть одно слово, он спросил: «Вы можете приехать ко мне прямо сейчас?» «Я выезжаю», - сказал я. «Я жду», - ответил он. Когда я приехал к врачу, он сказал: «У вашей матери системная красная волчанка. Эта болезнь редко возникает у женщин после окончания детородного периода, но если возникает, протекает очень неблагоприятно. Генерализация процесса, которая обычно начинается после 10 лет течения, у вашей матери уже наступила. Впрочем, я не исключаю, что волчанка началась значительно раньше, чем она ко мне обратилась. Уже сейчас у неё обнаруживается волчаночный нефрит в самой неблагоприятной его форме. Мы отмечаем почечную недостаточность, и мы будем проводить гемодиализ, используя для этого специальное устройство. Даже при таком нефрите при постоянном гемодиализе и применении современных методов лечения можно было бы надеяться на несколько лет жизни. Но у вашей мамы течение красной волчанки осложнилось появлением саркомы Капоши, хотя она чаще возникает у мужчин, а при саркоме Капоши, несмотря на лечение самой саркомы и параллельном лечении основного заболевания, у 60% больных смерть наступает в течение двух лет после появления саркомы. Поскольку ваша мать обратилась ко мне поздно, я не знаю точно, когда началась саркома Капоши. Но мы постоянно будем проводить экстракорпоральный диализ и массивную терапию волчанки, и я надеюсь, что нам удастся продлить жизнь вашей матери на срок, превышающий два года, хотя я не могу быть в этом уверенным». Я вместе с врачом вернулся к моей маме, и она попросила у врача разрешения поговорить со мной наедине. И, когда мы остались одни, она сказала: «Мой врач держится бодро, но бодрость эта какая-то преувеличенная. Он сказал, что при моей болезни, хотя она и тяжёлая, при постоянном лечении самыми современными средствами я могу прожить много лет. Я сомневаюсь в этом. Я знаю, что ты любишь европейскую женщину, но я хотела бы, чтобы ты оставался со мной до моей кончины. Сколько бы лет ни прошло, если она тебя любит, она тебя дождётся». Я сказал ей, что я должен это обсудить с тобой, но что я понимаю свой нравственный долг. Через неделю после приезда в Пенджаб я сказал маме, что я должен обсудить ситуацию с тобой, но думаю, что ты поймёшь ситуацию, и я довольно скоро вернусь. Беседы, который были у меня с мамой после этого, никак не дополнили информацию, которую я уже имел, она беседовала со мной только для того, чтобы повторять, что ей хотелось бы, чтобы я был рядом с ней до её смерти. Теперь я приехал к тебе. У матери упорный характер, а её врач имеет репутацию непревзойдённого специалиста, и, хотя он не бо, и не может изменить предопределённого, но моё предварительное впечатление, что она проживёт не меньше двух лет, а, может быть, три или четыре. Прогноз тут только вероятностный, по мнению врача, при системной красной волчанке, осложнённой саркомой Капоши, 60% больных живут меньше двух лет. Но мать может не попасть в эти 60%. Сердце моё разрывается при мысли, что я расстанусь с тобой, но пребывание возле больной матери по нравственности более высокая категория, чем любовь. При любви ты отдаёшь всё, что можешь, но много получаешь взамен. У постели больной матери ты только исполняешь нравственный долг, ничего не получая. И я вернусь в Пенджаб. Я могу остаться с тобой недели на две, но не знаю, будет ли это для тебя радостью, если ты знаешь, что я уеду - тут выбор за тобой.
Золотой храм - важнейшая святыня сикхов - находится в Пенджабе в городе Амритсар.
Фото: Manana
Я по-прежнему могла рассуждать трезво, поскольку Бенц не убрал руки с моих плеч. И всё-таки, я сказала:
- Я хочу, чтобы ты пробыл здесь эти две недели. У меня будет возникать боль при мысли о твоём предстоящем отъезде, но я буду медитировать с твоим образом в качестве зерна, а если окажется, что медитации недостаточно, я скажу тебе об этом, и ты снимешь у меня боль, которую вызывает грядущее расставание, ты это умеешь.
- Хорошо, - сказал Бенц, - сделаем так. Это больно и мне, но хочется хотя бы на две недели отдалить нашу разлуку. Я понимаю, что ты не можешь ждать меня неопределённо долгое время, но когда я освобожусь, я найду тебя, где бы ты ни была, и если я ещё буду тебе нужен, я останусь с тобой.
- Это правильно, - сказала я, - я не могу просто ждать тебя, мне нужно будет что-то делать. Когда я буду в России, а мне придётся туда поехать, я буду медитировать регулярно с твоим образом или вообще без зерна, и, чтобы не рисковать, я при первой возможности начну психотерапию у специалиста, о котором я тебе говорила.
- Это правильный выбор, - сказал Бенц, - но давай две недели жить счастливо, как мы жили. Я позабочусь о том, чтобы ты не думала о предстоящей разлуке.
Продолжение следует.
Алла определила свою ситуацию как погружение в прошлое, которое нельзя изменить. Чувство, которое она испытывала при этом, она назвала болью, а автоматическую мысль мы вылавливали долго - я несколько раз вмешивался и говорил, что то, что она предлагает как автоматическую мысль, уже первая ступень логического построения. Наконец, мы добрались до мысли «С этим придётся жить до конца». Это не было логическим заключением, это была мысль, пришедшая самостоятельно, без всякого обоснования, что характерно для автоматических мыслей. Я сказал, что в этой автоматической мысли центральные элементы - это утверждение что «жить придётся» и именно «до конца». И о том, что состояние Аллы за сутки ухудшилось, свидетельствовал тот факт, что она легко и быстро нашла аргументы в поддержку автоматической мысли, и как медленно и трудно, только с моей помощью, нашлось равное количество аргументов «против». О всесторонней оценке ситуации могло свидетельствовать только равное количество аргументов «за» и «против», а о снижении эмоционального напряжения - способность находить аргументы «против» автоматической мысли самостоятельно и с такой же скоростью, как аргументы «за». И по мере появления аргументов «против» я уменьшал своё участие в поиске этих аргументов, и последние два Алла нашла уже целиком самостоятельно и довольно быстро. Выражение её лица перестало отображать её боль, а стало просто лицом человека, максимально сосредоточившегося на выполнении какой-то задачи. После этого я счёл возможным спросить:
- Вы хотите продолжить свой рассказ?
- Конечно, - сказала Алла, - я сказала об этом ещё вчера, и с тех пор ничего не изменилось.
- Ваше напряжение сейчас так же велико, как оно было, когда мы начали работу с техникой колонок?
- Нет, - сказала Алла, - оно уменьшилось, но оно всё ещё достаточно велико, и мне нужно досказать до конца, чтобы потом оно ушло в результате того, что я всё рассказала, или в результате последующей медитации.
И тогда я повторил:
- Я слушаю.
И Алла повторила:
- Да, я знаю, что вы это умеете.
Рассказ Аллы. Продолжение.
Закончился год нашего пребывания на Гоа, потом прошло ещё три безмятежных месяца, а потом Бенц получил телеграмму, написанную на пенджаби. Он прочёл эту телеграмму дважды, и только потом перевёл её мне. В телеграмме стояло:
«Мама тяжело и неизлечимо больна. Приезжай. Отец».
- Ты поедешь? - спросила я.
- У меня нет выбора, - сказал Бенц. - Я разберусь в ситуации на месте и вернусь сюда, чтобы рассказать о том, что происходит, держа руки на твоих плечах, в том случае, если я буду бояться, что ты испытаешь сильную боль.
Гоа. Надвигаются редкие здесь тёмные тучи.
Фото: MrZanud
- Ты думаешь, мне придётся её испытать? - спросила я.
- Я ещё не знаю этого, но считаю это возможным.
Бенц отсутствовал неделю, потом он позвонил и сказал, что прилетит и всё расскажет при личной встрече. Я встречала его в аэропорту, и когда он вышел ко мне, у меня сразу сжалось сердце. Бенц великолепно владел собой, но на этот раз мышцы его лица были напряжены. Я знала, что Бенц мог изменить свою эмоцию, отражающуюся на лице в бодрствовании или в медитации, но он не стал этого делать. Этому могло быть только одно объяснение - он хотел, чтобы я была готова к трагическим известиям. Я была готова. Он молча вывел свой автомобиль с платной стоянки, молча открыл передо мной переднюю дверцу, и я села рядом с ним.
- Рассказывай, - сказала я.
- Когда приедем домой, - сказал Бенц. - Сейчас мне нужно вести машину.
Это была красноречивая фраза, которая, так же как и выражение его лица, должна была подготовить меня к известиям, которые я уже считала трагическими. И не ошиблась. Когда мы приехали домой, Бенц сел в кресло. Он ещё некоторое время молчал, и я спросила:
- Ты хочешь что-нибудь съесть или выпить?
- Нет, - сказал Бенц. - Есть я не хочу, и постараюсь справиться с этой беседой без выпивки.
Он снова помолчал, потом сказал:
- Выслушай меня... Впрочем, нет. Давай сядем рядом на диване.
Он первый пересел на диван. Я минуту помедлила и села рядом. И, ещё не сказав ни одного слова, Бенц положил мне руки на плечи, чтобы снять напряжение моего ожидания. Он не хотел или не сумел наполнить меня покоем, он наполнил меня безразличием. И, не снимая своих рук с моих плеч, он начал говорить:
Гоа. Закат в океане.
Фото: MrZanud - Когда я приехал в Пенджаб, я ещё надеялся, что это какая-то уловка матери, чтобы оторвать меня от тебя. Но всё оказалось всерьёз. Когда я попросил свою маму рассказать мне, что происходит, она сказала: «Сначала поговори с моим врачом, он лучше, чем я, сумеет объяснить, что происходит. А потом уже я скажу, что я думаю, и чего хочу». «Он придёт сюда, или мне поехать к нему?» - спросил я. Мать подумала, потом сказала: «Я думаю, что лучше будет, если ты позвонишь ему, предупредишь о своём приезде, потом поедешь к нему в его клинику, где он может говорить свободно, а когда будешь возвращаться, привезёшь его ко мне». Я знал её врача, он был её врачом ещё со времён моего детства, и я знал, что хотя он и перестал быть молодым, его способность разбираться в состоянии больного не уменьшилась, напротив, она улучшилась за счёт приобретённого им опыта. Я позвонил ему, представился, он поздоровался, и, прежде чем я успел произнести хоть одно слово, он спросил: «Вы можете приехать ко мне прямо сейчас?» «Я выезжаю», - сказал я. «Я жду», - ответил он. Когда я приехал к врачу, он сказал: «У вашей матери системная красная волчанка. Эта болезнь редко возникает у женщин после окончания детородного периода, но если возникает, протекает очень неблагоприятно. Генерализация процесса, которая обычно начинается после 10 лет течения, у вашей матери уже наступила. Впрочем, я не исключаю, что волчанка началась значительно раньше, чем она ко мне обратилась. Уже сейчас у неё обнаруживается волчаночный нефрит в самой неблагоприятной его форме. Мы отмечаем почечную недостаточность, и мы будем проводить гемодиализ, используя для этого специальное устройство. Даже при таком нефрите при постоянном гемодиализе и применении современных методов лечения можно было бы надеяться на несколько лет жизни. Но у вашей мамы течение красной волчанки осложнилось появлением саркомы Капоши, хотя она чаще возникает у мужчин, а при саркоме Капоши, несмотря на лечение самой саркомы и параллельном лечении основного заболевания, у 60% больных смерть наступает в течение двух лет после появления саркомы. Поскольку ваша мать обратилась ко мне поздно, я не знаю точно, когда началась саркома Капоши. Но мы постоянно будем проводить экстракорпоральный диализ и массивную терапию волчанки, и я надеюсь, что нам удастся продлить жизнь вашей матери на срок, превышающий два года, хотя я не могу быть в этом уверенным». Я вместе с врачом вернулся к моей маме, и она попросила у врача разрешения поговорить со мной наедине. И, когда мы остались одни, она сказала: «Мой врач держится бодро, но бодрость эта какая-то преувеличенная. Он сказал, что при моей болезни, хотя она и тяжёлая, при постоянном лечении самыми современными средствами я могу прожить много лет. Я сомневаюсь в этом. Я знаю, что ты любишь европейскую женщину, но я хотела бы, чтобы ты оставался со мной до моей кончины. Сколько бы лет ни прошло, если она тебя любит, она тебя дождётся». Я сказал ей, что я должен это обсудить с тобой, но что я понимаю свой нравственный долг. Через неделю после приезда в Пенджаб я сказал маме, что я должен обсудить ситуацию с тобой, но думаю, что ты поймёшь ситуацию, и я довольно скоро вернусь. Беседы, который были у меня с мамой после этого, никак не дополнили информацию, которую я уже имел, она беседовала со мной только для того, чтобы повторять, что ей хотелось бы, чтобы я был рядом с ней до её смерти. Теперь я приехал к тебе. У матери упорный характер, а её врач имеет репутацию непревзойдённого специалиста, и, хотя он не бо, и не может изменить предопределённого, но моё предварительное впечатление, что она проживёт не меньше двух лет, а, может быть, три или четыре. Прогноз тут только вероятностный, по мнению врача, при системной красной волчанке, осложнённой саркомой Капоши, 60% больных живут меньше двух лет. Но мать может не попасть в эти 60%. Сердце моё разрывается при мысли, что я расстанусь с тобой, но пребывание возле больной матери по нравственности более высокая категория, чем любовь. При любви ты отдаёшь всё, что можешь, но много получаешь взамен. У постели больной матери ты только исполняешь нравственный долг, ничего не получая. И я вернусь в Пенджаб. Я могу остаться с тобой недели на две, но не знаю, будет ли это для тебя радостью, если ты знаешь, что я уеду - тут выбор за тобой.
Золотой храм - важнейшая святыня сикхов - находится в Пенджабе в городе Амритсар.
Фото: Manana
Я по-прежнему могла рассуждать трезво, поскольку Бенц не убрал руки с моих плеч. И всё-таки, я сказала:
- Я хочу, чтобы ты пробыл здесь эти две недели. У меня будет возникать боль при мысли о твоём предстоящем отъезде, но я буду медитировать с твоим образом в качестве зерна, а если окажется, что медитации недостаточно, я скажу тебе об этом, и ты снимешь у меня боль, которую вызывает грядущее расставание, ты это умеешь.
- Хорошо, - сказал Бенц, - сделаем так. Это больно и мне, но хочется хотя бы на две недели отдалить нашу разлуку. Я понимаю, что ты не можешь ждать меня неопределённо долгое время, но когда я освобожусь, я найду тебя, где бы ты ни была, и если я ещё буду тебе нужен, я останусь с тобой.
- Это правильно, - сказала я, - я не могу просто ждать тебя, мне нужно будет что-то делать. Когда я буду в России, а мне придётся туда поехать, я буду медитировать регулярно с твоим образом или вообще без зерна, и, чтобы не рисковать, я при первой возможности начну психотерапию у специалиста, о котором я тебе говорила.
- Это правильный выбор, - сказал Бенц, - но давай две недели жить счастливо, как мы жили. Я позабочусь о том, чтобы ты не думала о предстоящей разлуке.
Продолжение следует.