Родина Слонов
I. В первый год он строил ступени. Климат в Южной Дакоте ну-очень-уж-резко континентальный - зимой температура может опускаться до минус 40-ка (по Цельсию), а ветры сносят деревья. Летом жара доходит до тридцати с гаком, и трава высыхает от недостатка воды. Корчак Циолковский жил в палатке, без горячей воды, электричества и каких бы то ни было удобств. На последние деньги, плюс пару сотен, занятых у знакомых, он купил старенький гaзовый компрессор в состоянии полураспада, который надо было заводить рукой. Компрессор «звали» Буда.
На второй год, когда лестница была закончена, Корчак начал работу над памятником. Он накручивал ручку компрессора, брал под мышку динамит и лез на вершину горы. Путь наверх занимал минут двадцать. Компрессор фурычил плохо, и часто, дойдя до середины, Корчак слышал: «Пффф. Капут-капут-капут.» Приходилось идти вниз, заводить Буду и снова подниматься вверх. Неоднократно Буда умирал, когда скульптор был уже на вершине. Однажды ему пришлось подниматься на гору девять раз, чтобы произвести один взрыв.
На то, чтобы «оторвать» от горы угол, из которого позже будут высекать лоб и нос Бешеного Коня (Crazy Horse), ушло семь лет. Семь лет хождения вверх и вниз по огромной шаткой лестнице, с динамитом в руках. Гора при этом почти не изменилась. Горы в Южной Дакоте такие, что оседают на два-три сантиметра каждые десять тысяч лет. Они вечные. С одной стороны, это хорошо - памятник из такого материала простоит до конца цивилизации. С другой стороны, пойди его сначала высеки....
II. Никто не отнимает лавры у Древнего Египта, но в современном мире первый приз в разделе гигантомании принадлежит Америке. Китайцы и дубайцы могут строить чудовищного размера здания и создавать новые острова в океане, но только в Южной Дакоте скульпторы и архитекторы творят по принципу «Микеланджело на стероидах» - берут гору и отсекают всё лишнее.
Первое упоминание скульптуры, высеченной из горы (не теоретической идеи, а практического плана таковой) документировано в 1848-м году. Некий сенатор предложил создать огромный памятник Колумбу в Скалистых Горах. Современники пожали плечами, и дальше дело не пошло. В начале 20-го века историк Южной Дакоты Дуэйн Робинсон загорелся идеей высечь из узких каменных пиков, тут и там прорезающих Чёрный Лес (который такой же чёрный, как Чёрное Море), фигуры индейцев. Мистер Робинсон хотел привлечь в штат туристов.
Индейцев Лакота на тот момент давно согнали в резервации, бизонов практически истребили, волна золотой лихорадки нахлынула и сошла, а суровый климат прогнал из Дакоты большинство фермеров и просто искателей приключений. К тому же штат довольно неудачно расположен - это самый что ни на есть middle of nowhere (середина ниоткуда), до ближайщих центров цивилизации там минимум полтора-два часа лёту (и это сейчас, когда Денвер и Миннеаполис можно смело причислять к центрам цивилизации, а самолёты летают каждый час - что уж говорить о начале 20-го века). Дуэйн Робинсон понимал, что богатая история местных индейцев и потрясающая природа Чёрного Леса, с его причудливыми горами, волшебными пещерами и инопланетным ландшафтом Badlands, недостаточны, чтобы сподвигнуть людей ехать за тридевять земель. Природных красот в Америке достаточно, ландшафт «инопланетнее» в Аризоне, пещеры эффектнее в New Mexico, каньоны не сравнятся с Гранд Каньоном, а индейская история сочится из каждого дерева. Вот если построить из скал огромные памятники индейцам - эдакая Статуя Свободы на каждом повороте - то может быть...
III. Робинсон обратился к одному из самых знаменитых американских скульпторов того времени - Гатзону Борглуму. Про Борглума можно писать отдельную книгу. Впрочем, про него уже написано несколько томов. Он был сыном иммигрантов из Дании, мормонов, которые сбежали от религиозных преследований. Мать Гатзона была младшей, второй женой отца. Первой женой была её же старшая сестра, то есть сёстры и братья Гатзона одновременно были его кузенами. В какой-то момент Борглум-старший подустал от мормонизма и вернулся в лоно «мэйнстрим» христианства. Вторая жена, поняв, что ей там больше нечего делать, ушла, забрав двоих детей. Полунищее детство Гатзона Борглума прошло на просторах Айдахо и Небраски, но уже юношей он поехал завоёвывать Калифорнию - способности к живописи и скульптуре проявился у мальчика рано.
Талант, недюжинный ум и тяжёлый многолетний труд, присыпанные удачей, превратили Гатзона Борглума в одного из самых востребованных скульпторов первой половины двадцатого века. Он выставлялся в Америке и в Европе, завоёвывал медали на выставках, лепил сенаторов и президентов (Тедди Рузвельт был близким личным другом) и крутился в верхних эшелонах тогдашнего общества, принимая активное участие в политическом процессе и занимаясь благотворительностью. Борглум также серьёзно увлекался авиацией, создал массу моделей самолётов и даже изобрёл новый вид пропеллера.
Робинсона привлекла в Борглуме не только удивительная способность скульптора лепить людей и коней так, будто они остановились на долю секунды и тут же окаменели, но и его известные всем патриотизм и любовь к своей родине. К тому же Гатзон вырос в соседнем штате, хорошо знал местность и не боялся ни злых зим, ни тяжёлого физического труда. Да и денег почти-шестидесятилетний скульптор заработал на тот момент предостаточно и заботился больше о сохранении своего имени для потомства. Борглуму хотелось создать что-то даже не монументальное, а горументальное. Он уже взялся высекать целую скульптурную композицию на горе в Джорджии, но перессорился со спонсорами и взорвал начатое.
IV. Получив письмо от Робинсона, в 1924-м году Борглум вылетел в Дакоту. Но исследовав скалы, на которые указал историк, Борглум пришёл к выводу, что они вряд ли выдержат взрывы, необходимые для создания памятников, а если и выдержат, то всё равно долго не простоят. Но сама идея ему понравилась. Он, правда, считал, что памятники индейцам вряд ли найдут тот же отклик и привлекут в регион столько же туристов сколько что-нибудь ... чисто-американское, близкое всем патриотам страны. Как насчёт скульптур великих президентов? Робинсон согласился.
Почти год знаменитый и довольно немолодой уже скульптор, который мог комфортно доживать свои дни, попивая шампанское в салонах Вашингтона, изучал геологию и разъезжал по всей западной Южной Дакоте в поисках подходящих гор, периодически ночуя в палатках. Наконец, он остановил свой выбор на красивой, освещённой солнцем и, главное, непробиваемо прочной горе посередине Чёрного Леса. Гора называлась Рашмор.
Красивое название оказалось случайным и не слишком поэтичным. За несколько десятилетий до того, некий адвокат из Нью Йорка разъезжал по Южной Дакоте - не то налоги собирал, не то бумаги какие-то оформлял по заказу богатого землевладельца. Увидев в лесу красивую гору, он спросил у сопровождающего его бизнесмена, как та называется. Тот пожал плечами: «У этой горы нет имени, сэр. Давайте назовём её в честь вас - Рашмор.» Мистеру Рашмору идея понравилась и вскоре, последовал совету, о н официально переименовал (точнее, именовал) гору, заполнив необходимые документы. Посколько на забытую посередине Южной Дакоты гору больше никто не претендовал, она вошла во все географические справочники под именем Рашмор. Ох уж эти адвокаты из Нью Йорка...
V. Идея создать в горах Южной Дакоты национальный монумент - скульптуру четырёх великих президентов - понравилась тогдашнему правительству. При горячей поддержке президента Кулиджа, лично посетившего Чёрный Лес, Борглуму выделили аж миллион долларов. Правда, пришлось здорово посражаться за Тедди Рузвельта. Против Вашингтона, Джефферсона и Линкольна никто, по понятным причинам, не возражал. Но Рузвельт на тот момент был президентом сравнительно недавним, и комиссия считала, что прошло недостаточно времени, чтобы судить о его «величии». К тому же все знали, что Рузвельт был личным другом Борглума, и скульптора обвинили в фаворитизме. Но Гатзон стоял на своём. Тедди Рузвельт был, в его сознании, символом мощи Америки, её потенциала, её экономического роста. При Тедди выкопали Панамский Канал, создали систему национальных лесов и парков и превратили страну в индустриальную супердержаву. Борглум отказывался работать над проектом «без Рузвельта» и комиссия, помявшись, согласилась.
Вылепив и разрушив несколько десятков макетов, Борглум остановился, наконец, на конечном варианте. Вашингтон был вырезан по пояс, Линкольн эффектно держал воротник рукой, а Джефферсон внимательно смотрел в даль. В 1927-м году Гатзон Борглум принялся за работу, которая заняла последующие, и последние, 14 лет его жизни.
Больше всего проблем возникло с Джефферсоном. Изначально он должен был стоять справа от Вашингтона, но, потратив несколько лет на работу, Борглум понял, что из отведённого куска горы нормального лица не выйдет и взорвал начатое. Джефферсона стали «лепить» слева от Вашингтона, но и там возникли проблемы - трещина прорезала нос президента. Пришлось изменить угол лица, и сегодня Джефферсон смотрит слегка вверх, а не вперёд, как его соседи.
Но в целом работа шла споро, на Борглума работало около 400 человек, и к концу 40-го года лица были практически закончены. Однако в марте 1941-го года скульптор скончался, не дожив нескольких дней до своего 74-х летия. Завершить работу было поручено его сыну, Линкольну Борглуму. Над проектом стали сгущаться тучи. Точнее, они сгущались уже давно - сотни тысяч долларов, вбуханные в памятник во время Великой Депрессии, раздражали как публику, так и законодателей. Но в 1941-м году пробляма усугублялась тем, что в Европе уже вовсю кипела вторая мировая война, и все говорили об открытии второго фронта с Гитлером. Народу давно уже было не до символического монумента в Южной Дакоте. Без громкого имени и нечеловеческого драйва Гатзона Борглума проект на глазах превращался из предмета гордости в неприличную роскошь, пир во время чумы. Меньше всего Линкольн хотел замарать проект отца в глазах народа, и в октябре 1941-го года он официально объявил памятник завершённым.
На горе Рашмор осталось четыре лица, заканчивающиеся прямо под подбородком, хотя Вашингтон удостоился воротника. Высота каждой головы - 20-25 метров. Президенту, соответствующему размером такой голове, придётся встать на четвереньки, чтобы пройти под Бруклинским мостом. Но представить такого президента в человеческий рост нелегко - ни торсо Вашингтона, ни руки Линкольна мы на памятнике уже не увидим.
VI. За внезапным окончанием далёкого от завершения проекта с грустью наблюдал один из помощников Борглума, молодой скульптор Корчак Циолковский. "Мы пойдём другим путём," - сказал он, только по-английски.
Продолжение - оно же окончание - будет
Вот тут ещё полно фотографий, в том числе и макета памятника - каким он должен был быть.
На второй год, когда лестница была закончена, Корчак начал работу над памятником. Он накручивал ручку компрессора, брал под мышку динамит и лез на вершину горы. Путь наверх занимал минут двадцать. Компрессор фурычил плохо, и часто, дойдя до середины, Корчак слышал: «Пффф. Капут-капут-капут.» Приходилось идти вниз, заводить Буду и снова подниматься вверх. Неоднократно Буда умирал, когда скульптор был уже на вершине. Однажды ему пришлось подниматься на гору девять раз, чтобы произвести один взрыв.
На то, чтобы «оторвать» от горы угол, из которого позже будут высекать лоб и нос Бешеного Коня (Crazy Horse), ушло семь лет. Семь лет хождения вверх и вниз по огромной шаткой лестнице, с динамитом в руках. Гора при этом почти не изменилась. Горы в Южной Дакоте такие, что оседают на два-три сантиметра каждые десять тысяч лет. Они вечные. С одной стороны, это хорошо - памятник из такого материала простоит до конца цивилизации. С другой стороны, пойди его сначала высеки....
II. Никто не отнимает лавры у Древнего Египта, но в современном мире первый приз в разделе гигантомании принадлежит Америке. Китайцы и дубайцы могут строить чудовищного размера здания и создавать новые острова в океане, но только в Южной Дакоте скульпторы и архитекторы творят по принципу «Микеланджело на стероидах» - берут гору и отсекают всё лишнее.
Первое упоминание скульптуры, высеченной из горы (не теоретической идеи, а практического плана таковой) документировано в 1848-м году. Некий сенатор предложил создать огромный памятник Колумбу в Скалистых Горах. Современники пожали плечами, и дальше дело не пошло. В начале 20-го века историк Южной Дакоты Дуэйн Робинсон загорелся идеей высечь из узких каменных пиков, тут и там прорезающих Чёрный Лес (который такой же чёрный, как Чёрное Море), фигуры индейцев. Мистер Робинсон хотел привлечь в штат туристов.
Индейцев Лакота на тот момент давно согнали в резервации, бизонов практически истребили, волна золотой лихорадки нахлынула и сошла, а суровый климат прогнал из Дакоты большинство фермеров и просто искателей приключений. К тому же штат довольно неудачно расположен - это самый что ни на есть middle of nowhere (середина ниоткуда), до ближайщих центров цивилизации там минимум полтора-два часа лёту (и это сейчас, когда Денвер и Миннеаполис можно смело причислять к центрам цивилизации, а самолёты летают каждый час - что уж говорить о начале 20-го века). Дуэйн Робинсон понимал, что богатая история местных индейцев и потрясающая природа Чёрного Леса, с его причудливыми горами, волшебными пещерами и инопланетным ландшафтом Badlands, недостаточны, чтобы сподвигнуть людей ехать за тридевять земель. Природных красот в Америке достаточно, ландшафт «инопланетнее» в Аризоне, пещеры эффектнее в New Mexico, каньоны не сравнятся с Гранд Каньоном, а индейская история сочится из каждого дерева. Вот если построить из скал огромные памятники индейцам - эдакая Статуя Свободы на каждом повороте - то может быть...
III. Робинсон обратился к одному из самых знаменитых американских скульпторов того времени - Гатзону Борглуму. Про Борглума можно писать отдельную книгу. Впрочем, про него уже написано несколько томов. Он был сыном иммигрантов из Дании, мормонов, которые сбежали от религиозных преследований. Мать Гатзона была младшей, второй женой отца. Первой женой была её же старшая сестра, то есть сёстры и братья Гатзона одновременно были его кузенами. В какой-то момент Борглум-старший подустал от мормонизма и вернулся в лоно «мэйнстрим» христианства. Вторая жена, поняв, что ей там больше нечего делать, ушла, забрав двоих детей. Полунищее детство Гатзона Борглума прошло на просторах Айдахо и Небраски, но уже юношей он поехал завоёвывать Калифорнию - способности к живописи и скульптуре проявился у мальчика рано.
Талант, недюжинный ум и тяжёлый многолетний труд, присыпанные удачей, превратили Гатзона Борглума в одного из самых востребованных скульпторов первой половины двадцатого века. Он выставлялся в Америке и в Европе, завоёвывал медали на выставках, лепил сенаторов и президентов (Тедди Рузвельт был близким личным другом) и крутился в верхних эшелонах тогдашнего общества, принимая активное участие в политическом процессе и занимаясь благотворительностью. Борглум также серьёзно увлекался авиацией, создал массу моделей самолётов и даже изобрёл новый вид пропеллера.
Робинсона привлекла в Борглуме не только удивительная способность скульптора лепить людей и коней так, будто они остановились на долю секунды и тут же окаменели, но и его известные всем патриотизм и любовь к своей родине. К тому же Гатзон вырос в соседнем штате, хорошо знал местность и не боялся ни злых зим, ни тяжёлого физического труда. Да и денег почти-шестидесятилетний скульптор заработал на тот момент предостаточно и заботился больше о сохранении своего имени для потомства. Борглуму хотелось создать что-то даже не монументальное, а горументальное. Он уже взялся высекать целую скульптурную композицию на горе в Джорджии, но перессорился со спонсорами и взорвал начатое.
IV. Получив письмо от Робинсона, в 1924-м году Борглум вылетел в Дакоту. Но исследовав скалы, на которые указал историк, Борглум пришёл к выводу, что они вряд ли выдержат взрывы, необходимые для создания памятников, а если и выдержат, то всё равно долго не простоят. Но сама идея ему понравилась. Он, правда, считал, что памятники индейцам вряд ли найдут тот же отклик и привлекут в регион столько же туристов сколько что-нибудь ... чисто-американское, близкое всем патриотам страны. Как насчёт скульптур великих президентов? Робинсон согласился.
Почти год знаменитый и довольно немолодой уже скульптор, который мог комфортно доживать свои дни, попивая шампанское в салонах Вашингтона, изучал геологию и разъезжал по всей западной Южной Дакоте в поисках подходящих гор, периодически ночуя в палатках. Наконец, он остановил свой выбор на красивой, освещённой солнцем и, главное, непробиваемо прочной горе посередине Чёрного Леса. Гора называлась Рашмор.
Красивое название оказалось случайным и не слишком поэтичным. За несколько десятилетий до того, некий адвокат из Нью Йорка разъезжал по Южной Дакоте - не то налоги собирал, не то бумаги какие-то оформлял по заказу богатого землевладельца. Увидев в лесу красивую гору, он спросил у сопровождающего его бизнесмена, как та называется. Тот пожал плечами: «У этой горы нет имени, сэр. Давайте назовём её в честь вас - Рашмор.» Мистеру Рашмору идея понравилась и вскоре, последовал совету, о н официально переименовал (точнее, именовал) гору, заполнив необходимые документы. Посколько на забытую посередине Южной Дакоты гору больше никто не претендовал, она вошла во все географические справочники под именем Рашмор. Ох уж эти адвокаты из Нью Йорка...
V. Идея создать в горах Южной Дакоты национальный монумент - скульптуру четырёх великих президентов - понравилась тогдашнему правительству. При горячей поддержке президента Кулиджа, лично посетившего Чёрный Лес, Борглуму выделили аж миллион долларов. Правда, пришлось здорово посражаться за Тедди Рузвельта. Против Вашингтона, Джефферсона и Линкольна никто, по понятным причинам, не возражал. Но Рузвельт на тот момент был президентом сравнительно недавним, и комиссия считала, что прошло недостаточно времени, чтобы судить о его «величии». К тому же все знали, что Рузвельт был личным другом Борглума, и скульптора обвинили в фаворитизме. Но Гатзон стоял на своём. Тедди Рузвельт был, в его сознании, символом мощи Америки, её потенциала, её экономического роста. При Тедди выкопали Панамский Канал, создали систему национальных лесов и парков и превратили страну в индустриальную супердержаву. Борглум отказывался работать над проектом «без Рузвельта» и комиссия, помявшись, согласилась.
Вылепив и разрушив несколько десятков макетов, Борглум остановился, наконец, на конечном варианте. Вашингтон был вырезан по пояс, Линкольн эффектно держал воротник рукой, а Джефферсон внимательно смотрел в даль. В 1927-м году Гатзон Борглум принялся за работу, которая заняла последующие, и последние, 14 лет его жизни.
Больше всего проблем возникло с Джефферсоном. Изначально он должен был стоять справа от Вашингтона, но, потратив несколько лет на работу, Борглум понял, что из отведённого куска горы нормального лица не выйдет и взорвал начатое. Джефферсона стали «лепить» слева от Вашингтона, но и там возникли проблемы - трещина прорезала нос президента. Пришлось изменить угол лица, и сегодня Джефферсон смотрит слегка вверх, а не вперёд, как его соседи.
Но в целом работа шла споро, на Борглума работало около 400 человек, и к концу 40-го года лица были практически закончены. Однако в марте 1941-го года скульптор скончался, не дожив нескольких дней до своего 74-х летия. Завершить работу было поручено его сыну, Линкольну Борглуму. Над проектом стали сгущаться тучи. Точнее, они сгущались уже давно - сотни тысяч долларов, вбуханные в памятник во время Великой Депрессии, раздражали как публику, так и законодателей. Но в 1941-м году пробляма усугублялась тем, что в Европе уже вовсю кипела вторая мировая война, и все говорили об открытии второго фронта с Гитлером. Народу давно уже было не до символического монумента в Южной Дакоте. Без громкого имени и нечеловеческого драйва Гатзона Борглума проект на глазах превращался из предмета гордости в неприличную роскошь, пир во время чумы. Меньше всего Линкольн хотел замарать проект отца в глазах народа, и в октябре 1941-го года он официально объявил памятник завершённым.
На горе Рашмор осталось четыре лица, заканчивающиеся прямо под подбородком, хотя Вашингтон удостоился воротника. Высота каждой головы - 20-25 метров. Президенту, соответствующему размером такой голове, придётся встать на четвереньки, чтобы пройти под Бруклинским мостом. Но представить такого президента в человеческий рост нелегко - ни торсо Вашингтона, ни руки Линкольна мы на памятнике уже не увидим.
VI. За внезапным окончанием далёкого от завершения проекта с грустью наблюдал один из помощников Борглума, молодой скульптор Корчак Циолковский. "Мы пойдём другим путём," - сказал он, только по-английски.
Продолжение - оно же окончание - будет
Вот тут ещё полно фотографий, в том числе и макета памятника - каким он должен был быть.