Беседы о музыке. Моцарт, или О простоте, легкости, естественной ясности музыки и искусства вообще
Часть вторая: Я всегда считал, что одна из самых очевидных черт гения или гениальности в любой области - это ясность и простота, доступность произведения искусства и самого художника для всех уровней восприятия. Художников, которые демонстрируют проделанное ими усилие, которые производят "трудное искусство" - искусство тёмное, сложное, надуманное, для многих непонятное, я не люблю. Может быть, это личная особенность, но для меня это важно. Я люблю искусство "ясное", "кажущееся" самой простой вещью в мире, чем-то таким, что мог бы сделать всякий, потому что оно создано для всех. А "всякий" - значит, все: и большинство, и меньшинство. Моцарт - композитор универсального дарования, сложный, глубокий. Трудный, даже невероятно трудный, в том числе и с "исполнительской" точки зрения - возьмём ли мы отдельные инструменты, или разные группы оркестра, или голоса, или "ансамбль" в целом. Он труден для интерпретатора. Труден для понимания, для понимания его до самой глубины (хотя я знаю, что "самая глубина" вообще недостижима, и не только у Моцарта).
МОЦАРТ. СОНАТА ДЛЯ ФОРТЕПИАНО №13 СИ-БЕМОЛЬ МАЖОР (1783) KV333. Allegro
Click to viewИ вместе с тем его музыка выглядит "лёгкой", да она и в самом деле "легка": она именно "ясная", понятная, приятная, "доступная", как сказали бы мы сейчас. Вся суть в том, что она не "затруднённая": она не обыгрывает трудностей процесса создания, не показывает их, как демонстрирует акробат сложность своего сальто-мортале. Скольких трудов стоила Моцарту каждая его страница, мы никогда не узнаем, как не узнаем, и какой ценой дались ему те страницы, где столь идеально, с математической выверенностью уравновешены звучание голосов и их полифоническая структура. Разумеется, они стоили ему дорого. Я сказал бы даже, они стоили ему жизни, целой жизни. Тридцати пяти лет жизни. Вот все спрашивают: от чего умер Моцарт? От музыки, ответил бы я, не колеблясь. И тем не менее все его "усилия" всегда скрыты где-то "внутри" произведения, погребены в глубине музыки и никак не проявляют себя внешне. Потому-то музыка Моцарта со всей её насыщенностью, со всеми её головокружительными пропастями вызывает у нас такую непосредственную реакцию; её измерения кажутся нам такими близкими, словно до неё можно дотянуться рукой. Его музыка вся тут, вся с тобой, улавливаешь ли ты только её "поверхность", которая уже сама по себе вся - музыка, или проникаешь в её "глубины", где тебе открываются связи, истоки, вариации, изумительные решения технических задач, неисчерпаемая широта и универсальность поэтического смысла.
МОЦАРТ. АДАЖИО ДЛЯ СКРИПКИ И ОРКЕСТРА МИ МАЖОР KV261
Исполняет Артюр Грюмьо (Arthur Grumiaux), скрипка
Я люблю в Моцарте эту его тотальную музыкальность, позволявшую ему всё сущее с абсолютной естественностью превращать в музыку, причем превращать способом самым прямым, самым непосредственным, самым экономным. (Разве Моцарт не сказал самодержцу, который упрекал его за то, что в каком-то его сочинении слишком много - буквально "слишком много"! - нот: "Ваше величество, ни нотой меньше, ни нотой больше, ровно столько, сколько нужно".) И он достигал этого с тем блистательным мастерством, которое не выказывает себя ни в каком внешнем усилии, с той изящной завершенностью - властной и нежной одновременно, - при которой формальное и содержательное совершенство уравновешиваются без малейшего напряжения в высшем выражении "лёгкости", с одной стороны, и "счастливости" - с другой.
МОЦАРТ. КОНЦЕРТ ДЛЯ ФОРТЕПИАНО С ОРКЕСТРОМ № 4 CОЛЬ МАЖОР KV 41. Andante
И хотя моя смиренная работа интерпретатора далека от солнечного величия гения, я всё-таки ставлю себе в заслугу то, что разделяю его "понимание" искусства или если не искусства, то ремесла. Скрипач, который, исполняя "трудный пассаж", даёт заметить своё "усилие", демонстрирует своё "напряжение", кажется мне размалёванным комедиантом, который искусство и поэзию смешивает с той ценой, которую за них платят.
Джорджо Стрелер