375. Личность и болезни в ГА. Дискинезия желчевыводящих путей. 1
После того, как командир воздушного корабля представился пассажирам, он попросил пристегнуть ремни и привести в вертикальное положение спинки кресел. Потом в салон вошла стюардесса, высокая и красивая. Я никогда не видел некрасивых стюардесс на международных линиях и считал, что внешность - один из критериев отбора стюардесс. Она объясняла и демонстрировала, как пользоваться кислородной маской в случае разгерметизации самолёта, как использовать спасательный жилет в случае падения в море, как использовать надувные плотики. На большом экране чётко воспроизводились все её действия. Потом на экране появилось изображение пассажирского салона и стюардесса указала на экране расположение запасных выходов, и объяснила, как ими пользоваться.
Я посмотрел в иллюминатор и увидел, что мы уже выехали с рулёжной дорожки на взлетно-посадочную полосу. Скорость самолёта возрастала, он оторвался от земли и быстро набирал высоту. Взлёт был настолько плавным, что момент отрыва от ВПП я увидел в иллюминатор, но никак его не ощутил. Что-то знакомое было в лице стюардессы.
Я почти не сомневался в том, что я эту женщину где-то видел, но никак не мог вспомнить, где. Но, после того, как пилот разрешил отстегнуть ремни, она сама подошла ко мне и спросила:
- Вы меня не помните?
- Ваше лицо мне явно знакомо, - сказал я, - но я не могу припомнить, при каких обстоятельствах я вас видел.
Мы покидали Дели.
Фото: sabamonin
- Нас познакомила моя мама, - сказала она, - она работала на одной из кафедр вашего института, и я с отцом была у неё, когда вы пришли, чтобы обсудить план научной работы кафедры на очередной год. Мама говорила, что вы тогда были помощником проректора по науке.
После этих слов я ясно вспомнил нашу единственную встречу, и попытался вспомнить её имя. Мать называла её Лялей, но это скорее было домашнее имя, её настоящего имени я не знал. Я представил ей Елену Дмитриевну и спросил:
- Если я правильно помню, вы тогда ещё были студенткой ИнЯЗа, а ваш отец, экономист, работал в Институте мировой экономики и международных отношений?
- Вы помните правильно, - сказала она, - он наблюдался на кафедре факультетской терапии и на кафедре неврологии в вашем институте по поводу гипертонии.
Я вспомнил и это, и вспомнил, что хотя стоявшую передом ной женщину я видел всего один раз, то с её отцом, который приходил в наш институт на консультацию, я виделся ещё дважды. Я даже вспомнил его имя, его звали Владимир Дмитриевич.
- Мама ещё работает? - спросил я.
- К сожалению, нет, - ответила она. - Её оперировали по поводу рака, по счастью, до появления метастазов, и операция прошла удачно. Но, всё же, маму перевели на инвалидность.
- А вы как оказались в «Аэрофлоте»?
- Это долгий разговор, - сказала она, - в полёте у меня не будет на него времени. Но я всё равно хотела с вами поговорить. А сейчас только хочу спросить, вы по-прежнему преподаёте на кафедре психиатрии и медицинской психологии?
- Да, - утвердительно ответил я.
- А ваша лаборатория ещё существует?
- Пока существует, хотя боюсь, что ненадолго.
- У меня сейчас будет два свободных дня в Москве. Вы не могли бы принять меня для консультации, это возможно?
- Разумеется, - сказал я.
- Ну, тогда я сейчас больше ни о чём говорить не буду, только попрошу Вас записать мне Ваш контактный телефон.
Я продиктовал ей телефон лаборатории, свой домашний телефон, и номер недавно приобретённого мобильного телефона, это был телефон фирмы «Сименс», который рекламировался как самая миниатюрная модель, но по теперешним представлениям был огромным.
- И когда вам можно позвонить?
- Когда вам будет удобно, а время встречи мы согласуем по телефону.
Ил-96, совершающий рейс Дели-Москва.
Фото: Alexflight
Мы прилетели в Москву вечером. Время полёта из Дели в Москву составляло 6 часов, но из-за разницы часовых поясов, на часах за время полёта прошло только 4. Прилетать вечером мы любили, потому что как бы ни расходилось время, после самолёта всегда удавалось уснуть. Разница во времени сказалась утром. Я проснулся необычно рано, но уже через час раздался телефонный звонок, и женщина, которую я мысленно называл стюардессой «Аэрофлота» спросила:
- Я смогу встретиться с вами сегодня?
- Вероятно, да, - сказал я. - Но лучше позвонить мне около 10 часов в лабораторию, я буду точнее знать удобное для беседы с вами время. Я правильно помню, что вас зовут Ляля?
- Лялей меня называет только мама, моё настоящее имя Алла.
- Называть вас по имени-отчеству?
- Если можно, обойдёмся без отчества. Когда меня называют по имени и отчеству, я чувствую себя ужасно старой.
- Хорошо, - сказал я, - ограничимся именем. Я жду вашего звонка в 10.
Автомобиль в то время у меня уже был, а московские пробки ещё не были такими ужасными, и через 30 минут мы с Еленой Дмитриевной приехали в клинику. На время своего отсутствия я поручил административные функции Сане Ланееву. Мы обсудили с ним дела, которые нужно будет сделать сегодня, и я понял, что после трёх я буду свободен. Когда Алла позвонила, я назначил ей это время для встречи.
Она приехала точно в три. Я попросил её сесть и спросил, о чём именно она хотела со мной проконсультироваться.
- Если говорить коротко, - сказала она, - то меня беспокоит тревожность. Тревога возникает очень часто, нередко без видимого повода, и имеется какая-то странная связь между нарастанием тревоги и проявлением совсем другой болезни - дискинезии желчевыводящих путей. Мне трудно справляться с тревогой, хотя и при тревоге я сохраняю высокую активность, но когда тревога сопровождается резкими болями в правом подреберье, то я на какое-то время теряю работоспособность.
- И что вы делаете в таком случае?
- В Индии выпускается комплексный препарат «Спазминдон», он обычно снимает эти боли, вопрос только во времени, которое для этого требуется, и количестве препарата, которое приходится принять. В самом начале мне было достаточно одной таблетки, теперь мне нужно не меньше двух-трёх, а иногда и четырёх таблеток.
- И как быстро наступает эффект?
- Я принимаю таблетки с интервалами в 15 минут. В том случае, когда для снятия боли мне требуется 4 таблетки, на это уходит больше часа. Но когда я жила в Индии, я проходила обследование в хорошей клинике с применением радиоизотопных методов, и органического поражения печени или желчного пузыря у меня не обнаружили. Сказали, что это просто нарушение регулирования кинетики желчевыводящих путей, которое связано с изменением нейрогуморального баланса - так они это называли.
Шереметьево-2, посадка на закате.
Фото: SuperJet Internationa
- А как вы вообще оказались в Индии? - спросил я.
- Я понимала, что обо всём этом нужно будет рассказывать, - сказала Алла, - потому и думала, что это будет длинный разговор. После института я работала переводчицей в «Интуристе», а мой отец уже тогда жил в Индии. Он работал, в WFP - всемирной продовольственной программе ООН, вначале в крупном координационном центре этой программе в Женеве, а потом ему предложили возглавить представительство программы в Дели. К тому времени он проработал в WFP уже пять лет - обычный срок контракта, и новый пятилетний контракт уже предусматривал работу в Дели. Вначале в Дели к нему приехала мама, а потом оказалось, что она плохо переносит климат Индии, и местные онкологи посоветовали ей вернуться в более умеренный климат, опасаясь, что индийская жара может быть причиной рецидива онкологического заболевания. Отец страдал гипертонической болезнью, мать опасалась оставлять его одного, и спросила меня, не соглашусь ли я поехать в Индию и пожить с отцом. Я согласилась. Мне было интересно в Индии, я посещала индуистские храмы, старалась не тревожить священных коров, которые иногда встречались на проезжей части, выезжала в загородный парк, который населяла стая наглых макак, и чтобы не подвергаться их приставаниям, я разглядывала их не выходя из машины. Всё это было днём, когда отец был на работе, а вечера я проводила с ним. Регулярно, не смотря на его протесты, измеряла ему артериальное давление. Во время одного из резких подъёмов артериального давления он почувствовал сильное головокружение и слабость в левых конечностях, позвонил врачу российского посольства, и тот рекомендовал немедленную госпитализацию. Государственная медицина в Индии производила удручающее впечатление, но хорошие частные клиники были оборудованы по последнему слову медицинской техники, сверкали чистотой, врачи демонстрировали высокую квалификацию, а персонал - заботливый уход. Когда на следующий день после госпитализации я навестила отца, я подумала, что в Москве я не видела ничего похожего. Это была дорогая клиника, но цена не была существенной. В соответствие с контрактом, любые формы лечения оплачивала WFP.
Продолжение следует.
Я посмотрел в иллюминатор и увидел, что мы уже выехали с рулёжной дорожки на взлетно-посадочную полосу. Скорость самолёта возрастала, он оторвался от земли и быстро набирал высоту. Взлёт был настолько плавным, что момент отрыва от ВПП я увидел в иллюминатор, но никак его не ощутил. Что-то знакомое было в лице стюардессы.
Я почти не сомневался в том, что я эту женщину где-то видел, но никак не мог вспомнить, где. Но, после того, как пилот разрешил отстегнуть ремни, она сама подошла ко мне и спросила:
- Вы меня не помните?
- Ваше лицо мне явно знакомо, - сказал я, - но я не могу припомнить, при каких обстоятельствах я вас видел.
Мы покидали Дели.
Фото: sabamonin
- Нас познакомила моя мама, - сказала она, - она работала на одной из кафедр вашего института, и я с отцом была у неё, когда вы пришли, чтобы обсудить план научной работы кафедры на очередной год. Мама говорила, что вы тогда были помощником проректора по науке.
После этих слов я ясно вспомнил нашу единственную встречу, и попытался вспомнить её имя. Мать называла её Лялей, но это скорее было домашнее имя, её настоящего имени я не знал. Я представил ей Елену Дмитриевну и спросил:
- Если я правильно помню, вы тогда ещё были студенткой ИнЯЗа, а ваш отец, экономист, работал в Институте мировой экономики и международных отношений?
- Вы помните правильно, - сказала она, - он наблюдался на кафедре факультетской терапии и на кафедре неврологии в вашем институте по поводу гипертонии.
Я вспомнил и это, и вспомнил, что хотя стоявшую передом ной женщину я видел всего один раз, то с её отцом, который приходил в наш институт на консультацию, я виделся ещё дважды. Я даже вспомнил его имя, его звали Владимир Дмитриевич.
- Мама ещё работает? - спросил я.
- К сожалению, нет, - ответила она. - Её оперировали по поводу рака, по счастью, до появления метастазов, и операция прошла удачно. Но, всё же, маму перевели на инвалидность.
- А вы как оказались в «Аэрофлоте»?
- Это долгий разговор, - сказала она, - в полёте у меня не будет на него времени. Но я всё равно хотела с вами поговорить. А сейчас только хочу спросить, вы по-прежнему преподаёте на кафедре психиатрии и медицинской психологии?
- Да, - утвердительно ответил я.
- А ваша лаборатория ещё существует?
- Пока существует, хотя боюсь, что ненадолго.
- У меня сейчас будет два свободных дня в Москве. Вы не могли бы принять меня для консультации, это возможно?
- Разумеется, - сказал я.
- Ну, тогда я сейчас больше ни о чём говорить не буду, только попрошу Вас записать мне Ваш контактный телефон.
Я продиктовал ей телефон лаборатории, свой домашний телефон, и номер недавно приобретённого мобильного телефона, это был телефон фирмы «Сименс», который рекламировался как самая миниатюрная модель, но по теперешним представлениям был огромным.
- И когда вам можно позвонить?
- Когда вам будет удобно, а время встречи мы согласуем по телефону.
Ил-96, совершающий рейс Дели-Москва.
Фото: Alexflight
Мы прилетели в Москву вечером. Время полёта из Дели в Москву составляло 6 часов, но из-за разницы часовых поясов, на часах за время полёта прошло только 4. Прилетать вечером мы любили, потому что как бы ни расходилось время, после самолёта всегда удавалось уснуть. Разница во времени сказалась утром. Я проснулся необычно рано, но уже через час раздался телефонный звонок, и женщина, которую я мысленно называл стюардессой «Аэрофлота» спросила:
- Я смогу встретиться с вами сегодня?
- Вероятно, да, - сказал я. - Но лучше позвонить мне около 10 часов в лабораторию, я буду точнее знать удобное для беседы с вами время. Я правильно помню, что вас зовут Ляля?
- Лялей меня называет только мама, моё настоящее имя Алла.
- Называть вас по имени-отчеству?
- Если можно, обойдёмся без отчества. Когда меня называют по имени и отчеству, я чувствую себя ужасно старой.
- Хорошо, - сказал я, - ограничимся именем. Я жду вашего звонка в 10.
Автомобиль в то время у меня уже был, а московские пробки ещё не были такими ужасными, и через 30 минут мы с Еленой Дмитриевной приехали в клинику. На время своего отсутствия я поручил административные функции Сане Ланееву. Мы обсудили с ним дела, которые нужно будет сделать сегодня, и я понял, что после трёх я буду свободен. Когда Алла позвонила, я назначил ей это время для встречи.
Она приехала точно в три. Я попросил её сесть и спросил, о чём именно она хотела со мной проконсультироваться.
- Если говорить коротко, - сказала она, - то меня беспокоит тревожность. Тревога возникает очень часто, нередко без видимого повода, и имеется какая-то странная связь между нарастанием тревоги и проявлением совсем другой болезни - дискинезии желчевыводящих путей. Мне трудно справляться с тревогой, хотя и при тревоге я сохраняю высокую активность, но когда тревога сопровождается резкими болями в правом подреберье, то я на какое-то время теряю работоспособность.
- И что вы делаете в таком случае?
- В Индии выпускается комплексный препарат «Спазминдон», он обычно снимает эти боли, вопрос только во времени, которое для этого требуется, и количестве препарата, которое приходится принять. В самом начале мне было достаточно одной таблетки, теперь мне нужно не меньше двух-трёх, а иногда и четырёх таблеток.
- И как быстро наступает эффект?
- Я принимаю таблетки с интервалами в 15 минут. В том случае, когда для снятия боли мне требуется 4 таблетки, на это уходит больше часа. Но когда я жила в Индии, я проходила обследование в хорошей клинике с применением радиоизотопных методов, и органического поражения печени или желчного пузыря у меня не обнаружили. Сказали, что это просто нарушение регулирования кинетики желчевыводящих путей, которое связано с изменением нейрогуморального баланса - так они это называли.
Шереметьево-2, посадка на закате.
Фото: SuperJet Internationa
- А как вы вообще оказались в Индии? - спросил я.
- Я понимала, что обо всём этом нужно будет рассказывать, - сказала Алла, - потому и думала, что это будет длинный разговор. После института я работала переводчицей в «Интуристе», а мой отец уже тогда жил в Индии. Он работал, в WFP - всемирной продовольственной программе ООН, вначале в крупном координационном центре этой программе в Женеве, а потом ему предложили возглавить представительство программы в Дели. К тому времени он проработал в WFP уже пять лет - обычный срок контракта, и новый пятилетний контракт уже предусматривал работу в Дели. Вначале в Дели к нему приехала мама, а потом оказалось, что она плохо переносит климат Индии, и местные онкологи посоветовали ей вернуться в более умеренный климат, опасаясь, что индийская жара может быть причиной рецидива онкологического заболевания. Отец страдал гипертонической болезнью, мать опасалась оставлять его одного, и спросила меня, не соглашусь ли я поехать в Индию и пожить с отцом. Я согласилась. Мне было интересно в Индии, я посещала индуистские храмы, старалась не тревожить священных коров, которые иногда встречались на проезжей части, выезжала в загородный парк, который населяла стая наглых макак, и чтобы не подвергаться их приставаниям, я разглядывала их не выходя из машины. Всё это было днём, когда отец был на работе, а вечера я проводила с ним. Регулярно, не смотря на его протесты, измеряла ему артериальное давление. Во время одного из резких подъёмов артериального давления он почувствовал сильное головокружение и слабость в левых конечностях, позвонил врачу российского посольства, и тот рекомендовал немедленную госпитализацию. Государственная медицина в Индии производила удручающее впечатление, но хорошие частные клиники были оборудованы по последнему слову медицинской техники, сверкали чистотой, врачи демонстрировали высокую квалификацию, а персонал - заботливый уход. Когда на следующий день после госпитализации я навестила отца, я подумала, что в Москве я не видела ничего похожего. Это была дорогая клиника, но цена не была существенной. В соответствие с контрактом, любые формы лечения оплачивала WFP.
Продолжение следует.